Война для двоих

– А союзнички наши, товарищ генерал, не боятся, что это будет против них применено? – заметил старший лейтенант Лесничий. – Бандитам все равно, в кого стрелять.

– Видимо, не боятся, – сердито ответил генерал. Он, похоже, не любил, когда его перебивают, и потому молчал больше минуты, собираясь с мыслями и вспоминая, что еще должен сообщить. – Я думаю, между ними существует какая-то определенная договоренность или задействованы некие иные схемы, вплоть до технических решений. Например, устанавливается система опознавания «свой – чужой» или что-то подобное. Однако в любом случае пока еще у террористов даже при наличии усовершенствованной зенитно-ракетной установки нет в необходимом количестве специалистов-операторов, способных работать на уровне профессиональных зенитчиков. Тем не менее некоторые из их главарей уже хвастливо заявляли, что больше ни один российский вертолет или самолет-штурмовик не сможет безнаказанно бомбить их позиции. Один зенитно-ракетный комплекс они выставили в прикрытие своей попытки контрнаступления, но он был довольно быстро уничтожен высокоточной ракетой «Точка-У», которую «Оса» пыталась сбить, но не смогла. Тогда, кстати, был убит британский офицер. Он, видимо, обучал террористов и командовал личным составом ЗРК. Но сбить «Точку-У» и сбить вертолет – это разные задачи. Первая попытка, таким образом, сорвалась. Однако у террористических бандформирований в запасе еще больше двух дюжин комплексов, и они представляют для наших военно-космических сил, особенно для вертолетов-штурмовиков, реальную угрозу.

– Извините, товарищ генерал… – вмешался в разговор капитан Радиолов, – а кто же у них стрелять будет? Или посадят туда британских и французских зенитчиков? Специалисты, думаю, смогут разобраться с нашей старой техникой. Но это же скандал международного уровня!

– Это едва ли, едва ли посадят… – Теперь генерал не проявил недовольства, поскольку вопрос полностью вписывался в его дальнейшее повествование. – Инструкторов террористам остро не хватало. И тогда они объявили новую охоту. Теперь уже на специалистов ПВО Сирии. Просто похищали офицеров. Вплоть до того, что похищали их прямо из дома. Обещали хорошо заплатить и вообще облагодетельствовать, но когда несколько человек провели обучение и подошло время оплаты, их попросту расстреляли. Тем не менее этот процесс продолжается и по сей день. Все же как думают: если где-то там кого-то и расстреляли, то со мной-то уж точно такого не случится. Тем не менее случается со всеми. И уже много раз случалось. Но сирийцам пришлось выставить к своим офицерам ПВО дополнительную охрану, и похищать специалистов стали реже, хотя время от времени это все же происходит. Так говорят в сирийских силах безопасности. По нашим же данным, реже похищать стали потому, что используют уже похищенных более широко, создавая целый курс обучающихся. Схему обучения изменили. Не сразу расстреливают. Сначала платят, но отправить деньги семье не дают, а после того как расстреливают, деньги возвращают себе.

– А что же, товарищ генерал, сирийские силовики ничего не могут против них предпринять? – спросил старший лейтенант Лесничий, заинтригованный ситуацией.

– Могут. И предпринимают… Это как раз тот вопрос, который заставил меня обратиться в ЧВК «Волкодав» для разрешения сложной ситуации, в которую попал офицер сирийских сил безопасности, некий майор Гиваргис аль-Хабиби, хорошо знакомый кое-кому из присутствующих. В течение нескольких месяцев майор проходил усиленную стажировку в расчетах ПВО Сирии, где досконально изучал возможности ЗРК «Оса»-«АКМ», а потом по каким-то сирийским каналам был сильно разрекламирован как лучший в сирийской армии специалист по этим ЗРК. Причем реклама велась скрытая и целенаправленная, то есть так, чтобы она попала в уши террористов. Короче говоря, была проведена классическая операция ввода. Майора похитили. Его несколько раз перебрасывали по разным точкам, где обучаются операторы террористов, так что майор Гиваргис аль-Хабиби стал ценным носителем информации о наличии точек ПВО, которые подлежат уничтожению высокоточными ракетами. Причем сами бандиты прекрасно понимают это и потому тщательно следят за майором, опасаясь его побега или похищения сирийскими правительственными силами.

Генерал встал и постарался выпрямиться, придавая себе строевую осанку, но это у него не слишком хорошо получилось. Сказывалась привычка носить гражданскую одежду, а она не особо располагает к строевой осанке. Но когда Трофимов снова заговорил, слова его звучали по-армейскому четко и конкретно:

– Наш выбор пал на капитана Радиолова по той простой причине, что он хорошо знаком со своим однокашником по училищу майором сирийской армии Гиваргисом аль-Хабиби. Более того, мы знаем, что они какое-то время были даже хорошими друзьями, что, как нам думается, в состоянии облегчить капитану Радиолову выполнение задачи по освобождению майора аль-Хабиби и доставке его сирийским правительственным силам. Это вопрос достаточно тонкий, поскольку определенные лица высказывают подозрения, что майор аль-Хабиби не желает возвращаться из-за своей семьи, то есть его держат на сильном «крючке», угрожая определенными действиями против близких.

Капитан тоже встал. Он, как и его боевая группа, уже больше месяца проходил тренировочные занятия и постоянно ждал боевого задания командования ЧВК. Вот оно и пришло. Однако суровое и даже насупленное выражение лица капитана говорило о том, что задание это ему не совсем по нраву. Генерал со свойственной профессиональному разведчику проницательностью заметил это и спросил:

– Что-то не так, капитан?

– Извините, товарищ генерал… Вы, наверное, просто не в курсе, как мы расстались с Гиваргисом? По какой причине…

– Если бы мы все были не в курсе этого, нам, как разведчикам, была бы грош цена, и нас следовало бы выгнать из разведки за профнепригодность, – ответил за генерала Селиверстов. – И по этой же причине нас не смогли бы взять даже в военно-строительные формирования[4], разве что на должности рядовых бойцов – но таскать носилки с бетоном мы уже по возрасту не годимся… Тем не менее несмотря на то, что аль-Хабиби когда-то увел у тебя, Алексей Терентьевич, жену, он же воспитывает, как свою родную, твою дочь. По нашим данным, весьма хорошо к ней относится и в настоящее время обеспечивает ее обучение в университете в Париже. Именно воздействием на дочь бандиты и пытаются удержать у себя аль-Хабиби. Но это пока только предположение. При этом мы понимаем, что это твоя дочь, хотя ты с ней уже девятнадцать лет не виделся. И Служба внешней разведки включилась в ее подстраховку.

– Она во Франции? – с удивлением переспросил Радиолов, для которого это было, судя по всему, новостью.

– Да. Во Франции. Ты разве не знал этого?

– Никак нет, товарищ полковник. Не знал. Я же с ней не общаюсь. Судя по всему, она Гиваргиса считает своим отцом. И насколько мне известно, у нее сирийское гражданство.

– Так вот… Что она считает, это не важно. Важно то, что есть в реальности. Хотя бы в благодарность за воспитание твоей дочери ты обязан майора аль-Хабиби оттуда вытащить. Кроме того, это приказ. А ты прекрасно знаешь, что приказ следует выполнять, несмотря на личные обстоятельства.

– Ну, не все так категорично и однозначно, – добавил генерал Трофимов вполне миролюбиво. – В крайнем случае, если вытащить майора не удастся или, скажем, он не пожелает сам возвращаться, а этот вариант, как я сказал, тоже рассматривается, потому что вызывает удивление тот факт, что бандиты его до сих пор не расстреляли, хотя расстреливали многих из тех, кого похищали специально для обучения операторов, ты, капитан, должен будешь его уничтожить. Этот вариант тоже обсуждался. У тебя же есть в группе снайпер с дальнобойной крупнокалиберной винтовкой?

– Так точно, товарищ генерал. С винтовкой «Корд». Снайпер отличный, винтовка – тоже…

– Ты согласен? – напористо спросил полковник Самохвалов, сидящий чуть в стороне.

– Так точно. На оба варианта согласен.

– Вот и отлично. Тем не менее доставление майора в сирийские войска предпочтительнее как раз из-за информации, которой он обладает. Дальше действуй по обстоятельствам. Нам было важно твое согласие.

– Извините, товарищ полковник. Мне только что сказали, что это приказ, а для выполнения приказа моим согласием никто не должен интересоваться.

– Значит, согласен, – отчего-то вздохнул генерал Трофимов, словно мешок с мокрым песком на плече нес и только что сбросил его на пол, чтобы дыхание перевести. – Вот присутствующий здесь старший лейтенант Лесничий расскажет тебе кое-что из сирийских условий. Что спросишь, то, думается, и расскажет. Он там уже побывал и сможет дать несколько дельных советов. А завтра с утра я подъеду и введу тебя полностью в курс дела, причем с деталями: с кем из наших, с кем из сирийских ответственных лиц тебе придется контактировать. Вопросы по существу есть? Общие вопросы, естественно…

– Состав… Какими силами там действовать?

– Это уже тебе решать как командиру группы. Одно могу сказать твердо, больше, чем у тебя есть в подчинении, ты не получишь. А кого из своей группы решишь задействовать, твое дело. Я так думаю, что всю свою группу должен взять. А уже на месте решишь, кто будет непосредственно задействован в операции, кто будет страховать и прикрывать. На месте всегда виднее…

– На месте виднее, – согласился капитан, но вдохновения опять же не проявил, лицо по-прежнему оставалось смурным и скучным. Может, он просто вернулся мыслями в прошлое, а может, еще какие-то мысли посетили его голову. Этого со стороны никак не поймешь…

Из кабинета полковника Селиверстова Радиолов вышел вместе со старшим лейтенантом Лесничим. Разговаривать начали только на крыльце.

– Что тебя больше всего интересует? – спросил Лесничий.

– Все…

– Все ты сам на месте увидишь, тогда собственное впечатление и составишь. Мое личное впечатление – это мое личное. У тебя будет свое личное. Главное, нужно сразу научиться понимать местный жаргон. Так, в Афгане были «духи», в Чечне – «чехи», в Сирии бандитов зовут «бандерлогами» – это из Киплинга, племя обезьян, если помнишь. Иногда зовут «чертями». Наших, условно говоря, сирийцев, которые на нашей стороне воюют, поголовно зовут «садыками». С арабского слово переводится как «друг». Саму Сирию в нашей армии называют «Саратовом», но город на Волге здесь ни при чем. Авиабаза в Хмеймиме – «Химки», город Пальмира в жаргоне зовется «Пальмой», базу в порту Тартус кличут «Тортугой», Алеппо – «Лимпопо», и так далее и тому подобное. Это все сам быстро изучишь, по созвучию. Что тебе еще из общих впечатлений рассказать? Спрашивай, не стесняйся.

