Баллисадэр
графство Слайго
Дорогой доктор Десмонд,
я искал все возможные альтернативы этому письму, откладывая его до последнего момента в надежде, что в нем не будет необходимости, но ситуация сложилась таким образом, что у меня не осталось другого выбора. Пожалуйста, приготовьтесь к получению самых дурных новостей.
С величайшим прискорбием сообщаю, что больше не могу позволить себе участвовать в «Проекте Фарос» или быть связанным с ним. Я также сожалею, что не имею возможности предоставить никакого дополнительного финансирования для завершения стеллаграфа или любого другого аспекта проекта, и должен настаивать, чтобы мое имя было удалено из всех документов, счетов, сообщений, бумаг и т. д., связанных с ним.
Глубоко сожалею об очевидном крушении всех ваших радужных надежд. Я перед вами в моральном долгу и, по крайней мере, объясню, что мною двигало.
Поверьте, доктор Десмонд, этот курс действий выбран мною не из-за недостатка веры в ваш эксперимент или гипотезу – я по-прежнему твердо убежден, что объект, называемый кометой Белла, действительно является транспортным средством из далекой звездной системы. Однако события в вашем ближайшем окружении, над которыми вы, к сожалению, никоим образом не властны, сделали наше дальнейшее общение окончательно невозможным для меня.
Имеются в виду, конечно, недавние перипетии, связанные с мистером У. Б. Йейтсом, знаменитым поэтом; неким мистером Ганнибалом Руком, так называемым исследователем сверхъестественного; Констанс Бут-Кеннеди; вашей супругой и дочерью и с тем, что популярная пресса окрестила «крагдаррским казусом». Я полностью понимаю, что так называемые фотографии фейри и предполагаемые встречи с потусторонним миром столь же оскорбительны и смущают вас, как и меня; однако, пожалуйста, учтите (глубоко уверен, вы никому об этом не расскажете), что я уже нахожусь под значительным давлением со стороны коллег из-за поддержки «Проекта Фарос»; недавний инцидент способен нанести серьезный ущерб моей репутации и не позволить мне остаться заслуживающей доверия фигурой в борьбе за ирландский национализм в Палате лордов. На карту поставлены вопросы более серьезные, чем развитие науки и учености, – вопросы, имеющие непосредственное отношение к будущему нашей нации. Извините за прямоту: негоже лидеру лобби законопроекта об ирландском гомруле в Палате лордов (где, Боже милостивый, сторонников и так днем с огнем не сыщешь) общаться с людьми, верящими, что у них в саду водятся настоящие фейри!
Я надеялся, что время опустит завесу над «крагдаррским казусом», но произошло совершенно обратное – интерес общественности и прессы, и без того высокий из-за строительства стеллаграфа, был раздут до настоящего шквала сообщениями о фотографиях фейри, сделанных членом той же семьи. Нет; увы, в моем распоряжении остался лишь один образ действий, и как бы ни был он мне противен, пришлось тем не менее его осуществить: я был вынужден отказаться от всякого участия и каких бы то ни было связей с «Проектом Фарос».
Искренне надеюсь, мой дорогой доктор Десмонд, что даже на столь поздней стадии вы изыщете средства (увы, мне неведомо, каким конкретным способом) для завершения проекта. Конечно, в случае успеха это принесет Крагдарре более продолжительную славу, чем целый легион фейри.
Вновь искренне сожалею о ситуации, вынудившей меня пойти на подобный шаг. Если бы все могло быть иначе.
С уважением,
Морис Клэрноррис
3 августа 1913 года
Контора «Блессингтон и Уэйр»
коммерческие банковские услуги
Меррион-роуд, 119. Дублин
Уважаемый доктор Десмонд,
мы получили от вас письмо с просьбой о выдаче для завершения вашего проекта закладной на сумму 22 000 фунтов стерлингов под залог вашей собственности, Крагдарра-хауса.
Рады сообщить, что заявка удовлетворена: оговорена встреча между нашими представителями в Слайго, конторой «Муни, Тэлбот и О’Брайен, морское финансирование», и их поверенными, а также вами и вашими поверенными для официального оформления соглашения. Пожалуйста, позвоните нам, чтобы подтвердить дату и детали сделки: наш номер Дублин-3617.
