Боевые девчонки
Учитель объясняет азы алгебры, ничего полезного. Не то что орбитальная физика в древних учебниках и на заархивированных сайтах, которые Айфи изучает самостоятельно.
Она стискивает зубы, и внезапно мир вокруг вспыхивает синим светом. На какое-то тревожное мгновение Айфи видит все механизмы и провода внутри учителя и чувствует, как информация с чужих планшетов проносится через ее мозг. Она чувствует тоску Энаймаки, а где-то далеко-далеко, на периферии видения, появляется знакомый сигнал: Онайи. Она сжимает челюсти так быстро, что становится больно, и выключает Акцент. Оглядывается по сторонам – не заметил ли кто теневой сигнал на своих устройствах, может, у кого-то мигнул или завис экран, или произошел сбой в оцифрованном теле. Кажется, никто ничего не заметил. Она выдыхает и слушает, как учитель бубнит про то, что алгебра появилась в Биафре, как создал ее народ игбо и как знание было украдено племенем фулани[2], которое вторглось столетия назад с севера. Айфи интересно, каково было жить в те времена, когда люди были как звери, когда Нигерия только получила независимость и перестала быть британской колонией, когда игбо жили среди этих монстров фулани, о которых рассказывает учитель. Но она не успевает за собственной мыслью – у всех вибрируют планшеты, и сегодняшний урок окончен.
Девчонки выбегают из класса, хихикая, кто-то уже играет с планшетом, кто-то превращает его в плеер и слушает песни, которые они сами придумали и записали. Айфи бросает планшет в рюкзак и бредет к Энаймаке. Когда она поднимает руку, чтобы почесать макушку, что-то врезается в нее сзади и сбивает с ног. Энаймака скрипит от напряжения, пытаясь не дать ей упасть, но Айфи уже чувствует вкус грязи; оборачивается – над ней стоят несколько девчонок.
– Эге-ге, – говорит темноволосая, с двумя торчащими косичками. Гребни племенных шрамов блестят на ее щеках. – Без своей старшей сестры ты просто тощая ойнбо.
Остальные фыркают и пальцем показывают на кожу Айфи, более светлую, чем у них. Укусы москитов на ее коже краснее, и синяки заметны дольше. Она пытается спрятать под рубашкой свои голые руки. У нее кожа цвета песка, а у них – как земля. Она скрипит зубами. Включи Акцент, говорит она себе. Хакни их. Взломай их систему. И она могла бы. Пару секунд она представляет себе, как они визжат, планшеты взрываются у них в руках или короткое замыкание происходит в мозгу и они слепнут. Айфи рывком поднимается на ноги. Что бы она ни сделала с ними, это привлечет внимание Онайи и, главное, вызовет ее гнев. Поэтому она спускает все на тормозах – как всегда.
– Она похожа на испорченный рисовый джолоф[3], – напевает другая обидчица.
Остальные не отстают:
– Может, она думает, мы ее жалеть должны, потому что у нее нет настоящей семьи.
Девчонка с косичками цедит сквозь зубы:
– Да она просто тощая коза, которую Онайи нашла в кустах.
Щеки Айфи пылают. Слезы подступают к глазам. Гнев совсем близко, его можно потрогать, и она должна побороть его. Но, если кто-нибудь из них толкнет ее, если они посмеют прикоснуться к ней, она даст себе волю. Она скажет Онайи, что у нее не было выбора, что она должна была защитить себя, что должна быть такой же сильной, как сестра. Вот почему они скоро будут корчиться на земле, не понимая, почему вдруг не могут видеть, слышать и ходить.
Но они вроде перебесились. Поворачиваются, чтобы уйти.
Напоследок одна берет камень и запускает Айфи в голову.
Айфи трясет. Она застыла на месте, кулаки сжаты, брови превратились в одну хмурую черту, из горла поднимается тихое рычание. Тень стоящей рядом Энаймаки возвращает ее в реальность, и она прерывисто вдыхает.
