Отсроченный платёж
Макс Гаврилов
Подходит к концу длительная работа над проектом по застройке жилого микрорайона в центре Рима. Российские бизнесмены и старые друзья Марк Шатов и Стас Знаменский подписывают долгожданный контракт. Что же скрывается за этой сделкой? Какие скелеты повылезают из шкафов? Всё ли является тем, чем кажется на первый взгляд?«Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах»(с) В. Аллен
Макс Гаврилов
Отсроченный платёж
ГЛАВА 1
Чайник нетерпеливо свистел уже полминуты. Чертыхаясь, Марк выбежал из ванной, повернул конфорку, и звук потихоньку утих. Было раннее утро, и весь дом ещё спал, только кошка лениво потягивалась, вытянув передние лапы и впившись когтями в белоснежный ламинат. Марк вдруг подумал, что совсем не хочет чаю и полез за старой медной туркой в глубину посудного шкафа. Насыпав в неё своего любимого турецкого кофе, он долил воды и вновь зажёг плиту.
За окном быстро светало, и рассвет проявлял чёрные, облетевшие стволы ноябрьских деревьев, на соседском участке желтели кучи пожухлой травы, а по старой, растрескавшейся перголе вились стебли клематиса, ещё пару месяцев назад удивлявшие Марка своими крупными цветами. Повсюду вокруг уже чернела посыпанная жухлым дубовым листом земля, и кусты малины, сбросив листья, казались отчего-то грустно-стыдливыми. Марк смотрел в окно и вспоминал покупку этого дома. Десять лет назад они с женой задумались о летней даче неподалеку от города, потому как летнюю жару стало совершенно невозможно переносить в городе, в его асфальтово-бетонном плену, к тому же населённом миллионом таких же страдальцев. Поиск дома надолго не затянулся, и Марк с Викторией переехали сюда на лето, заполучив в собственность небольшой летний досчаник и десять соток заросшей борщевиком и орешником земли. Для Марка, к тому времени занимающегося строительным бизнесом, не составило большого труда снести к чёртовой матери старый дом, построенный по словам его прораба «из дерьма и веток», и построить новый, кирпичный, с отоплением и кондиционированием, водоснабжением и канализацией, интернетом и спутниковым телевидением. Хотя дом вышел и небольшим по меркам десятилетней давности, Марк его полюбил. Он и до сих пор считал, что сто пятьдесят квадратов – это самый идеальный вариант для семьи из четырёх человек. Добрая половина его друзей, построившихся примерно в то же время и размахнувшихся сдуру на три этажа, бассейны и мраморные холлы, теперь признавали, что эти царские усадьбы излишне дорого обходятся для их кошельков.
Марк улыбался, вспоминая, как через год после покупки дома Вика сказала ему, что он будет отцом. Они сидели на открытой веранде, был конец июня. Вино в его бокале было холодным, а клубника, которую она только что собрала, была сладкой....
– Знаешь, Марк, мы не сможем поехать на Новый год на Домбай.
– Вик, ну мы же уже договорились! Все наши едут, Знаменский, Рощин, уже жильё сняли!
– Я не смогу.
Она как-то мягко улыбалась, и Марк не мог понять, шутит ли или говорит серьёзно. Поездка была давно оговорена и была традицией их большой, шумной и бездетной компании.
– А почему?
– Потому что, Шатов, ты будешь к тому времени мо-ло-дым… – она сделала длинную паузу, смешно вытягивая губы трубочкой – … па-пой.
Кофе закипел в турке, и Марк перелил его в чашку, улыбка так и не сходила с его губ. Сделав большой глоток, он вернулся в прошлое. В середине декабря у него родилась дочь, а спустя ещё пять лет – сын. Софья Марковна Шатова и Иван Маркович Шатов. Конечно, многое изменилось с тех пор. Бизнес Марка давно вырос из коротких штанишек, отпуск они с Викой и детьми проводили в Европе, вещи покупались в брендовых магазинах, у Марка был водитель, офис размером с футбольное поле в центре города, контракты в Италии, Германии, Хорватии, Греции и Китае. Единственное, что осталось из прошлой жизни, этот дом в далеко не престижном районе, точнее, пригороде. Дом, который Марк уже давно перерос материально, но одновременно с этим был привязан к нему почти физически. Марк не мог этого объяснить даже себе, не то что своим друзьям, иногда и напрямую спрашивавшим его, почему он не переедет в место «поприличней».
