Вера, мышонок и другие

Глава 1

На часах девять тридцать утра, и уже в десять уходит автобус на Санта-Эсмеральду, второй по величине город страны, до которого 280 километров и пять-шесть часов пути. Пришло время попрощаться с домом и всем, что было дорого.

Вера Хименес стояла во дворике со спортивной сумкой в руке и рюкзаком за спиной и, наверное, в последний раз в жизни смотрела на дом, в котором родилась, выросла, прожила счастливо и в основном беззаботно девятнадцать лет, сначала вместе с матерью, потом с матерью и дедушкой, а последние шесть лет, после внезапной кончины матушки, вдвоём с дедушкой. А теперь ушёл и он, всего месяц назад, но уже оказалось, что дом, который должен был остаться ей, вдруг каким-то загадочным образом стал принадлежать дальним родственникам, о которых Вера даже и не слышала до недавних пор. Так что дом Вера покидала не по своей воле.

Чиновник, занимающийся всеми делами, связанными с недвижимостью, насчитал причитающуюся ей одну тринадцатую часть во владении домом, которую она уже и получила в виде денег. Этой небольшой суммы далеко не достаточно, чтобы купить другое жильё, но она поможет не пропасть в первое время.

Соседи и друзья семейства Хименесов – Родригесы – говорили ей, что здесь какой-то подвох и дом по всей справедливости и по завещанию должен принадлежать ей, что здесь какая-то подтасовка, предлагая ей помощь и кров, пока они все вместе не разберутся в этом. Но Вера, понаблюдав за претендентами на недвижимость, а теперь уже и владельцами, решила с ними не связываться.

Утраченной недвижимости ей вовсе не было жалко, сожалела она больше о прошлом, которое будет выметено отсюда как ненужный мусор. Ну да ладно, она постарается сохранить в воспоминаниях всё, что получится, а также те немногие предметы, оставшиеся от матери и дедушки, которые она смогла взять с собой.

Часики матери были сейчас на её руке, а несколько книг, что ей когда-то покупал дедушка, упакованы в рюкзаке. Там же, аккуратно завёрнутые в футболку, лежали два её игрушечных друга: плюшевые Вомбат и Кенгуру, оставшиеся с глубокого детства и бывшие когда-то составной частью великолепного «Австралийского трио», третий участник которого – Коала – был подарен Верой её подруге Марисоли, у которой тоже была плюшевая коала, временами выглядящая очень грустной. Вера об этом знала и подумала, что если коал станет две, то тогда той, первой, не будет грустно. Такой подарок многого стоил, ведь у обеих девочек игрушек было раз два да обчёлся, и они не были приучены ими разбрасываться.

Ещё в рюкзаке лежали фотографии матери и дедушки, а также пара снимков её пёсика Жуки, останки которого были закопаны здесь же, в одном из уголков дворика несколько лет назад. Вера подошла к этому месту, присела и, приложив руку к земле, попрощалась с четвероногим спутником её молодости. А ранее, этим утром, она побывала на месте последнего успокоения матери и дедушки, чтобы проститься и с ними.

Посмотрев ещё раз на дом, Вера вышла на улицу и прикрыла за собой калитку, после чего быстрым шагом направилась в сторону автобусной станции.

Глава 2

Марисоль Флорес, подруга с самых ранних лет, а теперь и единственная, стояла уже там, махая издалека рукой. Раньше были ещё две девочки, но их родители переехали в другие места, и с тех пор они потеряли связь, так как соцсети тогда находились ещё в зачаточном состоянии, да и об интернете они только слышали и даже мобильных телефонов не имели. В последние годы предпринимались попытки найти этих девочек, но они не увенчались успехом. Не исключено, что их родители вообще решили уйти от цивилизации и поселиться в лесах, чтобы питаться листьями и травами и купаться в озёрах с утками. Одна из девочек, как запомнила Вера, просто обожала уток и всегда таскала с собой резинового утёнка по имени Жу-Жу, который, по словам девочки, был своеволен и не всегда её слушался. Его имя запомнилось, поскольку было похоже на имя пёсика Веры.

Марисоль хотела прийти сегодня пораньше, прямо домой к Вере, но из-за необходимости вести в школу младшего брата успевала только на автостанцию.

– Ну как ты, Вера? А может всё-таки передумаешь и останешься здесь? У Родригесов или у нас – мои родители не против, даже хотят этого.

– Нет, что ты, так ничего не выйдет, – ответила Вера. – И у вас, и у Родригесов много людей в доме. И без меня-то тесно. Ну и потом, поживу я несколько месяцев, предположим, а дальше что? Всё равно придётся снимать жильё, а за работу здесь много не платят, да ведь её ещё и найти надо, мои же деньги быстро закончатся. Так что мне надо уезжать, хоть и не хочется. Но ты обещала приехать ко мне, как только я устроюсь. Приедешь, Марисоль?

– Я бы хоть сейчас поехала, если бы мой братик не был таким сорванцом и мне бы не было нужды следить за ним до конца учебного года. А уж там мы как отправим его к бабушке с дедушкой, так я сразу и приеду. И может, я уговорю родителей позволить мне остаться с тобой на лето, а если будет возможно, то и подработаю там. Посмотрю на Санту-Эсмеральду.

– Скорее бы уж ты приехала, – облегчённо воскликнула Вера, – а то я так боюсь!

– Брось, я знаю, что всё будет хорошо, – попыталась успокоить её Марисоль. – И ты не первая сельская девушка, которая боится большого города. А вот приедешь, попривыкнешь и станешь ещё посмеиваться над нашим городком.

– Хи-хи-хи, нет, со мной такого не будет. Ты же знаешь, что я не зазнайка и вообще люблю тишину и покой, а в городе этого нет.

– Да знаю я, знаю. Ой, смотри, вон твой автобус разворачивается. Иди садись в него, устраивайся на ту работу, о которой ты мне говорила, и жди меня.

Подруги обнялись, немного подержались за руки для обмена таинственными силами истинной дружбы, и Вера вошла в пока ещё душный салон автобуса.

Глава 3

Сев возле окошка, она достала телефон и ещё раз посмотрела на сообщение, в котором было сказано, как добраться до дома сеньоры Мендес, – там Вера надеялась получить работу.

Увидев объявление на сайте с вакансиями, публикуемыми без посредников, в виде кадровых агентств, она решилась позвонить, так как объявление ей понравилось. Оно было следующим:

«В дом сеньоры Мендес требуется прилежная и уравновешенная помощница, не болтливая и знающая толк в домоводстве. Предоставляются комната для проживания и полноценное питание. Оплата удовлетворительная. Необходимые страховые и прочие отчисления гарантируются».

На звонок ответили женским голосом:

– Да? Я вас слушаю.

– Это сеньора Мендес? Меня зовут Вера Хименес. Я хотела бы спросить о работе в вашем доме.

– Госпожа Мендес этим вопросом не занимается. Меня же зовут сеньора Суарес – я управляю хозяйством этого дома. Сколько вам лет, каково семейное положение и откуда вы?

Вера ответила.

– Хорошо, мне нужно на вас посмотреть. Можете подъехать в любой день с 9 до 12 часов утра, но лучше не затягивать. До свидания.

– Но как… – Вера не успела спросить, куда ехать. Ей было известно только то, что это в Санта-Эсмеральде. Но тут она услышала звук уведомления о поступившем сообщении и, открыв его, увидела подробное объяснение того, как добраться до дома. Видимо, шаблон сообщения был заготовлен заранее, на такой случай.

В тот же день Вера посоветовалась с сеньорой Родригес и Марисолью, так как было немного боязно, но те не нашли ничего предосудительного ни в объявлении, ни в телефонном разговоре, только сеньора Родригес, покачав головой, в который раз сказала:

– А всё же лучше б ты осталась с нами. Анхель, ну что же ты молчишь, скажи тоже! – обратилась она к мужу.

– А я что? Разве я не говорил Вере сто раз, что мы рады её принять, но она вот надумала куда-то уезжать.

Однако у Веры была ещё одна причина уехать, кроме той, что она не хотела стеснять Родригесов и Флоресов, и не особо надеялась на какое-то изменение ситуации вокруг её бывшего дома. Она подумывала найти своего отца в Санта-Эсмеральде, хоть и не была уверена, что займётся этим, и потому никому не говорила, а только намекнула Марисоли на то, что, возможно, ей придётся разрешить одну очень важную загадку, касающуюся её отца. Марисоль не придала особенного значения этим словам, подумав, что подруга просто напускает таинственности, как это иногда любят делать девушки и женщины их городка под названием Три Енота. Но для Веры это было вполне серьёзно.

Дело в том, что её мать с самого детства Веры, ещё с тех времён, когда они жили одни, без дедушки (он переехал к ним только после смерти бабушки, вскоре после поступления Веры в школу), – с самого детства, мать очень неохотно говорила о Верином отце. А как-то раз, когда дочка подросла, поведала ей о том, что её отец был пропащим человеком и пьяницей, который их бросил, чтобы спокойно продолжать развлекаться и пьянствовать. С тех пор Вера предпочитала не думать об отце, считая, что раз ему приятнее веселиться вдали от семьи, то они не больно-то и плакать будут. Хотя всё же хотелось на него поглядеть! Однако уже после смерти матери, разговаривая как-то вечером с дедушкой за чашкой чая, она услышала от него вопрос:

– А как там Марко, твой отец? Селеста ничего о нём не говорила? Может быть, они иногда общались, я всё забывал спросить? А теперь уж и не спросишь.

Вере было странно слышать предположение о том, что её мать могла продолжать общаться с таким жалким человеком, и она сказала об этом деду.

– О-хо-хо, красива была Селеста, этого не отнимешь, а вот умом не всегда блистала, да и взбалмошная к тому же. Всё, что она тебе наговорила о Марко, – это выдумки. Она сама его прогнала, считая, что будет ему в тягость, потому как он был студентом, изучающим литературу, а она простой девушкой. И несмотря на все его уговоры Селеста своего добилась, он же уехал навсегда. И всё почему? Потому что у неё нарушился баланс упрямства и ума с большим перевесом в пользу первого. А ведь я всегда говорю, что людям надо учиться у ослов: те и упрямые, когда надо, и умные одновременно.

А поскольку отец учился в Санта-Эсмеральде, Вера задумалась о том, чтобы найти его и, может быть, даже познакомиться, для начала посмотрев издалека, дабы решить, возможно ли это. Сейчас, когда она осталась одна, ей особенно сильно захотелось встретиться с отцом. Может, он захочет посоветовать ей, как лучше устроиться в большом городе. И ещё одно: дедушка говорил, что, по последним, хоть и очень давним сведениям, после выпуска Марко работал в университетской библиотеке, а у Веры сложилось своеобразное представление о библиотекарях под впечатлением рассказа дедушки о жившем некогда в их городе Старом Еноте.

Глава 4

Он был библиотекарем, заведовавшим центральной и единственной библиотекой в Трёх Енотах. Вся его разумная жизнь, если можно так выразиться, была связана с вопросом происхождения названия города, которое было странным, тем более что еноты в этих местах никогда не жили.

Ещё в молодости Старый Енот, а именно так его все звали за глаза, пришёл к выводу о том, что название города никак не могло возникнуть из-за состава местной фауны, ведь в таком случае город нужно было бы назвать Три Кролика – их-то водилось полно в округе. А связано название городка с неким тайным обществом, созданным тремя выходцами из Старого Света, занимавшими видные места в жизни города. Изначально он имел другое, какое-то дурацкое название, о котором нечего здесь и вспоминать. Фамилии тех европейцев были ими изменены на мексиканский манер, а прежние забыты. Оказалось, что каждый на своей родине пользовался славой человека учёного, эрудированного и любознательного. Но на основании чего же Старый Енот решил, что стараниями этих достойных людей было организовано тайное общество? Да, в общем, не было особых оснований, кроме, пожалуй, упоминания в одной из городских хроник, что однажды эти трое, бывшие друзьями, получили из Европы груз загадочных книг, содержание коих неизвестно. Хотя надо сказать, что для жителей городка любая книга была загадочной, поскольку книг никто толком и не видел, кроме Библии, но и её прочитать могли лишь немногие. Сохранились сведения только об одной из поступивших книг, но и этого было достаточно, чтобы привести в трепет знающего человека, ибо это – печатное издание шестнадцатого века рукописи Ансельма Мохнатого «Извлечение сущностей из кристаллов».

