Просто проза
Константин Конышев
Сборник рассказов разных лет и разной направленности. Детские воспоминания, детективные рассказы
Константин Конышев
Просто проза
Чукотские воспоминания
14 мая 1982 года я должен был защищать кандидатский минимум на кафедре философии медицинского института. Специализацию и английский язык мне предстояло сдавать в родном институте. Я, в то врем, работал на кафедре конькобежного спорта и осенью должен был поступить в аспирантуру. И уже начал писать наброски кандидатской. Моим куратором была назначена старейшая преподаватель кафедры Смирнова Полина Васильевна. Я вел третий курс, и поэтому мне было проще проводить исследования на студентах, так как большинство из них были кандидатами и мастерами спорта, а мои исследования касались, как раз этой категории спортсменов. Но вмешался случай. У случая было имя – Неонилла Евгеньевна, моя тёща. Мать моей жены уже лет двадцать работала на Чукотке в школе и приехала в отпуск. И, как-то при разговоре предложила попробовать нам с женой поработать в этом суровом крае и не просто так, а всё-таки за более высокую заработную плату. Жена врач, я преподаватель. Север, где эти профессии всегда были нужны, и мы согласились. Что тут скрыват, зарплата преподавателя вуза в 120 рублей, как-то не очень грела, а на Чукотке, в школе, сразу двойной оклад плюс каждый год прибавка в 20 процентов и в итоге, через пять лет работы – тройной оклад, а это 600 рублей в советское время. У жены и того больше – дежурства. Извините за подробность, да, хотелось получать за свой труд нормальные деньги. Меркантильность, может да, но условия жизни на Чукотке того стоили, чтобы получать надлежащие деньги.
Улетали мы 12 мая, на улице было под 25 градусов тепла. Когда самолет садился в аэропорту Магадана, увидели в иллюминатор заснеженные сопки. В аэропорту достали из чемоданов зимние вещи.
И вот 14 мая 1982 года мы высадились в аэропорту «Залив Креста», находящийся в пяти километрах от посёлка Эгвекинот. Там жила и работала моя тёща. На улице было минус 16 и сугробы снега, который растаял только к середине июня.
Жена через два дня уже работала в районной больнице, я через неделю в школе. Учебный год подходил к концу, я успел провести уроки физкультуры два дня. И начались каникулы, и мне надлежало проводить всевозможные спортивные мероприятия с учениками школы, отдыхающими в летнем оздоровительном лагере. И ещё сопровождать их и учить плаванию при поездках в бассейн ЭГРЭС поселка «Озёрный», что находился в 13 километрах от Эгвекинота.
Надо сказать, что учителями физкультуры в школе работали «зубры» этого дела – Горелов Михаил Вениаминович (ученики дали ему кличку «Витаминыч») и Горгоц Владимир Васильевич. Первый при росте 160 сантиметров окончил кафедру баскетбола, второй кафедру волейбола, но у него рост был чуть выше 180. И надо отдать должное и тот и другой очень даже хорошо владели мячами, один баскетбольным, второй волейбольным. Для примера – команда нашей школы, состоящая из нас, троих учителей физкультуры, с примкнувшим к нам врачом районной больницы Шевченко и учащегося 10 класса Авакова Андрея занимали второе место по волейболу и третье по баскетболу на первенстве Иультинского района. А команд и там и там было семь-восемь.