Допив кофе, он бросил взгляд на метеостанцию на стене. На табло светилось: 24.11.2019, Saturday, – 4 с. «Уже подмораживает», – пронеслось в голове. Марк надел на руку часы и поднялся в спальню детей. Комната освещалась рассветным солнцем, рассеянным светло-зелёной шторой, Софья плотно укуталась одеялом и лежала, отвернувшись к стене. По подушке рассыпались её тяжелые, светло-русые волосы. «Подросла. Как же она похожа на мать», – подумал Шатов. Марк вспомнил ту светло-русую девчонку в школьной столовой, когда они с другом Серегой влезли без очереди за беляшами. Она ничего не сказала, только посмотрела на него огромными глазищами. И было в этом взгляде столько всего! И негодование, и обида, и насмешка, и какая-то гордость. Она не кричала, как все, и не ругалась, она просто вышла из очереди, а потом и из столовой, и Марк шёл за ней до самого кабинета биологии, шёл и не знал зачем. А потом дрался с Серёгой из-за того, что лучший друг назвал его «женишком». С Серёгой они, конечно, помирились, но Вика не замечала его ещё два года.
Марк поцеловал макушку дочери и повернулся к Ивану. Ну, разумеется, этот развалился поперёк кровати, подушка сбита в кучу, а одеяло на полу. Ивану всегда жарко и всегда скучно. Чтобы хоть как-то обуздать его энергию, Марк с Викой водят его в две спортивные секции, но победить этого человека-электростанцию не так-то просто. Марк поднял одеяло, укрыл сына, пригладил вихры на его голове и вышел из комнаты.
Он стоял на открытой веранде, и холодный осенний ветер трепал волосы на его сорокалетней голове, на которой уже пробивались первые седые нитки. Уже совсем рассвело, и над землей поднималась молочная испарина, поблескивали капли влаги на аккуратно постриженной траве газона. Газоны сохраняли свой ярко-зелёный цвет даже теперь, в ноябре, и Марк невольно любовался своим участком, который за эти годы лично превратил в райский уголок. Десятки можжевельников всех возможных видов, туи, корейские пихты, сортовые лилии, пионы, барбарисы и плетистые розы, причудливые клематисы и прихотливые мискантусы – сад играл всеми возможными цветами радуги, переходя из зелени газона в бордовый цвет очитков, затем разделялся на бледно-зелёный можжевеловый и ярко-красный барбарисовый, тропинки из натурального камня вели тебя мимо искусственного пруда, вдоль подпорных стенок, спускали по ступенькам из песчаника вниз, разветвляясь и соединяясь вновь у небольших качелей, жаровни для приготовления еды и тяжёлого мраморного стола со скамьями, за которым в праздники могло уместиться с десяток человек. Когда этот стол появился в саду, Марк посадил рядом сосну и сказал всем, что обязательно придёт время, когда она вырастет, и прежде чем сесть за стол с друзьями, он будет смахивать с него иголки и шишки, нападавшие с её веток.
– Доброе утро!
От воспоминаний его отвлёк голос. Марк повернул голову, у изгороди стоял сосед.
– Здравствуйте!
Марк не помнил, как его зовут, не то Рашид, не то Ришат, да и не интересовался этим фактом никогда. Марка никогда не интересовали подобные люди. Возвести употребление спиртных напитков в ранг экзистенциального смысла бытия и пить горькую с каким-то отчаянием и лихостью – это было выше понимания. Сосед был именно из такой породы. Случались дни, когда его никто собственно и не видел, но вся округа знала, что Ришат/Рашид пьёт. Пьёт отчаянно и лихо, выворачивая наизнанку нутро, терзая себя так по-русски, хотя в принципе русским и не являлся. В такие дни из открытых окон его добротного, но давно требующего апгрейда дома по округе разносился Владимир Семёныч Высоцкий. Ришад/Рашит предпочитал в дни ноющей и щемящей тоски «Охоту на волков», «Кони привередливые» и «Песню о друге». Иногда послушать барда приходили и друзья соседа. Достоверно не известно, ходил ли Ришад/Рашит с ними в горы и поднимался ли на ледник, но как минимум в одном деле он мог на них рассчитывать. Марк спокойно относился к этим фееричным загулам, никогда не вникал в их редкие дрязги, тем более что при встрече с ним и Ришад/Рашид, и его верные мушкетёры вежливо здоровались, пряча свои сильно поношенные лица.
