Я наспех приняла душ и собиралась надеть футболку и джинсы, но одна из моих новеньких служанок потребовала, что я облачилась в весьма откровенную сорочку с глубоким декольте. На мое возмущение, она лишь ответила, что выполняет приказ Доменика Ди Карло. На мгновение, я даже забыла, как дышать, потеряла дар речи…в итоге, все равно с неохотой напялила на себя эту тонкую тряпочку. Сверху накинула спортивный бомбер, почувствовав себя так более защищенной.
Джинсовку Киана предварительно сняла, спрятав её в самом надежном месте своей комнаты, в тайнике под полом.
Когда я иду по направлению к кабинету дяди, мой взгляд падает на левую ладонь. Нервно перебираю пальчиками, стараясь успокоиться. Кольцо, которым заарканил меня Киан, ослепляет своим блеском и только сейчас до меня доходит, что Доменику лучше не видеть этот яркий и вызывающий лишние вопросы, элемент.
Быстро прячу его во внутреннем кармане бомбера, ощущая странное томление и жжение в груди, когда снимаю платиновый обруч со сверкающим брильянтом.
Когда я делаю первый шаг за порог кабинета Доменика Ди Карло, мой пульс подскакивает до невообразимых высот. Каждый вдох превращается в пытку, словно я взбираюсь на вершину и уже достигла той высоты, где начинается нехилое кислородное голодание. Стараюсь контролировать свои эмоции, поднимая взор на Доменика, что уже вовсю буравит меня деспотичным взглядом янтарного цвета глаз.
Дядя долго смотрит на меня, а я на него. Это поединок, вечная борьба, и я проигрываю…каждый раз. Чувство того, что я многим ему обязана не позволяет мне перечить Доменику.
Странно, но я уже начала забывать, как он выглядит, и теперь разглядываю и воспринимаю его лицо, будто впервые. Оно вытянутой и продолговатой формы, как и нос, заостренный кончик которого визуально стремится к полу. Выглядит Доменик так, словно за последние десять дней постарел на десять лет. Очевидно, в жизни опекуна происходит то, что доставляет ему дикий стресс, и я не уверена, что он связан только с тем, что Аннет до сих пор в больнице, а я все это время находилась в плену.
Наконец, мужчина в считанные секунды преодолевает расстояние, между нами, огибая рабочий стол уверенной походкой. Подходит чертовски близко ко мне, схватив за плечи. Теперь я могу разглядеть насколько глубже стали его морщинки, особенно два внушительных вертикальных «столба» между густыми бровями опекуна.
– Мия! Дочь моя, – порывисто обнимает меня, удушая в своих объятиях. Неожиданное приветствие, но мне почему-то тяжело обхватить Доменика с тем же «теплом» в ответ. Ещё бы, ведь я знаю о том, что он уже отвел мне роль «разменной монеты», которую можно насильно выдать замуж за человека, которого я в жизни не видела.
– Я так переживал, Амелия. Я поседел второй раз в жизни, – усмехается Доменик. – Вы с Аннет обе неприятно удивили меня в этом месяце…глубоко расстроили. Для отца нет периода хуже, чем время, проведенное вдали от своих драгоценных девочек, – допустим, в его голосе нет ни одной фальшивой ноты, и мое сердце предательски оттаивает.
– Доменик, прости, что сбежала в тот вечер. Надеюсь, ты понимаешь, почему я сделала это. Я занимаюсь вокалом столько лет…мне просто хотелось выступить, – начинаю сразу оправдываться, потому что…просто привыкла к такому общению с опекуном. Я всегда чувствую себя зависимой от него, обязанной ему за все и эти чувства питают наши токсичные отношения. Рядом с Домеником, я автоматически становлюсь загнанным в угол, безвольным котенком, который лишь изредка нерешительно пищит, пытаясь достучаться до своего хозяина.
– Дядя, ты же знаешь, что я мечтаю о свободе, – сразу пытаюсь перейти к делу я, раз он не злится и даже не ругает меня. – Ты обещал, что начнешь отпускать меня в двадцать один год, а ведь до моего дня рождения совсем недолго осталось. Как бы там ни было, я не думала, что мой поход на маскарад закончится так фатально, – невнятно бормочу я, наблюдая за тем, как белки глаз Доменика мгновенно наливаются кровью.
В какой-то момент, мне кажется, что мужчина сейчас просто вдарит мне со всей дури и я отлечу к стенке – настолько у опекуна животрепещущий взгляд.
Мистер Ди Карло делает глубокий вдох и выдох, ослабляя хватку на моих предплечьях, что до этого была удушливо жесткой. В какой-то момент его ладони превращаются в кандалы, а я…опускаю взор, прекрасно понимая, что мне будет трудно начать высказывать этому мужчине все, что я действительно о нем думаю.
Не знаю, можно ли испытывать благодарность и ненависть к одному человеку одновременно, но я ощущаю по отношению к дяде нечто подобное.
– Я был так разочарован. И до глубины души расстроен, – неожиданно мягко, вновь произносит Доменик.
На самом деле, он ведет себя так, словно его подменили…и это кажется подозрительным, странным.
Кажется, будто на короткое время, Доменик посадил всех своих бесов и деспотические замашки на цепь, представив моему взору более сентиментальную и чувствительную часть своей личности.
– Если бы с тобой что-то случилось, я бы никогда себе этого не простил. Давай присядем, моя дорогая Амели, – приобнимая, Доменик разворачивает меня к кожаному дивану и жестом приказывает расположиться удобнее. – Наталия не находила себе места. А Селена объявила забастовку…сказала, что не будет есть, пока я не верну тебя. Правда, у неё, разумеется, ничего не вышло, – я опускаюсь на мягкую поверхность, наблюдая за тем, как дядя садится в кресло, расположенное по диагонали от меня. Положив локти на кресло, он складывает пальцы рук в замок, и вновь просканировав меня стальным взглядом, задает вопрос:
– Ты расскажешь мне все, что с тобой произошло, Амелия? Где ты находилась? Эти ублюдки причиняли тебе боль? Может… – нервно задевает подбородок костяшками пальцев, Доменик. – Ты слышала что-то важное и тебе есть что рассказать? Как ты уже понимаешь, мы не совсем обычная семья, Амелия. Я знаю, ты злишься, что многое от твоих глаз было скрыто. Но теперь ты хотя бы знаешь, почему я так оберегал тебя все эти годы. Я не тиран, не деспот, Мия. Все, что я когда-либо делал и запрещал тебе – только во имя твоего блага. Для меня нет ничего важнее, чем моральное и физическое здоровье моей жены, и вас, моих девочек. Вы слишком малы, юны и чисты, чтобы углубляться в сугубо мужские дела, – твердым тоном выдает Доменик.
А может, вы мне все расскажите, дядя? Или отдадите меня в жены, вырвав однажды утром из собственной постели?
Я молчу, словно воды в рот набрала. Теряюсь. Все выглядит так логично теперь.
– Расскажи, что с тобой было, Мия.
– Меня держали взаперти в закрытом месте, – я решила быть краткой и лаконичной. Дяде удалось растопить мое сердце, но поскольку я знаю, что он собирается насильно выдать меня за какого-то Кинга, я ему совершенно не доверяю. – Потом увезли и передали Алессандро. Я бесконечно благодарна за то, что вновь дома, – нейтральным тоном отвечаю я, слегка придерживая висок указательным и средним пальцем. Включаю актрису, разыгрывая спектакль с явным подтекстом, что нехорошо себя чувствую и не готова строить длинные предложения, отвечающие на вопросы Доменика.
– Они ничего с тобой не сделали? – прищурив веки, уточняет Доменик. Я понимаю, что он имеет в виду. Его взгляд за мгновение красноречиво обводит все мое тело. Неприятно ощущать на себе подобный взор от опекуна, но допустим, это чистой воды беспокойство за дочь. Не так ли?
Нужно прекратить паранойю.
– Нет, – коротко киваю. – Доменик, но кое-что я, правда, слышала и теперь знаю. Знаю, что…бизнес, который вы ведете. Бизнес, который содержит этот огромный дом – опасный бизнес, – утвердительно заявляю я. – Для меня, для всех нас. Это правда? И…я знаю, про пять семей. Знаю про ваши войны и постоянные дебаты за рынок и территорию. Знаю, что все эти годы я жила во лжи с огромными розовыми очками на глазах.
– Бизнес – не женское дело, Амелия. Тебе никто не врал, – твердо озвучивает свою позицию дядя, напрочь убивая меня своим тоном. – От тебя просто скрывали некие опасные факты. Не переживай о моем бизнесе. О его незаконности и опасности слагают легенды и слухи, но истины в них нет.
– Правда? – сомневаясь, спрашиваю я.
– Правда, Мия. Но, как и в любом бизнесе, нам иногда приходится сталкиваться с большими трудностями. И сейчас, когда наши дела плохи, а брак Аннет и Дэниела был особой договоренностью между нашими семьями с семьей Кинг, и она сорвалась…ты ведь уже знаешь? Я все вижу по твоему лицу, Амели. Алессандро поставил тебя в известность? – очевидно, Доменик проверяет мою готовность к «политическому» браку.
– Да, – безжизненно бросаю я, опуская взгляд. Мурашки по телу от мысли, что Аннет и я, воспринимаемся как товар, на котором можно заключить семейные «договоренности». И не по себе от мысли, что такая святая вещь, как союз влюбленных, могла сорваться из-за того, что невеста оказалась в беде.
Неужели Кинг списал Аннет, как ненужный и сломанный товар, когда узнал, что девушка в больнице. Алессандро сказал, что сейчас её жизни уже ничего не угрожает. Но нужно время на восстановление.
– Мия, я понимаю, тебя перспектива выйти замуж не очень радует. Я и сам не планировал отдавать тебя в другую семью, но Дэниел Кинг отказался от брака с Аннет по некоторым весомым причинам…
– Его невеста оказалась в больнице, а он просто так берет и хочет выйти за другую? Я больше не маленькая дурочка, дядя. Я все понимаю. Этот брак – заключение союза, видимость перемирия семей за счет детей, так? Или что? Черт возьми, как будто мы живем в монархии…что за бред и средневековье? Как бы там ни было, я против. Я гражданка США и имею права, которые намерена защищать, дядя. При всем уважении к вам, но я не готова пойти на такой шаг, как брак с незнакомцем. Да и зачем я ему, этому Кингу? Аннет поправится, можно просто перенести свадьбу.
– В нашей договоренности, подробности которой тебя не касаются, – нагло и самоуверенно ставит мне шах и мат, Доменик. – Было оговорено, что невеста Дэниела должна быть невинна. Недавно выяснилось, что Аннет грешна по данному пункту. Но в тебе я уверен, Амелия. Хотя, конечно, после всего этого похищения…завтра придет врач, будь готова к осмотру, – сказать, что я ощутила, как пылают щеки, значит, ничего не сказать.
Нет ничего более унизительного и отвратительного, чем обсуждать такой интимный момент со своим опекуном, который мало того, что держал тебя взаперти шесть лет, так ещё и хочет «проверить качество товара» перед его продажей. Иначе я все это назвать не могу.
Губы предательски дрожат, я едва сдерживаю слезы и подавляю бурю эмоций, раскачивающих внутри сердце, словно свинцовый маятник.
– Зачем все это…за что? Доменик… – я не нахожу слов, не могу произнести их. Хотя хочется просто разорвать опекуна на части и высказать ему все, что я об этом думаю.
– Мия, раз теперь ты знаешь о мире нашей семьи, то тебе стоит знать, что этом мире женщины не спрашивают о причинах. Они повинуются и слушаются. Но для тебя здесь не должно быть ничего нового. Все шесть лет ты была послушной девочкой. К тому же, после замужества, ты перейдешь под опеку мужа, а это значит…что он даст тебе больше свободы. Для тебя это прекрасный расклад: достойный и обеспеченный супруг, новые эмоции, реализация себя, как матери и жены…Если тебя все же интересует причина, то она есть. Я, а точнее все мы находимся в трудном финансовом положении, Амелия. И его можно исправить только с помощью брака и слияния семейных капиталов и сил. Грядут тяжелые времена. Ты же не хочешь, лишить нас всего? Подумай о Селене, этот брак – крайняя мера, а не шутки. Мы можем оказаться на улице, хотя тебе это трудно представить, когда вокруг такая роскошь. Но это так. Не забывай, Мия, что все, что ты имеешь – это моя заслуга. Все, что я тебе дал – это огромная ценность, и вместо благодарности, ты проявляешь сейчас свое упрямство и не можешь заткнуть за пояс свою гордыню, несмотря на то, что этот брак по всем параметрам – отличный для тебя вариант.
– У меня осталось наследство, – протестую я, пытаясь поспорить. – Разве не деньги родителей были вложены в меня и мое образование?
– Большую часть денег, твой отец заморозил до твоего совершеннолетия. Ты жила на жалкий процент с общего хранения средств.
– Но я же получу его, когда мне исполнится двадцать один? – задаю вопрос, который никогда не задавала прежде. Поймите меня правильно…когда теряешь родителей в четырнадцать лет, последнее, чего ты хочешь – это спрашивать у кого-либо, когда ты получишь их деньги. А так как в средствах я перестала нуждаться, когда начала жить с дядей, то этот вопрос отпал само собой.
Не знаю, как это назвать. Глупость или долгие годы отрицания их смерти? Жалею, что не разбиралась в этом вопросе раньше. А теперь не доверяю ни единому слову Доменика и все ставлю под сомнение.
– Доменик, я получу эти деньги, после дня рождения? Так? Я отдам тебе все. Все, что должна. Согласись, вариант идеальный? И не нужно никакого замужества.
– Амелия, не надо торговаться со мной. Мое решение окончательно и это не обсуждается. В таком формате я не приму деньги от женщины. Свадьба состоится через неделю, советую тебе подготовиться. Кстати, твое знакомство с Дэниелом произойдет с минуты на минуту… – Доменик бросает красноречивый взгляд на свои часы, связанные с телефоном.
– Я не собираюсь выходить замуж, дядя, – царапая диван, выдаю я, напрягаясь всем телом. – Можете меня убить, лишить наследства, что угодно! Но я теперь буду жить так, как хочу я.
– Тебе все равно на то, что случится с нашей семьей, со всеми нами? Ты неблагодарная девочка, моя дорогая Амели. Послушай. Брак можно будет и разорвать в будущем. Мия, я прошу тебя. Пойти на это со здравым смыслом и открытым сердцем. Все будет хорошо, – на мгновение, мне кажется, что в глазах Доменика пляшут настоящие одержимые бесы. Он будто не отдает себе отчета в том, что несет полный бред. В здравом уме я никогда не соглашусь на рабство, на то, чтобы быть купюрой, которую один дон, передает другому.
– Все это отвратительно. Хоть что-то в этой жизни интересует вас всех кроме денег? – вспыхиваю я, резко вставая с дивана. Что Энтони Морте, что Доменик – оба, кажется, пойдут на все, ради заветных шуршащих бумажек.
В момент, когда дядя собирается мне ответить, дверь в кабинет резко открывается. Мы одновременно поворачиваем голову в сторону характерного звука.
Первое, что я вижу – бесцветные глаза, заковывающие мои ноги в лед.
