Книга Пари на отличницу - читать онлайн бесплатно, автор Алекса Гранд. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Пари на отличницу
Пари на отличницу
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Пари на отличницу

– Фух, – я выдыхаю с явным облегчением и заговорщически подмигиваю Оле, роняя. – Неужто всем симпатичным индивидам мужского пола удалось уйти с вечеринки безнаказанными?

– Да ну вас! – в ответ на мой подкол, обиженно фырает пышечка и бочком протискивается в кухню. Пробирается к стратегически важному объекту – холодильнику.

– Мила!

Кричим мы с Никитиной отрепетированным и доведенным почти до совершенства хором, вынуждая проштрафившуюся девушку бухнуться в кресло без законной добычи.

– Что, Мила? – Курочкина надувается, как мышь на крупу и обиженно сопит.

Сколько мы ее знаем, она постоянно изнуряет себя то кефирными, то апельсиновыми диетами. Срывается стабильно раз в месяц и заедает расстройство по этому поводу тремя эклерами с заварным кремом.

– Чая-то хоть нальете, изверги?

– Нальем.

Снова выдаем в унисон и делим обязанности. Я разливаю по кружкам терпкую горячую жидкость, Оля режет лимон. А вот пирожные из холодильника не достаем.

Позавчера мы пообещали Милке рубить на корню любые поползновения ее фигуры урвать чего-нибудь сладенького и свято держим данное слово.

Тишина, опустившаяся на комнату, длится не долго – ровно тридцать секунд. А потом Миленка не выдерживает и выпаливает на одном дыхании.

– Ты такое шоу пропустила! Семенова договорилась с диджеем, залезла на барную стойку и в микрофон обозвала Потапова козлом и бабником. Обещала отомстить ему и той девке, на которую он ее променял. Представляешь?

– Такая она, наша элита. Коренные москвичи, славная история рода.

Мысленно нарисовав творившуюся в клубе феерию, я зачерпываю ложкой полупрозрачный липовый мед с янтарным оттенком и заливисто смеюсь. Вспоминая, как амбициозная Леночка кичилась подаренной на восемнадцатилетие квартирой на Покровке и обширными связями состоятельных родителей.

– Зря старалась, болезная, – хмыкает Оля и пожимает заостренными плечами с вязью татуировок на них, разливая остатки ароматного напитка. – Потапов, кстати, так и не объявился. Что очень и очень странно. Раньше он не пропускал такие тусовки.

Выдыхаю тихо. На Олины реплики не реагирую. Я знаю наверняка, где мажор провел, по крайней мере, первую часть вечера, и не считаю нужным делиться с подругами этим знанием. С них станется привязать меня к стулу и подвергнуть изощренному допросу с применением пыток.

Так что я считаю за благо уткнуться носом в кружку и притвориться, что внимательно изучаю ее содержимое на предмет возникновения в несчастной посудине новой цивилизации.

– В «Бункере» стриптиз не жалуют, – не желая менять тему разговора, невозмутимо брякает Милка и снова косится в сторону вожделенного холодильника, плотоядно облизываясь. – Не удивлюсь, если Потапов с Веселовским нашли место, где есть раздетые девочки погорячее.

Такой подставы от легкомысленной Курочкиной я не ожидаю. Мое богатое и ни разу не скромное воображение живо рисует картинки, где персонал нашей «Карамели» по очереди извивается вокруг воображаемого шеста в центре зала, так что чаем я давлюсь громко и со спецэффектами. Закашливаюсь, глотая ртом воздух, и натыкаюсь на выразительные взгляды девчонок.

– Вика, – ласково зовет меня Оля, постукивая недлинными бежевыми ноготками по столу и щурится. И вроде бы столько доброты в ее ясных широко распахнутых глазах, что чувствуешь себя маленьким беспомощным кроликом рядом с хитрым опасным удавом. – А ты ничего нам рассказать не хочешь?

– Неа, это ты завтра выходная, а мне через четыре часа на пары. Спокойной ночи.

Открещиваюсь от всего сразу я и отрицательно машу головой. Вскакиваю со стула, сгружаю чашку с блюдцем в раковину и нагло ретируюсь в комнату, где живем мы с Милкой.

Олька на правах единственной, у кого налажена личная жизнь, занимает спальню, чтобы в случае чего уединиться там с Игнатом. Шикарным мускулистым брюнетом под два метра ростом, учащимся на последнем курсе магистратуры и готовящимся занять непыльную должность в одном весьма интересном ведомстве.

Оставив девчонок без сказки на ночь, я ныряю под одеяло и четко осознаю, что встать без отряда некромантов по мою грешную душу завтра будет очень и очень сложно. Организм истошно кричит, что ему необходимо не меньше двенадцати часов сна кряду, а лучше и все двадцать четыре, чем я порадовать его никак не могу.

Так что длинно, сладко зеваю и, перед тем как провалиться в вожделенную дрему, глажу указательным пальцем циферблат увесистых металлических часов, впопыхах надетых на запястье.

– Надо обязательно вернуть вас хозяину.

Крутится в мозгу правильная мысль, а вместе с ней мелькает неотступное подозрение. Не удивлюсь, если Егор оставил часы в кафе нарочно, вынуждая столкнуться с ним, не важно, хочу я того или нет.

Глава 5

Егор


– Ты тоже учишься в университете?


– Мы живем здесь, едим здесь, но никто ещё


не обвинял нас в том, что мы здесь учимся.


(с) к/ф «Цвет шафрана».


– Ты где?

– В универе. Где же еще, – я морщусь от покровительственных интонаций в батином голосе и перевожу звонок на видеосвязь. Демонстрирую отцу стены родной альма матер, после чего отключаю изображение.

– Надо же. Не проспал как обычно.

– Удивлен?

– Конечно. Еще одна претензия от декана, и я заблокирую твою карту.

– Ты обещал это сделать еще год назад.

– И сделаю, если будешь огрызаться, – нудит батя и прощается, отваливая на какое-то важное совещание.

Я же засовываю мобильный в карман и любуюсь на своего железного коня.

Ярко-синий, ультрамариновый кузов спортивной ауди поблескивает на солнце новой свежей краской, и ни единая царапина, ни единая вмятина больше не напоминает о том, что хозяин авто – нерадивый, безалаберный балбес. Решивший ценой крыла любимой ласточки выиграть очередной спор. Безрассудный, глупый и в общем-то никому не нужный. Кроме, разве что, меня.

Я тащусь от любого пари и не умею проигрывать. Совершенно. Даже если обстоятельства против и грозят швырнуть под асфальтоукладчик, я всегда ухитряюсь извернуться. Ну а то, что победе неизбежно сопутствуют жертвы, вряд ли хоть каплю меня волнует.

– Месяц. Много. Интересно, управлюсь за пару недель?

Гадаю, расслабленно прислонившись к капоту, и смеживаю слегка подрагивающие веки. Поглаживаю пальцами массивные рельефные линии железного зверя и отрешаюсь от ненаписанного доклада, за который даже не брался. Игнорирую звонок, две минуты назад возвестивший о начале первой пары, потому что не планирую на нее идти.

Вероятно, я бы и вовсе пропустил сегодня учебу, если бы не острое желание нажать на спусковой крючок и дать старт грядущему развлечению.

– Отличница. Заучка. Заноза. У тебя-то хоть парень когда-нибудь был?

Облизываю обветренные губы и прикидываю, как подступиться к новой цели, когда эта самая цель влетает во внутренний дворик университета.

С увесистым черным рюкзаком с десяткой, а то и двадцаткой разноцветных значков самых невообразимых форм и размеров на нем. В темно-синих джинсах, такого же цвета куртке, расстегнутой и закатанной по локоть, в черном топе с аккуратным треугольным вырезом, Смирнова неумолимо наращивает скорость. Лихо перепрыгивает через оставшиеся после «высококачественного» ремонта тротуарной плитки ямки и выбоины и свободной рукой пытается собрать густые роскошные волосы в пучок.

И то ли я за три года обучения так сильно привык к неприметно-серому образу, не допуская мысли, что Смирнова может быть красивой. По-настоящему красивой. Что не обращал на нее внимания из-за более броских представительниц универской фауны, обвешанных модными «Пандорой» и «Сваровски». То ли Вика похорошела за прошедшее лето настолько, что теперь я готов признать: пари из обыкновенного обязательства грозит перерасти в нечто более занимательное.

– Вау.

Тряхнув головой, я свыкаюсь с новыми чудными мыслями и неторопливо отлепляюсь от автомобиля, напоследок пробежавшись пальцами по шестиугольной радиаторной решетке. Вызывая у столпившихся неподалеку первокурсников множественные восхищенные вздохи и неконтролируемое слюноотделение при виде потрясающего сочетания силы, мощи и агрессии.

– Восьмиступенчатая коробка передач!

