Трещины

Сейчас самое время приступить к самому безынтересному и приземлённому этапу работы, вдобавок, отягощённому банальной нехваткой средств. В конце концов, что за чудодейственное устройство можно собрать «на коленке», пользуясь минимумом средств и подручных материалов? Мой бюджет не чета тому, каким располагал Тесла – индукционные катушки в человеческий рост мне не по карману. Потому и устройство моё едва ли выйдет крупнее кубика Рубика.

Не вижу смысла расписывать весь безудержно весёлый и увлекательный процесс сборки микросхем, пайки конденсаторов, подгонки линз и настройки фотоэлементов – местами весь этот сумбурный и хаотичный процесс был непонятен даже мне, и некоторые конструкторские решения, казались в высшей степени абсурдными. Несколько раз я всерьёз задумывался о том, чтобы жахнуть что есть силы по этому скоплению бесполезного хлама, колотить, с хрустом разламывая микросхемы и контроллеры, в ярости бить по не заработавшему прибору, сквозь застлавший глаза кровавый туман не чувствуя ни боли, ни сожаления. Этапы работы над этим устройством хаотично менялись от гнева к смирению, от компромисса к унынию, и обратно.

Десять часов спустя, когда бабушки заняли свои традиционные боевые посты, пробудилась золотая молодёжь, а пролетариат заполнил коптящие троллейбусы, я отложил инструмент в сторону и взглянул на плод своих исступленных стараний. Выглядел он, признаться, довольно жалко – даже Тетрис в роли высокотехнологичного устройства дал бы ему сто очков вперёд, хотя бы плавностью линий и аккуратностью сборки. Будучи собранным, точно Колобок, из всяческого хлама, мусора и собранных по сусекам компонентов, он одновременно напоминал допотопный радиотелефон, мультиметр и старинную, нежно любимую всеми Электронику ИМ-02. Была здесь парочка тумблеров для переключения режимов искажения, россыпь светодиодных индикаторов, кнопка вкл\выкл, выдранная из старого советского радиоприёмника и ещё несколько разнокалиберных клавиш, ни на что по факту не влияющих, но приспособленные с заделом на будущее.

Выйдя из залитой мраком квартиры, я поневоле зажмурился – осеннее солнце светило необычайно ярко, словно хотело вдосталь побаловать людей своей лаской перед долгими холодными месяцами. Вечер разгорелся десятками цветов – от разноцветной листвы, разносимой задорным ветерком, до сонма шаловливых солнечных зайчиков, мечущихся между окнами типичных пятиэтажек и автомобилей их многочисленных жильцов.

Я плотнее запахнул куртку: не то, чтобы было особенно прохладно – хотел скрыть прибор от посторонних глаз и, придерживая его левой рукой, отправился на поиски подходящей аудитории.

С приходом в нашу жизнь зарубежного кинематографа и «европейского» образа жизни, всё более популярны стали моллы, торговые центры и супермаркеты, где под одной крышей можно прикупить всё для дома, начиная с резиновых уточек для ванной и заканчивая экскаватором для огорода; одежду всех возможных брендов от выдающихся модельеров Вьетнама и Индонезии; умопомрачительные ароматы, чья баснословная цена удушает не хуже сбивающего с ног запаха; а если вы вдруг утомились, блуждая по лабиринту бесконечных бутиков, то всегда можете отдохнуть и перекусить в десятке разнообразных кафе, ресторанчиков и закусочных, предлагающих деликатесы всех известных стран и народов мира. Вас сгоняют, подобно муравьев, и у всех на виду заставляют подбирать себе нижнее бельё, мучиться выбором между пятьюдесятью сортами растительного масла и объяснять ревущим детям, что у вас нет денег на покупку огромного шагающего робота на батарейках. Огромное скопление людей, запертое в тисках культа потребления, точно хомяк в пластиковом шаре. А мне того и надо – толпы народа, что при случае не обратит на меня внимания.

Ещё на подходе к торговому центру я осторожно высвободил прибор, больше для проформы покрутил регулировочные колёсики и затем, задержав дыхание и досчитав до непредсказуемых восьми, щёлкнул тумблером. Устройство недовольно заурчало, начало вибрировать, словно настойчиво трезвонящий мобильный, по моему телу пробежала лёгкая дрожь. Глубоко вдохнув, я вышел из подворотни и направился к дверям молла, оснащённым фотоэлементом. Ноль реакции. Алюминиевая конструкция не выказала и грамма гостеприимности. Пришлось дожидаться шумной компании студентов, чтобы просочиться внутрь вместе с ними. К ребятам тут же подскочили двое девчушек-промоутеров, предлагая курить только Winston, отдыхать исключительно с агентством Cherry, а лечиться от дифтерии не иначе как в клинике Самуила Маршака.

