Джон и Йоко. Фальшивые ноты

Глава 3

Через три месяца Набухико исполнится шестьдесят пять и он выйдет на пенсию. А пока он стоял у окна, из которого открывался чудесный вид на одну из взлётно-посадочных полос международного аэропорта «Нарита», и смотрел, как взлетают самолёты. Система пожизненного найма, существующая в Японии на большинстве предприятий, позволяет служащим предпенсионного возраста именно так проводить большую часть своего рабочего времени. Глядя на них, молодые сотрудники видят, как компания в старости отплатит им добром за напряжённый и преданный труд в молодости.

На столе за спиной Набухико зазвонил телефон. Он оторвался от созерцания взлетающих самолётов и снял трубку. Звонила секретарша начальника таможенной службы аэропорта.

– Набухико-сан, вас хочет видеть господин Кавасаки, – сказала секретарша.

– Спасибо, Кэори-тян, – Набухико положил трубку и неспешно двинулся по направлению к кабинету начальника.

– Проходите, проходите, – радушно сказал Кавасаки, когда Набухико вошёл в дверь, предусмотрительно распахнутой перед ним Кэори. – Как здоровье Набухико?

Обращаться к собеседнику в третьем лице тоже было японским обычаем. Набухико поклонился официальным поклоном в тридцать градусов и ответил:

– Спасибо, Кавасаки-сан, хорошо.

– Я очень рад за вас, – сказал начальник. – Очень! Присаживайтесь, нам нужно поговорить. Обстоятельства, дорогой Набухико, складываются так, что вам придётся заступить завтра утром на дежурство. Вы готовы?

– Конечно, Кавасаки-сан, готов. А что случилось?

– Только что мне звонили из главного управления, – Кавасаки почтительно указал пальцем на потолок. – Завтра утром рейсом из Нью-Йорка на гастроли со своим ансамблем прилетает один из бывших Битлз Пол Маккартни. Есть основания считать, что он будет пытаться провезти с собой наркотики. Вы со своим колоссальным опытом, дорогой Набухико, должны воспрепятствовать этому. Поэтому вы должны заступить завтра на дежурство.

Общение японцев изобилует массой условностей, главная из которых – позволить собеседнику «сохранить лицо». Набухико прекрасно знал, почему начальник Кавасаки хочет, чтобы завтра дежурил именно он. Просто, если наркотиков не будет обнаружено, скорее всего эта рок-звезда устроит скандал. Набегут журналисты, которые завтра будут поджидать экс-битла в аэропорту, и имя Набухико в этом случае попадёт в газеты. Поэтому-то и ставят его, без пяти минут пенсионера, которому карьера уже не нужна. А слова Кавасаки о его колоссальном опыте – всего лишь возможность «сохранить лицо», которую он предоставляет своему подчинённому.

– Искать надо будет хорошо, Набухико, очень хорошо. Был сигнал, – Кавасаки округлил глаза и опять показал пальцем на потолок, – из самого верха, из министерства. Они собираются под это дело развернуть какую-то акцию по борьбе с наркотиками. С вами будет работать два видеооператора и кинолог со спаниелем. Себастьян последнее время показывает отличные результаты! В случае обнаружения наркотиков вам надлежит только нажать на кнопку. Всё остальное сделаем мы.

– Я прошу прощения, Кавасаки-сан, а в случае, если обнаружить наркотики не удастся? – спросил Набухико.

Кавасаки развёл руками.

– И обезьяна раз в год падает с дерева, дорогой Набухико. Извинитесь тогда, ну, как положено. Конечно, вам попадёт, не буду скрывать. Но я лично обещаю вам тогда бесплатную путёвку в наш спортивно-восстановительный профилакторий. Позанимаетесь на тренажёрах, познакомитесь с массажистками.

– С массажистками?.. Мне шестьдесят четыре года, – неуверенно начал Набухико.

– Я тоже немолод, Набухико-сан, немолод… Помните, как там говорится:

Кавасаки откинулся в кресле и прикрыл морщинистые веки. Через некоторое время он сказал:

– Не беспокойтесь, дорогой Набухико, ваш возраст записан в вашей персональной карточке, и массажистки обязательно посмотрят в неё. Они отлично знают своё дело и всё учтут, как надо.

– Хорошо, Кавасаки-сан, я сделаю всё, что вы говорите.

