Когда кончаются цвета
Я думаю, она была рада этому. Каждая подушечка моего пальца, на которой блестел сок фрукта, была окутана мягкостью ее губ. Я несмело коснулся губами белого фигурного плеча, но был отвергнут.
Она резко отстранилась от меня, причем настолько, что между нами вновь разразилась пропасть. Она смотрела на меня так, будто я продаю пуговицы врассыпную.
Я лишь ответил тихое «прости». Жестами мягких рук плавными линиями она сказала, что приедет завтра, как только солнце уйдет за холмы. Открыв дверь, на секунду задержавшись, я решил, будто она все же останется, но она лишь спросила, понравились ли мне цветы, я улыбнулся, а на глаза налились слезы, мне никто не дарил цветов.
Многие мужчины сейчас бы фыркнули и назвали бы меня разными отвратными словами, но я могу объяснить. Разве в душе не поселяется спокойствие, когда вы идете по густо заросшему полю? Разве вы не плачете, когда читаете что-то прекрасное? Не трогают ли вас ваши неудачи или победы? Да и, в конце концов, разве не любите вы цветы? Неужели мои руки, потому что грубы, не имеют права держать эти милые божьи творения? Кто сказал, что наши мужские души не имеют слабостей?
Кто придумал разделять простые никому не принадлежащие вещи? Все это глупости.
Всю ночь я ковал для нее цветы, все те, названия каких я помнил еще с той книжки, хранящейся у деда в старом пыльном сундуке. Он занимался траволечением, но и цветы там тоже были. Дедушка сам рисовал картинки к описанию цветов и трав, и я попытался передать всю их красоту различными сплавами металлов.
Я хотел удивить ее. Я представлял ее счастливое лицо, как ее нежные пальцы касаются агрессивного металла, но она лишь грустно посмотрит на мои старания, и жесты ее будут говорить, о том, что цветы мои мертвее всего мертвого и даже не прикоснется к ним, лишь поцелует мои мозоли.
Впрочем, это было не так и важно. Важно то, что сейчас она совсем рядом, в одной комнате. Она, как и обещала, приехала, как только спрячется солнце.
Я растопил печь, поставил чайник, выложил румяную выпечку. Постелил до ее приезда новые простыни, на всякий случай, вдруг ей захочется остаться, а себе бросил старую шкуру медведя у печки. Не знаю, откуда она у моего деда, но он часто рассказывал, как ему приходилось однажды жить в лесу одному.
Моя подруга сразу же расположилась на этой шкуре с горячей чашкой ароматного чая. В кипяток я бросил ромашку, душицу, пару шишек, немного мяты и веточку лимонника. На улице показались явные признаки зимы, периодически пролетал снежок, потому моя любимая была одета в теплое шерстяное платье, камзол едва ли не на пару размеров больше ее самой, тяжелые сапоги и платок.
Поставив на печь ее тяжелые сапоги, я задержал на ней взгляд, она будто переживала какие-то внутренние перемены. Она сидела, вглядываясь в потрескивающие дрова, грела худощавые босые ноги, и иногда вздыхала, перебирая длинными тонкими пальцами по чашке.
Я сел позади нее, она навалилась на меня, положив голову мне на плечо. Я не знал, о чем она думала, но надеялся, что, как и я, она чувствовала уют и обволакивающее тепло внутри.
Я представлял, как в возможном будущем я буду уходить на работу, приходить весь грязный и пахнущий ливнем, а дома меня будет ждать она, наклонившаяся достать булочки, вытирающая подолом муку с раскрасневшегося лица. По дому будет бегать, вырезая из старых газет картинки, наш сын, и прижавшись к ее юбке, будет стоять наша дочь.
В порыве нежности я провел рукой по ее щеке, она поцеловала мою ладонь. Я вновь коснулся губами ее плеча, и в этот раз получил взаимное объятие. Наши губы сливались в постоянных поцелуях, а минуту погодя и наши тела приобрели общий темп.
Мои рыжие кудри затерялись в ее прямых длинных волосах цвета смолы, ее пышная грудь утонула в моих ладонях, ее бедра полностью слились с моими.
Я еще долго смотрел, как вздымается ее грудь, как слегка раздуваются ее милые узкие ноздри при выдохе, она сладко спала, а в мою голову ударила безумная идея. Вот он выход!