Но это было потом, а сейчас необходимо было подготовить спортивный зал к новому учебному году и мы этим занялись. Ещё до моего прихода было решено занавесить окна спортзала сетками от вратарских футбольных ворот. Окна в спортзале были высокие, и их было восемь штук. Для того чтобы закрепить эти сети необходимо было вбить в стены дюбеля. И я, как самый молодой, залезал на верхотуру и забивал эти дюбеля через метр друг от друга, а это двадцать штук. Но зато, когда мы натянули сетку и прикрыли окна, получилось хорошо. Мячи отскакивали от сетки и стекла окон были защищены. Ещё мы обновили баскетбольные щиты, покрасив их, разрисовали стены спортивной символикой, смонтировали гимнастическую перекладину так, что её не надо было вытаскивать из кладовой. Просто одну стойку закрепили к стене и теперь, для установки перекладины, надо было только развернуть её на 90% и закрепить растяжками. Покрасили пол, а когда он высох, сделали разметку для игры в баскетбол и волейбол. Спортивный зал был готов к новому учебному году. Закончили мы это всё к началу августа, при этом я ещё занимался с детьми в пришкольном лагере. И ещё поступила команда создать из учащихся 8-9 классов футбольную команду для участия в первенстве района. Пришлось создавать, а что делать – назвался груздём ………
Рыбалка
Где – то в середине августа Горгоц предложил съездить на рыбалку в бухту Этелькуюм. Сам он находился в местном отпуске. Бухта эта находится по правую сторону, если идти на лодке из Эгвекинота. У Горгоца была лодка «Казанка» с мотором «Вихрь». Гараж, где это богатство хранилось, находился за причалом порта в небольшой бухте, где подобных гаражей было очень много. Всё – таки Север, море в котором водиться красная рыба и желающих добыть эту рыбу своими руками. На время, а это конец августа и весь сентябрь, рыбнадзор разрешал вылавливать по 12 «хвостов» за 12 рублей. Но если быть честным, кто придерживался этой нормы, если в «затяжник»* заходил «косяк» из 20 и более рыб? В итоге было принято решение местной власти разрешающая частным лицам осуществлять вылов рыбы с обязательной сдачей её в «Райторг» по рублю за голову, зато в магазине появилась свежая рыба. Горбуша, кита, голец.
В Этелькуюм мы добрались без приключений, устроились в домике, который стоял там с незапамятных времен, поставленный таким же рыбаками. На обед нас пригласили отдыхающие неподалеку пара из нашего дома. Оба работали в ЖКХ, в данный момент находились в отпуске вот и отдыхали на природе. На обед нам подали уху, ну, а то, что полагается к ухе, было у нас. Так собственно и прошел день, поставленный нами «затяжник» улова не дал, да мы и не переживали, ухи-то уже попробовали.
Утром, по опрокинутой мусорной бочке поняли, что ночью приходил мишка. Опять поставили «затяжник» и потихоньку начали собираться в обратный путь. Мне завтра предстояло выходить на работу.
Улов опять оказался нулевым, собрав вещи и уложив их в лодку, собрались отчаливать. Да не тут-то было. Начался прилив, причем довольно таки интенсивный. Я гребу от берега, Горгоц ждёт момента, чтобы опустить мотор и завести его, а не получается. Нас приливом отгоняет к берегу. Выждав момент, когда я отгреб на более – менее глубину, позволяющую запустить мотор, не опуская его полностью, а под наклоном, Горгоц запустил и в ручном управлении мы потихоньку отошли на глубину, где мотор встал в нужное положение и Горгоц пересел за руль. Пошли по левой стороне залива вдоль отвесной стены. Это более удобный путь к тому же и ближний. Отошли с километр, и началась волна. Не буду придумывать, но под метра полтора – два она была. Не забывайте, шли мы на «Казанке». А это не очень остойчивая (именно остойчивая) лодка. Побросало нас изрядно. Но мотор работал, волны Горгоц умело старался обходить. Периодически он просил меня прикурить сигарету, что я и делал, брав сразу две и наклонившись, чтобы брызги не затушили спичку, прикуривал. Так мы минут за сорок дошли до мыса «Опасный», обойдя его, попадаешь в бухту «Эгвекинот». Обошли и вот вам «здрасте», полный штиль. Ни волн, ни ветра. К нашему гаражу подошли около девяти часов вечера. И что меня удивило – прилив. Обычно вода подходила к берегу, где находился гараж Горгоца, останавливаясь за десять – восемь метров. Сейчас вода стояла у самого порога и еще прибывала. Сняв мотор, Алексеевич поцеловал его и произнёс – «Спасибо, что ты не заглох», тут я понял, что прогулка наша была, скажем так – экстремальная. Затащили лодку в гараж, установили мотор на стеллаж. Добавлю – перед этим мы попросили сходить в магазин, пока он не закрылся, встретившего нас на берегу преподавателя военного дела интерната Николая Ефимовича, бывшего военного летчика, сейчас учителя. Выходили мы из гаража в одиннадцатом часу, не забывайте про полярный день, на Чукотке светло летом. Вода стояла уже за гаражами и дошла до объездной дороги, а это метрах в пятидесяти и нам пришлось уходить по крышам гаражей и всё равно ноги промочили. Но это была ерунда.