Визитки достались каждому студенту. Даже тем, у кого были заняты руки, буклет сунули подмышку, в сумку или карман. Мою скромную персону заслуженно обделили вниманием. Удовлетворенно хмыкнув, я направился в ближайший магазин компьютерной техники. У них повсюду расставлены камеры, изображение транслируется прямо на мониторы, стоящие на витрине. Никогда так не хотелось покрасоваться перед зеркалом, тем более, в научных целях.

К сожалению, у невидимости есть и отрицательные стороны: стоило мне войти в торговый зал, как на меня налетел парень, несущий огромную коробку компьютерных мышей. Оба мы рухнули на пол, коробка перевернулась и пластиковые блистеры вперемешку с картонными коробками с грохотом разлетелись по всему залу. Будучи воспитанным в интеллигентной семье, я, конченый идиот, бросился помогать продавцу собирать все разбросанные упаковки, и только подняв взгляд на ошалевших работников, я понял, что дело нечисто. Конечно, зрелище, когда вещи сами собой прыгают в коробку, встречается нечасто!

Распахнулась дверь служебного помещения, в торговый зал выбежал приземистый пухлый мужчина с залысинами, неистово жестикулирующий и разговаривающий исключительно на повышенных тонах. Тут уж стало не до моих фокусов.

– Что это за бардак? Вы что тут устроили? Юра! Где Юра? А ну-ка подойди-ка сюда, дружок! Что-то мне не нравится, как вы работаете! Почему пыль на полочках? Почему пыль? А мышки разбросаны? Бедлам! Вы что себе тут удумали? Почему в зале только три человека? Где Алексей?

– На обеде…

– Как на обеде? Сколько сейчас времени? Какой сейчас, нахрен, обед?

– Мы же в порядке очереди… просто народу много было, вот он и задержался…

– Ах, народу! Подождали бы, не сломались! В пять часов вечера – это не обед, это разгильдяйство! Вот придёт – пусть заявление пишет, раз не хочет работать. Второй вопрос: почему ты клиентам не продал ноутбук с ремонта?

– Это родственники приходили, я им отсоветовал. Он же на ладан дышит, хорошо, если до гарантии доработает.

– Так вот ты запомни одну простую вещь. В моём магазине по знакомству имею право продавать только я сам. Все остальные продают так, как скажу Я! Товар у нас – исключительно хороший, а особенно тот, на котором мы зарабатываем хорошие деньги! Вы здесь для того чтобы продавать; продавать больше и дороже, и на всякие там прочие… накласть. Если вы не согласны – валите нахрен отсюда. А ещё раз хоть от одного из вас услышу «чем вам помочь?» вместо «чем я могу быть полезен» – вышвырну с волчьим билетом! Ну, что встали, олухи? Наводите порядок! Пока нет клиентов, можете с тряпками побегать, пыль погонять, чтобы каждый монитор сиял, как у кота яйца! Я так понимаю, вы хотите без премий работать? Значит, в этом месяце без них и обойдёмся! А с тебя, Артём, ещё объяснительная через полчаса, почему ты разбрасываешь товар.

Всё это время я, стушевавшись, стоял в стороне, совершенно не представляя, что делать – вначале устыдиться, что так подставил ребят, или же сразу ошалеть от такого спектакля. Когда я в этом самом магазине оформлял заявку на компьютеры для своей кафедры, этот директор показался мне вполне приятным, улыбчивым человеком, пусть иногда лебезящим перед знакомыми из Думы, ЖКХ и прочих важных организаций, а сейчас снял свою маску и оказался в личине самодура и тирана, третьей беды помимо дураков и дорог. Почему-то накатило гадкое ощущение пополам с обидой, точно это меня отчитывали как нагадившего в тапки кота. Я покачал головой и вышел из магазина,

Я немного побродил по торговому центру, понаблюдал за людьми, снующими туда-сюда, болтающими о том, о сём. Убедился, что прибор работает исправно, и ни малейшего сбоя не предвидится, независимо от количества людей, окружающих меня. Уже собравшись уходить, я встретил декана нашего факультета в компании вечного прихлебателя – младшего ассистента, в непринуждённой беседе расположившихся возле отдела женского белья. Вот же негодяи, давно я подозревал вас в подобном фетишизме!

– Кирилл Павлович, что вы нашли в Смолякове? Он же явный бездарь! Современной науке следует идти по пути, проторенному литературой и философией – изучать прошлые свершения! Это даёт несоизмеримо больше, нежели попытки изобретения велосипеда. Достаточно проштудировать один труд Гюйгенса или Планка и всю дальнейшую научную деятельность сосредоточить на тенденциях развития их теорий, скрытых и зашифрованных смыслах, или же наоборот, разбить их в пух и прах! В конце концов, сколько вы знаете современных философов? Все говорят о Фоме Аквинском и Эмпедокле. Мир знает мало имён в современной физике, но оперирует теоремами, приведёнными десятилетия назад. За рубежом всё ещё строят многомиллионные коллайдеры, но результат – пшик. Якобы они нашли ту самую частицу бога, и что? А Ваши труды о несостоятельности идеи рассеяния света переводятся на несколько языков и многие…

Проклятый подлиза! Эти так называемые «труды» были скомпилированы из десятка курсовых работ и диссертаций младших сотрудников кафедры, переработаны и извращены под нужды декана, а между тем эта самая теория, которую он опровергает, сейчас позволяет мне скорчить рожу акулы, подавившейся ананасом прямо перед его лицом, а никто и не заметит.

– Действительно, – откашлялся седобородый профессор, – меня многое в нём не устраивает: и его постоянные требования инвестиций в проекты молодых сотрудников, и то, что он неровно подкалывает отчёты в папку. Ну а эти поиски истины, безумные идеи, эксперименты – это, батенька, уже перебор. Молодой человек безмерно жаждет славы и признания, потому и старается изобрести всякую чушь. Гравитонный луч, двигающий предметы? Невидимость? Способ достижения сверхсветовых скоростей? Помилуйте! Нам же платят не за инновации, а за научную деятельность!

Невероятно сложно было справиться с порывом выключить прибор, выскочить, словно чёрт из табакерки и что есть мочи врезать кому-либо из них по морде. Последующие идеи также не были поводом для гордости – поставить подножку, нацепить ему на голову что-либо из товара с витрины… В конце концов, я просто отвернулся и ушёл прочь. Быть невидимкой оказалось слишком грустно. В детстве ты думаешь, что это позволяет веселиться, забавлять людей, словно Питер Пен… Ну не было персонажей невидимок в российском кинематографе! Разве что Маргарита, но то дурной пример для семилетнего мальчика. По факту невидимка становится молчаливым свидетелем человеческой фальши, лжи и обмана.

Возле выхода меня чуть не припечатали огромным штендером, изображающим семейку динозавров, приглашающих всех посетить киносеансы с 27 ноября. Пришлось-таки сбросить невидимость, благо, никто не обратил внимания на внезапно материализовавшегося посреди зала мужчину.

Вечерело. С набережной донёсся лёгкий свежий ветерок, промчался по мостовой, вздымая разбросанные смятые листовки. Почему-то вдруг захотелось пива, вкусного холодного пива, вспомнился уютный ирландский паб, в который нас тогда затащила лучшая подруга Алёны, темноволосая девушка по имени Яна, знающая наперечёт все приличные бары в городе. Как же он назывался? Кажется, «МакЛаренс» или что-то подобное.

Вот только пить в одиночку я никогда не любил, да и дел было невпроворот – из нескольких режимов прибора я испробовал только невидимость, поэтому я решил забежать в ближайшую кофейню, наспех выпить кружечку горячего и бодрящего, а уж затем снова приступить к испытаниям.

Я занял крохотный столик по соседству с двумя парнями, ведущими оживлённую дискуссию и, как бы ни старался обособиться от их разговора, всё-таки слышал обрывки фраз:

– Объясни мне, что с тобой не так? Ты добивался её два года, не спал и не ел, лез на стену, когда она была далеко. Я с тобой ездил караулить её у университета, выведывал расписание, чтобы подстроить «случайную встречу». Ты же просто бредил денно и нощно, рисовал её портреты в каждой тетради, на асфальте перед подъездом писал «я люблю тебя», а что случилось теперь? Когда ты обрёл свою мечту, то начал гулять с регулярностью, завидной для мартовского кота. Я просто тебя не узнаю!