– Четыреста пятьдесят лошадей под капотом!

– Машина – зверь! – авторитетно подытоживает невысокий брюнет в расстегнутой на несколько верхних пуговиц коралловой рубашке, заправленной в слишком узкие джинсы, и звонко свистит.

«Лучше б вы так теорию штудировали», – беззвучно буркнув себе под нос, я оставляю за спиной горячо обсуждающих достоинства ауди первогодок и ныряю в высокую каменную арку. Чтобы через пару минут приветственно помахать укоризненно взирающему на меня охраннику и двинуться к ближайшему кофейному аппарату, снабжающему обучающихся бурдой, лишь отдаленно напоминающей ароматный крепкий напиток, сваренный из только что смолотых зерен.

– Потап! – окрик вонзается в барабанные перепонки, а тяжелая клешня ложится на плечо, каким-то чудом не заставляя меня выпустить из рук коричневый пластиковый стаканчик с молочной пенной шапкой.

– Пашка, блин! Я на тебя колокольчик повешу, – в который раз обещаю обиженно сопящему другу и мощусь на подоконнике – допивать утреннюю дозу радости сомнительного качества и ждать начала следующей пары.

– Потап!

Не умеющий долго дуться Пашка не оставляет попыток меня расшевелить. А я обреченно кошусь на это неунывающее чудовище, непоколебимое в извечном желании достать меня до печенок.

Признаться честно, Веселовский действует на мои нервы похлеще, чем домоправительница отца Клавдия Рудольфовна. Построившая горничную, повара, садовника, двух кошек-британок и даже своенравного питбуля Рамзеса, но обломавшая острые ядовитые зубы о непутевого сына Потапова Николая Леонтьевича, то есть меня.

– А давай ты мне свою ласточку сразу отдашь, а? Я всего-то неделю на ней погоняю и верну в целости и сохранности.

– Чего-о-о?

– Того! – передразнивает мои интонации Пашка и радостно скалится. – Ты все равно не выиграешь это пари.

Давлюсь кислородом на выдохе и сильно сжимаю стаканчик, расплескивая кофе на пол. Здравый смысл вкупе с безграничной любовью к верному средству передвижения в унисон противятся такому кощунственному предложению и вынуждают меня скептически щуриться. Ну, а дерзкий азарт так и вовсе кипятит горячую кровь, подталкивая к скорейшим активным действиям.

Благо, знакомый затылок мелькает в толпе высыпающих из аудитории одногруппников и притягивает к себе взгляд цепких глаз. Заставляя меня резко соскакивать с насиженного места, пихать недоумевающему Веселовскому стаканчик с остатками ванильного капучино (по крайней мере, так гласит полустертая выцветшая наклейка на автомате) и, расталкивая нерасторопных студиозусов, мчаться в погоне за Смирновой в другой класс.

Чтобы усесться позади нее. За вечно пустующую вторую парту, вопреки укоренившейся привычке подниматься на тесно забитую такими же троечниками и прогульщиками, как я сам, галерку.

Эдакий образчик примерной девочки и всезнающей зубрилки, Вика не сошлась ни с кем из потока, будучи принципиальной в вопросах списывания и подготовки домашнего задания. Смирнову не любят за ее резкие высказывания, завидуют налаженному контакту с большинством из преподавателей и осуждают. За идеально выполненную контрольную, за аккуратно сложенную на углу стопку из тетрадей и методических пособий, за слишком простой прикид и, конечно, за отсутствие на всех универских тусовках.

Правда, Смирнову это мало заботит. Она с грацией королевы занимает свой островок отчуждения и тщательно конспектирует преподносимый лектором материал, не обращая внимания на сверлящие спину неприязненные взгляды и злобные шепотки.

– Привет, Вик. Есть запасная ручка?

Вынырнув из раздумий, я дотрагиваюсь до предплечья Смирновой. Вздрогнув от моего прикосновения, она резко оборачивается и прикладывается коленом о нижнюю крышку стола. Шипит, потирая ушибленную конечность, и недобро на меня смотрит.

Я же строю невинную моську и усиленно делаю вид, что не имею никакого отношения к ее злоключениям.

– Сгинь, нечистая, – оставив конечность в покое, бурчит Смирнова и на всякий случай меня крестит. – Не сгинешь, да?

Не выдерживаю. Хмыкаю, сцеживая в кулак смешок. Наблюдать за ее безуспешными потугами с подчеркнутым удовольствием. Вика такая взъершенная и колючая, что я сам не замечаю, как губы невольно расползаются в широкой улыбке, а пальцы сами тянутся вперед и щелкают по носу замершую девчонку.

Пожалуй, в это мгновение она пытается решить то ли казнить неугодного, то ли все-таки поделиться имеющейся в запасе канцелярской принадлежностью. И хорошо, что человеколюбия в Виктории достаточно, чтобы не бросить ближнего на произвол судьбы в лице строгой Анны Львовны, вплывающей в кабинет и одним своим появлением прекращающей все разговоры.

– Потапов, вы соизволили почтить присутствием мою пару. Чудесно, с вас и начнем опрос, – низкорослая шатенка раскрывает журнал и улыбается так хищно, что Вика ежится. Я же моментально теряю ребячливую беспечность и готовлюсь на ходу придумывать причину, по которой не выполнил домашнее задание.

Глава 6

Вика


Если бы я была вашей женой, Уинстон,


то подсыпала бы вам яд в кофе.


А если бы я был вашим мужем, то выпил бы его.


(с) Уинстон Черчилль и Ненси Астор.


– Спокойно, Вика. Это все сон. Потапова здесь нет. Он призрак, невидимка, ничто.

Едва слышно шепчу под нос, но убедить себя не удается.

Вдох. Выдох. Концентрация. Фигово у меня с индийскими практиками.

Уйти в блаженную нирвану не получается, какие бы титанические усилия я не прикладывала. Волнение мощной волной шпарит по венам, а глаза то и дело цепляют фыркающую Леночку, показательно закидывающую нога на ногу.

Признанная красавица, Семенова нарочито скромно одергивает неприлично короткую кожаную юбку, апогей безвкусицы, как по мне, и призывно облизывает покрытые перламутровым матовым блеском губы. Жаль только Потапов ее стараний упорно не замечает, вперившись взглядом в мою сгорбленную спину.

От его навязчивого внимания сердце бьется чуть быстрее, чем обычно, кислорода в легкие поступает чуть меньше, чем нужно, ну, а противные мурашки прочно обосновываются в излюбленном месте.

Пробегаются от лопаток до поясницы и обратно, и не хило так отвлекают от мирских забот и от подброшенной Анной Львовной задачки, которая не решается от слова совсем. Так что я сосредоточенно кусаю кончик ручки и в четвертый раз перечеркиваю написанное, возвращаясь к началу. Только вот правильный ответ и не думает маячить на горизонте.

– Вот же подстава!

Гипнотизирую кривые формулы и слишком сильно давлю на острый стержень, царапающий тонкую бумагу и в итоге прорывающий ее. От неосторожного движения хочется взвыть. Белугой, волком, сиреной, в конце концов. Жалуясь на несправедливость жизни вообще и на мешающее сосредоточиться соседство, в частности.

Временно принимая поражение, я роняю голову на руки и прячусь там от не желающих сдаться на милость мне злобных циферок. Тихо всхлипываю и закусываю нижнюю губу, когда чужие пальцы осторожно проходятся по волосам.

Они растрепывают пряди и ласкают, вызывая напряженное томление, спускающееся от груди к низу живота, да так там и оседающее. Неопознанная (да я до последнего тяну с идентификацией личности ее владельца) конечность повторяет маневр и на этот раз задерживается на шее. Надавливает на затекшие от неподвижной позы мышцы и разминает их, вынуждая на пару коротких минут поддаться слабости и раствориться в моменте.

– Смирнова, – горячий шепот обжигает ухо, согревает кожу и окончательно дезориентирует млеющую от умелых точечных прикосновений меня. – У тебя условие записано не верно.

И, хоть я шиплю, как заправская королевская кобра на охоте, поминая добрым словом родню Потапова вплоть до седьмого колена, он не планирует отстраняться. Только ладонь убирает, во избежание утери последней, и наклоняется вперед, вроде бы ненароком задевая мое плечо и обдавая пряным горько-сладким ароматом. Дразнящим и дурманящим, обволакивающим и проникающим в кровь.

– Вот здесь, – Егор авторитетно тычет пальцем в ошибку и торжествующе улыбается, подмигивая: – не стоит благодарности.

Дар речи от его чистой, не замутненной угрызениями совести наглости пропадает совершенно. И я только и могу, что открывать и закрывать рот, не находя ни одного подходящего комментария, пока самодовольный блондин вскакивает со скамьи и начинает вальяжно спускаться по лестнице.

И, пока я растерянно хлопаю ресницами, Потапов собирает восхищенные взгляды доброй половины аудитории и не реагирует на Семенову, роняющую в проход карандаш и нелепо изгибающуюся в попытке его достать. Насвистывает мотивчик из «Розовой пантеры» и беззаботно ерошит и так находящиеся в художественном беспорядке пепельные волосы.

И я отвлекаюсь на идеальное в своем нарциссизме дефиле настолько, что забываю о том, что бережно завернутые в замшевый мешочек часы с характерной царапиной на корпусе лежат на дне рюкзака и послушно ждут своего часа.

– Черт!

Выбравшись из-за парты, я на лету подхватываю рюкзак и чудом не задеваю им мечтательную физиономию Леночки. Стремительно скатываюсь по ступеням и намереваюсь вернуть безалаберному владельцу забытую в «Карамели» вещь.

– Потапов!

«Любимого» одногруппника нагоняю у входа и внезапно лишаюсь дара речи. По неведомой моему, видимо, нездоровому сознанию причине упуская тот момент, когда меня успевают приобнять, придвинуть к теплому боку, чмокнуть в затылок и потащить в центр зала под ахи и охи изумленной публики.

Публика, кстати, привыкла наблюдать за холодным отчуждением и старательным игнором, либо потоком взаимных обвинений и красочных проклятий, изрыгаемых отличницей Смирновой и троечником Потаповым. Поэтому сейчас неистовствует и готовится снимать шоу на телефоны.

– Не бойся. Я не кусаюсь.

Роняет Егор, подталкивая меня к свободному столику, и осторожно гладит по голове, словно добросовестно сделавшего домашку ребенка, когда я нерешительно опускаюсь на коричневый стул с мягким сидением и деревянной овальной спинкой.

– Чай, кофе, колу?

– Не надо ничего.

– Понятно.

Проигнорировав мой ответ, Потап уносится к огроменной очереди с извивающимся хвостом, огибающим серую мраморную колонну, и без зазрения совести втискивается между кассой и опешивший девчонкой с двумя французскими косами пшеничного цвета.

– Иди в конец! Тебя здесь не было!

– Брось. Я за ним занимал.

Не сдавая позиций, ругается Егор, а я тру переносицу и жмурюсь, надеясь, что все привидевшееся лишь глупый сон и никакой Потапов вовсе не торопится ко мне с нагруженным разными вкусностями подносом. Грозя превратить мою тушку в жертву номер один для толпы его оголтелых поклонниц, фанаток, фетишисток и прочих затейниц, рисующих углем пентаграммы, проводящих кровавые ритуалы призыва высших демонов, лишь бы урвать кусочек внимания «золотого» мальчика.

– Спасибо, я не хочу.

Вынырнув из живописных фантазий, я посматриваю сквозь ресницы на отчего-то присмиревшего парня, расположившегося напротив, и отрицательно мотаю головой. И мой вежливый отказ можно назвать гордым, если бы не громко урчащий подлый желудок. Во всеуслышание заявивший, что его хозяйка голодна и на самом деле не прочь подкрепиться.

– Давай. Ешь уже.

Удержавшись от традиционных подколов, Егор понимающе улыбается и пододвигает ко мне клубничный молочный коктейль и темный бисквит. Пропитанный нежнейшим сметанным кремом десерт обильно полит жидким шоколадом и манит скорее положить на язык это лакомство с прослойкой из измельчённых орехов и кусочков ананаса.

Отказаться ни шанса!

– Контрольная, курсовая, диплом? – глубоко вдохнув, я перечисляю наиболее вероятные причины для повышенного интереса к моей скромной персоне со стороны Потапова. Неспешно потягиваю густой напиток через соломинку и бесстрашно встречаюсь с нечитаемым взглядом потемневших серых глаз. – Взятка?

– Мимо, – обиженно буркает парень, вгрызаясь в гамбургер, и запивает его ледяной кока-колой. Выдерживает почти театральную паузу и продолжает совсем уж неожиданным: – Смирнова, а что, если я приглашу тебя на свидание?

Скажи сам ректор, что мою кандидатуру выбрали для программы обмена студентов с Канадой, степень ошеломления была бы и то меньше. Так что я давлюсь десертом, закашливаюсь и укоризненно зыркаю на явно потешающегося надо мной Потапова. Не в силах переваривать еще более сюрреалистичное:

– Сегодня.

