Ну, дали Опохмельченке в дюндель, а он сразу брык с копыт и лежит, пиво из горла досасывает и о бабушке своей вспоминать продолжает. Потом еще и дедушку приплел, который, оказывается, в той же гимназии директором подвизался…
Брехло брехлом, короче. Но когда трезвый бывает, не орет. Про Буран не заливает. О бабушке ни гу-гу. В общем, нормальным мужиком кажется, когда трезвый. А когда он трезвый-то?
Вот и сейчас – уже с пивом в граблях. В личность Шкалику заглянул и молча это самое пиво протягивает. Шкалик от такой братской неожиданности даже не сразу понял, что происходит. На автопилоте бутылку принял, заметил, что на треть полна, хлебнул и коробку с имитатором протянул: дескать, гляди, чего у меня для народа имеется… Да, на душе слегка полегчало, а вот в черепной кубышке обратный процесс начался: от ясности к затуманиванию. Ну, до окончательного тумана с последующей тьмой еще дожить и добыть надо…
Опохмельченко тем временем коробочку обсмотрел, обнюхал, открыл, заглянул, но продукт вынимать не стал, в тему так въехал, без проб и экспертиз. А как въехал, так давай во всю свою луженую глотку встречных гражданок агитировать на покупку очень нужной в хозяйстве, особенно в женском, вещи. Ну ни на полхрена стыда в человеке не осталось, весь пропил!
– Мадам! – орет на всю Большую Зеленину, – неужели вам не хочется обрести хоть немного независимости от этих подлых, гадких, вонючих, вечно пьяных мужиков? Так берите и пользуйтесь! Вот оно – ваше спасение! Вот он – одновременно символ и средство вашей свободы! Само просится к вам в руки в обмен на какие-то несчастные триста рублей! Подумать только, всего каких-то десять поганеньких долларов и вы свободны, как птица, мадам!
Шкалик, услыхав сумму, едва остатками пива не подавился. А мадам, ясное дело, шарахнулась от них, как путана от пидора.
– Ну ты это… того, – высказал свои претензии Шкалик. – Аккуратней с ценами. Каких еще десять поганеньких баксов к ядреной фене?
– Что, мало? – оживился заскучавший было Опохмельченко.
Не найдя сходу слов для достойного ответа на такой идиотский вопрос, Шкалик вернул хозяину пустую тару и повертел пальцем у виска.
– Много? – догадался лиговский.
– Тут бы хоть стольник содрать, уже – во! – определил предел своих мечтаний Шкалик, проведя ребром ладони по срезу подбородка.
– Но стоит он явно больше, – не согласился Опохмельченко. – Может, даже сто баксов!
– Здоровье дороже, – мудро рассудил Шкалик, забирая свою находку у незваного помощничка.
–Слушай, – загорелся новой идеей обитатель Лиговского отстоя, – у меня тут на Гатчинской знакомый ларечник в газетном киоске. У него этой порнухи, как говна. А в ней, между прочим, всякая такая вот хренотень рекламируется… Сходим к нему, хоть настоящую стоимость разведаем. А то действительно, то десять баксов кричим, то сто рублей шепчем…
Шкалик хотел заметить, что о десяти баксах кричал не он, а о ста рублях они еще вслух народу не заикались, но тут к ним, воровато оглядываясь подошла неприметно одетая женщина неопределенного среднего возраста и, ни на кого не глядя, кроме коробочки с изделием, тихо поинтересовалась:
– А он током не бьется?
–Да что вы, мадам! Он же на батарейках! – принялся загибать во все свое воронье горло Опохмельченко. – Двух батареек, сударыня, хватает аж на три недели нормального замужества. Правда, на медовый месяц понадобиться раза в три больше, – добавил он с честной авторитетностью.
Шкалик молчал, боясь спугнуть удачу, и одновременно злясь на лиговца за откровенный трендеж. А что, если эта фиговина ни на каких не батарейках, а прямо от сети, или вообще на механической тяге, в смысле – для ручного применения?
– А батарейки к нему прилагаются? – гнула свою покупательскую линию дама.
Шкалик слегка зарумянился и взглянул на Опохмельченко с надеждой и опаской.
– Увы, мадам, – огорченно развел руками последний, – чего нет, того нет, врать не буду. Но зато мы можем помочь вам купить отличные батарейки с солидной скидкой. Это недалеко, в двух кварталах отсюда, в газетном киоске…
– Сколько? – не отводя глаз от нарядной коробочки любопытствует женщина.