Андроид опускается на колени и подносит руку к лицу Айфи. Ладонь раскрывается и спрыскивает спиртом порез над глазом Айфи.
– Ай! – Айфи шлепает Энаймаку по руке. – Уйди от меня!
Тут-то и не получается больше сдерживать слезы. Она бежит, не разбирая дороги, не зная куда, лишь бы подальше от школы, подальше от лагеря, подальше от вечно нависающей над ней Энаймаки, подальше от девчонок, тыкающих ей, что она не такая, как все.
Когда лагеря больше не слышно, она останавливается. Та часть леса, куда она прибежала, кончается выступом обнаженной горной породы, под скалой – пляж. Зелено-голубые волны тихо перешептываются с берегом. Несколько глубоких вдохов и выдохов – и Айфи успокаивается. Шум в голове стихает, туман рассеивается. Она садится в траву, подтянув колени к груди, и смотрит вдаль. Буровые вышки как черные силуэты на горизонте. Она снова включает Акцент, и их контуры ярко светятся на фоне потемневшего багрового неба. Даже вражеские нигерийские мехи, парящие над вышками, светятся пульсирующим голубым светом. Они плывут по небу, рисуя расширяющиеся овальные узоры и оставляя следы, похожие на голубую звездную пыль в начале ночи, но Айфи знает: это просто запрограммированный маршрут. Определяет диапазон их коммуникаторов и понимает: и она, и лагерь для них недосягаемы. Невидимы.
Она достает из сумки планшет и настраивает Акцент таким образом, чтобы подключиться к вражеской сети и получить доступ к урокам, которые тайком осваивает вне школы. Открывается заголовок: ОРБИТАЛЬНАЯ ФИЗИКА. Голограммы параболических кривых и Космических Колоний, медленно вращающихся вокруг своих осей, вырастают из текста. Она выбирает тему, на которой остановилась: точки Лагранжа и пространства между планетами и лунами, где гравитация обоих тел способна удерживать колонию на месте. Еще здесь есть мехи и небольшие маневренные реактивные самолеты, которые летают через пояса астероидов, ныряют, поднимаются, кружат. Но сколько ни приближай изображение, пилотов не разглядеть. Слишком плохое качество. Она знает, что они там. Знает, что в кабинах люди – может быть, женщины – такие, какой станет она, когда вырастет. Ее сердце бьется быстрее при одной мысли об этом.
Откуда-то появляется Энаймака и садится рядом.
Айфи ждет, что Энаймака отчитает ее за подключение к вражеской сети, за неповиновение Онайи и за использование Акцента, но та бросает взгляд на голограммы, встающие с экрана. Айфи улыбается ей и протягивает планшет, чтобы можно было рассмотреть получше.
– Ты уже очень хорошо понимаешь орбитальную физику, – говорит Энаймака голосом, который двоится и перекликается эхом. – А в классе не успеваешь по математике.
Айфи вырывает у нее планшет:
– Потому что алгебра в школе ужасно скучная. Все поверхностно, и они все время требуют показать мои работы. Поэтому у меня плохие оценки. Но в Америке тебя ценят за правильные ответы. Только так можно стать пилотом.
Айфи знает, что Энаймака не умеет улыбаться. У нее нет настоящего лица, нет губ, и глаза горят не от счастья. Свет сигнализирует, что ее батарея заряжена. Но Айфи смотрит на Энаймаку и чувствует, что та улыбается ей.
– Ты хочешь этого? Стать пилотом?
– Хочу больше всего на свете, – выдыхает Айфи.
Никогда раньше она не произносила это вслух, и сейчас кажется, что это даже опасно. А еще – похоже на обещание. Теперь, когда сказала, – точно должна сделать. И она найдет способ. Может быть, когда закончится война и Биафра будет свободной, они построят пусковую станцию, где-нибудь в Энугу или прямо здесь, где их лагерь, и со станции полетят шаттлы в дальний космос, и они присоединятся к остальному миру. Еще одна сверхдержава – как Америка – среди Космических Колоний.