В искренность, бескорыстие и прочие не свойственные Егору качества я бы не поверила, даже если бы находилась в горячечном бреду, вызванном африканской лихорадкой Эболой. Поэтому отбиваю по столешнице бравурную барабанную дробь и переключаюсь на кусок торта – не отберут же его за мою вредность, в конце-то концов.

– Вика, – не собираясь оставлять меня в покое, нетерпеливо зовет Потапов и вопросительно выгибает бровь, исполняя излюбленный прием всех студиозусов: строит умилительную мордашку, способную разжалобить даже самых черствых сердцем преподавателей нашего храма знаний. Но не меня.

– Нет, – отрезаю коротко, шугнув взметнувшихся в животе бабочек, и возвращаю все внимание кондитерскому изделию, игнорируя хмурое выражение на лице собеседника.

– Почему?

Не собирается сдаваться Егор, а я, наконец, понимаю Максима Петровича Литбермана, все-таки поставившего Потапову в прошлом семестре зачет. Если бы Егор с таким же тщанием и усердием доставал меня на протяжении месяца, я бы сочла за благо избавиться от набившей оскомину физиономии троечника, а то, не дай бог, уйдет в академ и будет глаза мозолить лишний год.

– У меня вечерняя смена.

Говорю отрешенно, умалчивая о том, что в этот напряженный график два через два, перемежаемый с учебой, я с трудом втискиваю не слишком богатую на события личную жизнь. Зачастую, поход на свидание заканчивается, еще не успев начаться – на уютной небольшой кровати, лицом в мягкую подушку в черной с оранжевыми апельсинами наволочке.

– Прогуляй, – беспечно предлагает Потапов, перегнувшись через стол, и большим пальцем убирает с моих перепачканных губ остатки шоколада. Заставляя меня подпрыгнуть вместе со стулом, отодвинуться на безопасное расстояние и спрятать подрагивающие руки в карманах старенькой, ни разу не дизайнерской куртки, купленной по акции в одном из недорогих бутиков в торговом центре неподалеку от дома.

– У меня нет родителей-миллионеров, которые бы оплачивали обучение. Нет важных знакомых, которые, по мановению волшебной палочки, закрывали бы долги и продляли сессию. Я сама зарабатываю на комнату в съемной квартире, на учебники, еду, одежду и не могу позволить себе лишние отработки и пропуски, представляешь?

Высекаю резковато и складываю руки на груди. Напоминаю, в первую очередь, даже не Егору, а самой себе, что мы с разных планет. На его Марсе достаточно денег и связей, чтобы любая проблема растворилась в одно мгновение, на моей же Венере каждая мелочь достается упорным и кропотливым трудом.

Только для Потапа это слабенький аргумент.

– Вика! Да хоть раз попробуй нарушить свои дурацкие правила и убедись, что мир от этого не разрушится! – пылит Потапов, а я против воли начинаю любоваться серыми омутами, полыхающими огнем уверенности, учащенно вздымающейся грудью и мощными плечами, ширину которых я не замечала раньше.

Его бы сейчас, да на броневик, вершить революцию, спасать судьбы.

– Благодарю за обед. Это, кажется, твое, да?

Поднявшись из-за стола, я вытаскиваю из рюкзачка часы и пододвигаю мешочек к Егору. Стараюсь не касаться его пальцев и не слишком глазеть на красивые ровно очерченные губы. Чересчур быстро устремляюсь к выходу из столовой и не оборачиваюсь, как мантру, твердя: «Он птица не твоего полета».

– Дура ты, Вика.

До туалета добегаю через пару минут, открываю на полную мощность кран и подставляю пылающее лицо под струи холодной воды, остужающие внезапный жар. Недоумеваю, почему мой организм так ярко отреагировал на присутствие Потапова, теплыми чувствами к которому я никогда не отличалась, и радуюсь, что не злоупотребляю косметикой.

Не придется поправлять поплывший макияж.

Между тем, волнение постепенно стихает, оставляя после себя какое-то странное умиротворение, мысли рассыпаются и не хотят соединяться в единый клубок. И я оказываюсь совершенно не готовой к тому, что кто-то бесцеремонно макнет головой в раковину. Вынуждая фыркать и отплевываться, пока холодные капли скользят за шиворот и насквозь пропитывают копну густых волос.

Сориентировавшись, я-таки сбрасываю с шеи чужую ладонь, выпрямляюсь и разворачиваюсь, встречаясь взглядом с высокомерно ухмыляющейся Леночкой и с неизменными близняшками-подпевалами Ингой и Ирмой у нее за спиной.