– Тут всё очень просто, – со вкусом затянулся сигаретой собеседник, – пока ты её добиваешься, она мечта. Она недосягаемый идеал, к которому ты ползёшь, обламывая ногти. И жизнь без неё не мила, и все цвета смазаны, бла-бла… Но вот мечта в твоих ладонях, и … Вот нет стремления уже за что-то бороться. Нет острых ощущений, которыми я жил долгое время, к которым я так привык. Переживать, трястись от волнения, когда звонишь ей, пробиваться к ней между парами, чтобы оставить подарок с цветами в пустой аудитории. Нет, я не говорю, что любить я стал меньше. Просто мне с ней немного скучно, и я себя подобным образом развлекаю.

Право слово, если бы друг не дал ему по морде, это сделал бы я.

Вышел из кафе я в крайне дурном расположении духа, не помог ни вкусный кофе по-венски, ни мудрёный итальянский десерт. Настроения на какие-то изыскания с прибором не было совершенно, и я уже было побрёл в сторону дома через окружающие подворотни, как откуда-то со стороны гаражей донёсся сдавленный крик «Помогите!»

Ноги сами понесли меня быстрее, чем я успел сообразить, а что же я буду там делать.

– Помогите! Насилуют! Да отцепись же ты от меня! На помощь!

Больно много рыцарского ещё осталось в моём характере, что я не смог просто пройти мимо. Я помчался к скоплению гаражей-ракушек, где испокон веков творились всяческие безобразия. В одном из тёмных проулков я заметил две тёмных фигуры, прижавшиеся к стенке ракушки.

– Умоляю, прекратите, пожалуйста! – плакала девушка, тщетно пытаясь отбиться от облапившего её мужчины на голову выше ростом.

Я же второпях, не отдавая себе отчёта, поднял прибор на уровень глаз и с звонким металлическим щелчком переключил тумблер.

– Эй! Бугай! – позвал я и, выждав, пока насильник обернётся, вдавил кнопку до упора, – Салют!

Для себя я отметил, что на следующий раз возьму с собой защитные очки – как сильно не зажмуривайся, а после такой мощной вспышки мир ещё долго будет разукрашен в десятки цветов в стиле Дали, а перед глазами будут плясать всевозможные звёздочки и летать серпантин. В черепе нарастала пульсирующая боль, и даже слух, казалось, немного пострадал. Тем не менее, парню-насильнику пришлось куда хуже – он катался по земле и истошно вопил:

– Ай, сука, ненавижу, падла ты конченная, да я сейчас встану, ты у меня пожалеешь, гнида, мля!

И что самое интересное… Девушка кинулась к нему на помощь, причитая:

– Лёшенька, миленький мой, что с тобой? Что с твоими глазами? Посмотри на меня, посмотри на меня!! А ты, ублюдок, ты какого хрена лез вообще, тебя просили вообще вмешиваться? Не твоё собачье дело, чем тут люди занимаются! А ну, пошел на хер, тварь, ненавижу тебя!

У меня просто опустились руки. Как будто меня окатили ушатом то ли ледяной воды, то ли дурно пахнущих помоев. В голове, точно разбуженный пчелиный рой, метались противоречивые мысли: то ли извиниться, то ли наорать за эти глупости, припомнить басню о пастушке и волках… но я только потерянно разевал рот, точно свежепойманный окунь, и не мог вымолвить ни словечка в свое оправдание. А затем, плюнув, я ушел восвояси, куда глаза глядят.

И шёл я до самого моста, что вёл на другую сторону Волги. Можно было подняться, посмотреть, как внизу ходят мелкие кораблики и катера, пошвырять камешки или попытаться плюнуть аккурат на сверкающую лысину водителя утлого судёнышка.

Как принято в обиходе рассказывать о совершенно невероятном развитии событий – вдруг, внезапно, ни с того, ни с сего раздался жуткий, отвратительный визг тормозов, скрип колёс, стирающихся об асфальт и душераздирающий скрежет металла. В сотне метров от берега какой-то автомобиль пробил ограждение и лишь чудом зацепился за искорёженный бордюр, повиснув над холодными водами.

