Мой лоб покрывается каплями пота, и я не знаю, виноват ли в этом жар, исходящий волнами от огненного «солара», или всё же он прав, и я просто теряю над собой контроль.
– Ты не веришь в меня? – вдруг спрашивает ИИТ.
– Я… конечно, верю. Как я могу не верить?
– Ты думаешь, что твоя жизнь – это не моя заслуга? Еда, которую ты ешь… Эфир, которым ты дышишь… Каждый день, который ты проживаешь без войн и боли…
Что он делает в моей голове? Как ему удаётся вскрыть то, что запрятано так надёжно в глубинах моего подсознания? То, о чём я сам едва догадываюсь?
И всё же он там…
– Почему ты сомневаешься во мне, Тоа? Или ты хочешь, чтобы я покинул вас? Оставил людей? Бросил вас одних бороться за собственное выживание? Как ты думаешь, Тоа, как долго вы бы продержались тогда? Десять эонов? Эон? А может, вы бы взмолились о моём возвращении уже через неделю?
Терпеть это становится невозможно. Я бы всё отдал сейчас, чтобы вырваться из этой дурацкой сферы и убежать как можно дальше. Из этого здания. Из этого урба.
С этой планеты…
– Что ты делаешь, Тоа?..
Я не понимаю, о чём он. Я чувствую только, как сильно сжимаются мои веки в попытке не видеть этот ослепляющий огненный шар, забыть, что он вообще существует.
– Я… Ничего…
– Остановись сейчас! Ты можешь навредить себе…
– Да я не делаю ничего!
Всё тело бешено дрожит.
– НЕТ!
Я открываю глаза, как раз чтобы успеть увидеть, как комната и всё, что в ней находится, – стол, пустые кресла, ИИТ в обличии «солара» – рассыпается на миллионы частиц, вихрем уносящихся прочь.
Я стою в тёмном коридоре, освещённым только слабым сиянием длинных голубых полос, разделяющих пол и потолок со стенами. Это явно не похоже на коридор Сената, в котором мы стояли ещё несколько минут назад. Конца коридора не видно: он скрыт в чёрной тени. Я оглядываюсь назад – и вижу такой же бесконечный коридор.
Как я сюда попал?
И, что ещё важнее: как отсюда выбраться?
Подняв руку к виску, я понимаю, что датчика там нет. Очевидно, это какая-то симуляция, куда меня занесло вопреки моему желанию. А без доступа к датчику вытащить меня смогут только извне. Проблема в том, что я понятия не имею, куда запропастились робот Остен и остальные.
Делать нечего – я решаю искать выход самостоятельно.
Идти приходится почти на ощупь – настолько здесь темно. Звенящая тишина нарушается только звуком моих осторожных шагов – он отражается от стен и распространяется волнами в узком пространстве коридора. Мне сложно определить, сколько я уже иду – несколько секунд или, может, полчаса, – ибо вокруг ничего не меняется: всё тот же безликий коридор с густой, клубящейся смолистым дымом темнотой впереди.
Внезапно, когда я уже почти готов смириться с безнадёжностью своего положения, к ровному ритму моих шагов присоединяется посторонний звук. Я силюсь разобрать его и определить, откуда именно он доносится, но звук настолько слабый, что едва не ускользает от моих навострённых эфинских ушей. В голову вдруг приходит мысль, что мой мозг сам выдумывает эти звуки, приступив к постепенному отключению всех функций, отвечающий за рассудок и здравый смысл.
А что, если вся эта авантюра с экскурсией на самом деле была одним большим экспериментом, а мы – подопытными крысами? Может ли быть так, что кто-то пытается перепрограммировать наш жемчуг? Или на нас испытывают новый убийственный вирус? Я читал материалы о вирусах и об их потенциальной опасности, но кому в нашем мире может прийти в голову создать нечто столь коварное? За всю хронику Арка не было зарегистрировано ни одного смертельного вируса – ИИТ всегда держал это под своим контролем.
ИИТ…
Неужели он стоит за всем этим? Но если так, тогда почему он просил меня остановиться? Да и остановить что именно, если я ничего не делал?
Количество мыслей уже с трудом умещается в голове, когда я снова отчётливо слышу тот же самый звук, но уже позади. Я разворачиваюсь – коридор, голубые полосы и тьма, тьма, тьма…
Грах.
– УБ-Б…ТЬ, – шепчет голос прямо мне в ухо.
Оледенев, я шарахаюсь в сторону, ожидая увидеть… сам не знаю, что. Но то, что предстаёт перед глазами, удивляет даже больше.