Я вылеплю из гипса ее, самую красивую, настоящую, мою! Незамедлительно замесив гипс, я принялся на память лепить ее прекрасные черты. Налитая грудь с вздымающимися сосками, осиная тонкая талия, плавно переходящая в бедра, накрытые легкой струящейся тканью.
Невероятно хрупкие и нежные руки, плечи и шелковая шея. Слегка растрепанные волосы, выразительные глаза, пухлые губы, вкус которых я до сих пор ощущал на своих губах. Все это и была она.
Я невольно замечтался и вспомнил нашу первую прогулку к побережью, как она, чтобы согреться кружилась на одних носочках, на кончиках пальцев, как свободны и легки были ее движения, как ее руки и ноги двигались в такт точь в точь, будто заговоренные.
Казалось, в этот вечер я полюбил ее безумной безграничной любовью, с которой смогу проститься лишь тогда, когда прощусь с собственной жизнью.
Я открыл глаза от того, что стало зябко. Я был один в комнате, печь погасла, а я, кажется, уснул за работой, впервые за долгое время я спал так крепко, что даже не слышал, как она уходила.
Подняв чугунную голову, я кое-как вновь затопил печь, на улице до сих пор было темно. Как это возможно? По старым часам на булочной я сверил время, оказывается, я проспал целые сутки! Не удивительно, что она уже ушла.
Выпив кофе из турки, я довершил штрихи скульптуры, и теперь она стояла посреди комнаты почти как настоящая.
В дверь постучали, не успев я сообразить, как в мою лачугу зашел мой Спаситель и его верный пес, Кулак, я его так прозвал за огромные кулаки, казалось, у него даже вместо подбородка был кулак.
Он поздоровался со мной, весьма хмурое было его настроение, пока не обратил он внимание на скульптуру моей зазнобы. Тут же настроение его переменилось, он стал прыгать вокруг моей возлюбленной, чей гипс теперь мне захотелось накинуть, укрыть, запрятать далеко от чужих глаз.
Хвалить меня стал за проделанную работу, говорит, что завтра за скульптурой приедет еще пяток таких псов и перевезут в покои Спасителя мою драгоценную. Я не смог это так оставить и начал пререкаться с ним, мол, эта работа и вовсе не ваша и не за какие деньги скульптура эта не поедет к нему, не пережил бы я позора хуже, чем вожделение богатых обезьян на любимую мной женщину. Да только совсем это не помогло.
Сказал мой Спаситель последнее слово, или эта скульптура окажется в его покоях завтра же, или мой прах будет красоваться на том месте. Я упал к нему в ноги и просил дать мне еще один день, чтобы создать ему не менее красивую, но и это не помогло. Никакая другая теперь не нужна была ему дива, только моя, беззащитная и белоснежная.
Тогда я встал на ноги, подобрав с пола остатки своего достоинства, и послал их в дальние дали за холма, да чтоб не возвращались. Только вышли они за дверь, как ноги мои подкосились, и рухнул я на шкуру медведя. Я прижался щекой к щетинистой шкуре и пытался вдохнуть еще возможно сохранившиеся запахи ее тела.
Я чувствовал приближение смерти, жалеть себя и плакать, не было времени, я решил разыскать любимую, чтобы уговорить сбежать, а если откажется, то хотя бы проститься. Коснуться ее последний раз.
Я тихо забрался в соседний двор, перепрыгнув через развалившийся забор, взял первого коня, что попался мне и так быстро, как позволяли мускулистые ноги коня рванул в те края, в которые часто вглядывался, провожая любимую.
Время все шло, и скоро уж близился рассвет, но ни домика на своем пути я не встретил, лишь заросшие, как ковром из травы и цветов покрытые луга, да бесконечные холмы. Пришлось возвращаться, видимо не выдастся мне шанса перед смертью насладиться любовью моей дражайшей подруги.
Я коснулся рукой своей груди и едва слышно шепнул: да храни тебя, господи, любовь моя! Буду рядом я, если на то будет воля божья.
Сжав руку в кулак, про себя добавил я, что пусть тело мое забирают и мучают как хотят, но души моей не получить им будет. Душа моя полностью отдана моей ненаглядной, пусть у нее и останется и после моей смерти.
Этот гипс умрет вместе со мной. Кувалдой нанес я гипсовой любимой пару ударов, отчего от скульптуры осталось лишь очертание. Это будет выглядеть как самоубийство, потому что самоубийство это и есть. В чистом виде».
Завершив свое последнее письмо, скульптор взял в плетеной старой корзине, что стояла под скамьей во дворе, крепкую бечевку, предназначенную для укрепления деревянного забора, привязал ее к деревянной балке под потолком в лачуге, встал на табурет, осторожно закрепил петлю, надев ее на шею и замер.
Веревка слегка натянула кожу на шее скульптора, он, закрыв глаза, увидел, как истинная его жизнь пронеслась перед глазами. Казалось, он падал с табурета целую вечность, так долго тянулось время до кончины.
Перед глазами быстро проносились картинки. Вот он один у побережья, а на заднем фоне серая в яблоках лошадь пасется на лугу, вот один он бредит у булочной с утра пораньше, а вот и ночь в лачуге, где сам он долго грел босые ноги, вглядываясь в потрескивающие дрова, пил душистый чай. Виной всему был постоянный кофе и сон 2 часа в сутки.
Разум скульптора сыграл с ним злую шутку. Скульптор так хотел выполнить заказ и получить вознаграждение, что совершенно перестал отличать реальность от выдуманного.
Если бы не была скульптура сломана, если бы скульптор не был так влюблен и одурманен, если бы вел он иной образ жизни, если бы не пошел он по пути своего отца и деда, может быть, судьбу можно было поменять.
Но, благодаря сложившимся «если бы», мы все оказались там, где и должны были быть: я пишу это, вы читаете, а скульптор медленно падает с табурета, шею его сжимает бечевка.
Скульптор, осознав, что последние месяцы, благодаря которым хотелось жить, были лишь иллюзией, что любовь к несуществующей женщине до сих пор жива в нем, не задумываясь, роняет последнюю слезу, даже не пытаясь хвататься за последние секунды жизни, позволяет веревке навсегда затянуться на его шее.
Семья Брутс
Глава 1.: Привет
Все семьи между собой похожи. Семья Брутс не исключение. Вряд ли хоть один человек признается себе в том, что он похож на одного из персонажей, но будьте уверены – в каждом из нас есть часть этой семьи.
Я перенесу вас туда, где имеет место быть волшебство. С кем-то чудеса происходят, а кому-то просто не дано их увидеть. Такое место существует. В большом мире. В маленьком городе. Может даже под лестницей у вашего дома. Существует. Такое чудо случилось и с героями этого рассказа.
Представьте себе аккуратный и совершенно не туристический город. В нем живут люди разных слоев общества. Бедные и богатые. Маленькие узкие улочки, ровно подстриженные газоны, яркие крыши домов. На каждом углу урны, в которых высажен многолетний цветок.
А вот и первое чудо – маленькая симметричная бабочка, кажется, сама радуга приложила усилия для ее рождения.
Неуверенно и осторожно бабочка порхает вдоль одной из узких улиц, постоянно подгоняемая порывами ветра она устало усаживается на один из многолетников. Все цветы, которые она уже успела увидеть за свою короткую жизнь, казались ей самыми сочными и невообразимо красивыми, но именно этот цветок завораживал бархатистым насыщенно черным.
Бабочка перебирала мохнатыми лапками по одному из шелковых лепестков, будто размышляя, куда ей двигаться дальше. Слева, позади и даже чуть впереди пахло безмятежностью, но вот справа запах был особый. Если бы такое было возможным, то ее крылья обязательно бы покрылись мурашками. Вопреки этому она все же свернула.
Бабочка двигалась настороженно. Пролетев вдоль вымощенной изумрудным кирпичом дорожки, она села на ярко желтый почтовый ящик.
Потом переместилась на камень, раскаленный на солнце. Прошла 1,5 см по рыхлой земле, прячась от прямых горячих лучей меж густой травы. Со всей силы, что была в ее миниатюрном тельце, она взмахнула крыльями, быстро-быстро ретируясь в воздухе. Ее целью стало как можно ближе подобраться к источнику запаха.
Большой кирпичный дом не располагал дружелюбием, но с каждым взмахом крыльев бабочка будто становилась смелее.
Красный кирпич с течением времени превратился в бордовый, а некогда лимонные ступени и перила облупились и выцвели. Из трубы валил пепельный дым. Благо он находился далеко от прекрасной бабочки. Брезгливо перебирая лапками по сколам перил, она проверила, не открыта ли фигурная массивная входная дверь. Без вариантов. Выход оставался лишь один. Надеяться на то, что одно из многочисленных панорамных окон будет приоткрыто.
А вот и еще одно чудо. Ближайшее окошко и правда оказалось приоткрытым ровно настолько, чтобы бабочка свободно могла залететь внутрь. Она села на расположенный совсем близко поломанный кирпич, высматривая, нет ли опасности. Все по-прежнему тихо. Слегка оттолкнувшись от кирпича, она сделала свой последний рывок.
Почему последний спросите вы? Потому что у маленького Стэнли были на нее другие планы. Быстрым движением он впечатал радужную бабочку в белоснежный подоконник.
На том месте, где еще секунду назад была бабочка, теперь рисовалось маслянисто – кремовое пятно. Одно из ее крыльев было измято и похоже на гармошку, а второе Стэнли выдернет из безжизненного тела и обязательно положит в свою коробку из под жвачки под кроватью. Пополнит коллекцию.
Стэнли всего 7 лет, но по его коллекции можно предположить, что ее собирали задолго до его рождения. В нее входили жженые муравьи, головы раздавленных мух, полосатые тельца пчел, крылья различных бабочек, несколько десятков целиком засушенных жуков, кроличья лапка, кожа лягушки и много других частей мелких существ, которые по незнанию, а иногда и собственной глупости могли пробегать рядом с домом семьи Брутс.
Стэнли деловито потер потные толстые руки, осмотрелся, не видел ли кто его проказы, а затем вприпрыжку направился за дом. При каждом прыжке его тело вздрагивало так, будто у него и вовсе не было костей. К половине пройденного пути Жирный Стэнли устал и запыхался.
Потребовалось немало времени, чтобы восстановить дыхание. Он уже и забыл, зачем шел во двор, находившийся с другой стороны дома. Подойдя к идеальному лиловому забору, он попытался оторвать кусок деревяшки, но она не поддалась.
Потеряв к ней весь интерес, Стэнли с рвением принялся за растущие вокруг цветы и кустарники. Подобрав палку и размахивая ей в разные стороны, он представлял будто он рыцарь собственного королевства, а бедные тонкие стебли и листва – это жуткие монстры.
Каждое резкое движение палки в руке Стэнли освобождало зеленых обитателей от листков, лепестков, а потом и вовсе сломленные и побежденные они опускали пушистые головы, будто признавали собственную вину.
Он бы продолжил свою карательную операцию, если бы не звук из глубины дворика. Стэнли мгновенно вспомнил, зачем ему так срочно было необходимо его посетить. Бросив палку, он мгновенно очутился посреди просторного двора.
Старые качели лениво скрипели под натиском ветра. Цветы здесь вели спокойную размеренную жизнь, а все потому, что сад этот развела Патрисия, кухарка и горничная Брутсов.
Стэнли знал, что если старушка Патрисия увидит его здесь, то снова прогонит, а потому ему лучше быть осторожным. Прищурив глаза, он проверил под кустом азалии. Пусто.
Качели все еще раскачивались. За ними ничего. За кустами, плотно прилегающими к фасаду дома, тоже. Деревянный столик и скамья посреди сада были прибежищем муравьев, Стэнли вынул из рядом стоящего ведра черенок лопаты, конец которой был в засохшей земле, и медленно, но верно принялся освобождать стол от надоевших насекомых. Снова этот звук.
Мальчик бросил черенок, захватив из того же ведра маленькую острую ложку для разрыхления земли, и двинулся вперед, к источнику звука. Под огромной яблоней наискось примостилась чудом не развалившаяся будка. Ребенок живо залез внутрь. Пустая. Сквозь щели в будке он оглядел оставшуюся часть сада. Никакого движения не видно.
Обреченно вздохнув, Стэнли обвел взглядом все внутренности будки. Полуразвалившиеся доски, острые гвозди, на которых колыхался клочок шерсти, съеденный местами старый матрац. Играть здесь было не с кем.
Кряхтя, он выволок себя из будки и прямо перед собой услышал тот самый звук, за которым подался сюда.
«Ррр-ррр», – старый щетинистый пес застал его врасплох. Собака уперлась мускулистыми лапами в землю, подняла верхнюю челюсть в оскале, глаза ее метали молнии. «А вот и ты, Чубакка, я как раз тебя искал. Опять ты, скотина, прячешься». В глазах собаки показался едва заметный страх.
Стэнли достал из кармана петарды, перемотанные ниткой, и расплылся в улыбке. Пес прижал уши, и ринулся убегать, но не успел. Никогда не успевал. В нос собаке пришелся первый удар садовой лопаткой.
Перепуганная скулившая собака пыталась найти укрытие как можно скорее, но таких мест здесь нет, она знала. Второй удар пришелся по облезлой горбатой спине пса. Она втянула голову и поджала хвост с такой силой, будто хотела стать меньше. Настолько меньше, чтобы он не смог ее увидеть.
«Если бы ты вела себя покорно, то все было бы гораздо быстрее, чертова ты псина», – он говорил это без ненависти в голосе. Подобное для них обоих привычное дело.
Толстяк сжал хвост собаки и принялся наматывать свободный конец нити. Достал из кармана потрепанный коробок спичек, чиркнул черной головкой и зажег подряд расположенные петарды.
Отпустив собаку, он отошел на приличное расстояние и со стороны довольно улыбался, картина доставляла ему удовольствие. Собака обернулась и испытала облегчение. Значит, на сегодня ее мучения закончились.
Сорвавшись с места, она мигом пересекла двор и ринулась куда глаза глядят. Мальчик засунул в рот большой палец левой руки, сгрызая край ногтя, в ожидании свершения задуманного. Грязь с ногтя разлилась земляным вкусом на языке. Щелчки и вой собаки послышались у главного входа.
«Да!» – про себя огласил Стэнли и довольный собой вразвалочку направился домой. Вернувшись к месту, где трепетало на ветру мертвое тельце бабочки, он увидел, что машина отца на месте, а значит, он вернулся, наконец, с охоты.
У самой двери крыльцо было смазано чем-то ярко красным. «Тупая псина. Каждый раз сюда приходит. Опять Патрисия будет орать. Ну что за бестолочь!».
С небольшим усилием он открыл входную дверь и зашел внутрь. В коридоре и зале была тишина. Слышно было лишь тиканье массивных часов у камина в столовой и легкий стук ножа по деревянной доске на кухне. Патрисия готовит ужин.
Комнаты на первом этаже дома располагались так, что из коридора было возможным увидеть каждого, кто находился в одной из них. Справа под лестницей был туалет. Куда в первую очередь и направился Стэнли.
Помочившись, мальчик размотал полрулона бумаги и кинул в унитаз. Просто посмотреть, как быстро растворится. Дети любят экспериментировать.
Стэнли заметил движение на кухне через цветочный витраж кухонной двери и постучал. Ему никто не ответил. Тогда мальчик смелым движением вперед ворвался на территорию Патрисии. Она копошилась у стола, резала зелень и чеснок. На плите приятно побулькивал суп. Пахло ошеломительно и очень хотелось есть.
– Ты что, не слышишь, как я стучу, старуха?
– Не видишь, я занята. Мистер Харрис сегодня не в духе, так что прекращай эти свои шалости.
– Гмбр. А где Папа сейчас?
– Где, где. Как всегда. В чучельнике своем. Притащил дюжину белок и оленину, а мне опять ее разделывать. Колени, между прочим, у меня болят, но кому до этого есть дело. Если что, то твоя мать опять заперлась в спальне, а твоя сестра Рейчел… а вот где она я не имею понятия.
– Ага. Эй, жирный мешок с объедками, пошел вон отсюда! – замахал руками Стэнли перед полосатым котом у плиты, но кот только шипел и не сдвинулся с места.
– Чего ты к нему привязался, несносный мальчишка. Всю скотину уже распугал, иди, займись чем-нибудь, а кота оставь в покое! – с этими словами Патрисия повернулась к мешку с картофелем и принялась за чистку.
Вот еще, подумал мальчик и спустил хвост кота в кипящий бульон. Кот заорал и прыгнул на спину кухарке. Что было дальше, проказник не знал, к тому времени он уже вышел с кухни, закрыв за собой дверь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги