Что такое идея и как она «работает»?

Но как мы уже знаем, новизна в виде Продукции получается не непосредственно «из Бытия», а через создание идеи, через формирование идеального вида искомого сущего, через материализацию последнего в подручное средство. И только с помощью последнего может быть осуществлено массовое производство затребованной ранее Продукции нового вида. Более того, созданию самой идеи предшествует собирание исходных сущих – на этапе рефлексии-1 – в предполагаемую идею. Именно с этого, нами осуществляемого (на логическом уровне) собирания начинается сам процесс организации сущих.

Так что между Бытием и сущим «дистанция огромного размера» и они между собой никоим образом не могут быть даже сопоставлены. Поскольку Бытие (Бытие само по себе) есть нужда социума в новизне еще не известного вида, в то время как сущее – подсобный материал, который должен быть определенным образом нами организован для того чтобы получить Продукцию нового вида с той целью, чтобы удовлетворить эту нужду, то есть заделать ту брешь в социальной системе, которая в ней вдруг спонтанно образовалась (или готова образоваться?). И таких брешей (Необходимостей в новизне), спонтанно генерируемых Бытием, положим в социуме, бесконечное множество. Но на то и есть человек продуктивно-мыслящий, – да к тому же находящийся на «службе» у социума в качестве Подручного Средства, – чтобы заделывать эти бреши. Потому как без притока новизны социум истощается, уходит в застой, то есть деградирует.

В итоге получается: несмотря на принципиальную разделенность Бытия и сущего, они через человека продуктивно-мыслящего организованы в активно действующий процесс насыщения социума той новизной, которая ему (обществу) потребна и которая им заказывается в процессе своего самостоятельного существования, то есть Бытия самого по себе.

Как видим из приведенных выше цитат, организация сущих есть не только организация сущих в комплекс, поименованный нами идеей, но и активная практически осуществляемая организация взаимодействия социума, генерирующего Необходимости в новизне того или иного вида, и человека, улавливающего потребности социума и разрешающего его проблемы посредством создания идей.

(И здесь, относительно вопроса Бытия самого по себе и нашей причастности к нему (бытия человека), мы бы могли привести следующий достаточно абсурдный, но зато наглядный образ. Нас пригласили на спектакль, но «забыли» открыть занавес, за которым происходит действо (самого социума, социума самого по себе), о смысле (сюжете) которого нам ничего не известно, кроме иногда улавливаемых нами слов и отдельных фраз. И вот, когда это действо в первом акте достигло своего завершения (конец События-1), занавес вдруг открывается и нас, людей из зрительного зала, приглашают (начало События-11) не только разгадать смысл происходившего за занавесом, но и продолжить вдруг прерванный на немой сцене спектакль. В конце концов, среди нас находится «самый умный», который догадывается о смысле того, что ранее – втайне от нас – свершилось на сцене, и предлагает, и осуществляет в виде моноспектакля (уже во втором акте (Событие-11)) свой сценарий продолжения разрешения проблемы (конец События-11). Этим участие в спектакле «самого умного» заканчивается (за ненадобностью), и третий акт (Событие-111) происходит уже без него, а актерами в той или иной степени становятся некоторые из приглашенных зрителей, остальные же так и остаются зрителями в зале).

Что же касается непосредственно термина бытие человека (или общеупотребимого «бытие» сущего), то можно сказать следующее. Человек как одно из сущих был создан Природой не для самого себя. Он был создан – как подручное средство у социума – для социума как живого природного видообразования, генерирующего все новые и новые Необходимости в новизне того или иного вида. Иначе говоря, для нормального функционирования социума необходимы два вида генерирования новизны: Необходимости (нужды) в новизне и притока самой новизны в его структуры. Первая осуществляется самим социумом, вторая – человеком продуктивно мыслящим. Вот эта «двух этажность» социума есть его характерная особенность, обретенная им за счет способности человека продуцировать новизну и постоянно подпитывать ею социум – производящий Необходимости в новизне – с той целью, чтобы он не деградировал.