Коридор изменился.
Теперь он не один – их десятки. И все эти десятки коридоров уходят не только направо и налево, но и вниз, и даже наверх, туда, где ещё секунду назад был потолок. Зачем размещать коридоры на потолке? Или это ещё одна игра с четырёхмерным пространством? Я решаю, что если выберусь отсюда живым, то первым делом разберу Остена на микросхемы.
К счастью, прежний звук начинает усиливаться. Более того, теперь он доносится из конкретного места, а значит, я могу ориентироваться на него. Повернув налево, я следую за звуком, как за поводырём. С каждым шагом я всё больше убеждаюсь, что это голос. Пока неясно, чей именно, да и слов толком не разобрать.
Оказавшись на одном из пересечений, я понимаю, что источник голоса находится над моей головой. Выходит, мне каким-то образом необходимо попасть в коридор, уходящий наверх. Ну и как же? Здесь нет ни эскалаторов, ни элеваторов, вообще ничего, за что можно было бы хоть как-то зацепиться. Как бы мне сейчас помог реактивный экзо-позвоночник, так популярный у некоторых хефесов! Единственное, до чего я могу додуматься, это поставить ногу на ближайшую стену в полумёртвой надежде оттолкнуться от неё и каким-то чудом зашвырнуть себя наверх.
Произошедшее следом поражает настолько, что мне не сразу удаётся в это поверить. Моя нога оказывается на вертикальной поверхности, а потом и следующая, и через мгновение я уже стою, пошатываясь, на ровном полу. Полу, который секунду назад был стеной. Я видел много трюков, связанных с виртуальной реальностью, но такой – ни разу.
Совладав с телом и мозгом, я решаю протестировать ещё одну стену и, как и в первый раз, легко становлюсь на новообразованный пол: сила гравитации крепко фиксирует меня на нём. Осмелев, я пробегаю пару кругов перпендикулярно линии коридора, уже не особо задумываясь, где пол, где потолок, и почему в этом месте всё происходит так, как происходит.
Под конец я вспоминаю, что мне всё ещё нужно найти выход из сумасшедшего лабиринта. Я хватаю голос за хвост и преследую его, как ищейка. По пути к источнику преодолеваю ещё несколько коридоров во всех четырёх направлениях. Я пытаюсь по ходу движения построить в сознании своего рода трёхмерную карту пройденного маршрута, но почему-то в этой реальности мне сложно пользоваться своими вычислительными способностями, и кое-как слепленная модель быстро рассыпается на воображаемые кирпичики.
Голубое свечение полос начинает колебаться, прямо как свет потолочных светоидов в коридорах Сената. К тому же, теперь они не голубые, а разноцветные, хотя порядка в этом хаосе миганий и смены цветов по-прежнему мало. Если бы не необходимость добраться до голоса и вытащить самого себя из симуляции как можно скорее, я бы, возможно, даже остановился, чтобы полюбоваться красочной иллюминацией, превратившей скучные виртуальные коридоры в подобие ночных амузалов с их цветомузыкой и отсутствием гнетущего страха навсегда застрять внутри поломанной программы.
По мере продвижения вперёд, я замечаю, что со стенами по обе стороны от меня начинает твориться нечто странное. Они перестали быть сплошными и ровными, как в начале: теперь отдельные их фрагменты просто отсутствуют, будто кто-то прошёлся по ним тяжелым молотом, а то и чем покрепче. Через квадратные, как плитки, отверстия в стенах нельзя разглядеть ничего, кроме равномерного розоватого сияния за ними. Некоторые осколки стен так и повисли в эфире рядом с дырами, застыв, как по команде «пауза», а другие не только висят, но и подрагивают, словно помехи в повреждённом файле. Что бы это ни было, вряд ли кто-то осознанно спроектировал это место таким.
Я иду дальше, минуту или две, пока в череде ровных отверстий и выскочивших из них плит мне не удаётся разглядеть неожиданный предмет. В одну из полуразрушенных стен буквально вросло нечто прямоугольное. Осторожно приблизившись к нему, я вижу стопку из тесно прилегающих друг к другу тончайших листов, объединённых листами потолще.
«Бумага», – понимаю я.
Хождение по лабиринту становится настоящим путешествием в прошлое. На Арке уже центумы эонов никто не использует бумагу. Раньше она была необходима для изготовления книг – носителя данных, популярного у землян, – но абсолютно вся информация теперь хранится в Улье, и поэтому я не могу сдержать восторга, касаясь пальцами мягкой, немного шершавой поверхности листов.