Энаймака звенит. Это звонок внутри нее. Время приема пищи. У Айфи опускаются плечи. Но она тут же понимает, как голодна, – ела ли сегодня вообще что-нибудь?
– Если не хочешь быть в конце очереди, нужно возвращаться, – говорит Энаймака.
Они возвращаются через лес, Энаймака стоически молчит. Айфи смотрит на андроида снизу вверх:
– Когда Онайи будет читать твои логи, что я делала, куда ходила… не могла бы ты стереть ту часть, где мы пошли на пляж? Если она узнает, что я пропустила послеобеденные занятия… Я не хочу ее злить. И не хочу, чтобы она узнала про мой Акцент. Можешь? Пожалуйста.
Энаймака долго молчит. Кажется даже, что ей грустно. Она беззвучно отвечает Айфи через Акцент. Ты просишь меня стереть то, что я видела и слышала, к чему прикасалась, данные, которые я собрала и добавила в свою суть.
Стыд пронзает Айфи. Ее щеки горят. Энаймака иногда звучит так похоже на Онайи, что Айфи совершенно забывает: она во многом как ребенок. Она выясняет, как что устроено, накапливает опыт и организует все, что окружает ее. Учится.
– Считай, сделано, – говорит Энаймака и берет Айфи за руку. – Эта порция записей стерта.
Айфи сжимает механическую руку Энаймаки и подносит ее к щеке.
Андроид не сбивается с шага.
Глава 3
Если бы Онайи и Чинел запланировали разведку на раннее утро, им удалось бы избежать москитов. Но хотя бы комбинезоны немного от них защищают. Счетчики Гейгера на запястьях пищат, оповещая об уровне радиации. Растительность тем не менее сохранилась: мясистые листья деревьев, такие большие, будто мутировали; трава высокая, кое-где зеленая, кое-где желтая и коричневая.
Онайи еще не родилась, когда ойнбо начали воевать друг с другом, когда за океаном взорвался Биг-Биг и ветер разнес красные облака по всему континенту. Она еще не родилась, когда небо начало кровоточить. Но с детства она слышала разные истории. Истории про времена, когда города не были накрыты куполами, когда люди не сбегали с Земли в Космические Колонии, когда ойнбо – белые – еще не полетели к звездам и не построили Америку, Британию и Скандинавию, и другие места, где они – только они – могли спрятаться от того, что человеческая глупость сделала с планетой. Истории про времена, когда Биафра еще не объявила себя независимой. Когда еще не началась война.
А теперь вот земля в лесу, где они идут, завалена мусором. Пакеты из-под сока, клочки одежды, куски сломанной техники.
Чинел склоняется над какой-то кучей, отодвигает ветки, расчищает место ногой и вытаскивает древний смартфон, погребенный в завале. Держа винтовку в одной руке, она берет телефон другой, в перчатке, и сдувает радиоактивную пыль. Пыль облаком кружится перед ее защитным козырьком. Находка отправляется в карман – скоро она пополнит ожерелье из сломанных смартфонов, которое Чинел носит на шее.
В воздухе витает туман. Видимость почти нулевая. Но Чинел – настоящий аугмент, она все замечает. Уровень влажности в небе. Ямки и канавки на земле, слишком маленькие, чтобы Онайи могла их разглядеть. Тепловые метки, выдающие медведей агба и волков-мутантов с двумя головами и зубчатыми спинами.
Справа шелестят листья. Чинел предостерегающе поднимает руку, останавливая Онайи. Они пригибаются, прячась за кустом. Там кто-то есть. Чинел щурится. Онайи следит за ее взглядом.
Медленно из тумана появляется животное. Его кожа, розовая в солнечном свете, местами отливает мягким зеленым. У него видны ребра, но все четыре ноги толстые и мясистые. Волнистый мех вдоль позвоночника. Копыта утопают в грязи. Это шотгорн.
Будь с ними кто-нибудь еще, можно было бы попытаться поймать зверя, дотащить в лагерь, разделать и приготовить мясо. Но тут без стрельбы не обойтись, а так эта тварь может не накормить, а сама запросто убить их.
Шотгорн проходит мимо, поваленные стволы деревьев гнутся под его тяжестью. Москиты тянутся за ним – за его радиоактивной кровью.
Онайи и Чинел ждут, когда он совсем скроется из виду, и через несколько минут продолжают свой путь.
На небольшой прогалине множество следов человеческого присутствия. Сломанные коммуникаторы, обрывки одежды, потрепанные кроссовки. Люди покидали это место в спешке.
Неугомонная Чинел обследует выброшенную технику. Еще одно украшение на шею.
Онайи шипит на нее. Они здесь не для того, чтобы собирать побрякушки. Им нужно продовольствие.
Они идут в тишине, останавливаясь лишь на секунду, когда в воздухе раздается знакомый скрип. Мехи носятся в небе. Ветер раскачивает ветви деревьев над их головой. Онайи и Чинел не останавливаются, только пригибаются ниже, продолжая идти вперед.
– Никогда не подумают оставить хотя бы прокладок, – усмехается Чинел.
Онайи молчит несколько секунд, но все-таки спрашивает:
– Кто – не подумает?
– Беженцы, конечно. Или кто там оставляет весь этот мусор в лесу. – Чинел не смотрит под ноги, но как-то умудряется переступать через вывороченные корни упавшего дерева. – Одни пустые бутылки из-под «Фанты» да мобильники с ржавыми чипами.
– Ну, для ожерелья сойдет. – Онайи позволяет себе хихикнуть.
– Если нас найдут маленькие, мы хотя бы дадим им работу. У них будет новая жизнь. – Чинел продолжает исследовать лес, ритмично вертя головой вправо-влево. – Научим их, как ремонтировать всякие штуки.
– А если постарше?
Чинел пожимает плечами:
– Если женщины, отправим в Энугу. Или в Умуахиа. Пригодятся для чего-нибудь в Республике. Может, детей нарожают.
– А если мужчины?
Чинел усмехается:
– Пристрелим.
Обе хихикают. Хорошо в разведке с подругой. Чаще всего вылазки проходят в молчании. Быстро пробежались, нашли кое-какие припасы, вернулись обратно. А еще чаще: вышли, не нашли ничего, вернулись. Но когда Онайи с Чинел, можно расслабиться. Чем больше времени они проведут вместе, тем лучше.
– Я хочу когда-нибудь увидеть Порт-Харкорт, – говорит Онайи и сама себе удивляется. – Я слышала, там красиво. Он прямо на воде, и вышки не загораживают вид, и не слышно этого вечного скрежета. – Онайи улыбается. – А еще там есть настоящие больницы и даже женская клиника.
– А что нам тогда делать в этом Порт-Харкорте? – поддразнивает Чинел. – Раз там уже все есть. Что там строить?
– Биафру. – Онайи понимает, что это звучит чересчур романтично. Она бы и сама назвала такое глупостью. Верить во что-то столь призрачное и возвышенное, как Республика Биафра. Но когда она думает о Биафре, она представляет здания из стекла, камня и стали, подпирающие небо, и мощеные улицы, и фрукты, которые можно есть прямо с деревьев. Она думает о месте, где нет ржавчины. Совсем. Где воздух не отравлен радиацией и не царапает легкие, когда дышишь. В этой мечте у нее настоящая кожа на руке, а не черная повязка, видя которую постоянно, не забудешь, что под ней металл, шестеренки и микросхемы. В этой мечте она даже может убедить себя, что там настоящие плоть, кровь, кости. В мечте о Биафре она – полностью человек.
