Не знаю есть ли в моём положении, мадам, у меня ещё право рассказывать смешное, вместо того, чтобы думать, как растрогать ваше сердце и снискать сочувствие к себе – я всё же осмелюсь повеселить вас рассказом о чудовищной жадности, свидетелем которой я была в том доме. Пагубная катастрофа подстерегла меня на втором году. Очень тяжело становится, когда вспомнишь. Так что лучше я вам немного порасскажу забавного, прежде чем опять рассказывать про свои напасти. В этом доме, например, никогда не зажигали свечей. Окна их спальни выходили на улицу – её отсветами они и довольствовались, когда укладывались спать. Они никогда не пользовались простынями. На рукавах у месье и мадам были пришиты старые манжеты, которые я отпарывала и стирала в субботу вечером, чтобы они были в порядке к воскресению. Ни покрывал, ни салфеток, ни полотенец, чтобы избежать прачечной, слишком для них недоступной, как считал месье Гарпин, мой уважаемый хозяин. Они никогда не пили вина, в доме. Чистая вода – вот естественный напиток человека со времён Адама – так считала мадам дю Гарпин, и единственный, какой нам предоставляет природа. Всякий раз, когда они резали хлеб, вниз подставляли корзинку, чтобы собрать падающие крошки. Мельчайшие крохи от всякой еды тщательно собирались всю неделю и поджаренные на прогорклом масле подавались в воскресение в виде праздничного блюда. Они никогда не выбивали пыль из одежды и мебели, опасаясь повредить их, только обмахивали осторожно перьями. Башмаки мадам и месье были подбиты железом, те самые башмаки, которые они носили со дня их свадьбы. Раз в неделю у них мне приходилось исполнять ещё более странное. В квартире была довольно большая комната, стены которой не были оклеены обоями. Мне приходилось ножом наскребать определённое количество штукатурки, а после размалывать её в тончайшую пыль. Эта пыль у них служила заместо туалетной пудры, которой я каждое утро украшала парик месье и шиньон мадам. Если бы, Господи, этими мерзостями они и ограничивались: в конце концов, у всякого есть естественное право сохранять накопленное добро. Что против естества – желание это добро удвоить, присваивая себе чужое; и не много времени мне понадобилось, чтобы понять, как именно месье дю Гарпин стал богатым.
Жил над нами сосед, человек со средствами, у которого были красивые брильянты, о существовании которых то ли благодаря соседству, то ли потому, что эти брильянты были у него в залоге – мой хозяин знал.
Я часто слышала, как он сокрушался в разговорах со своей женой по поводу какой-то золотой шкатулки ценой в сорок луидоров, которая могла бы ему достаться, говорил он, если бы он поумней себя вёл. Чтобы утешиться, в конце концов, честнейший месье дю Гарпин, задумал украсть эту шкатулку, и порешил, что именно я должна это исполнить.
Прочитав длинную нотацию мне о неважности воровства, о его, в сущности, даже пользе, поскольку таким способом поддерживается равновесие, нарушаемое сосредоточением богатства в одних руках, месье дю Гарпин вручил мне подделанный ключ, и заверил меня, что этим ключом можно открыть квартиру соседа, что шкатулку я найду в секретере, который никогда не закрывается, что я должна принести её и никакой в том нет опасности, и что за такую услугу я получу в течении двух лет ещё по одному экю к моей плате.
– Месье! – вскричала я, – разве можно хозяину совращать своего слугу и толкать на преступления! Что мне мешает повернуть против вас оружие, которое вы мне сами даёте в руки, и что вы мне на это скажете, когда однажды я с вами поступлю в соответствии с вашими принципами?
Месье дю Гарпин, поражённый таким моим ответом, тут же отступил, и глядя на меня с затаённой злобой, сказал; что всё это он проделал, чтобы испытать меня, и моё счастье, что я устояла перед таким постыдным предложением, потому что стоило бы мне соблазниться, быть бы мне пропащей. Я удовольствовалась таким ответом, но с той поры я отчётливо почувствовала, что значат такие предложения и чем чреваты столь искренние ответы. Увы, в таких положениях не бывает середины: либо надо соглашаться и совершать преступление, о котором тебе говорят; или надо тут же его отвергнуть, как я это сделала. Будь я поопытней, я бы тут же ушла из этого дома, но, видать, так уж было записано на страницах моей судьбинской книги, что всякое честное движение, вызванное моим характером, с необходимостью должно было заплатить мне бедой. Видать, должна я была нести свой крест, от которого не было спасения.
Месье дю Гарпин подождал с месяц, когда почти истёк мой второй год пребывания у него; не говоря ни слова, ничем не показывая самого малого неудовольствия от моего отпора ему. И вот как-то вечером, когда покончив с работой, я удалилась в свою комнату, чтобы насладиться несколькими часами покоя, моя дверь распахнулась от удара и я увидала, не без ужаса, как месье дю Гарпин ведёт к моей кровати комиссара и четырёх солдат.
– Исполняйте свой долг, месье, – сказал он представителю правосудия. – Эта злодейка украла у меня бриллиант в тысячу экю. Вы его найдёте в её комнате или на ней самой, я уверен в этом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