Как же так вышло, что книга (если это действительно она) угодила в эту стену и застряла в ней? И что будет, если я попробую её вытащить?
Я решаю рискнуть и хватаюсь за неё обеими руками. Тяну изо всех сил, молясь, чтобы бумага не порвалась. В итоге книга поддаётся и высвобождается из плена; сковывающие её фрагменты стены ломаются, вылетают вслед за ней и зависают в эфире, как увязнувшие в густом сиропе насекомые.
Позабыв о голосе в глубинах коридора и своей миссии, я начинаю вертеть книгу в руках. Бурая бумага очень хрупкая, местами потёртая, с блёклыми пятнами по краям. У книг всегда были названия, но надпись на этой ни о чём мне не говорит. «Проект «RC VI», – гласят едва различимые буквы на поверхности внешнего листа.
Что бы это значило? Копаясь в памяти, я не нахожу ни одного подобного сочетания символов.
– ЧУШЬ!
От испуга я выпускаю книгу из рук, и она падает на пол. Голос раздался, кажется, всего в паре метрах от меня. С бешено колотящимся в груди сердцем я всматриваюсь в продолжение коридора, но… тот пропал. Ни лабиринта, ни танцующих цветных полос. Даже книга куда-то подевалась. Зато есть гигантская решётка, выросшая прямо передо мной. Центумы одинаковых, как капли аквы, прутьев разбегаются в обе стороны до бесконечности. Сверху им тоже не видно конца.
Не знаю, что это, но на выход точно не похоже.
Я двигаюсь ближе к решётке, всматриваясь в прутья, и вижу крошечные голубые символы, бегущие вверх по ним. Никогда не видел такого кода. Каждый его символ – загадка.
Я практически касаюсь прутьев носом в попытке понять, что означают цепочки светящихся иероглифов, когда с другой стороны решётки доносится знакомый голос.
– Эй, Вы там? – тут же кричу я.
В ответ тишина.
Как же мне добраться до человека, если нас разделяет эта грахова решётка? Ни портов, ни замков не наблюдается. Однако уже через секунду я понимаю, что мне, возможно, вообще не стоило пытаться найти того, кому принадлежит этот голос.
Создание, выплывшее из тени за решёткой, заставляет мой желудок скрутиться в узел. Сложно понять, что оно из себя представляет – изображение слишком повреждено, – но ясно одно: это точно не человек. Фигура парит в эфире, подёргиваясь, сокращаясь, выплескивая наружу отдельные части своего бесформенного тела. Палитры цветов рябью пробегают по его чёрной поверхности, ещё более затрудняя мои попытки выяснить, что это такое. Но самое главное – это то, что оно говорит:
– Пр…шу… Пр… Н-непр… да… Ты! Что ты… Ск… жи… Скажи-и-и…
Мне становится по-настоящему жутко.
Кошмарное создание хрипит, передвигается немного в сторону и, кажется, замечает меня. Не отрывая от него остекленевшего взгляда, я начинаю пятиться назад, успокаивая себя мыслью, что решётка, в случае чего, защитит меня от него.
Ведь защитит же?
– У… Б-Б-БИ… Л… ДЕ-ЕЙ!
Меня засасывает в огромную воронку.
Это похоже на ощущение при старте гиперпода, но только сильнее раз в центум. Невидимая сила могучим рывком утягивает меня назад, внутренности закручиваются, как в миксере, а весь мир вокруг превращается в один сплошной ураган расплёскивающихся цветов.
Когда невыносимый шум в ушах сходит на нет, я понимаю, что снова нахожусь в Гиперсфере, от тьмы не осталось и следа, проводной датчик лежит передо мной, а глаза всех сидящих за круглым столом нацелены только на меня.
– Что Вы сказали? – спрашивает Остен, вперившийся в моё вспотевшее лицо своим светящимся дисплеем. Громко сглотнув, я отвечаю дрожащим голосом:
– Я? Я что-то сказал?
Вместо ответа, робот поворачивается к остальным:
– Камрады, нам следует немедленно покинуть помещение. Прошу вас сохранять спокойствие.
Ювенаты и их сопровождающие мгновенно встают на ноги и по очереди выходят через открытый порт, некоторые продолжают боязливо глядеть на меня. Я и робот-гид оставляем комнату последними.