– Не сомневался в вас, Набухико, не сомневался. А сейчас давайте выпьем чаю.

Кавасаки выдвинул ящик стола и нажал какую-то кнопку на пульте. Через минуту в кабинет вошла Кэори. Перед собой она катила никелированный столик с чайными принадлежностями.

Набухико засмотрелся на секретаршу начальника. Кэори типичная японская красавица – миниатюрная, беззащитная, с кукольным лицом, выражение которого европейцу показалось бы немного глуповатым. Такие девушки нравятся японским парням – рядом с ней каждый начинает чувствовать себя настоящим самураем. А глуповатое выражение – всего лишь дань японским традициям, Кэори появилась у них три года назад после окончания токийского университета. Секретарша поклонилась мужчинам, сложив руки внизу живота и вышла из кабинета.

– Вы знаете, Набухико, что Япония занимает второе место в мире по выплавке стали после Соединённых Штатов? – спросил Кавасаки, взяв из фарфоровой вазочки щепотку чая и бросив её себе в чашку. – При этом Япония в двадцать пять раз меньше Штатов, а вместо полезных ископаемых у нас тайфуны и землетрясения. Поэтому японцы не могут жить так, как живут американцы. Американцы любят пышные букеты из орхидей, а для нас нет ничего лучшего цветущей веточки сакуры. Как там говорят британцы:

А нам жизнь видится совсем не так:

– «Sex, Drugs and Rock-n-Roll», это могут позволить себе американцы, но не мы, – продолжил Кавасаки. – Секс и рок-н-ролл – это пожалуйста, на здоровье. А вот наркотики – это для нашей страны смерть. Мы, конечно, не можем опустить железный занавес, как это сделали наши коммунистические соседи, у которых большинство людей всю жизнь даже не знают, как выглядит марихуана. Но бороться с этим мы должны. Японцы и так стали многое перенимать у американцев. Во время знакомства друг с другом у нас всегда было принято, чтобы девушка проявляла активность и старалась привлечь к себе внимание парня. Моя будущая жена, когда решила познакомиться со мной, подошла и сказала, что принесла мне обед в пластмассовых коробках. А я стал назвать её по имени только тогда, когда решил связать с ней свою жизнь и разделить судьбу. А нынешние парни совсем потеряли стыд. Кэори думает, я не вижу, как к ней бегает этот диспетчер со второго этажа.

– Вы подобрали себе красивую секретаршу, – сказал Набухико.

– Красивую? – недовольно хмыкнул Кавасаки. – Максимум через пару лет она выскочит замуж и проработает до первого декрета. А потом станет домохозяйкой и вернётся, когда её красота уже увянет. Ну, за работу, Набухико, завтра нас ожидает трудный день. Вы знаете, у этих парней из Битлз был такой альбом «Вечер трудного дня»? Кто знает, какой будет завтрашний вечер у нас, Набухико…

– Скорее, у меня, Кавасаки-сан.

– Не бойтесь, Набухико! Я буду мысленно с вами. Всё будет хорошо, вот увидите! Себастьян пролает и вы нажмёте на свою кнопку.

Глава 4

Боинг-747, вылетев из аэропорта Джона Кеннеди в девять тридцать утра, совершил посадку в аэропорту Нарита в двенадцать двадцать по местному времени. За это время самолёт преодолел более десяти тысяч километров и сжёг шестьдесят пять тонн авиационного керосина. Все четырнадцать часов полёта Боинг убегал от солнца, встававшего позади него над пустынной синей гладью Тихого океана. После пересечения линии смены дат штурман Боинга сообщил об этом старшему стюарду и тот по внутренней трансляции оповестил пассажиров о том, что дату на своих часах нужно перевести вперёд на одни сутки…

…Первый раз Пол был в Японии четырнадцать лет назад во время гастролей Битлз. Тогда этого аэропорта, в котором они только что приземлились, ещё не было и их принимал старый аэропорт, расположенный почти в самом Токио. То было время, когда они все четверо взирали на остальной мир с пика своей славы. Но недаром это слово – «слава» так часто соседствует со словом «бремя», а часто и с ещё худшими словами. Тогда, прямо в аэропорту после прохождения таможенного досмотра и паспортного контроля к ним подошёл японец в штатском, показал удостоверение старшего офицера полиции и сообщил, что во избежание теракта по отношению к ним, японские власти намерены принять исключительные меры безопасности. Как оказалось в дальнейшем – это было тридцать тысяч вооружённых солдат, которые были выстроены вдоль всего пути от аэропорта до отеля в Токио. Вокруг самого отеля тоже было оцепление из полицейских и солдат.