– Марк, у вас не будет двести рублей до вечера? Вечером отдам. – Старомодные усы Ришат/Рашида как-то уныло висели на его лице, и голова, казалось, парит над невысокой оградой, совершенно отделившись от тела.
– У меня, к сожалению, нет наличных – скрыть раздражение было трудно, но вроде получилось. «Сейчас чего-нибудь соврёт», – подумал Марк.
– Молока с хлебом просто хотел купить, ну ничего, дочери позвоню, чтобы привезла.
«Ага, – рассмеялся про себя Марк, – молока». В прошлый раз, когда сосед занял денег на молоко, Высоцкий уже через час рвал тишину своим хриплым голосом, а Ришат/Рашидова жена ещё дня четыре носила под глазом здоровенный синяк.
В кармане зазвонил телефон.
– Да
– Марк, привет! Выходи, я подъезжаю.
– Я уже у ворот.
Через пару минут Марк уже сидел в салоне новенького S класса и слушал, как Знаменский весело рассказывал про очередной адюльтер.
Стас Знаменский был старше Марка на двенадцать лет, но выглядел при этом гораздо моложе своего возраста. Непонятно, что его так сохранило, и их партнёры по любительской хоккейной команде шутили, что Стас часто падает, поэтому постоянно на льду и в замороженном состоянии. Знаменский не обижался, он был женат четвёртый раз, был лёгок на подъём, легко хватался за любое дело, которое, по его мнению, было перспективным и так же легко мог завалить любой участок работы из-за вдруг возникшего другого перспективного, по его мнению, участка. Существуют в мире люди, которые по своей сути есть мотыльки, привлечённые ярким светом, летящие на него и погибающие от его лучей. Стас был таким человеком. Его темперамент не предполагал под собой длинных переговоров, какой-то шахматно-последовательной, иезуитской игры слов, казуистики. Если Знаменский видел, что собеседник не воспринимает аргументов, либо ссылается на двусмысленные толкования, то просто закипал и зачастую наламывал дров, срывая важные переговоры.
Как-то на заре двухтысячных его очередные переговоры зашли в глубокий тупик и ему предложили закончить их вечером в не очень людной части города. Стас не был бандитом или членом ОПГ, но всё понял правильно. Он обзвонил всех своих друзей, включая Марка, и они на трёх машинах, количеством около десятка, выехали на встречу. Была зима, и Марк отлично помнил, как в стареньком «Гранд-Чероки», Стас им говорил:
– Короче, приедем, вы не лезьте, я поговорю просто. Вы для подстраховки, спокойно себя ведите, не вздумайте драку провоцировать. Мы простые коммерсанты. Пару моментов обговорим и всё.
Фары выхватили из темноты с полтора десятка фигур. Стас шёл прямо к ним, остальные на расстоянии трёх – пяти шагов. Когда до оппонентов осталось шагов пять, в голове Знаменского случилась непонятная метаморфоза.
– Вы чё, петушары, совсем всё попутали?! – с этим криком он врезал первому попавшемуся под руку прямо в лицо.
Итог этой «битвы при Аустерлице» был таков: Знаменский попрощался с двумя зубами, сломал два пальца на правой руке и получил сотрясение мозга, Марку сломали нос, одному из друзей Стаса пришлось поносить гипс на ноге, остальные отделались синяками и ссадинами. Поле битвы осталось за Знаменским, ибо оппоненты ретировались.