Ансельм был монахом, принявшим обет молчания и жившим в шестнадцатом веке. Он писал благочестивые труды во славу Церкви – во всяком случае все так думали до его смерти, но после в его келье обнаружили странные и пугающие рукописи с изображениями всяких демонов.

Настоятель монастыря воскликнул:

«Запечатать эту дьявольскую дыру именем Господа! Но прежде нужно вынести оттуда эту мерзость и предать огню!»

«Сже-е-е-ечь!» – прокричал тонким голоском пробравшийся в келью послушник, после чего один из братьев крепко ухватил его за ухо и вывел вон. Дождавшись, пока затихнут последние «ай-яй-яй» и «ой-ёй-ёй», настоятель продолжил: «Не медлите, братья! А мне нужно сообщить об этом в высшие инстанции».

Всё было исполнено, келья засыпана землёй до потолка через проделанное в крыше отверстие, ибо так было удобнее, поскольку крыша едва возвышалась на землёй. Во время этой операции на голову Ансельма просыпались бесчисленные проклятия, так как монахам было тяжело, ведь монастырь не отличался строгим уставом и многие братья имели склонность к избыточному весу. Однако они всё же не забывали добавлять к проклятьям: «Господи, прости раба твоего за злословие, да прости раба божьего Ансельма за его прегрешения».

Рукописи были сожжены, но один из монахов смог сохранить главную работу Ансельма, а позже её переписали.

В «Извлечении» говорилось о том, что в любой материи содержатся зёрна жизни, нужно только уметь их взрастить, а проще всего, как считал Ансельм, из кристаллов. И он утверждал, что ему это однажды удалось после многодневных бдений над кристаллом кварца.

Как-то за полночь сомкнувший веки Ансельм услышал шорох и, наконец, увидел!

Явившаяся сущность была размером с крысу, но тело имела, формой походящее на морковь. При первом контакте существо укусило Ансельма за палец и спряталось под ложе монаха. Кое-как он его оттуда достал и успокоил, а после смог наблюдать за зверем несколько дней. Вот типичный отрывок из его трактата:

«Создание это, весьма сообразительное и ловкое, пожалуй, превосходящее мою, бывшую частой гостьей этой кельи, но уже почившую крысу, которую я про себя называл Рудольфо. От еды и питья зверь отказывался – только обнюхивал сухари, но никаких признаков голода или жажды я в нём не увидел. Заметил, однако, спустя недолгое время, что существо как бы теряет свой первоначальный желтовато-оранжевый цвет и становится прозрачным. И вот, наконец, уже почти невидимый, зверь помахал мне лапой и исчез. Молюсь, чтобы он оказался в хорошем месте.

Я был, само собой, опечален, поскольку успел привязаться к этому любопытному и ласковому существу, так похожему на маленького человечка. Но больше надежд вызвать его или кого другого у меня нет, поелику я уже не имею кристалла. Где найти ещё, ума не приложу. Есть в нашей обители священная реликвия – нога святой Иустины, а на ней туфля с камнями, но о таком святотатстве – похищении камня, я даже думать боюсь».

Эта чудовищная рукопись «прославила», опозорила монастырь, и он постепенно захирел, а монахи разбежались.

За характерные особенности строения тела того существа шутники из узкого круга лиц, знакомых или слышавших об этом труде, прозвали его: «Извлечение морковных человечков, или Волшебная Крыса».

Будучи много лет буквально одержим желанием раскрыть тайну происхождения названия городка, Старый, а точнее, тогда ещё молодой Енот, наткнувшись на запись о книгах, повредился рассудком, и в его голове оформилась навязчивая идея о тайном обществе. А дальше уж он разукрасил её на свой вкус. Для создания очередной детали той реальности, в которой существовало это общество, Старому Еноту нужно было немного. Например, упоминание о том, что у одного из трёх друзей дверь в дом была выкрашена белой краской (что не типично для здешних мест), вскрыло для Старого Енота целый пласт из жизни тайного общества. Но это было грандиозное открытие, а обычно старый библиотекарь просто думал-думал и вдруг находил ответы на все вопросы и тут же всё это записывал, высунув при этом кончик языка по привычке. Его супруга, видя это, смеялась в кулачок, думая при этом: «Старый пёс опять взялся за своё». Но не следует считать, что слово «пёс» было ругательным, ведь жена Старого Енота очень любила собак и считала их лучшими друзьями человека, и ещё ослов. А вот котов терпеть не могла, всегда подозревая в них волков в овечьих шкурах, однако же в детстве у неё был кот, и его – она любила. Но что-то мы отвлеклись.