А всё из-за того, что какая-то японская радикальная организация объявила о своём намерении зарезать всех четверых битлов за их выступление в «Ниппон-будокан», здании, которое считается священным. Каких либо неприятных инцидентов тогда удалось избежать, хотя кроме четырёх стен своих номеров Битлам не удалось увидеть в Японии ничего…

…Совсем другое дело сейчас.

Пол и Линда вошли в зал для получения ручной клади в приподнятом настроении. Наконец-то этот однообразный полёт с бесконечно встающим из-за океана солнцем, окончен. Через каких-то двадцать минут, согласно условиям райдера, их встретит представитель японского промоутера и доставит к лимузину. А там дальше приятная поездка к центру Токио, номер-люкс в лучшем японском отеле «Окура» и экзотический обед в ресторане. А потом их ожидает двое суток, необходимых для монтирования аппаратуры перед первым концертом. Пол и Линда смогут, наконец, как следует познакомиться с Токио. Конечно, такой славы, как тогда, четырнадцать лет назад, уже нет и в помине. Но денег у Пола больше сейчас. А Пол всегда умел считать деньги…

…Тогда кто только не кормился с их заработков. Удивительно, но меньше всех тянул на себя их менеджер Эпстайн, умерший в самый разгар их славы.

С тех пор Пол часто задавал себе этот вопрос – что это было? Суицид или случайная передозировка? Скорее всего ни то, ни другое. А закономерный конец живого существа, лишившегося по каким-то таинственным причинам своего жизненного стержня, без которого человек начинает гореть на невидимом глазами огне. И деньги, которые были у Эпстайна, только ускорили его конец. Что-то похожее Пол стал замечать последнее время и за Джоном. Может быть именно поэтому он позвонил ему в последний день перед отъездом из Штатов. Но трубку подняла Йоко. Кажется она сильно разозлилась в ответ на предложение Пола выкурить трубку мира. Он знал, какой злой может быть эта чернявая пигалица. Интересно, знал ли об этом Джон?

Размышляя об Эпстайне, Пол всегда вспоминал те страшные гастроли на Филиппинах, последовавших сразу после японских. Тогда, в Маниле, Эпстайн совершил грубую ошибку, отвергнув приглашение жены президента, а точнее, диктатора Филиппин, посетить званый приём, на который уже были приглашены сто самых влиятельных семейств страны.

В тот вечер по государственному каналу телевидения было объявлено о том, что Битлз нанесли оскорбление всей нации. Бедняга Эпстайн побежал в студию и чуть ли не на коленях выпрашивал прощение, но эта передача тогда так и не вышла в эфир. Тогда Пол был единственным из Битлз, кто открыто встал на сторону Эпстайна и сообщил об этом в интервью. Даже Джон, обычно никогда не лезший за словом в карман, сказал очень сдержано:

– Нам бы хотелось узнать о вашей стране побольше. И прежде всего, как побыстрее отсюда смыться.

На следующее утро они добирались до аэропорта на каких-то жутких легковушках, нагруженные чемоданами, а командир экипажа голландского самолёта, вылетавшего из Манилы в Нью-Дели, до которого дозвонился Эпстайн, дожидался их до последнего. При входе в терминал их встретила беснующаяся толпа. Часть этих людей, в основном юные филиппинки, жаждали хотя бы прикоснуться к ним, а часть бросали тухлыми яйцами и норовили дотянуться сквозь кордон полицейских в красных сомбреро, чтобы побольнее ударить. Пол видел, как Эпстайна, который пытался прикрыть его собой, всё же сбили с ног и стали избивать. Ну, а он уже тогда был счастливчиком, и ему одному удалось каким-то образом убежать от толпы, совершенно не пострадав.

После того, как они впятером наконец добрались до самолёта и заняли места в первом классе, по внутренней трансляции вдруг раздался металлический голос:

– Просьба мистеру Эпстайну покинуть самолёт.

Брайан тогда, видно, решил, что настал его последний час. Бледный, как мел, он повернулся к битлам, и, прохрипев: «Я вас всех любил», сгорбившись, пошёл к выходу.