В «Блессингтон и Уэйр» рады, что смогли помочь в завершении важного труда. Ждем вестей от вас в ближайшем будущем.
Искренне ваши,
Кай Э. Блессингтон
Уильям Уэйр (младший)
Личный дневник доктора Эдварда Гаррета Десмонда, 4 августа 1913 года
Пьянящее ощущение, то самое, похожее на вкус прекрасного старого кларета, которое возникает, когда на самом краю пропасти поворачиваешь навстречу триумфу! Не стыдно признаться, что я впал в отчаяние, получив известие о выходе из проекта лорда Фицджеральда по надуманным мотивам. Громогласные заявления, включающие слова вроде «предательство» и «измена», боролись во мне с более благородными чувствами, подобающими члену сословия пэров, а в моей голове безостановочно крутилась мысль: «Это конец, Десмонд, – все превращается в пыль и золу».
Но теперь, после оформления закладной (благословенна муза, вдохновлявшая меня в наимрачнейшие часы) и расчета с самыми нетерпеливыми кредиторами, все изменилось. Как будто после долгой и унылой зимы наступила особенно прекрасная весна. Поразительно, как радикальны перемены от внесения нескольких фунтов стерлингов на счет в Первом фермерском банке Слайго! Работа возобновилась – сегодня на верфи была завершена последняя из 176 понтонных секций. Центральный крест уже монтируется в заливе Слайго. Поскольку моряк из меня никудышный, я наблюдал за происходящим с помощью телескопа с крыши старого офиса судоходной компании «Поллексфен», и весьма нескромная гордость овладела мною при виде единственного объекта, который – теоретически – можно заметить из космических глубин, в отличие от прочих результатов трудов человеческих. В дополнение к сборке понтонов был зафрахтован небольшой паровой буксир для прокладки электрического кабеля. Немыслимо великая (обычно я избегаю гиперболизировать, но на этот раз такой подбор слов кажется оправданным) задача, похоже, будет выполнена в срок, несмотря на апперкот, который нокаутировал бы человека, обладающего меньшей убежденностью, меньшим рвением, меньшей фанатичной решимостью, чем я. Мистер Майкл Барри ежедневно общается со мной по поводу подключения стеллаграфа к окружной электросети. Я получил ответы от значительного числа членов астрономического сообщества, как из Ирландии, так и из-за пределов наших берегов (хотя позволю небольшому разочарованию омрачить общую радость, ведь из приглашенных менее трети потрудились ответить положительно или отрицательно). Газетчики, чей интерес уже подогрет так называемым крагдаррским казусом, жаждут получить любую мелочь, достойную освещения в прессе, и я совершаю ежедневные поездки в Слайго, чтобы отчитываться о ходе работ перед скопищем писак и щелкоперов.
Короче говоря, кажется, все готово для моего триумфа во всех мыслимых сферах: астрономической, личной, финансовой, социальной, публичной. Только бы погода не подвела!
Дневник Эмили, 28 августа 1913 года
Иногда они далеко, иногда близко. Как два мира, наш и Потусторонний, вращаются друг в друге, так и мы то сближаемся, то отдаляемся. В течение многих дней они отсутствовали – в лесах не было ни историй, ни песен; море, камни и небо оставались безжизненными, утратили свой стихийный дух. Каждый раз, когда фейри уходят, я чувствую себя опустошенной. Я боюсь, что они никогда не вернутся, но, несмотря на все их легендарное непостоянство и легкомыслие, они сохранили веру в меня. И вот они опять проникли из Потустороннего мира, чтобы блуждать по Брайдстоунскому лесу. Я чувствую их; слышу, как зовут меня арфа, флейта и песни лета, зовут прочь, прочь, прочь из мира смертных, в мир мечты и нескончаемых танцев.
Но я, увы, не определилась. Есть часть меня, которая ничего так не желает, как раствориться в магии и первозданном свете, сбросить, словно уродливую одежду, все людские ограничения и взойти невестой к священному мегалиту. Но есть также часть меня, которая сомневается, цепляется за этот мир, боясь света за пределами теней. Есть часть меня с дьявольским голоском, шепчущим: «Но чего они хотят от тебя? Почему утруждают себя тем, чтобы прервать их бесконечные развлечения в лесах Потустороннего мира и совершить переход в этот мир? Почему они ищут тебя, Эмили Десмонд? Это волшебный народ, сиды, обитатели полых холмов – их мотивы так же непостижимы для людей, как смена времен года или морские приливы. С какой стати ты решила, что они не желают тебе зла? Можешь ли ты им доверять?»
И в самом деле. Этот вопрос таится в центре всех моих сомнений и страхов, как гнилое ядро лесного ореха. Могу ли я им доверять?
Разрываюсь между осторожностью и самозабвением, между недоверием и зовом рогов Эльфландии. Следует ли пойти к ним и позволить делать то, что они хотят? Должна ли я остаться и, возможно, с течением лет утратить даже память о потусторонней музыке? Сердце велит: «Иди», а разум предостерегает: «Останься».
В конце концов, я знаю, любопытство заставит меня выяснить, чего они хотят. И за ответом придется пойти к ним.
Выдержки из заметок и комментариев Эдварда Гаррета Десмонда к «Проекту Фарос» (черновик статьи, предназначенной для Королевского Ирландского астрономического общества)
…8 августа, 00:15: межзвездный объект перестал производить взрывы, поскольку сбавил скорость в достаточной мере, чтобы считаться пешеходом в масштабах Солнечной системы. Конечное собственное движение объекта составляло приблизительно пятнадцать миль в секунду.
Транспортное средство сохраняло курс и скорость на протяжении нескольких дней, предшествовавших перигею. 2 сентября условия наконец-то стали подходящими для начала эксперимента. В ту ночь небо было ясным, залив Слайго – необычайно спокойным, а внесолнечный корабль находился в двух днях пути от перигея, составляющего 156 000 миль. Сигнальное устройство было активировано в 21:25, и в течение двух часов передавался базовый коммуникационный код, то есть число ?, выраженное рациональным приближением 22/7. Последовательность транслировалась на протяжении двух часов с перерывами в два часа до рассвета, который по местному времени состоялся в 06:25 утра. Параллельно с работой стеллаграфа за космическим судном внимательно наблюдали через восемнадцатидюймовый телескоп-рефлектор Крагдарры. Никаких изменений в яркости не зафиксировано.
После наступления темноты на следующий день, 3 сентября, при содействии ясной и спокойной погоды, плавучий стеллаграф был вновь активирован и передавал рациональное приближение числа ? в течение часа, а затем переключился на трансляцию математической константы e, в виде рационального приближения 19/7. Как и прежде, передача длилась два часа и повторялась через каждые четыре часа. Как и прежде, за космическим объектом внимательно наблюдали через телескопы, принадлежащие приглашенным свидетелям (расположившимся в городе Слайго) и руководителю «Проекта Фарос».
В эти даты не наблюдалось никаких реакций со стороны межзвездного корабля.
На третью ночь эксперимента, 4 сентября, была предпринята еще одна попытка установить связь.
Личный дневник доктора Эдварда Гаррета Десмонда, 4 сентября 1913 года
Я предвкушал минувшую ночь с трепетом, приличествующим ребенку накануне Рождества. С трудом дождался наступления темноты и начала попыток выйти на связь с альтаирцами. Отсутствие успеха на тот момент ни в коей мере не обескураживало меня – как истинному джентльмену науки, мне очевидно, что триумф не всегда случается без промедлений. Однако я был уверен – именно сегодня удастся прорваться сквозь неприступную стену космического молчания.
В условленный час мистер Майкл Барри, находясь в здании портовой администрации, включил плавучий стеллаграф, передающий мой приветственный сигнал. Из купола обсерватории я видел крест из понтонов, пересекающий весь залив Слайго, вспышками передающий звездным путешественникам наше гордое послание, выражение воли и интеллекта.
И тогда случилось первое из ночных бедствий. В 22:23 обсерватория погрузилась в непроглядную тьму. Будучи уже привычным к перебоям в электроснабжении, я зажег масляные лампы, подготовленные именно на такой случай. Затем из главного дома примчалась миссис О’Кэролан, ужасно суетясь и волнуясь, размахивая руками и бормоча, что по телефону сообщили, что в Россес-Пойнт тоже пропало электричество. Встревоженный, я оставил телескоп и подошел к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как гаснут огни моего прекрасного плавучего стеллаграфа. Так же внезапно исчезло сияние города Слайго – погасло, как свеча, которую задул некто огромный и незримый. Как я позже прочитал на страницах «Айриш таймс», без электроснабжения осталась территория от Донегола до Эннискиллена и Баллины, и продлилось это четыре часа. А в самый момент происшествия я, будучи невежественным, сильно испугался, что именно попытка подать сигнал навлекла на Землю какую-то ужасную погибель из звездных далей.
Затем произошло второе странное событие. Звездолет, за которым я наблюдал через телескоп, внезапно вспыхнул и стал достаточно ярким, чтобы его можно было увидеть даже невооруженным глазом. Объект продолжал испускать вспышки яркого света один раз в минуту до 00:16, когда полыхнуло так, что я на миг ослеп (позже очевидцы рассказывали, как побелело все небо). Лишь только мое зрение в должной мере прояснилось, я прильнул к окуляру телескопа, но не смог отыскать звездный корабль! Он исчез без следа, как будто его никогда не существовало. Такой подвиг престидижитации не повторил бы ни один фокусник, способный развоплотить свою ассистентку на дублинской сцене на глазах у зрителей, а ведь космический вакуум – это даже не разреженный воздух, в нем и за молекулой не спрячешься.
Я лихорадочно осматривал небеса в поисках любых следов грандиозного звездного корабля – туманности или облака, которые могли бы возникнуть на месте взрыва. Ничего. Как будто комета Белла мне привиделась. Пока я размышлял о том, какой фатум мог настичь отважных звездных путешественников (и горько сожалел, что это приключилось до того, как я вступил с ними в контакт), Кэролайн ворвалась в обсерваторию с самой ужасной новостью той злополучной ночи: констебль обнаружил Эмили блуждающей в весьма истерзанном виде по Слайго-роуд.
Из отчета констебля Майкла О’Хары, полицейский участок Драмклиффа
В ночь, о которой идет речь, я ехал на велосипеде по Слайго-роуд в сторону Россес-Пойнт, где некоторые состоятельные домовладельцы выразили обеспокоенность в связи с внезапным отключением электричества. Примерно в половине двенадцатого, проезжая мимо того места, где к дороге выходит стена, разделяющая Брайдстоунский лес и поместье Маллабой, я услышал от ее подножия звук, похожий на плач. Осторожно продвигаясь вперед при свете велосипедного фонаря, я увидел съежившуюся в канаве молодую леди в очевидно бедственном положении. Она была не только совершенно лишена одежды, что привело меня в некоторую растерянность, но и покрыта порезами и синяками, как будто бежала через шиповник и ежевику. Я не мог утешить молодую леди, так велико было ее горе, но ради приличия и ввиду прохлады убедил ее прикрыть наготу полицейской накидкой. Я принял решение отвезти девушку в резиденцию О’Бэннонов, Маллабой, что менее чем в четверти мили, поскольку оттуда можно было бы вызвать врача. Однако молодая леди не желала покидать обочину. Я попытался получить хоть какое-то представление об ужасном происшествии с ней, но не узнал даже ее имени. Я настаивал, и в перерывах между приступами рыданий она упомянула имя какого-то человека, возможно, иностранного происхождения – как я расслышал, его звали Лью. Что еще более важно, она говорила о принуждении, украденной девственности, изнасиловании и неверных любовниках. Очевидно, на несчастную молодую леди было совершено нападение непристойного свойства. Поэтому я счел крайне важным перевезти ее в безопасное место и вызвать необходимую помощь: доктора, блюстителей закона и священника. Любые попытки заставить ее сопровождать меня лишь усиливали страдания, но я наконец убедил молодую леди сесть на мой велосипед и с ней в качестве пассажира поехал в Маллабой-хаус, где миссис О’Бэннон узнала в пострадавшей мисс Эмили Десмонд из соседнего имения, Крагдарры. Пока я ездил за доктором Кэмпбеллом из Дромахо, миссис О’Бэннон позвонила миссис Десмонд, матери девушки, чтобы сообщить о бедственном положении ее дочери.
8 сентября 1913 года
«Объективный репортер из Слайго и Литрима»