– Отношение сирийцев к русским. Именно к военным, которые там находятся…

– Если не слушать нашу глупую телевизионную пропаганду, то отношение разное. Одно дело, как относятся в тех городах и районах, что не были захвачены ни ИГИЛ, ни другими бандами. Там отношение ровное и даже благодарное. Недавно слышал, что в этих местах часто стали называть новорожденных девочек именем Россия. Кроме того, когда недавно упал в море наш истребитель, первыми к месту крушения подошли два рыбацких баркаса, и рыбаки пытались спасти летчиков, хотя нырять без акваланга на глубину в семнадцать метров – дело рискованное, не каждый сможет. Тем не менее они пытались с риском для собственной жизни. Простые рыбаки… Простые люди, жители прибрежных поселений, как и жители других районов, которые не были захвачены террористами, Асада поддерживают, следовательно, поддерживают и русских, что пришли Асаду на помощь. Несколько иное в освобожденных от террористов районах. Когда привозят гуманитарную помощь, сирийцы всех расцеловывать готовы. Но только помощь закончится, отношение очень настороженное. Тут следует учитывать, что часть мирного населения вообще не пожелала воевать ни на чьей стороне, часть ушла воевать за Асада, а часть все же входила в какую-то банду. Банды тоже следует разделять на непримиримых и на тех, с кем, я бы сказал, можно «помириться». Первые в основном оружие так и не сложили, только переехали в другие, еще не освобожденные районы. Часть переехала с семьями, часть семьи оставила на местах. Вот эти-то семьи проявляют ко всем русским самое настороженное отношение. Они боятся, что их будут преследовать за мужей и отцов. И такие случаи уже были, хотя и не со стороны власти, и не со стороны наших военных, а только со стороны другой части мирных жителей, которые, натерпевшись от бандитов, пошли на примирение полностью. Они семьи боевиков не жалуют, всегда стараются в чем-нибудь ущемить. К ним примыкают и те, кто вообще не воевал. Кстати, те из мужчин, что не воевали, в настоящее время, как я слышал, повсеместно рвутся идти служить в сирийскую армию. Но здесь дело даже не столько в желании поддержать президента, сколько в возможности устроиться на оплачиваемую работу, поскольку другую работу в Сирии сейчас найти трудно, а семьи у большинства многодетные, их содержать надо. Но это тоже мое субъективное мнение. А в целом я бы посоветовал полагаться только на себя и на своих людей. И частично, очень даже частично, на сирийскую армию, поскольку задание твое в ее интересах. По крайней мере, на офицеров сирийской армии, но не на солдат. Помни, что из сирийцев солдаты, по сути дела, никакие. Именно потому генерал Сухель лично отбирает бойцов себе в дивизию – он свой народ знает, чего-то могут стоить только отдельные личности. На спецназ еще можно в какой-то мере положиться. А армия в целом – чуть какое-то обострение, собирают манатки и – руки в ноги! – кто быстрее убежит… Стрелять абсолютно не умеют, хотя любят стрелять ради шума и иллюминации или чтобы боеприпасы побыстрее закончились. Закончатся – можно отступать. Есть у них пятый добровольческий корпус, в котором работает куча наших советников. Обучают добровольцев тактике, технике и остальному. Про этот корпус кое-что рассказывают. Дело происходило, когда мы в Сирии были. Взяли добровольцы деревню. И тут же ее сдали. Их спрашивают: «Почему сдали?» – «ДАИШ[5], – говорят, – пришли». ДАИШ – так по-арабски ИГИЛ называется. Послали разведку. В самом деле, в деревне около сорока «бандерлогов» и несколько пикапов с пулеметами. Пытаются солдат послать в атаку, деревню снова отбивать, а те не хотят идти. Тогда расстреляли в первом взводе каждого пятого. Остальные пошли и деревню почти без боя вернули, потому что «бандерлоги» сразу отступили. Тогда вот и слухи пошли о «заградотрядах». Дескать, в пятом корпусе, когда солдат посылают в атаку, за их спиной пулеметы ставят. Не верь. Это ерунда. Но вопрос здесь в другом. Ларчик просто открывается. Если сирийский солдат погибает в бою, на улице, где он жил, вывешивают его портрет и в течение года семье выплачивают сто миллионов сирийских лир. Это примерно двести тысяч долларов. А если солдата расстреляют – ни портрета на улице, ни денег семье. Потому пятый корпус так удачно и воюет. Поняли, что им выгоднее. О семьях заботиться хотят. Еще что… Обязательно будут к вам приставать, оружие, бронежилеты захотят купить. За бронежилет от «Ратника» «садыки» готовы заплатить две тысячи баксов плюс десяток овец и шесть жен. Но с себя снимать одежду – это дело последнего пьяницы. А бронежилет – это ведь тоже одежда. И еще, имей в виду, может пригодиться, если придется сыграть на этом, – америкосов там не любят откровенно. Практически все стороны, кроме курдов, хотя среди курдов тоже есть разные люди и разное понимание ситуации. А вот к европейцам почему-то относятся более лояльно, особенно жалуют французов. Но это скорее по привычке. Последние довоенные годы сильно Сирия дружила с Европой и не поняла еще, что та ее резко предала в угоду Штатам. В том числе и любимая Франция их бомбит… Еще вопросы…