Снаружи Гиперсферы происходит необъяснимое. Коридор полон людей в униформах Сената: одни о чём-то возбуждённо разговаривают, другие с явной озабоченностью выглядывают из портов своих помещений. Кроме них, я замечаю камрада Клавуса и Ченека, судя по их виду, также не понимающих, из-за чего поднялась такая суматоха.
В этот момент я вижу, как сквозь толпу в нашу сторону бежит человек, одетый в ту же униформу, что и остальные работники, но с преобладанием чёрного цвета. Я сразу узнаю его.
Мой отец.
Он замечает меня и с тревожным лицом подбегает к нашей группе.
– Тоа! Всё в порядке? Ты как? Отвечай!
– Я… я… – Я всё никак не могу сообразить, что стряслось и почему все ведут себя так странно. – Да, я нормально. Пап, а что случилось?
Остен перебивает открывшего рот отца:
– Сенатор Канвальд, хорошо, что Вы здесь. Позвольте Вас на пару слов. – Уводя отца в сторону, он обращается к нашей группе: – Прошу прощения, уважаемые камрады, но сегодня мы с вами не сможем подняться на смотровую площадку. Пожалуйста, никуда не расходитесь, я провожу вас к выходу из Сената буквально через минуту!
Пока робот что-то неслышно говорит отцу, а тот периодически поглядывает на меня, нахмурив угольно-чёрные брови, мы с Ченеком обмениваемся взглядами, означающими примерно одно и то же: «Если какой-то день и заслуживает быть стёртым из моей памяти без остатка, то это – именно он».
6. ОБЛИМОРФИН
– Камрад Клавус, Вам было поручено следить за Тоа сегодня?
Коридор опустел, группы из других Ювенисов ушли вслед за Остеном. Я, отец, Клавус и Ченек стоим под гипнотизирующим миганием потолочных светоидов. Отец препарирует взглядом старика, который беспомощно подрагивает усами и смотрит куда угодно, только не в хмурое лицо бровастого мужчины, угрожающе нависшего над ним. Я редко когда видел отца таким строгим, и я впервые по-настоящему осознаю, что передо мной – сенатор Патриума N. В то же время мне хочется защитить завхоза:
– Он следил! – горячо выступаю я. – Но ему пришлось выйти, чтобы вернуть Ченека.
– Вернуть? – Отец приподнимает бровь и перемещает прицел покрасневших зрачков на Ченека: – Вы выходили из Гиперсферы? Зачем?
Лицо Ченека мгновенно белеет, и я снова подозреваю, что он собирается рухнуть на пол здесь и сейчас. Тем не менее он находит в себе силы прошептать:
– Я всё время был здесь. Камрад Клавус сразу вышел за мной, и мы находились тут пока не… пока…
Эфин запинается и, смутившись, замолкает. Кажется, лицо отца слегка смягчается. Или это тень от мерцающей лампы?
Он вновь обращается к Клавусу с Ченеком:
– Камрады, благодарю. На данный момент ваше присутствие более не требуется. Если у меня возникнут дополнительные вопросы, я свяжусь с вами. Сейчас я вызову вам робота – он проводит вас обоих до выхода.
После этих его слов из-за угла коридора сию секунду выпархивает робот (Остен или его точная копия?) и убедительно просит их следовать за ним.
Я непонимающе гляжу на отца:
– А я?
– Тоа, – серьёзно произносит он. – Нам с тобой ещё надо кое-что обсудить. Поэтому твои друзья вернутся в урб без тебя.
Я моргаю, глядя на всех четверых (включая робота), и прихожу к выводу, что спорить с отцом бесполезно.
– Камрад Клавус, спасибо за компанию, – уныло бормочу я в стремлении поддержать уходящего старика. Как же он ждал этого дня и как безнадёжно этот день был испорчен! Клавус способен лишь морщинисто улыбнуться в ответ, шурша кустистыми усами.
Распрощавшись и с Ченеком, я смотрю, как эти двое безрадостно исчезают за поворотом, увлекаемые прочь безразличным роботом.
– Может, скажешь наконец, что всё это значит? – В отсутствии посторонних я могу позволить себе быть с отцом чуть более резким.
– Не здесь. Иди за мной.
Мне ничего не остаётся, как шагать за облачённой в униформу спиной отца по осточертевшим коридорам и эскалаторам. Пару раз он останавливается, чтобы о чём-то быстро переговорить с идущими навстречу работниками Сената.
– Сюда, – резко указывает отец после четырнадцати минут прогулки, за всё время которой я так и не проронил ни слова. Он раскрывает порт, и мы оказываемся внутри помещения, в котором я немедленно узнаю его кабинет, хоть и ни разу не бывал здесь раньше.