Все сетуют на то, что в голливудских фильмах на местах происшествия мгновенно собирается гаргантюанская разношёрстная толпа, что мечется, охает и взывает к справедливости и помощи. Поверьте мне, даже в поздний час на безлюдной набережной, толпа не заставила себя долго ждать. Суетящиеся зеваки, пытающиеся отвоевать наблюдательный пост получше, \ причитающие старушки и мамы с детьми, дяденьки, разглагольствующие и дающие дельные советы. На мосту прекратилось движение, было видно, как некоторые люди рискнули приблизиться к автомобилю, что вот-вот рухнет вниз, но на активные действия у них смелости явно не хватило. Никто даже не позвонил в МЧС, пожарную службу, полицию… хоть куда-нибудь. Стоит ли ожидать от них подвига, рассчитывать, что кто-то бросится в холодную воду спасать несчастных людей?

Сингапурские ученые утверждают, что крупные предметы воздействием концентрированного светового луча перемещать невозможно – это требует слишком высоких мощностей; подобная температура просто испепелит цель. А, к чёрту! Я выкрутил регуляторы на максимум и щёлкнул тумблером.

Риск – дело благородное. Но то, что я пытаюсь сотворить сейчас – форменная дурость. При помощи собранного на коленке прототипа пытаться передвинуть целый автомобиль, да ещё на таком расстоянии… либо я его поджарю, либо прибор разорвётся у меня в руках. Не сочтите за циничность, первый вариант меня устраивал больше. А прибор гудел, тарахтел, трясся, точно в лихорадке. Завывал потусторонними голосами. Выпускал клочья дыма. Надсадно хрипел, точно загнанная лошадь, мечущаяся в дорожной пыли. Металл раскалился до красна, он жёг мне руки, слышно было шкворчание кожи, гадкий запах палёного врезался в ноздри. С отчаянным криком я отбросил прибор, превратившийся не во что иное, как в бесформенный комок металла с искорёженными транзисторами и палёными микросхемами, ощетинившийся острыми шурупами и оплавившимися проводами. А что машина? Рухнула в воду? Занялась пламенем? Нет же, застыла в нескольких метрах от края, помятая, исходящая чадом жженой краски, и из неё выбираются шокированные люди.

Толпа зевак взорвалась радостными возгласами, и уже было собралась расходиться, как подоспел кортеж журналистов. Вот неторопливо расчехляет камеру дюжий бородатый мужчина, жалующийся на сверхурочную работу, и прихорашивается, одергивает платьишко ведущая.

– Добрый вечер! Мы ведем прямой репортаж с места автомобильной аварии, произошедшей напротив торгового центра «Гулливер», в котором установлен самый большой в Европе экран кинотеатра!

Наша съёмочная группа стала свидетелями ужасного происшествия, того, как автомобиль пробил ограждение моста и едва не свалился в реку, но благодаря чётким и слаженным действиям… Миша, смотри, едут МЧС-ники, давай крупный план!

Почему работники МЧС подъехали не на само место аварии, а поближе к съемочной группе? И что с ними делает губернатор? А, без разницы! Я сидел на бордюре и, грустно улыбаясь, вертел в руках безнадёжно испорченный куб. Чтобы собрать такой заново, даже по имеющимся схемам, уйдёт немало времени… Он тускловато светился, отдавал мне последние крохи своего тепла, а я смотрел, как толпа, получившая свою порцию зрелищ на ночь, расходится по домам. Тем временем объемистый краснолицый мужчина в костюме-тройке напыщенно вещал в камеру:

– … несомненно, главная заслуга в успехе – это наша неустанная работа, большого коллектива, нацеленного на высокие показатели. Хотелось бы заострить внимание, что нами за последний период было многое достигнуто, это, безусловно, и успехи в спорте, и повышение уровня культурной жизни города, и выдающиеся достижения аграрной отрасли. Отдельно я отмечу, был недавно, посещал наши Высшие учебные заведения, побеседовал как с преподавательским составом, так и с выдающимися студентами, в целом наметили вектор развития всей отрасли, нацелились на преодоление высот, вы знаете, это уже… В общем говоря, только благодаря грамотной и качественной работе руководящих органов, сегодня мы имеем положительный результат…

Эх, до чего гладко стелет! А мне бы сейчас не сетовать на сгоревший прибор, а нестись стремглав домой, бинтовать обожжённые руки, а не то назавтра я буду беспомощен как ребёнок.

– Дяденька, – вывел меня из оцепенения голос. – Дяденька, – настойчиво повторила девочка с соломенными волосами, – я всё видела! Как вы спасли этих людей, вытащили машину с обрыва! И пусть никто вас за это не поблагодарит, но знайте, вы сегодня совершили доброе дело! Вы хороший, дяденька. Не отчаивайтесь!

Поначалу я потерял дар речи: где-то посередине груди девочки я отчётливо видел сверкающий шар, увитый цветами. Я тщательно поморгал, но это помогло слабо: девочка лет семи уже вприпрыжку неслась к маме, одетой в пальто горчичного цвета, держащей в руках её объёмистую сумку.

Прибор тем временем снова нагрелся и заискрил. Я посмотрел на политика – в груди его висела душа тёмная, как грозовая туча, периодически выплёвывающая буклеты с предвыборной агитацией. По другую сторону улицы, не смотря под ноги, бредёт домой понурый мужик с авоськой, небритый и обросший – видно, едва колышется чахлое облачко, где застыл искорёженный образ жены, погибшей от инсульта полтора года назад, а его душа с того времени медленно покрывается коростой, чахнет и чахнет. Только у пары детей посередь груди видать чистые перистые облака. У остальных души чёрные, как смоль, стянутые цепями, придавленные грузом алкоголя, забитые презрением. Мимо проходят воркующие влюбленные – но её нутро сочится ядом, а у него в груди, точно цербер, сердце пышет ненавистью. Рядом со мной стоит бородатый старичок в поношенном плаще, едва прикрывающем пульсирующее грозовое облако, пронизанное молниями, точно сетью причудливых трещин, в нём клубятся разрозненные образы, чувство непередаваемой усталости и затаённой вины. Мельком я обратил внимание, как он крутит в руках, затянутых в перчатки, странной формы флакон… но это было не самое странное.

Я никак не мог поверить своим глазам – казалось, подобное может случиться только в сказках или фантастических рассказах. Неужто вот это самое устройство, сконструированное на чистом энтузиазме, не только способно передвигать тяжеленные автомобили на расстоянии, но и даёт силу видеть человеческие души?

Эх, как бы глупо и наивно не было моё первое желание – мчаться на площадь Советскую, вбежать во второй подъезд элитных новостроек, миновать сурового консьержа, на одном дыхании подняться на четвёртый этаж, и там, выждав всего несколько мгновений, пока Алёна откроет дверь, взглянуть на неё, дотронуться до трясущейся души, что с детства измотана бесконечными переездами, когда семья коммивояжера Сапухина была вынуждена менять место жительства едва ли не раз в месяц, когда невозможно ни завести друзей, ни обрести свой угол, вечно не хватало денег, и ребята в школе до слёз дразнили её дылдой за высокий рост… Сказать это глупое и невероятное «Я люблю тебя», а там уже будь, что будет…

***

Этим вечером на набережной было невиданное столпотворение: собрались и пожарные, и медики, а уж работников правоохранительных органов было пруд пруди. Шутка ли – прямиком с моста, протаранив ограждение, улетел в реку автомобиль с четырьмя пассажирами, а в то же самое время на берегу раздался оглушительный взрыв. Судя по обломкам, что удалось собрать, это был какой-то самодельный прибор, что-то вроде карманного излучателя, не выдержавшего нагрузки. Парню, использовавшему это устройство… просто не повезло: собирать его пришлось по кускам. Свидетели при виде такого зрелища предпочли тут же ретироваться с места происшествия, все, кроме пожилого человека в плаще и с томиком Достоевского подмышкой и подозрительно позвякивающей вместительной сумкой.

Клякса

На самом краю стола, покрытом причудливой резьбой, плодом филигранной работы неизвестного, но весьма талантливого мастера, покоится кисточка. Заметьте, она вполне могла лежать, валяться или просто быть варварски оставленной и позабытой, будь она кисточкой попроще, скажем, типичной моделью «Белка №4 – кистью художественной круглой, материал – иск. волос, арт.2591247.» Нет же, эта кисточка с характером, наполняющим безупречную форму – от  покрытой лаком, тщательно отшлифованной древесины темно-коричневого цвета, до золотой гравировки известной немецкой фирмы. И пусть вас не смущает, что она выпачкана в грязно-жёлтой краске, которая, заметьте, тоже не из простецкого набора «гуашь Медовая, 6 цветов», а привезена на заказ из далёкого Франкфурта. Я думаю, вы уже поняли, что это комната принадлежит отнюдь не мальчику Пете, что забыл убраться на рабочем столе после того, как нарисовал на завтрашний урок пейзаж из русской народной сказки.