– Русскоязычные «игиловцы»…

– Много их там. В основном выходцы из республик Средней Азии. Но это и понятно. Дома у них нищета, а в ИГИЛ платят… Иногда платят. Обещают много, но не всегда платят сразу. Сейчас вроде раскусили систему, стали платить. Ведь у всех русскоязычных менталитет один: если не платят, то и работать не буду, буду просто делать вид, что работаю. А когда командование ИГИЛ это поняло и начало платить, тогда и воевать стали. А воевать они умеют. Особенно любят почему-то из минометов стрелять. И хорошо стреляют. В машину при движении со второй мины обычно точно попадают. Хотя минометы часто самодельные, из простых труб сделаны. А мины из газовых баллонов. Им даже отдельное имя дали – «баллономет». При взрыве такая мина гораздо хуже стандартной. Там же еще остатки газа сохраняются, так что хоть небольшой, но есть эффект термобарического заряда. А это, сам понимаешь, что такое. От него ни в окопе, ни в блиндаже не спрячешься…

Так, разговаривая, они дошли до корпуса, где на втором этаже размещались комнаты «волкодавов», а на первом – учебные классы. Лесничий, посмотрев на часы, проговорил:

– Бойцы уже на отдыхе… Готовь свою группу, распределяй роли.

– Я мысленно уже распределил. На операцию отправлюсь сам с тремя бойцами, троих оставлю в группе поддержки, чтобы в случае чего могли встретить, огнем обеспечить нам нормальное возвращение.

– Трое прикрытия не обеспечат. Придется тебе сирийцев просить о поддержке. Мы всегда к ним обращались. Сбоев не было. Проси в поддержку сирийский спецназ. Только командира группы поддержки ставь своего и найди сирийского офицера, знающего русский язык, чтобы он команды командира группы переводил своим.

– Это еще один вопрос, который я хотел у тебя выяснить. Возможности общения с сирийцами на русском языке существуют?

– Обычно со старшими офицерами и генералами, которые когда-то в Советском Союзе военному делу обучались. Как правило, это от майора и выше, вплоть до генералов. Практически все русским владеют, кроме разве что самых молодых офицеров, которые учились или у себя дома, или в Европе, или где-нибудь в Саудовской Аравии, или в Египте и русскому предпочитают английский или французский. Ты сам, кстати, как, английским владеешь нормально?

– Практики мало было. Только с другими офицерами как-то занимались, пытались общаться. Мы-то друг друга даже иногда понимали, возможно, англичанам или американцам смогли бы что-то объяснить, но вот поймут ли нас настоящие иностранцы, те же сирийцы – это вопрос открытый.

– Неплохо было бы позаниматься, если время позволит. Вас когда обещают отправить?

– Ты же в кабинете был. Все разговоры слышал.

– Просто наш главный «волкодав» хорошо знает, что назначенные сроки – это, как правило, сбивающая с толку дезинформация. Готовым к отправке нужно быть всегда. Генерал Трофимов обещал завтра приехать с основным заданием, но это вовсе не говорит, что твою группу не поднимут по тревоге сегодня ночью. А генерал может прямо в самолет заявиться, чтобы задание передать и конечную задачу поставить прямо на борту самолета или вертолета. С нами такое уже случалось. Так что будь готов…

– Будем готовы, – спокойно ответил капитан Радиолов. – Мы вообще-то всегда готовы, подготовка ни на день не прерывается. Только бы задание успеть вовремя получить.

– Иногда мы даже с семьей прощались только по телефону. Да… Еще… Семейный вопрос… Простое человеческое любопытство. Что, кстати, у тебя с этим сирийским майором было? Какая-то скверная история? Мне же Селиверстов все обстоятельства не докладывает…

– Скверная история. Гиваргис был моим лучшим другом. Другом семьи. Мы с ним в одном взводе учились в Рязанском училище ВДВ.

– Девятая рота[6]?

– Она самая…

– И что?

– Гиваргис часто бывал у меня дома, даже в мое отсутствие. Я с ним всем делился, все рассказывал. Так познакомил его помимо жены еще и со своей подругой на стороне. Она потом моей женой стала. Гиваргис, видимо, все моей половине рассказал, и уже перед выпуском она объявила, что уходит от меня и уезжает жить в Сирию. И дочь с собой забрала. Дочери тогда еще года не исполнилось. Она меня почти не помнит. Да не «почти», а совсем, наверное, не помнит. Гиваргиса, скорее всего, отцом считает. Ладно, не буду вспоминать, больновато это. У меня сейчас другая семья есть. Прочная, как мне кажется…