Что безусловно нравилось Марку в Знаменском, так это его порядочность. У Стаса, как у самурая императорской Японии, был свой строгий внутренний кодекс чести. Стас был незамысловат и прям, он очень точно делил людей по простому принципу «свой-чужой». Попав в первую категорию его классификации, ты мог не беспокоиться, что Знаменский будет плести какие-то интриги, обсуждать и осуждать тебя и твои поступки, перестанет общаться с тобой, как только изменится конъюнктура, или бросит тебя страдать от каких-либо бед и горестей, которыми наполнена наша непредсказуемая жизнь.
Именно эта черта его характера и притягивала Марка, и не в последнюю очередь из-за неё Марк и Стас были теперь компаньонами. Десять лет назад они открыли своё первое предприятие. Строительная фирма брала подряды на земляные работы и устройство фундаментов для малоэтажного строительства. Шли месяцы, годы. Росло количество заказов и, конечно же, наёмной рабочей силы из Средней Азии, открывались новые горизонты и, что особенно нравилось им обоим, росла капитализация. Спустя почти шесть лет их предприятие стало акционерным обществом, имело штат более трёхсот человек, более десяти отделов и служб, свою службу безопасности и бюро проектно-изыскательских работ. Тогда же и появился руководитель этого самого бюро Павел Рощин. Марк помнил, как он вошёл в их общий со Стасом кабинет, поздоровался и коротко представился:
– Павел Рощин, меня пригласили на четыре.
Марк машинально бросил взгляд на настольные часы «Монблан», поблескивавшие сапфировым стеклом и мерно чеканившие секунды. Без трёх минут. Марк ценил пунктуальность, особенно в мужчинах. Вообще, по его мнению, эта черта характера, собственно, и была одной из главных в формировании мужского облика. Ну согласитесь, трудно всерьёз воспринимать человека, постоянно опаздывающего на встречи, ищущего всевозможные оправдания и поводы, отговорки и причины. Есть несколько областей, где мужчина не имеет права быть не точным, он не должен заставлять себя ждать, он должен быть верен слову, он должен быть аккуратен в погашении долгов. Марк с удовлетворением отметил, что уж с одним-то по крайней мере у Рощина всё в порядке.
– Садитесь, – коротко отозвался Знаменский, вставая и указывая Рощину на стул, – Меня зовут Станислав, это, он кивнул на Марка – Марк, мы владельцы компании.
– Очень приятно.
– Взаимно. Мы просмотрели ваше резюме, оно нас заинтересовало. Диплом Делфтского технического университета, больше десятка проектов в России, Голландии, ОАЭ и Китае. У вас отличный послужной список, – рассыпался Знаменский.
Марк с интересом рассматривал Рощина. На вид лет тридцать. Джинсы и поло цвета прелой вишни, на ногах красные мягкие мокасины, над которыми видны носки в крупную красно-синюю клетку. Телосложение скорее худощавое, но больше всего привлекали глаза. Карие, тёмные и какие-то глубокие, они излучали силу и спокойствие. Этот взгляд был умным и одновременно странным. Марк к тому времени несколько раз участвовал в переговорах с иностранными инвесторами и хорошо помнил этот взгляд. Взгляд уверенного, свободного, знающего себе цену человека. Российские бизнесмены, к которым относились и сам Шатов, и Знаменский, смотрели иначе. Марк связывал это с реалиями местного бизнеса.
Коммерсант в России по сути своей является либо ловким дельцом, либо конъюнктурщиком, либо родственником чиновника. При существующей системе налогообложения, акцизов, пошлин и прочих прелестей предпринимательства человек вынужден нарушать не тот, так другой закон. И осознание своих грешков перед фискалами, иногда мелких, а иногда и не очень, делает человека осторожным, боязливым, дующим на воду, то есть совершенно несвободным человеком. Разумеется, были и другие, потерявшие берега, персонажи. Правда теперь они либо уже отбыли срок, либо, если успели уехать, не могли вернуться на родину.
Тем временем Знаменский продолжал:
– Наша компания работает на рынке много лет, и теперь нами принято решение ввести в штат новую единицу в связи с расширением. Ваша кандидатура нас устраивает, и мы хотели бы обсудить финансовые условия.
Марк откинулся на спинку стула и с интересом смотрел на Рощина. Ему было интересно, во сколько тысяч рублей оценит тот свои услуги. Тем не менее ответ его удивил.
– Я готов приступить к работе за прописанные в вакансии деньги.