– Стой.
Чинел преграждает путь как раз вовремя: Онайи чуть не наступила на мину. Онайи не видит красную лампочку, мигающую в грязи, но Чинел заметила ее. Если это не бело-зеленые, то, наверное, другая группа повстанцев.
Онайи злится на себя. Вот что случается, когда теряешь бдительность. Это, скорее всего, знак, что им пора возвращаться.
– Пойдем, – говорит Онайи. – Там уже ничего нет. Не сегодня.
Но Чинел не трогается с места. Она опускается так низко, что почти сидит на земле, вглядываясь куда-то. Потом машет рукой:
– Вон!
Онайи пытается разглядеть.
– Вон же!
Онайи щурится. Теперь она видит небольшое облако москитов.
– Что это?
Онайи роется в рюкзаке и достает оттуда пригоршню глины. Ито-ито.
– Что бы там ни было, оно еще теплое. Я посмотрю.
Она осторожно садится, чтобы не задеть мину, и лепит из белой глины что-то с ручками и ножками. Потом берет маленькую булавку и протыкает две дырочки в лице фигурки. Разворачивает ей конечности так, что теперь фигурка больше похожа на морскую звезду, чем на человека.
– Так нормально. – И сплевывает шарик слизи в намеченные на лице глазницы. Наноботы из слизи зарываются под оболочку ито-ито. Биомехи, содержащие ДНК Онайи, колонизируют глину, населяя ее частичками Онайи и оживляя. Глина становится продолжением Онайи, продолжением ее зрения. Как мобильное устройство, подсоединенное с помощью нейросети по беспроводному интернету.
Ручки и ножки фигуры шевелятся. Она вертится на ее ладони, как младенец, и светится изнутри голубым.
Онайи ставит ее на землю, похлопывает по спине, и фигурка ковыляет вперед, переваливаясь с ноги на ногу. Все, что она чувствует, видит и слышит, откликается в голове Онайи, звучит внутри как шепот.
Ито-ито направляется к насыпи, останавливается и наклоняет голову, осматривая ее. Вначале она видит только порванную одежду и кожу, потом находит волосы. Прикасается к ним, и волосы обвиваются вокруг ее белой руки. Она продолжает осматриваться и видит человека. Живого человека. Человек дышит.
– Она жива, – говорит Онайи и, прежде чем Чинел успевает помешать ей, встает и бежит к телу. Останавливается, сбрасывает рюкзак и выуживает оттуда складные алюминиевые носилки. Затем берет ито-ито и сжимает в руках. Фигурка издает мягкий жужжащий звук, почти выдох, и выключается. Онайи засовывает ее обратно в рюкзак.
Чинел секунду колеблется, а затем бросается помогать. Вместе они поднимают женщину. Онайи вздрагивает и смотрит через оптический прицел винтовки в лес. Что-то шевельнулось. Несколько секунд она наблюдает, хотя сквозь туман почти ничего не видно.
– Мы в безопасности. – Чинел кладет руку на плечо Онайи.
Онайи вешает винтовку на плечо, они берутся за носилки и идут назад к лагерю.
– Ты, похоже, становишься сентиментальной. Стареешь.
Онайи идет впереди, но спиной чувствует ухмылку Чинел.
– Да неужели?
– Год или два назад ты бы оставила ее тут умирать.
Глава 4
Только когда Энаймака и Айфи добираются до линии выкрашенных в голубой цвет камней в лесу, Айфи понимает, как далеко убежала от лагеря. Если включить Акцент, легко можно различить мины, прикрытые землей и ветками. Можно вычислить, где путь свободен, но она и так столько времени провела онлайн, что Онайи заподозрит неладное. Обходить все мины тоже слишком долго. Пока они сделают круг и вернутся в лагерь, еды не останется, а у Айфи в животе так урчит, что точно нельзя пропускать ужин.