Вот почему человек продуктивно мыслящий должен быть встроен в социум, как должна быть встроена в часовой колесно-зубчатый механизм спиральная пружина, все время находящаяся на взводе. То есть человек должен существовать не сам по себе (и только для самого себя), он – постоянный, можно сказать, вечный, «должник» социума. Потому что в этом, в генерировании идей, его предназначение и прямая обязанность. Перестань он исполнять свое предназначение, «механизм» функционирования социума сразу же начнет деградировать и со временем прекратится. (Как прекратится функционирование часов, если выйдет из строя сама пружина или кончится ее завод).

Для себя самого он должен быть только в той мере, в какой он может быть причастным к исполнению своей Подручной функции в структурах социума, а не просто быть балластом в них, а тем более, их разрушителем. Проще говоря, его функция в том, чтобы в первую очередь быть Подручным Средством у социума в самих структурах этого социума. А это значит способствовать как созданию новизны (идей) для нужд последнего, так и внедрению ее в жизнь самого социума. Потому как новизна создается только для того, чтобы быть осуществленной и представленной в нем. Иначе и быть не должно.

Именно отсюда, как мне представляется, постоянные «нападки» Хайдеггера на человека как субъекта (Subjektum), озабоченного не столько тем, чтобы быть занятым проблемами социума, сколько тем, чтобы быть «подручным средством» у самого себя, у своих меркантильных интересов и прихотей, по большей части, материального, физиологического (телесного) характера. Эту ситуацию Хайдеггер описывает следующим достаточно красноречивым образом.

«Если человек утратил способность встраиваться в сущностные решения (т.е. исходя из сущности или несущности Бытия рисковать принять собственное определение и в этом риске подниматься или падать), то он додумывается до учения о человеке (антропология, биология и психология). Тогда «развивается» видимость, будто человек вглядывается в себя самого, хотя фактически он (в том числе и в «глубинной психологии») только ползает по поверхности самого себя как имеющегося в наличии предмета и вынюхивает свои особенности». (Там же, стр. 128).

В первую очередь попытаемся пояснить самое главное: что означают выражения: «способность встраиваться в сущностные решения» и «принять собственное определение»? По моему мнению, они означают следующее: способность человека взять на себя Природой ему предназначенную ответственность быть Подручным Средством у социума и быть, главным образом, озабоченным его проблемами, а не своими собственными: эгоистическими, коррупционными, корпоративными, ресентиментными и т.д. Создавая человека разумного, Природа вовсе не «думала», что он станет «подручным средством» у самого себя. Она «предполагала», что он станет Подручным Средством у социума и у самой Природы, как Подручным Средством у нее самой испокон веков является любое, созданное ею живое видообразование, исполняющее свою естественную (природную) функцию в Природе. И не более того: оно, это видообразование,

– не «обогащается» ни за счет «соплеменников» по виду, ни за счет членов других видообразований;

– оно не приобретает сверх меры того, что ему необходимо для собственного выживания в ареале самой Природы;

– оно не уничтожает ни своих соратников по виду, ни особей других видов без необходимости в этом, без той необходимости, которая дозволена самой Природой.

Но здесь она, Природа, видать, сильно промахнулась в своих надеждах на человека разумного, а именно, на его разумность. Вернее, она – в своей щедрости – передоверилась ему в своем анонсировании ему разумности. И как оказалось в действительности, человек не оправдал ее надежд. Вместо того чтобы пойти по линии разумности (скажем так, мудрости), по линии улавливания и разрешения интересов социума в целом, человек свернул на линию рассудочности, на линию удовлетворения собственных интересов посредством, преимущественно, логического мышления, мышления как поиска своей личной выгоды. Нам надо твердо «зарубить себе на носу»: человек был наделен Природой способностью генерировать идеи, в первую очередь, для того, чтобы удовлетворять потребности социума в притоке новизны в его структуры, той потребности, которая необходима ему как новому живому видообразованию самой Природы.