Правда, тогда речь пошла только о деньгах. Внизу у трапа Эпстайна заставили подписать какой-то финансовый документ, по которым Битлз должны были выплатить неустойку, забрали половину наличных, которые они получили за два концерта и отпустили.

Да… Здорово они тогда перепугались. Так, что, ожидая в Нью-Дели пересадку на лондонский самолёт, посовещались вчетвером и сообщили Эпстайну об окончании гастрольной деятельности Битлз.

Брайан Эпстайн

Кажется, вот тогда и сломался Эпстайн. Он был хорошим гастрольным менеджером, но понял, что в студии станет никому не нужным, и его заменит продюсер-музыкант. Таким человеком действительно стал на многие последующие годы Джордж Мартин – «пятый битл». Хотя Джон называл «пятым битлом» именно Эпстайна.

Пол поёжился. Не очень-то приятные воспоминания. От этих узкоглазых азиатских парней, которые все почему-то на одно лицо, никогда не знаешь, чего ожидать. С девушками всегда было как-то проще, даже тогда в Филиппинах. Похожие на большеголовых фарфоровых кукол, все они дышали восточной экзотикой. Но после прохождения определённого рубежа, удивительно мало отличались от английских и американских девушек, которые всегда были счастливы переспать с кем-нибудь из Битлз. Разве что восточная экзотика вдруг сменялась трогательным прагматизмом в финансовых расчётах…

…Вот и сейчас этот узгоглазый пожилой таможенник за стойкой с светящейся цифрой «7» почему-то странно смотрит на них с Линдой. И какая-то собака, которую держит за поводок неприятный тип в униформе.

– Вы провозите что-либо запрещённое к ввозу в Японию? – спросил пожилой таможенник по-английски, пристально вглядываясь в Пола.

– Нет, – как можно безразличнее ответил Пол.

– Порнографическую литературу, огнестрельное оружие, обоюдоострые мечи? – продолжал выпытывать таможенник.

– Нет, нет, – пожал плечами Пол, – ничего такого, никаких обоюдоострых мечей, что вы.

– Попрошу открыть для досмотра ваши чемоданы, – сказал таможенник.

Пол молча отстегнул застёжки и открыл чемоданы.

Тип в униформе что-то тихо сказал собаке, Полу показалось, что слова были почему-то на немецком языке. Спаниель шоколадного цвета безразлично переступая лапами подошёл к чемоданам, и, как бы выполняя необходимую, но бессмысленную, с его точки зрения работу, принюхался. Потом он отвернулся от чемоданов, и стал рассматривать Линду. Кинолог, державший собаку за поводок, глядя на таможенника, неуловимо повёл глазами вправо-влево.

– Можете закрыть чемоданы, – сказал таможенник.

– Мы можем идти? – спросил Пол.

– Да, я сейчас только сделаю отметку в вашей таможенной декларации.

Тем временем кинолог присел рядом со спаниелем и опять стал что-то говорить ему. Обострённым музыкальным слухом Пол услышал, как он обращался к собаке, перемежая немецкие и японские слова, называя спаниеля Себастьяном.

После слов кинолога Себастьян неохотно встал, подошёл к Линде и, сев перед ней на задние лапы, нагло уставился ей прямо в глаза. Пожилой таможенник, перестав писать, внимательно посмотрел сначала на спаниеля, а потом на кинолога. И тут Себастьян, не отводя глаз от Линды, стал подвывать. Сначала тихонько, потом всё отчётливее.

– Какая хорошая собачка, – хихикнула Линда. – Я тебе понравилась, да? Как тебя зовут?

Себастьян, однако, вместо того, чтобы ответить, как его зовут, вдруг, не отводя взгляда от Линды, громко гавкнул. Таможенник бросил взгляд на кинолога и тот едва заметно кивнул ему.

В этот момент, как из под земли, вдруг появились два оператора с видеокамерами. Они, как по команде, направили объективы своих камер – один на Линду, другой на таможенника.

– Миссис, я попрошу вас предъявить для досмотра вашу сумочку, – сказал таможенник, протягивая руку.

Линда тревожно посмотрела на Пола. Один из операторов мгновенно развернулся и направил объектив на него.

– Простите, я жду, миссис, – вежливо, но твёрдо сказал таможенник.