Туман сгущается, и постепенно исчезают клочки земли, еще недавно все-таки различимые. Сердце падает. Желудок сводит от голода.
– Давай, малышка! – Энаймака протягивает руку. У нее мутные глаза, и Айфи понимает: это потому, что у нее почти разряжена батарея. Но Айфи берет дроида за руку, и Энаймака сажает девочку себе на спину. Айфи крепко обнимает Энаймаку за шею.
Выверенным шагом, один за другим, Энаймака пробирается, казалось бы, по прямой, но Айфи знает: она совершает целый сложный танец, чтобы избежать ловушек, расставленных Боевыми девчонками для незваных гостей.
На краю леса, где уже почти начинается лагерь, комары гудят над чем-то, неподвижно лежащим в листьях. Энаймака останавливается, и Айфи хочет слезть с ее спины, но та удерживает девочку и прижимает к себе крепче.
– Энаймака, что это?
Несколько секунд Энаймака не двигается, а Айфи думает, не выключилась ли она окончательно, – это было бы совсем некстати, ведь Айфи окажется намертво приклеена к ее спине.
Но индикатор зажужжал – она все еще работает. Энаймака выпрямляется, но не ослабляет хватку.
– Двуносорог. Еще не умер, но уже отравлен воздухом. Бродил где-то здесь.
И тогда Айфи видит. Зверь лежит на боку, тело медленно поднимается и опускается, одна голова на другой, оба рта открыты – он задыхается. Туман словно специально рассеялся, чтобы открыть их глазам эту картину. Воспоминание промелькнуло перед Айфи.
Она еще маленькая, совсем ребенок. Под ней холодная земля, и она обнимает за шею какое-то животное, крепко прижавшись к его груди. Животному трудно дышать, оно давит на Айфи, и она плачет в его мохнатую грудь. Кто-то подстрелил зверя, которого она любит, и она держит его на руках, а за окном продолжаются стрельба и крики.
Она снова в реальности.
Прохладное плечо Энаймаки касается ее щеки, возвращая из воспоминаний. Влажный воздух охлаждает макушку. Она трясет головой.
– Поехали, Энаймака. – И Айфи тычет пятками ей под ребра, как в фильмах, которые она скачивала, наездники пришпоривали лошадей. Энаймака изображает галоп на месте, и Айфи хихикает.
Ну вот они уже почти добрались до оружейного склада. Отсюда до столовой рукой подать, а там скоро ужин.
Между складом и столовой находится клиника. Айфи соскальзывает со спины Энаймаки, когда они уже близко. Целая толпа девушек собралась снаружи у палатки. Онайи иногда помогает женщинам и девочкам, которых спасли за пределами лагеря, или когда кто-нибудь подхватит инфекцию или мучается из-за ночных кошмаров. Хотя Айфи боится, что Онайи узнает про Акцент, она все равно улыбается при мысли, что сейчас увидит сестру, и бежит впереди Энаймаки ко входу в палатку. Она пробирается сквозь толпу, прислушиваясь, что говорят вокруг. Медсестра Ннека руководит группой других медсестер. Перед ними на столе лежит женщина, лицо кривится от боли. Она стискивает свой живот. Айфи смотрит по сторонам и находит Онайи, та сидит на ящике у входа в палатку.
– Привет, малышка. – Она устало улыбается. – Как дела в школе?
Женщина на столе стонет. Айфи не отводит глаз: женщина в рваной одежде прижимает что-то к груди, и Айфи чувствует, как что-то невидимое давит и ей на грудь. Воспоминание о раненом животном, к которому она прижималась ребенком, захватило ее. Она стоит как вкопанная.
Звук щелчка выводит ее из оцепенения. Прямо перед ней лицо Онайи.
– Эй! – говорит Онайи. – А где Энаймака?
– Рядом, – отзывается дроид, неуклюже протискиваясь через толпу. – Как всегда.