Но совсем даже не исключено, что мы ошибаемся в нашем только что сделанном предположении: наоборот, Природа не «промахнулась» – она заготовила человеку великое испытание: сможет ли он изжить в себе ведущее к погибели эгоистическое стремление угождать себе самому вместо того чтобы, в первую очередь, разрешать постоянно возникающие в социуме и в Природе проблемы, создаваемые им самим. А именно, улавливать последние и обеспечивать социум притоком той новизны, которая ему необходима и без которой он – образование нежизнеспособное.

(Конечно же, Подручность человека у социума предполагалась Природой, скорее, как привилегия его, а не как навязанная ему обязанность. Отсюда, «собственное определение» человека – быть встроенным в социум, а не независимым от него, «посторонним» (А. Камю).

Таким образом, согласно Хайдеггеру, человек должен найти и определить свое место в социуме, исходя не из самого себя, не из своей субъективности и не из льстящих ему (его самолюбию) и возвышающих его учений антропологии, психологии и биологии, а из того социума, который – совместно с Природой – сделал его человеком разумным и тем самым способным быть Подручным Средством у социума. Поскольку без подручности креативно мыслящего человека социум был бы стадом, стаей, колонией и т. д., а человек – животным (приматоподобным), каковым он и был до обретения им способности продуктивно мыслить. То есть, в первую очередь, человек призван к тому, чтобы исполнять свой долг перед самой Природой и Природой того социума, в гнезде которых он был вскормлен как разумное продуктивно-мыслящее существо. Иначе говоря, не быть той кукушкой, которая

«…воробью пробила темя

За то, что он кормил ее все время» (11).

Что же касается нашего принципиального расхождения с Хайдеггером во взгляде на бытие, то совсем кратко отметим следующее. Хайдеггер задается вопросом, что есть существующее? Он пытается проникнуть вглубь того сущего, которое уже существует, того, что находится в «отсылках» друг на друга, во взаимосвязях друг с другом. Мы же задаемся вопросом, как возможно возникновение того, что потом станет существующим. Какой из этих вопросов важнее – думаю, что оба, поскольку мы плохо знаем существующее сущее, плохо знаем, как и зачем возникают взаимосвязи между сущими; и знаем плохо отчасти потому, что не знаем самих истоков его (сущего) возникновения: что побудило уже существующее к своему возникновению, какова методология возникновения, и как внове возникшее вступает во взаимодействие с существующим сущим, как оно в-мешивается в процессы существования уже существующего, то есть, какова уже сама методология «в-мешивания» и каким образом последняя – скорее всего, по принципу обратной связи («рекурсивной петли», о чем неустанно твердил Э. Морен) – причастна к методологии возникновения самой новизны. (Отчасти, ответы на эти вопросы мы и попытаемся изложить в данной Статье и в других рукописях).

И в заключение данного раздела нам надо еще раз вернуться к вопросу начала бытийствования человека. Выше мы уже заявили о том, что бытие человека – совместное с Бытием социума – началось с обретением человеком способности продуктивно мыслить, излагать свои мысли (речь) и передавать их своим сородичам. А эта способность возникла задолго до того как

«…греки как положившие начало отважились на назначенность человека к бытию …» (12).

Вот здесь, в связи с этой формулировкой, мы вряд ли можем согласиться с Хайдеггером в том, что именно древние греки «отважились на назначенность человека к бытию» (V в. до н. э.). На это однажды «отважилась» сама Природа в ходе своего нескончаемого экспериментирования. Греки же только открыли – уже существующую, но еще никем ранее и никаким образом не зафиксированную – эту «назначенность». Они не изобретатели этого «назначения». Они – его открыватели, поскольку человек «назначен» к бытию с момента обретения им – несколько десятков тысячелетий назад и по воле самой Природы – способности генерировать идеи и тем самым содействовать социализации ранее разрозненных человеческих образований (семейств, групп, племен, орд, колоний и т. д.).

Отсюда теперь понятно, что история (Geschichte) бытия – (а не историография (Historie), по Хайдеггеру), – по моему мнению, началась именно с внедрения в нейронные структуры мозга человека генетически обусловленной способности генерировать идеи, то есть она началась с выделения человека из животного мира и «назначения» его (самой Природой, а не греками) быть Подручным Средством у внове формируемого социума. Это и было первое начало, то есть первое Бытийно-историческое (Хайдеггер) Событие. Только вслед за ним могли последовать такие исторические События как: изобретение орудий охоты и труда, овладение речью, появление первых социальных образований, внедрение в социум понятия справедливости и нравственных норм поведения, переход от охоты и кочевничества к земледелию и оседлому образу жизни, возникновение искусства, мифологий, религий, государственности, законодательства, обнаружение древними греками феномена бытия («первое начало», по Хайдеггеру), изобретение письменности, появление науки и т. д. и т. п. Все эти События были вызваны к жизни из природной нужды, в том числе из нужды социума самого по себе, бытийствующего вне ориентации на нужды человека самого по себе, человека, озабоченного собственной меркантильностью. (Вот эта, последняя озабоченность, озабоченность, в основе которой «расчетливость», «махинации», «жизнь», «действительность», «переживания» (Там же, стр. 32—34, 176–189, и т. д.) как раз и есть то, что формировало и формирует то, что названо Хайдеггером историографией).

Как видим, само развитие социума, его Бытие, определяет то, каким он должен быть, то есть, какие новшества (идеи) должны быть привнесены в его существование. Так, положим, на определенной ступени развития социальных образований, последние уже не могли обойтись без нравственных норм поведения. Вот и возникла, условно говоря, в уме тогдашнего гения идея нравственности (см. выше, раздел 2), то есть идея соблюдения определенных норм поведения, саморегулируемых на не законодательном уровне совестью каждого члена этого общества. И само общество взяло на себя обязанность создавать, внедрять и распространять эти нормы поведения. Эффективность подобного способа поддержания порядка в обществе вполне очевидна: во-первых, нравственность дисциплинирует каждого члена общества; во-вторых, она экономически выгодна, поскольку нет необходимости – на уровне разрозненных индивидов – ограждать каждого члена общества «частоколом» законодательных актов, требующих исполнения и затраты определенных средств; в-третьих, к поддержанию нравственных норм поведения «мобилизовано» само искусство, которое делает привлекательным соблюдение этих норм, за счет доставляемого искусством удовольствия от созерцания смыслов (идей) его произведений и т. д.

Так что наш вывод таков:

– первым началом можно было бы назвать – не зафиксированное каким-либо образом – обретение человеком способности креативно мыслить и осуществлять выше названные (и подобные им) исторические События, определившие саму историю Бытия (Бытия самого по себе), саму истину Бытия;

– другим началом является обнаружение (открытие) досократиками феномена бытия, то есть «назначенности» человека к бытию; это то, что Хайдеггер назвал «первым началом»;

– и третьим началом следовало бы принять обнаружение Хайдеггером забвения человеком Бытия (и человека Бытием) и «переход» в новое начало, то начало («другое начало», по Хайдеггеру), которое в первую очередь должно быть ориентировано на Бытие само по себе, на социум сам по себе, на его проблемы, а не на удовлетворение меркантильных «нужд» человека массы (das Man, по Хайдеггеру).

Но здесь (в связи с третьим началом) скрыта едва заметная (для понимания и безоговорочного принятия) опасность, которая уже полным ходом приступила к своему осуществлению. Заключается она в том, что, удовлетворяя (конечно же, в разумных пределах) потребности человека массы, – и в этом нет ничего дурного – человек продуктивно мыслящий получает собственную выгоду в виде улучшения условий собственной жизни. В дальнейшем (в онтогенезе, в большинстве своем), соблазненный маячащими перед ним благами, он «забывает» о нуждах социума в целом и «клюёт» только на удовлетворение нужд человека массы и своих собственных. Блага человека массы становятся как бы целью его «гуманистически направленной» продуктивной деятельности, но в то же время – оправданием забвения интересов социума самого по себе. В этом заключена тщательно замаскированная возможность переориентации продуктивного (сущностного, глубинного, Бытийно-исторического, по Хайдеггеру) мышления на мышление «расчетливости», «махинации сущего», «гигантизма», «жизни», «переживания» и т. д., то есть на мышление, идущее уже в ущерб и самого человека продуктивно мыслящего, и человека массы в целом. Ясно, что переизбыток такого рода мышления, точнее, мышления такой направленности, работает на физическое, моральное и духовное ослабление человека, на разложение отдельных структур общества, и, в конечном счете, на деградацию социума в целом.

(Что мы и наблюдаем – в наиболее ярком виде – в лице элиты крупных корпораций и государственных (чиновничьих) структур, озабоченных обретением, сохранением и приумножением собственного благополучия сверх всякой меры. Не забудем еще и о том, что «рыба гниет с головы», то есть о заразительности воздействия подобного поведения на массовое сознание: зачем честно трудиться, когда, при любом подвернувшемся случае, можно «урвать» то, что можно обрести без труда, проявив лишь свою «махинационную» изворотливость, а опыт приобщения к последней, как всем известно, совсем не способствует поддержанию нормального состояния общества).

Но не следовало бы видеть в человеке массы нечто только негативное, отрицательно влияющее на социум. Во-первых, потому, что именно он, в основном, определяет ход истории Бытия самого по себе, в то время как человек продуктивно-мыслящий призван к тому, чтобы улавливать как позитивные, так и негативные тенденции возможного осуществления этого хода. Он, последний, – «стрелочник», который должен решать, куда бы следовало социуму направить свои стопы, а куда – ни в коем случае. (Поскольку он находится в точке бифуркации, из которой, согласно Пригожину, потенциально возможно несколько направлений, но в реальности осуществим только один из них. И неизвестно, в каком направлении пошло бы развитие социума, не будь озвучена идея атомной бомбы. Может быть мудрее своих последователей был Резерфорд, заявивший – возможно, осознанно или неосознанно – о неосуществимости идеи освобождения атомной энергии). А во-вторых, из человека массы формируется как человек продуктивно мыслящий, так и тот, кто осуществляет в массовом масштабе изготовление Продукции, ранее затребованной социумом. (Ведь миссия человека креативно мыслящего заканчивается, в лучшем случае, на создании технологии изготовления подручного средства. Далее в свои права – в том числе и права пользования благами внедрения новизны – вступает человек массы). Отсюда понятно, что Бытие само по себе, то есть историческое Бытие социума определяется, в основном, культурным, нравственным и профессиональным развитием человека массы. Именно его следует взращивать и культивировать как культурное растение.

(Вот почему, ориентируясь на броское выражение «талантам надо помогать, а бездари пробьются сами», можно было бы заметить следующее. Да, действительно, талантам надо помогать, но помогать надо не только им, но и так называемым «бездарям». И эта помощь должна заключаться в культурно-нравственном воспитании и профессиональном образовании – тогда их не потянет туда, где без труда можно обеспечить себе безбедное существование за счет тех, кто трудится, но не в полной мере получает за свой труд).

Итак, имея в виду бытийственную «назначенность» человека, мы можем попытаться понять произведенное Хайдеггером отличие исторических Событий от событий историографических. Исторические События (Хайдеггер), как нам представляется, это те события, без осуществления которых социум уже не мог бы существовать, а если бы мог, то только в ущербном состоянии. Положим, в первую очередь, он не мог бы существовать без Подручности человека (у социума, а не у самого себя), без овладения им речью, без нравственных принципов, без государственности, без оседлого образа жизни (представим только себе нации, снующие туда-сюда по Земному шару!), без искусства, без науки и техники и т. д.

То есть само развитие социума как открытой системы определяет то, без чего – следующим шагом – эта система уже не может существовать или может существовать в частично деградированном состоянии: положим, без речи, без искусства, без нравственных норм и т. д. Иначе говоря, это развитие определяет то, отсутствие чего станет тормозом развития системы в целом или отдельных ее структур. Вот почему Бытие само по себе есть Необходимость («нужда», по Хайдеггеру) в том, чтобы устранить этот тормоз. А устранением последнего должен заниматься человек способный улавливать эту потребность и генерировать новизну (идеи, подручные средства, Продукцию) с той целью, чтобы «питать» ею социум. И здесь немалая роль возложена на искусство, призванное – особенно в своем классическом варианте – постоянно напоминать человеку о его человеческом, в первую очередь, нравственном облике, в отсутствии которого не только возможно разрушение личности, но и неизбежно деградирование лика самого социума и возвращение последнего туда, откуда он вышел около ста тысяч лет назад.

Но здесь, конечно же, возникает достаточно каверзный вопрос: а чем определяется «само развитие социума»? Скорее всего, оно определяется спонтанной констелляцией того, что уже имеется (в наличии) в социуме и того, что в него прибывает внове. А именно: имеется Хаос как хранилище готовых исходных сущих – для комплектации новых идей – в то время как прибывает в него все новая и новая Продукция, изготавливаемая с помощью разного рода новых подручных средств. Если нет постоянно прибывающего, то нет и констелляции, а если нет последней, то не из чего формировать новизну в виде Необходимости в ней – отсюда застой, деградация. (Но здесь возникает еще более каверзный вопрос: за счет каких факторов формируется сама «спонтанная констелляция»? Вот это уже забота «новых онтологий» (13), формируемых философией, «сплоченной» с социологией знания (Б. Латур, М. Деланда, Г. Харман и др.)).

Так что само спонтанное развитие общества определяет то направление Бытия, в котором человеку продуктивно-мыслящему придется создавать новизну, отсутствие которой воспрепятствует дальнейшему продвижению социума. Можно было бы даже сказать, что Бытийственная «нужда» социума «бежит» впереди существования социума, как паровоз бежит впереди дыма. Она, Необходимость («нужда»), работает на перспективу. И вопрошание об этой «нужде» Бытия, по Хайдеггеру, является первым и основным шагом к «другому (новому) началу». (В связи с этим напомним наш основной тезис: Бытие как возникновение новизны есть основа жизни, существование – производно от Бытия, оно вторично, оно, можно сказать, «побочный продукт» Бытия).

То же, что человек делает только для самого себя, исходя из собственных интересов и не сообразуясь с «нуждой» социума самого по себе и самой Природы, является вставлением «палок в колеса» исторических Событий. Вот это препятствование истории Бытия есть историография (Хайдеггер) со всеми ее войнами, крестовыми походами, инквизицией, насильственной христианизацией на всех континентах, революциями, переворотами, катастрофическим материальным, культурным и духовным расслоением общества, бесконтрольным «ограблением» самой Природы и накопленных ею ресурсов, нарушением экологического равновесия и прочими им подобными корыстными деяниями, определяемыми интересами отдельных лиц и групп, теми интересами, которые направлены на приобретение сверх того, что Необходимо, то есть сверх нужды самого человека и помимо бытийственной «нужды» социума как живого видообразования, питаемого притоком в его структуры необходимой ему новизны. И это препятствование ходу истории Бытия – прикрываемое интересами «народа», «религией», «прогрессом», «демократизацией», «либерализацией» и пр., – служит только тому, чтобы отодвинуть на долгий срок наступление «другого начала» (Хайдеггер), когда главенствующие интересы человека должны совпасть с Бытийственными нуждами социума в целом, то есть тогда, когда появится не только понимание, но и осуществление гармонии между Бытием социума (Бытием самом по себе) и бытием человека как Подручного Средства этого социума.