Я прожил на Чукотке семь лет, но больше такого прилива не видел.
*Затяжник – сеть, один конец, которой закреплён на берегу, а второй, при помощи сбитых жердей, заводиться в море на 20 – 30 метров. Для того, чтобы сеть не всплывала, на конце заведенного в море крепится груз.
Самый ранний урок на планете
Вот о чём я хотел рассказать. В те времена в Эгвекинотской школе училось более 1200 учеников. Население поселка перевалило за пять с половиной тысяч человек. Не хватало классов и спортзала для проведения уроков в обозначенное по школьной программе время. Приходилось, как-то выкручиваться, и было принято решение проводить нулевой урок по физкультуре. А это в семь пятнадцать утра. В чем прикол. В это время в Москве еще двадцать два часа пятнадцать минут вчерашнего вечера ( девять часов разница) и в штатах то же еще вчерашний день – двадцать часов разница. ( 14.15 часов) Получалось, что я проводил уроки, в наступившем новом дне, первым в стране. Да и не только в стране, а в мире. Вот как-то так.
«The White Silence»
(белая тишина)
Так называется произведение Джека Лондона, которое впоследствии, в русском переводе 1946 года А. С.Елеонской стало называться «Белое безмолвие». И, на мой взгляд, оно более точно отображает суть и сущность сурового климата Аляски. Находящаяся на противоположном берегу Берингова пролива Чукотка ничем, по суровой красоте, не отличается от Аляски. А может даже и превосходит по некоторым параметрам суровости. Один из примеров – на Чукотке не растут деревья, а только кустарники высотой не более метра. Но я о другом. В какой-то степени мне удалось, чуть-чуть, прикоснутся к «Белому безмолвию». Думаю не только мне одному.
В феврале полярная ночь отступает и на смену ей постепенно приходит полярный день. Еще раньше, 21 января, если смотреть на Залив Креста с высоты чуть выше второй опоры горнолыжного подъемника в поселке Эгвекинот, можно увидеть, как на линии слияния ледяного покрытия Залива и неба появляется краешек солнца. И начинается медленное восхождение. Вот в эту пору и начал я в выходной день уходить в сопки на лыжах. Надо сказать, что пяти километровая лыжная трасса, на которой проходили соревнования, была проложена в распадке и поднималась вверх вдоль замерзшего ручья «Изыскательский» затем с поворотом направо и тоже вверх. Получалось, что половина трассы шло вверх, половина – вниз.
Ручей знаменит, во-первых, водопадом, который находится где-то в километре от поселка и тем, что угол течения ручья составляет ровно 45 градусов. Он чуть ли не единственный такой в мире.
Поднимался я обычно выше обратного поворота трассы к кратеру, во всяком случае, он так выглядит, что находился в окружении сопок и там останавливался, чтобы перевести дыхание. Все – таки подъем в гору и для тренированного человека – нагрузка. И вот там я и прочувствовал это «Белое безмолвие». Кругом белый, не тронутый ни какими угольно-химическими осадкам снег. И тишина. Мертвая тишина. Я слышал только биение моего сердца. Слышал ушами.
ТОЙОН
Как я уже писал ранее, моё детство прошло на линиях, а именно на Пятой линии. Ближайшая, «крупная» дорога была улица «Омская», Мой дом был третьим от неё. На углу Пятой и Омской улиц жил Валера Варов, мой одноклассник, а за ним, в сторону Четвертой линии находился дом в котором у хозяев жила немецкая овчарка. Если быть точным, то это был он и звали его Тойон. Тойон был умным псом и, как я понимаю, выдрессированным. К нам, детям, он относился хорошо, давал себя погладить и, насколько я помню гулять ходил без намордника. Потом они с хозяином куда-то переехали. Но вот имя его, Тойон, мне запомнилось.
На день рождения наши друзья Орловы решили подарить мне собаку породы пекинес. У них самих была такая по имени «Айка», вот она то и родила нескольких кутят. Отцом этих «новорожденных» был пекинес по имени «Тан», проживающий тоже у наших хороших знакомых. Мне предстояло выбрать себе одного из кутят. Я выбрал самого «наглого» и крупного. Его наглость заключалась в том, что когда я выбирал, он, а они все ещё были почти слепые, растолкал своих братьев и улегся в более выгодном положении. Когда он подрос, мы его забрали, было ему два месяца. Вот я и вспомнил имя той овчарки и назвал подаренного мне пса «Тойон». Имя это было заимствовано из якутского языка, в котором является стандартным термином для обозначения князей и аристократов. Если учесть, что порода пекинесов действительно является императорской породой, то имя «Тойон» было подобрано правильно. Приучать к шлейке я его начал сразу, как он переехал к нам. Соорудил шлейку из подсобных материалов, поводок нашёл и выводил это «чудо» гулять по утрам, дням и вечерам. Так постепенно он привык к такому гулянию, но, заложенная у него в крови императорское начало, давало знать и иногда он умудрялся выскользнуть из шлейки и уйти в «свободное плавание» – просто убегал. Я его потом искал по всему посёлку и находил в стае местных Чукотских собак. Надо сказать, что эти, местные, большие по размеру собаки с густой шерстью были очень добродушными, они никогда не лаяли просто так и не трогали жителей поселка. И вот вижу – бежит стая собак и в самом конце, наш китаец. Разница в холке больше метра, но, его не трогали, а может просто не обращали внимание. И , что я запомнил- мне надоедало его искать по посёлку (куда он денется) и я шёл домой. Жили мы на втором этаже. Зимой под окнами образовывались снежные кучи под два метра. И вот, в очередной раз этот «беглец» убежал, я пошёл домой. Не успел снять куртку, как услышал лай. Выглянул в окно кухни. На сугробе сидел Тойон, и глядя в окно лаял. Оказалось, дверь в подъезд была закрыта, и он не смог зайти. Пришлось выйти и впустить этого любителя путешествий.
Как – то, в очередной раз «пропажи» Тойона, звонит мне Паша Орлов и говорит – забери своего пса.
Ну, думаю, Паша выводил гулять Айку и повстречал Тойона. Спустился со второго этажа и поднялся на пятый этаж соседнего подъезда. (А жили мы тогда, на улице Рынтыргина, дом 3. Мы в первом подъезде, Орловы во втором
Паша мне и рассказывает. Слышу, кто-то стучится в дверь. Посмотрел в глазок – никого. Только отошел, опять стук. Открыл двери, вышел на площадку – никого. Зашёл домой, пошел в комнату, на кухне какая – то возня. Захожу – твой пёс доедает Айкину, не съеденную ей еду.
Забегая вперёд, скажу. Уже в Омске Тойон умудрился, благо двери были не закрыты, забежать в квартиру наших соседей и на глазах изумленного кота, который только собрался искушать пельмени ручной работы и запить это всё молоком, с удивлением наблюдал, как наш Тойон всё это съел. Моей маме, по вине, которой дверь осталась открытой, пришлось сварить две сосиски и отнести «голодному» соседскому коту.
Пришло время нашего отлёта с Чукотки.
Прошло более тридцати лет, но вспоминаю это чудесное время, с кем там познакомиться и общался. Всё-таки Север очищает людей от ненужной шелухи и делает их более человечными.
В ветлечебнице Тойону сделали прививку и выдали справку. В аэропорту его взвесили, и мне пришлось купить билет по весу, (6 кг.) где-то за 40 рублей. До Анадыря летели на АН-26, а это грузовой борт, там нет сидений, а откидные скамейки вдоль борта. Перед вылетом Тойон пометил колесо самолёта, для удачи. В Анадыре сразу пересели на рейс до Магадана. Тойон вел себя хорошо, спрятавшись под кресло. В Магадане нам предстояло прождать рейс до Омска сутки. Сдав чемоданы в камеру хранения, и получив талон на размещение в гостиницу, отправились туда. Талон был на нас с женой. Тойон не был в нём указан. Поэтому заходили в гостиницу так, чтобы его не было видно администратором. Заселились и предупредили «китайца», чтобы он сидел тихо. И ведь сидел.
На пути из Магадана дважды садились, в Якутске и Братске. Во время полета Тойон сидел под креслом и ничего не ел.