Глава 5

Всё вышесказанное, что касается личности библиотекаря, было обычным представлением крепкого, но неглубокого ума о Старом Еноте. А точнее, представлением местного психолога сеньора Переса, любившего ходить во всём белом и ласково улыбаться женщинам и детям, но так как дедушка Веры был хорошо знаком с Алехандро (это настоящее имя библиотекаря), то он смог рассказать много интересного о жизни и взглядах этого человека. Он предупредил Веру, что не следует считать библиотекаря каким-то уж совсем чокнутым, поскольку все его чудачества касались лишь этой истории с названием города, а в остальных вопросах он был совершенно разумен.

Так вот, Алехандро полагал, что три выходца из Европы учредили тайное общество Друзей Истины, и символом этого общества стал енот-полоскун.

Друзья хотели добиться получения чистой истины, не замутнённой всяким сором субъективизма, а енот-полоскун известен тем, что промывает да полощет еду перед употреблением. Вот и друзья старались так же очищать мысли от всего наносного и чувственного, пытаясь увидеть ноумен – вещь в себе, как она есть, вне зависимости от чувственного восприятия, которое является не вечным, а преходящим, то есть феноменом. Они пытались получить эссенцию чистейшего знания, которое можно будет использовать во благо будущего, более совершенного, нежели сейчас, Человечества.

Инструментами для этого служили, например, долгие дискуссии, в которых избегались всякие споры, а приветствовались лишь честные аргументы и доказательства. Проходили же эти собрания только после длительного и дотошного изучения всего возможного материала по интересующему вопросу. Но всё это не могло бы принести результатов, если бы друзья не стояли за воспитание в себе самодисциплины, самоограничения, да что уж там – полного отречения от всех соблазнов, так как они лишь растравливают чувственность человека, делают его эмоциональным и закрывают ему дорогу к Ноумену.

Кажется очевидным, что это общество было наивным плодом эпохи Просвещения с распространённой тогда верой в то, что Вселенную можно познать одним лишь усилием разума, если он достаточно могуществен, хотя стоит сказать, что у нас всё же нет настолько всемогущего разума, чтобы с точностью заключить, что они ошибались, но, может, у кого-то и есть.

По словам Старого Енота, одним из животрепещущих вопросов для этого общества был следующий: можно ли поместить сознание в кристалл? Но, к сожалению, ему остался неизвестным результат этого исследования.

– Ты должна понять, что тут Алехандро сам нарушил принципы этого тайного общества, настоящего или мнимого, поддавшись фантазиям, – добавил дедушка.

Задумавшаяся Вера очнулась и спросила:

– Так можно или нет? Поместить в кристалл?

Дедушка посмотрел на неё с укором, и Вера, уже совсем опомнившись, ответила:

– А-а-а, поняла-поняла, дедушка.

Он продолжил:

– Во главе их общества стоял предводитель – Мастер Чистоты или что-то наподобие, и его знаком являлась белая дверь. Такая дверь означала, что это дом Мастера, который в наибольшей степени постиг искусство очищения мысли. Вероятно, у них существовала своего рода цветовая маркировка, и тогда двери других членов этого маленького братства должны были иметь какие-то цвета, вроде: голубого, бирюзового или что-то в этом роде.

Кстати, тот памятник на центральной площади как раз и посвящён этому обществу. Он не является только лишь материальным воплощением названия города. Его установкой занимался Алехандро, незадолго до своей кончины.

– А-а-а, Три Бобра, – улыбнулась Вера, вспомнив о памятнике перед мэрией, возле которого им нравилось сидеть на лавочке с Марисолью и пёсиком Жукой.