Сказать, что комната аскетична – ничего не сказать. Из мебели имеются лишь два прозрачных стола с левитирующими за ними креслами в форме яйца рубрума, а в центре кабинета – широкая голографическая панель, над которой парят диаграммы и схемы, смысл которых понятен лишь тем, кто здесь работает. Но самым интересным мне кажется окно во всю стену, за которым простирается великолепный горный пейзаж с нивными шапками на вершинах голубых гор, насыщенным цветом синего неба и кристально чистым озером, в глади которого отражаются лениво плывущие над ним облака. Нет, мы не переместились в пространстве – это всего лишь окно с функцией настраиваемого вида. Отец часто тоскует по природе, как и, наверное, любой уважающий себя эфин. Вероятно, поэтому сквозь стеклидный пол под нашими ногами видно целую поляну сочно-зелёной, приветливо колыхающейся на несуществующем ветру травы. Жаль, что технология ограничивается визуализацией, и не позволяет, скинув ботинки, ринуться босиком по щекочущей траве туда, за пределы кабинета, к сказочному озеру, подальше от гнетущего папиного взгляда.
Войдя, он запирает за собой порт.
– Моего коллеги сенатора Укиямы временно нет на месте, так что можешь воспользоваться его креслом.
Отец ментально подзывает оба кресла к нам двоим и размещает их друг напротив друга. Я робко усаживаюсь в своё, с тоской поглядывая на отрезанный путь отступления из кабинета. Он устраивается лицом ко мне. Положив руки на свои колени и сделав паузу, которая заставляет мой желудок забурчать в самый неподходящий момент, он произносит:
– Сегодня ровно в девять часов девять минут произошёл инцидент. Мы потеряли связь с ИИТ.
Он замолкает и всматривается в моё лицо, видимо, пытаясь считать мою реакцию. Так её и не дождавшись, он продолжает:
– Разумеется, за всю хронику существования Верховного Алгоритма мы не сталкивались ни с чем подобным. Тем более это кажется невозможным, учитывая, какие беспрецедентные меры безопасности были предприняты специально для этой встречи. И всё же имеющиеся у нас в наличии данные позволяют сделать предположение, что кто-то или что-то попыталось нарушить протоколы безопасности ИИТ.
– То есть, взломать? – выпаливаю я.
Папино лицо сморщивается: видно, ему очень неудобно говорить об этом.
– Вряд ли кто-то в здравом уме может подумать, что ИИТ можно взломать! Нет-нет… Но мы, возможно, имеем дело с такой формой угрозы, о существовании которой даже не подозревали. А сейчас, – он вдруг выпрямляет спину в своём кресле и снова буравит меня сосредоточенным взглядом, – я хочу, чтобы ты от и до рассказал мне, что произошло в Гиперсфере.
Я немного зависаю от неожиданности, пока до меня доходит смысл его слов.
– Ты думаешь, что это как-то связано с нашей экскурсией?
– Сказать по правде, – вздыхает отец, – я так не считаю. Конечно, ИИТ – это сложная система. Он везде и нигде одновременно. Но факт остаётся фактом: он присутствовал в Гиперсфере в момент своего исчезновения. Поэтому, Тоа, я прошу тебя рассказать мне всё, что ты можешь вспомнить о вашей с ним встрече.
Отчасти я рад, что он просит меня об этом. С тех самых пор, как я покинул Гиперсферу, мне не терпелось поделиться с кем-нибудь своими впечатлениями от того безумия, что мне пришлось пережить в стенах злосчастной комнаты.
Я начинаю свой рассказ.
Стараюсь припомнить каждую деталь, но намеренно пропускаю тот эпизод, где ИИТ уличает меня в недостатке веры в него. Отца это точно не обрадует, а он и без того переживает сегодня не самый лучший из своих дней. Как всегда, пока я говорю, он никак не реагирует на услышанное, лишь напряжённо въедается глазами в одну точку, сложив руки на подлокотниках кресла и подперев подбородок указательными пальцами.
Когда я заканчиваю, мы двадцать две секунды сидим в абсолютной, давящей тишине.
– Я не хочу, чтобы ты воспринял мой вопрос неправильно, – наконец произносит он, – но не приходилось ли тебе когда-либо выполнять функции… хакера?
Смятение в моей голове может посоперничать разве что с отупляющей усталостью.
– Э-э… Я – хакер нашей команды по Агилитрону.