Линда медленно, как сомнамбула, сняла с плеча сумочку.

– Откройте, пожалуйста, сумочку для досмотра.

Линда опять беспомощно посмотрела на мужа и медленно, как во сне, открыла сумочку. В ней среди дамских предметов первой необходимости лежало шесть маленьких конвертиков с каким-то порошком.

Оба оператора буквально влезли своими объективами в раскрытую сумочку.

– Это ваше? – спросил таможенник, оттеснив операторов и подцепив коричневый квадратик вынутым из нагрудного кармана пинцетом.

Линда молчала, опустив глаза.

– Миссис, ответьте, пожалуйста на мой вопрос – это ваше?

– Нет, – раздался вдруг резкий голос Пола. – Нет, это моё.

Операторы, как хорошо отлаженный шарнирный механизм, синхронно повернулись к нему.

– Вы подтверждаете, что это ваше? – уточнил таможенник.

– Да, – ответил Пол, – моё.

– Один момент, миссис, – сказал вдруг кинолог, – разрешите?

Он взял у Линды сумочку и, присев, раскрыл её перед мордой Себастьяна. Себастьян жадно повёл ноздрями и опять громко заскулил.

– Зер гут, Себастьян, – зер гут, – тихо похвалил его кинолог и отдал сумочку таможеннику, незаметно опять кивнув ему.

Набухико незаметно нажал ногой на секретную кнопку. В комнате дежурного наряда полиции раздался резкий звонок и на табло под цифрой «7» замигала красная лампочка. Старший наряда поднял трубку прямого телефона.

– Господин Кавасаки, – сказал он, когда на другом конце провода сняли трубку, – от стойки номер семь таможенного контроля поступил сигнал.

Кавасаки откинулся в своём кресле и прикрыл глаза.

– Ну, что, господин Кавасаки-сан? – участливо спросил его худощавый субъект, сидевший напротив и до этого шумно прихлёбывавший чай.

– Всё в порядке, Миягава, всё в порядке. Он пытался ввезти в нашу страну наркотики. Можете спускать на него свою свору. Сейчас его поведут через зал в полицейскую машину.

– В наручниках? – осведомился Миягава, – как договаривались? В вечерние газеты нужен именно такой ракурс, в министерстве мы всё согласовали.

– Да, да, – поморщился Кавасаки, – всё, согласно вчерашним указаниям. Всё.

Когда Миягава вышел из кабинета, Кавасаки выдвинул из ящика пульт и нажал кнопку. На пороге, почтительно склонившись и сложив руки внизу живота, появилась Кэори.

– Кэори, вам нравится Битлз? – спросил Кавасаки, подняв на неё усталый взгляд.

– О, да, – закивала Кэори, – конечно.

– А вы знаете, что к нам на гастроли со своей группой приехал один их бывших битлов – Поль Маккартни?

– Конечно, господин Кавасаки-сан, знаю.

– И вы купили уже билет на их концерт, да?

– Да, на послезавтра. Это будет их первый концерт в Токио.

– Сегодняшним рейсом из Нью-Йорка этот человек пытался ввезти в Японию наркотики, – сказал Кавасаки. – И мы его поймали. Что скажете, Кэори?

– Так что же… – Кэори растерянно уставилась на шефа, – теперь, значит что… концерта не будет?

– Боюсь, что да, Кэори. Вам немножко не повезло, сожалею…

– Быть может, он не знал? – криво улыбнулась девушка, – у них в Штатах к этому относятся не так, как у нас.

– Вот именно, в Штатах! А вы японка! Он американец. Или англичанин, может быть, какая разница! Если мы будем похожи на них… – Кавасаки махнул рукой, – если наши девушки будут стремиться быть такими, как американские девушки, то… Япония просто перестанет существовать. Наша великая и древняя нация просто исчезнет, причём очень быстро. Так происходит сейчас со многими странами, которые пытаются брать пример со Штатов. Поймите это, – вдруг совсем тихо добавил Кавасаки, – поймите, Кэори-тян.

– Да, господин Кавасаки-сан, это так, – ответила Кэори и поклонилась начальнику. – Конечно же, это так.