Дело в том, что, по мысли библиотекаря, три енота, сидящие полукругом перед каменной чашей, должны были держать в лапах рукописные свитки. В этой чаше, содержащей Воду Очищения, они как будто хорошенько прополоскали учёные свитки, а после вынули и смотрели, уже довольные Стиркой. Но скульптор, которого отыскал Алехандро, был не слишком-то хорош в своём деле, ну а что, как говорится, «вы хотите за такие деньги»? Вот поэтому жителям города и казалось, что еноты похожи на бобров, которые держат в лапах по полену в предвкушении лакомства, к тому же, они вышли слишком мордастыми, тогда как у настоящих енотов мордочка острая и слегка вытянутая. И хотя все прекрасно знали название памятника, но упрямо продолжали называть его «Три Бобра», и теперь уж изменить это невозможно.

– Кстати, ты помнишь, как-то раз, когда мы ходили проведать Селесту и бабушку, я тебе показал место последнего успокоения Алехандро?

– Помню, дедушка, очень хорошо, там ещё было красивое стихотворение на камне.

– Это называется эпитафия. Так вот, вместо того простого камня там должен был находиться барельеф с изображением енота, но этому воспротивилась жена Алехандро, когда тот отдавал последние распоряжения, предчувствуя близкую кончину. Его жена пожаловалось моей, то есть твоей бабушке, когда та ещё была жива, поскольку они дружили. Рассказала она ей следующее:

«Прихожу я, значит, домой с рынка, а Алехандро, лежащий в постели, посмотрел на меня торжественно и приказал взглядом подойти. (Вера позже пыталась проделать то же самое с Марисолью, но та только спрашивала Веру, зачем она выпучила глаза.) Подхожу, значит, а он и говорит: «Возьми в моём столе, в верхнем ящике, то, что я приготовил когда-то. Это листок в бордовой папке – моё последнее желание».

Ну пошла я, взяла, но ничего сразу не поняла – там была какая-то жуткая картинка. Я спросила: «Что это, Алехандро?».

А он и говорит: «Посмотри внимательнее. Это изображение барельефа, который должен быть установлен в том месте, где я намерен спать вечным сном».

Я поглядела внимательнее, как он и просил, и когда разглядела, то прямо-таки похолодела – на картинке было изображено чудовище! Оно сидело на задних лапах, а лапы огромные – как у медведя! А само-то тело не больно большое – но уродливое! В передних лапах оно держало книгу, а на шее у него покоилась человеческая голова со свирепой рожей.

Я спросила мужа дрожащим голосом: «Что это за гадость такая – прямо смотреть противно?!»

А он отвечает: «Как же ты не видишь? Ведь это енот, но вместо енотовой у него моя голова, и я держу книгу, которая показывает мою любовь к знанию. Там ещё и эпитафия будет».

«И ты хочешь, чтобы я установила это в том месте, где покоятся все наши предки? Ты хочешь, чтобы там собирались какие-нибудь дьяволопоклонники по ночам, а днём над нами потешался весь город? Тогда уж сразу и для меня придумай памятник, поскольку я умру от стыда».

Тут, видно, Алехандро посмотрел на это с моей стороны или ещё что, да только он махнул рукой.

«Но эпитафия там быть должна – это моё последнее слово. Она в синей папке. Поди возьми и прочитай».

– Вот видишь, Алехандро не был сумасшедшим и повёл себя вполне разумно в этой ситуации.

– Да, я вижу, дедушка. И то стихотворение я запомнила:

Мудрей Енота твари нет,

Ведь в лапах он несёт

Сознанья свет,

Чистейший вымытый Водою,

Из Чаши, Претворяющей земное

В Неземное…

Вечное!

Глава 6

Сев в автобусе у окна, Вера смотрела с тоской на окраины Трёх Енотов. Уже перед самым выездом на трассу она увидела кочковатое поле, поросшее не слишком густой травой. Такое же, только на другом конце города, было одним из любимых мест для их прогулок с Марисолью. Они приходили на поле увидеть кроликов, водившихся там в немалом количестве, но видели редко – это была большая удача, так как те очень пугливы. Увидев неосторожно высунувшегося крольчонка, они хватали друг друга за руки, тянули за края одежды и прижимали пальцы к губам, чтобы не спугнуть животное. Но кролик быстро замечал нарушителей, замирал от неожиданности и после исчезал в мгновенье ока. Такое событие они с подругой считали предвестником чего-то хорошего. А вот в последние месяцы никаких кроликов они не видели – и вон как всё обернулось.