Прилетели в Омск, на улице жара, сели в такси, Тойон, высунув язык, а сидели они с женой на заднем сидении, прильнул к моему уху и, как я понял, хотел показать, что хочет пить. Не успели мы приехать домой, где нас встречала моя мама, Тойон пронёсся на кухню и съел, приготовленную ему мамой, курочку, причём грудку. И так продолжалось до его смерти, мама готовила курицу – белое мясо Тойону, красное себе. Подарили его мне, а любил он мою жену, было такое, что он падал в обморок, когда она задерживалась на работе и приходила домой.
А сейчас у нас кот, Мотя. Шерсть черная, глаза желтые. Так вот этот кот больше любит спать со мной. Может потому, что я его кормлю?
Мысли на полях тетради 2020 года
Как-то в «День космонавтики» вспомнился старый анекдот. После полета Юрия Гагарина Хрущев вызвал Патриарха Алексия I и сказал – «Гагарин был в космосе и Бога там не видел», вот об этом и скажи на проповеди. Спорить с Хрущевым, Алексий не стал, мало ли что, снимет башмак.
На следующий день в конце проповеди Алексий I так и сделал- сказал прихожанам «Гагарин, будучи в космосе Бога не видел». Помолчал и добавил – «а вот Бог Юру видел и благословил».
В апреле, впрочем, я заметил и в другие месяца, по две даты. 12 и 22 апреля, в мае – Первомай и День Победы, в июне – День России и мой день рождения, ну и тогдалие.
Так вот, я про 22 апреля, что подумал.(Имеется в виду 2020 год) Зря кто-то предложил провести голосование по поправкам в Конституцию именно в этот день. Думаю, Ильич возмутился. Люди моего поколения помнят транспарант – «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». Что – то все – таки в этом есть. Интересно с Зюгановым хотя бы обсудили этот вопрос, как – никак, а он то, наверное, поддерживает связь с вождем пролетариата. А так, что получилось – решили среду сделать выходным, да еще и в день рождения Владимира Ильича – голосование. Кто не знает, скажу – Ильич на всякие хитрые штучки был ещё тот мастак. Помниться, когда засомневавшийся шпик решил проверить свои подозрения и спросил у него «Закурить не найдется?», Ильич, чтобы не произносить слово с буквой «р.» бодро ответил – «Спички закончились!». А тут такое. Думаю, он там связался по «вертушке» с Мао Цзэдуном и устроили они нам не один выходной в апреле, а целый месяц. И как результат случилась пандемия, и голосование было перенесено на 1 июля 2020 года. А пандемия и сейчас ещё гуляет по миру.
Житейские зарисовки
Время собирать камни и время их разбрасывать
Первый камень, собравшийся покинуть мою левую почку, случился в 1990 году.
Мы год, как вернулись с Чукотки и по приезду посетили, открывшийся в нашем городе, диагностический центр, где, в то время работала подруга моей жены. Она, сделав мне УЗИ, поведала, что в моей левой почке имеет место быть камень и ещё, что у меня врожденный порок сердца. По первому пункту я спорить не стал, а вот второй меня немного озадачил. Как я с такой болячкой мог заниматься спортом, окончить институт физической культуры и умудрялся участвовать в соревнованиях и на Чукотке и по приезду домой? Но, тем не менее, когда камень пошел, и приехала скорая помощь, я показал результаты УЗИ и меня отвезли куда надо, то есть в урологию, где камень благополучно покинул мой организм после поставленной мне системы. И тут, через 33 года опять из той же левой почке пошел очередной, собранный мной за прошедшие годы, камушек, но задержался в мочеточнике и стал доставлять мне некоторые неудобства. Тот, у кого случалась такая ситуация меня поймёт, кто этого «счастья» не испытал, навряд ли. Поймут женщины. Выход камня, если ещё и с задержкой в мочеточнике, чем-то похож на роды. По болевым ощущениям. Да простят меня женщины за сравнения.
Скорая помощь доставила нас с женой в БСМП. Если театр начинается с вешалки, то больница с приёмного отделения. В данном случае вешалка в театре лидировала.
Врач скорой завела меня в кабинет уролога, где находилась девушка, как я понял медсестра, врача не было. Минуты через три в кабинет вошёл мужчина в халате. Вас, как зовут, обратился он к медсестре. Она ответила.