Онайи поднимает голову и усмехается, словно хочет сказать: Самая умная, что ли?
– Хорошо. – Онайи встает с ящика. – Ну, пошли. Пора ужинать.
Втроем они направляются к выходу, но Айфи оборачивается и видит, что Онайи остановилась и смотрит под ноги. Руки сжаты в кулаки. Кажется, что она воюет сама с собой, пытаясь принять какое-то решение. Женщина на столе скулит от боли. Онайи запускает руку в мешок и достает кусочек глины. Ито-ито!
Онайи быстро лепит из глины ручки, ножки и голову с подобием лица. Поворачивается и несет фигурку женщине, которая на мгновение перестает извиваться и стонать, глядя в глаза Онайи.
Айфи видит, что Онайи не просто быть доброй, но каждый раз, когда сестру ведет любовь, она чувствует прилив гордости за нее.
Женщина хватает запястье Онайи и сжимает его.
Внутри Энаймаки звенит звонок, но звонок сбора к ужину уже прозвенел.
Приборы, к которым подключена женщина, начинают пищать.
Быстрее. Еще быстрее.
– О нет, – шепчет кто-то.
– Айфи! – кричит Онайи. – БЕГИ ОТСЮДА! ЭТО БОМ…
Глава 5
Мир постепенно возвращается к Онайи, все смазано, все как будто сквозь дымовую завесу. Звуки приглушены, формы размыты – вокруг просто плавающие цвета. Крики и взрывы звучат в отдалении, будто с другой стороны леса. Но боль. Боль прямо здесь. Она вопит в ее руках и ногах. Онайи дважды пытается хотя бы встать на колени, но не может. С третьей попытки ударяется головой обо что-то металлическое. Что-то черное и серое сыплется с ее волос. Она поворачивается и падает на спину – а перед ней падает обгоревший корпус Энаймаки. Она закрыла ее от взрыва, приняв на себя основной удар. От дроида почти ничего не осталось. Обгоревшие конечности и почерневший торс. Силуэт Энаймаки на фоне освещенной отблесками пламени медицинской палатки похож на мрачное безмолвное дерево.
Онайи высвобождается, шатаясь, поднимается на ноги и видит Айфи. Маленькая девочка, вся в грязи, лежит, прижавшись щекой к земле. Онайи, поскальзываясь, бросается к ней. Сосредоточенно осматривает тело, ищет раны, щупает пульс, проверяет, не сломаны ли руки и ноги, и качает ее голову в руках.
– Айфи, пожалуйста! – плачет Онайи. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Когда она снова открывает глаза, Айфи ошеломленно смотрит на нее, оглушенная, но очень живая.
Гремит гром, и обе смотрят вверх, следя взглядом за дугой, очерченной горящим мехом, плывущим по воздуху. Оставляя за собой дымный след, похожий на хвост кометы, он падает в лесу, так близко к лагерю, что удар отбрасывает Онайи на спину.
Раздается автоматная очередь. Катаката. Хаос.
Онайи сгребает Айфи в охапку. Девочка бормочет ей в ухо:
– Что происходит? Где Энаймака?
– Нас атаковали, – выдыхает Онайи на бегу к границе лагеря. По пути она перехватывает Чинел, ведущую небольшой отряд Боевых девчонок с оружейного склада.
– Чинел! Мехи.
Чинел кивает и отдает команду Чайк, одной из самых младших в отряде, – та салютует и ведет остальных в бой. Чинел бросается в другом направлении. Онайи бежит, вот уже позади Терминал, и склад экипировки, и теплица; наконец она прибегает к небольшому клочку заброшенной земли. Айфи выскальзывает из объятий Онайи, и та шарит по земле, ищет что-то, но не может найти. Выругавшись, начинает копать землю руками.
Айфи начинает ей помогать. Они роют вдвоем. Вдруг земля и ветки проваливаются, и перед ними появляется что-то вроде небольшой пещеры.