Души

Наташа

Можно вас на минуточку?

У вас есть пятьдесят копеек вашего драгоценного времени? Нет, не времени, а денюжек…Хотя причём тут деньги, когда уже нет времени. Совсем. Когда ты мертва – упала, грязная, вонючая, между мусорными контейнерами, упившись суррогатом, и замёрзла. А может, не замёрзла. Может, просто сердце не выдержало. Сердце… А было ли оно? Сердце.

То, что билось под когда-то красивой грудью, которую так любили мять и тискать, было пульсирующей мышцей. А сердце? Где оно, сердце? Неужели вырвано – тогда, теми самыми щипцами, которые проникли внутрь и оборвали то самое, ради чего и стоило жить, ради чего всё и было, ради доченьки…

Доченька, доченька, доченька… Ты идёшь, такая красивая, юная, живая. Можно тебя на минуточку? Есть у тебя?..

Что же попросить?..

Прости меня, доченька! Прости меня, мамку твою, не родившую тебя!!! Прости меня…

А как же ты родилась? Как?! Как ты выросла такой красивой? Как – ты – спаслась от тех щипцов? Христос? Он, да? Он тебе помог? Христос, Боженька!!!

Невыносимо.

Надо выпить.

Заглушить, забыть, не чувствовать.

Так уже вроде бы всё: нечем чувствовать. Нетути тела. Подобрали, констатировали, кинули в топку. Вместе с сердцем. Которого не было. Или всё-таки было? А теперь – нет. Ничего нет, осталась только боль. И пустота вместо вечности.

Можно вас на минуточку?

И не знаю чего попросить. Пятьдесят копеек? А может, больше? Может, сразу на целый аптечный пузырёк получится урвать?

Доченька, помоги мне, пожалуйста. Мне не хватает на автобус; я тут задержалась; мне надо уехать, а нет денег. Или времени? Или жизни?!

Доченька!!!

Подайте на еду, или купите чего-нибудь поесть…

Нет, не то. Всё, не то. А как по другому? Как простить себя!

Как насобирать кармашек грошиков, чтобы выкупить на них прощение?!

Как вернуться обратно?

Как забыть?

Как найти то, что безвозвратно потеряно

Подайте…

И каждый раз – словно в бездонную пропасть.

Не вырваться.

Ведьма

Сталина на них на всех не хватает. Ууу, ненавижу!

Во время войны, при немцах, и то лучше жилось. Поглядит на тебя немецкий солдат ласково, подзовёт и даст шоколадку. А наши пришли, понавесили везде портреты Сталина, и ни шоколадок тебе, ни поесть нормально до самого замужества не получалось. Но и там – недолго-то жировала. Почти сразу забрюхатил меня «благоверный мой», да – славатебегосподи, – случился выкидыш. Потом всё-таки родила: одного, через год – дочка старшая на свет появилась. Когда третьего заделали, муж говорит, что, дескать, хватит, не потянем, иди на аборт. Ну, и пошла. И второй раз пошла. А на третий раз, думаю, хватит – буду рожать. Тогда муженёк-то мой в очередной раз напился и стал ногами бить меня в живот, ну, а я, недолго думая, пырнула его ножом куда пониже, жаль – не попала, куда метила. Врачи его выходили, а меня судить хотели, но не посадили; муженёк слёзно умолял, что детям нельзя без матери. Так я и третьего родила, а потом – четвёртого, девочку младшенькую, которая умерла школьницей. Первенец мой, сынок, тоже умер; точнее, поломался весь на стройке, ну и не захотел жить обузой. Пятого, мальчика, родила поздно; думали не выживет, но оклемался, выжил. Без работы сейчас сидит, да ждёт, как бы до пенсионного возраста дожить. Муж умер лет десять назад. Сейчас – совсем одна. Дочка иногда навещает, но она мне не может помогать, у неё своих детей, взрослых, неприкаянных, двое, денег постоянно не хватает. А так ряженки хочется! И дров нет, нечем топиться; что на соседских мусорных кучах с ветками найду, тем и топлю. С соцслужбы ко мне никто не ходит, вообще, почти никто не ходит, никому я не нужна. А бог? Что – бог… Сталина надо вернуть, чтобы поубивал всех.

Дитё

Что тебе с того? Ведь не запрещено. Правильно, не запрещено? А если хочется? Ну и что, что «маленькая». Да все подружки уже давно попробовали. И не намного раньше других. Просто захотелось, и ничего тут страшного, зато – как приятно! Женщина для этого и создана, и девочка. Девочка – чтобы стать женщиной. Пускай другие в куклы играют. Пока не попробуют; а когда всё по-взрослому, по-настоящему – уже и не хочется детских игрушек. Секс – это круто! Даже сейчас. А что изменилось? Так даже интереснее жить стало. Было немного страшно, а сейчас – радуюсь. Нет, не брошу, это моё. Не планировала, хотя знала, что так получится. Не боялась, думала: любит. Поверила ему, поверила. Все считали малолетней соской, только в кусты звали, а этот – стал встречаться. Провожал, подарки дарил, даже жили немного вместе. Само собой как-то получилось. Первые недели две – только целовались, да и то: робким он был, хотя уже школу закончил. Один раз гуляли допоздна, хотя погода была не очень. Проводил и заторопился к себе. Потом вернулся; дождь сильный пошёл. Ну, пусти меня! Пусти. Пусти!.. Вот и пустила. Нет, не жалею, хотя: не знаю. А как по-другому? Нет, не жалуюсь. Пособие вон платят, коляска детская есть, мама очень помогает. Школу хочу закончить. Да, радуюсь, и счастлива. Наверное. Никого не виню.

Тень

Быть добру, быть.

А курева нет, и курить хочется.

Ещё хочется ясности: понять, ухватить ту самую главную мысль, которая всё объяснит. Таблетки забирают ясность, а от уколов – ещё хуже.

Таблетки забирают силу, но без таблеток – накрывает, а в больнице – совсем с куревом плохо. Там, даже если и есть, то могут отобрать: прямо из рук вырывают те, кто сильней, а санитары вмешиваются, только когда начинают бить. Либо могут сделать виноватым как зачинщика драки, и положить на вязки, а быть привязанным к кровати: один, второй, третий час, всю ночь, – это жутко.

Могут для пущего эффекта уколоть, могут колоть каждый вечер, а то и – по два-три раза за день и не давать циклодол. Тут даже вязок не надо, чтобы ополоуметь: так скручивает все мышцы, что не можешь ни спать, ни ходить нормально, а ложку с кашей приходится придерживать второй рукой и тянуться головой. Вот она кашка родимая: жиденькая, без маслица, с двумя кусочками хлеба – еда. Еда!

Шею выворачивает в сторону, кисти рук закручиваются, как у церебральщика, но ложку надо удержать: сквозь тихие слёзы, сквозь зажатый вой, но надо удержать. Ведь никто не придёт – не принесёт передачку с ещё тёплой домашней едой, никто не придёт – не заставит врачей дать циклодол, не защитит от уколов, никто… Никто не принесёт хороших сигарет, а санитары с врачами: большую часть пенсии забирают себе, а на остальные – когда-никогда купят – самых дешёвых, без фильтра. Родственнички пытались и пытаются забрать всю пенсию себе, даже когда из больницы выпускают, а в больницу приходят только для того, чтобы грозить судом и требовать оставить пенсию им. Но это против правил: пенсия отходит больнице вместе с больным. Поэтому могут специально держать подольше, чтобы с инвалидной пенсии больше перепало. Поэтому, если кто непокорствует, того воспитывают – чтобы не спешил выздоравливать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.