Опохмельченко и рта раскрыть не успел, как Шкалик, пребывавший на этот раз на чеку, выдал заветную сумму: «Сто несчастных рубликов, сестрица!»
– Что-то дешево слишком. Это подозрительно… И я вам не сестрица!
Опохмельченко, открывший было рот для ответа на вопрос о цене, так с открытым хлебальником и остался. Не надолго, правда. Захлопнул с лязгом искусственных челюстей, вновь отверз и запричитал:
– Исключительно из уважения к вам мадам, исключительно из уважения! В убыток торгуем-с…
Женщина, словно очнувшись от наваждения, вздрогнула, зажмурилась, прозрела, перевела наконец взгляд с товара на его дилеров.
– Господи, какая же я дура!..
– Мадам, куда же вы? Отдадим за девяносто пять! – кинулся было за нею Опохмельченко, но, быстро сообразив, что развить с места в карьер такую космическую скорость не способен, остановился, пожаловался:
– Что за холявный народ пошел – жалкого стольника за такое чудо техники им жалко! Жмотка…
– Да она не из-за этого, – пробормотал Шкалик, пряча злосчастный товар под пальто.
Однако полностью спрятать не успел, был остановлен строгим вопросом:
– Что там у вас? Вибромассажер?
Перед ним стояла, переминаясь в нетерпении на скрещенных ножках, молоденькая девушка, с виду явная школьница: в одной руке дымящаяся сигарета, в другой – портфель. Шкалик сначала растерялся, затем испугался (это же статья – совращение несовершеннолетних!), наконец, сглотнул и хрипло выдавил:
– Нет, не он…
– А кто?
Шкалик затравленно оглянулся на Опохмельченко, рассматривавшего с отсутствующим видом архитектурные украшения последнего этажа дома на другой стороне улицы: портики, пилястры… Деваться некуда, надо отвечать:
– Хрень это, – честно признался Шкалик.
– Ясно, что хрень, – пожала плечами девчонка. – Только хрень хрени рознь. Иногда они идут в наборе: фаллоимитатор с вибромассжером. Фаллоимитатор мне ни к чему, слишком брутально, к тому же я – девственница, но вот вибромассажер очень бы пригодился. У меня вот… – Она сунула сигарету в рот, слетала в карман куртки, вытащила несколько мелких бумажек с мелочью. – Сорок два рубля с копейками… Это же три пива почти, соглашайтесь…
Шкалик отвел взгляд от рубликов, прощально вздохнул: «Нет там никакого вибромассажера, одна хрень» и решительно двинулся с места в неизвестном направлении.
– Увы, мадмуазель, видимо, не судьба, – услышал он за спиной Опохмельченку. – Не пожертвуете ли пару рубликов сирым и убогим на поправление здоровья?
– Слышь ты, сирый, а не пошел бы ты на х…
– Что?! – завелся с места Опохмельченко.– Да знаешь ли ты, девица непотребная, кем была моя бабушка?
– Знаю – сукой. Катись давай за своим дружком, пока ментов не позвала…
– А-а-а! – зарычал Опохмельченко в ярости. Топнул ногой, погрозил пальцем и в конце концов сделал так, как девчонка ему посоветовала, – засеменил в том же направлении, что и Шкалик
Неизвестное направление привело их аккурат к вратам ада, в которых Опохмельченко моментально признал входную дверь в секс-шоп. При входе – привратница: потасканная девица в боевой раскраске при распахнутом плаще, выгодно подчеркивающим своей непомерной длинной набедренную повязку мини-юбки с торчащими из-под нее нижними конечностями в черных ажурных чулочках.
– Слушай, Шкалик, – зашептал против своего обыкновения орать обо всем в полный голос Опохмельченко, – давай зайдем, вдруг там на комиссию товар принимают?
– Какую комиссию? Охренел? Пока продадут, загнемся!..
– Да не загнемся, не ссы. Я знаю, как эти дела делаются. Они нам цену скажут, за которую товар на продажу выставят, а мы им в два раза меньшую предложим, но чтобы прямо сейчас заплатили. А уж они там его за сколько им влезет выставить могут, нам-то что?..
– А-а, – сказал Шкалик, задумываясь.