Когда секретарша вышла из кабинета, Кавасаки вынул из нижнего яшика стола магнитофон и вставил в него кассету. Эти волосатые наркоманы не стоят и одного ноготка Эми и Юми1! Кавасаки надел наушники и нажал на клавишу. Две юные японки запели о своих первых в жизни каникулах любви:

Глава 5

Подчиняясь сигналу невидимого таймера, светильники, вмонтированные в покрытый белым ковром пол спальни, мягко засветились жёлтым светом. Йоко откинула стёганое атласное одеяло и села на краю огромной кровати. Во рту и желудке у неё было такое ощущение, как будто она всю ночь сосала медную ручку от дверного замка своей спальни.

Похоже, что в этом нелепом супермаркете под названием жизнь одним можно хапать всё, что подворачивается под руку, а другим нужно платить за каждую мелочь. И сегодняшнее утро, кажется, является одним из таких взносов, которые она должна внести в кассу жестокого супермаркета, где скурпулёзно подсчитывается баланс каждого из живущих.

Но главное, конечно, не это. Сейчас у Йоко в голове помещалась только одна мысль. Эта мысль, заняв весь объём мозга, ворочалась там, словно жирная навозная муха, не оставляя места другим мыслям.

Йоко сняла ночную рубашку и швырнула её на кресло, стоявшее рядом с кроватью. Сунув ноги в мягкие тапочки, она прошла в туалетную комнату. Здесь все устройства – биде, сливной бачок, раковина умывальника и даже вешалка для полотенец были изготовлены из настоящего розового китайского фарфора. Когда Йоко вошла в комнату, таким же мягким розовым светом зажглись светильники, плавно погаснув, когда она вышла.

В матовой глубине огромного венецианского зеркала, висевшего в ванной, Йоко увидела своё отражение – обнажённое тело сорокасемилетней женщины. На обрамлённом растрёпанными волосами бледном лице, глядевшем на неё из зеркала, чёрными агатами горели глаза. Низ живота пересекал розовый рубец – след от кесарева сечения, которому их с Джоном сын был обязан своим рождением. Её свисающие груди, немаленькие для её комплекции, но не поддерживаемые лифчиком, тоже не прибавляли её облику женской красоты.

Йоко вздохнула. Вот с таким активом ей приходится удерживать возле себя, наверное, самого желанного мужчину из живущих на земном шаре. Это, пожалуй, посложнее, чем вертеть на палочках десять тарелочек, стоя на бочках, как это делал жонглёр в цирке её детства.

Хотя, своим обострённым женским чутьём Йоко чувствовала, что вскоре в их с Джоном жизни что-то должно случиться. Что-то неизбежное и очень плохое.

Йоко подошла к креслу и разыскала валявшиеся там трусы и лифчик. Нужно успеть одеться к приходу Кита. Торопливо натянув джинсы и чёрную рубашку, которую она носила уже вторую неделю, Йоко вновь подумала:

«Ну, когда же придёт Кит?..»

Это и была та жирная навозная муха, которая ворочалась у неё в голове с того самого момента, когда она проснулась.

За минувшие годы Йоко привыкла доверять только самой себе. Конечно, это делает людей немного одинокими, но, что поделать, если в супермаркете нужно платить за каждую мелочь. Её одиночество это и есть та самая плата за свободу.

Если разобраться, то Джон тоже одинок. Очень одинок. Кроме неё у Джона никого нет. Он сам говорил ей это много раз.

Впрочем, всё же у неё есть помощник – мистер Грин, её личный секретарь с окладом две с половиной тысячи в неделю и большой знаток снадобий для разных случаев жизни. Вот и сегодня они проговорили с ним в её кабинете почти до рассвета. Кажется ей предоставляется возможность доказать, что тогда, в студии она не шутила…

…В тот день Джон, обсуждая контракт на совместный с Йоко альбом «Double Fantasy», сказал президенту «Коламбия рекордз»:

– Я не соглашусь получать ни пенни меньше, чем получил Пол или этот сукин сын.

«Сукин сын» это Джон сказал так про Мика Джаггера.

Джон Леннон и Мик Джаггер

И Йоко вдруг воскликнула:

– Я уничтожу Пола!

Джон недоуменно посмотрел на неё и криво усмехнулся, как бы извиняясь за жену. А контракт они тогда так и не подписали. Президент отказался, узнав, что половина песен в альбоме будет принадлежать Йоко. Что ж, и ему она докажет… Что-что, а доказывать у неё пока получается…