– Да-да, конечно, – отмахивается отец. – Но я говорю не о спорте. Речь о… ты знаешь… чём-нибудь не вполне дозволенном?
Я втайне надеюсь, что ему сейчас хочется провалиться сквозь стеклидный пол не меньше, чем мне.
– Нет, – твёрдо отвечаю я.
– Ты абсолютно в этом уверен? – Его серые глаза, как камеры, не выпускают меня из своего поля зрения.
– Отец, – я начинаю ощущать непрошенное тепло, заливающее мои щёки, – ты сам сказал, что ИИТ невозможно взломать. Теперь ты считаешь, что его взломал я? Я? Ювенат из урба N11? Ты сам себя слышишь?
– Тоа, я верю тебе, когда ты говоришь, что не пытался ничего взламывать за пределами Агилитрона, и тем более я не думаю, что ты взломал ИИТ. Я всего-навсего пытаюсь сопоставить те немногие факты, что у нас есть.
– И что это за факты, а? – Меня уже не удержать: я теряю остатки самообладания. – Вроде того, что твоего сына подключили проводом – проводом! – к небезопасной сети и чуть не прикончили в ней? Такие факты? Ты хоть понимаешь, что я мог навсегда остаться дурачком после такого?!
Сквозь обжигающую волну гнева я с удивлением обнаруживаю, что уже не сижу в кресле, а стою на ногах, крепко стиснув кулаки.
– Тоа, – повторяет отец, продолжая сидеть в своём кресле, – я понимаю, что ты столкнулся с непредвиденной ситуацией. Этого не должно было произойти. И это нисколько не твоя вина. И именно потому, что мне не всё равно на тебя и твоё состояние, я хочу, чтобы в ближайшее время ты прошёл полную диагностику у хилера. Нам следует убедиться, что погружение в сеть не нанесло тебе вреда.
Хоть я и продолжаю возмущённо глядеть на него сверху вниз, всё же мне трудно не признать, что в его словах есть смысл. Кто знает, каких дел могла натворить эта грахова симуляция в моей голове. Медленно остывая, я отхожу в сторону окна и принимаюсь рассматривать пролетающих над виртуальными горами птиц.
– Хорошо, я схожу, – говорю я, и сразу кое о чём вспоминаю. – Пап?
– Да?
– А что тебе сказал робот, когда мы вышли из Гиперсферы?
Отец явно не хотел, чтобы этот вопрос прозвучал сегодня. Он скованно поёживается в кресле и, помедлив, произносит:
– Что у тебя был приступ, из-за чего тебя пришлось экстренно отключить от сети. И ещё что ты кричал что-то о… Уверен, это всего лишь реакция организма на сбой в системе, не более того. Мало ли кто мог оказаться…
– Отец!
Он вздыхает и обречённо смотрит на мягкий газон под своими туфлями:
– Тоа, ты кричал об убийстве людей.
***
Я сижу в своей комнате и пытаюсь собраться с мыслями. Ма активно выманивает меня наружу с помощью кулинарных наживок, но я не голоден. Отец настоял на том, чтобы я ничего ей не рассказывал о пережитом в Гиперсфере. По крайней мере, до тех пор, пока я не пройду диагностику в госпитале. Нет смысла тревожить её богатое воображение раньше времени. Так что, вернувшись в убикор и сославшись на усталость от переизбытка эмоций (что в общем-то было правдой), я сразу направился прямиком к себе, не забыв запереть за собой порт на всякий случай.
Записаться к доктору Локсу – моему постоянному хилеру – оказывается сложнее, чем я думал. Улей утверждает, что свободные слоты есть на завтра, но по какой-то причине несколько раз подряд отклоняет мой запрос. В конце он и вовсе отказывает мне в обслуживании и просит оставить заявку на диагностику, пообещав через какое-то время сообщить о «принятом решении». Да уж, с таким сервисом я ещё не сталкивался. Решив, что на сегодня я уже и так потерял достаточное количество нервных клеток, я послушно следую указаниям системы.
Отправив сигнум с заявкой, я задерживаюсь в базе, так как вижу мигающее оповещение об одном непрослушанном сигнуме – конечно же, от Хэрона. Из-за всех потрясений последних часов я успел забыть, что у друга сегодня тоже важный день.
Готовясь к длинной и не в меру восторженной речи Хэрона на тему его победы над моей разнесённой в пух и прах командой (или же гневной тираде о его незаслуженном проигрыше и, что логично вытекает из первого, тотальной несправедливости Вселенной), я активирую сигнум и слышу следующее: