Неслучайное замужество

– Ваш Робби имеет неоспоримое преимущество хотя бы потому, что он не розовый, как все тут, – высказался о наболевшем я.

– Вы разве не любите розовый цвет? – ее красивая улыбка проложила очаровательные ямочки на щеках.

– Мне, слава Господу, посчастливилось любить женщин, а не себе подобных.

Она задорно засмеялась и взяла чуть ближе.

Отдать должное, выглядела госпожа весьма привлекательно для своих лет. Изящная зебровая шляпа с большими, спадающими на плечи полями и слитный купальник в тон, скрывающий имеющиеся уже в ее возрасте недостатки фигуры, говорили о хорошем вкусе и адекватном восприятии себя. Она имела лишний вес, но умела грамотно маскировать его. Несколько перстней на пальцах с внушительного размера камнями, браслет крупного золотом плетения и кулон на шее – все выглядело дорого и гармонично перекликалось между собой. У нее явно были деньги, и неплохие. А то, как легко она начала разговор, не посчитав неприличным обратиться по имени, не будучи знакомой лично, указывало на бесспорную уверенность в себе. Грациозная, хотя и расслабленная поза, полулежа, поставленные красивые, не наигранные и оттого казавшиеся непринужденными движения рук и головы выдавали положение в обществе. И всем своим нутром я воспылал жгучим желанием познакомиться с ней поближе.

– Я искренне рада, что не все так плохо в современном мире.

– Неужто? – изумился я. – Вам часто приходилось сталкиваться с людьми нетрадиционной ориентации? Простите, что разговор пошел этой стороной, – я чувствовал необходимость извиниться.

– Вы же писатель, Виктор, Вам следует быть более внимательным к людям. Вы разве не заметили, с каким вопиющим любопытством за Вами наблюдали за ужином трое ребят, когда Вы… м… затягивались Вашей сигарой?

Она по-девичьи засмущалась, закусила нижнюю губу и улыбнулась иначе, чем в начале разговора.

Я с несколько секунд соображал, пытаясь раскрыть тонкий намек, и вдруг осенило:

– Хотите сказать, что эти трое скандинавцев геи?! – зрачки расширились помимо воли.

– Иначе почему бы им не отдыхать с подругами, а одарять друг друга нежными похлопываниями по нескучным местам? – она говорила красиво, и мне как художнику доставляла удовольствие ее игра слов.

Я со стыда закрыл лицо левой рукой, потому что в правой держал трубочку из опустошенного стакана с мартини, вспомнив случай своего знакомства с водой и восторженное «охоу!» из пальм.

– Вы спасли меня от неминуемой очередной конфузной ситуации… Только два дня назад я решил, что мне определенно нужно прильнуть к ним, дабы не сойти с ума от одиночества в этом мире кокосовых грез.

– Разумеется, Вы и сейчас вправе это сделать… Только уже вооружены и будете аккуратнее со своими грезами в их обществе, – она засмеялась еще заливистее.

– Могу я знать, как Вас зовут? Мое имя Вам, вижу, известно, и это не может не льстить мне.

– Марчелла. Леди Марчелла Рочерстшир. Вы так же, как и я, будете удивлены, что накануне отъезда дочь тайком положила мне Вашу книгу в чемодан, хотя я очень не хотела ничего брать, дабы иметь возможность побольше занимать себя пейзажами, а не чтением.

– Но Вы все-таки принялись за нее?

– Да, начало неплохое, я прочла примерно одну шестую, дойдя до места знакомства г-на Ровье с его родным сыном.

Должен уточнить, что сзади, на обложке книги нового тиража, я в целях обеспечения себе большей известности решил разместить фото. Судя по всему, именно по нему Марчелла меня и узнала. Пожалуй, на месте случайного читателя, как это произошло в ее случае, я никогда бы не заострил внимания на фотографии автора. Выходит, что либо книга ей нравится очень, и она уже неоднократно посмотрела на оборотную сторону, либо у нее просто хорошая память на лица.

– Но Вы, я так понимаю, итальянка… Книга не была переведена на ваш язык.

– Я легко читаю по-английски, это не проблема.

Ну, конечно, как я не догадался сделать вывод об этом по фамилии. Однако она еще и присовокупила «леди», что, должно полагать, неспроста. Уверен, за этим стоит какая-нибудь интересная история. А более близкое знакомство сможет оказаться к тому же и весьма полезным для меня.

– Так Вы берете Робби? – прервала она сложившуюся небольшую паузу.

– В аренду, Вы говорите? Какова ставка?

– О, право прочтения первой Вашего нового произведения, мистер Грот, только и всего, – она сверкнула в меня живыми серо-зелеными глазами, которые были теперь отчетливо видны в связи с закрепленными на голове очками.

Выходит, версия номер раз: книга ей нравится очень. Я засветился изнутри.

– Как я могу противостоять Вашему обаянию, уважаемая Марчелла? И Робби так мужественен, что даже закат не смеет розовить его крепкие лоснящиеся бочка!

Мы оба засмеялись.

– Только я вынужден огорчить Вас: у меня нет еще совершенно никаких идей относительно новой книги. И здесь так пусто и грустно, что не то, чтобы свежие мысли не идут в голову, но и застоявшиеся улетают куда-то за горизонт с чайками.

Она с видимым усилием задумалась, казавшись довольной услышанным.

– Завтра мой официант доставит Вам тюленя, а на счет сюжета мы что-нибудь вместе сообразим, – Марчелла с хитрецой прищурила глаза и затем снова одела свои солнечные очки, – Теперь нам пора, да, Робби? Буду рада увидеться за ужином. Приятного вечера, мистер Грот.

Она уплыла, а до меня порывом ветра донесся тонкий шлейф ее терпких, но не тяжелых духов. Невероятно. Она отдыхает здесь одна. Но для кого же тогда надушилась и нацепила цацки? Может ли быть для меня?! Ну уж нет. Это мало лучше, чем компания геев.

Я стал торопливо собираться к ужину, впервые за все время пребывания на острове решив побриться и тоже взбрызнуться одеколоном. Эйфория от нежданной встречи окутывала меня, как этот чертов розовый балдахин над кроватью в первый день ночлега. Вот так да. В свои цветущие 35 мне остается только влюбиться в отцветающую итальянку за 50!

Но-но! Что за вздор! Конечно, я хотел выглядеть хорошо только для того, чтобы соответствовать образу писателя нашумевшего современного романа – и все тому объяснение. Ничего личного – успокаивал я себя. А, между тем, каким-то особым магнетизмом обладала эта женщина, и меня не на шутку потянуло к ней. Пришлось-таки набраться смелости и признаться себе, что я хотел понравиться ей не только на страницах книги, но и при личном контакте. Да и как можно не привести себя в порядок к ужину, когда она была столь прекрасна даже днем, на солнцепеке, верхом на незатейливом тюлене? Я, без сомнений, обязан был быть на высоте в тот вечер.

На принудительных полтора часа растянулся мой ужин, однако Марчелла так и не появилась. Зато теперь я не скучал, а осторожно украдкой наблюдал поведение нетрадиционных мальчиков, и, к своему большому огорчению и отвращению, даже словил несколько подмигиваний со стороны парня, что всегда сидел один напротив двух других. Сигару я брать не стал, но ее более чем заменил мой общий выхоленный внешний вид. Они не сомневались, что я нарядился для них.

Переживая, как бы долгое сидение за столиком вкупе с периодически направляемыми в их лагерь взглядами не стало расценено не в нужную для меня сторону, я решил больше не ждать, а все-таки встать и уйти. Однако, к несчастью, ребята сидели почти на проходе, и обойти их не представлялось возможным. Кто-то слегка дернул меня за штанину. Подумал, что зацепился за стул. Бросив взгляд вниз, я увидел того парня; он, как щенок, смотрел снизу вверх с надеждой в упор.

– Привет. Как ты? А ты ничего! – мерзко и по-бабски заискивающе улыбался он.

– Спасибо, – отрезал я в пустоту перед собой и ускорил шаг.

Три пары голубых глаз сверлили мне спину. Я залился краской от стыда и смущения, смешанных со злостью на свое молчаливое бегство. Только дойдя до бунгало, я понял, на что был направлен его комплимент. Так дело не пойдет, эта компашка рискует испортить мне остаток отпуска. Я либо передам им свое мировоззрение через служащих отеля, либо в случае повторных попыток сближения поясню ситуацию лично.

Ложка дегтя была закинута в мой наконец-то наполненный сегодня медом горшочек.

Глава 4

В семь часов утра следующего дня Робби уже загорал на пороге моего коттеджа. Значит, она, как и я, встает рано, с солнцем.

Приятно не то слово! Конечно же, малыш отдавал духами хозяйки! А на сидушке лежала записка красивым, с несильным наклоном острым почерком: «Простите, мистер Грот, что не пришла вчера на ужин в ресторан. Мне нездоровится, я полежу пару дней у себя. Робби составит Вам достойную компанию. Хорошего времяпрепровождения». Без подписи.

Что ж, просто Робби и просто нейтральная записка. С одной стороны, это разгрузило мою голову, а, с другой, – заставило бабочек в животе сложить крылышки и предаться дремоте.

Меня ожидали два дня путешествий на моторном надувном тюлене.

Робби представлял собой следующую конструкцию. Плотный клеенчатый, слегка бархатистый материал формировался в накаченный воздухом каркас в форме тюленя, застывшего в классической цирковой позе с поднятыми кверху головой и хвостом. Расцветка очень реалистичная: мокрый асфальт с коричневыми вкраплениями, и просто обворожительная мордочка с торчащими тонкими усиками из какого-то плотного материала типа гнущейся пластмассы. На носу был расположен соответствующий данной позе мяч в желто-красную полоску. Широкие плавники уверенно лежали на воде, так что могли, помимо основного места лежанки на его спине, служить дополнительной опорой для рук или ног в зависимости от принятого вами положения. Мотор находился под задратой хвостовой частью так, что не портил эстетического вида животного.

Полагаю, что даже в собранном виде Робби занимал достаточно много места, потому что надутым был примерно три метра в длину и полтора в высоту с учетом мяча. Лежать на нем было одно удовольствие – сделан он был действительно грамотно.

Полуусевшись–полуулегшись поудобнее, я просунул руку в небольшое, еле заметное отверстие в задней части туловища, сконструированное специально для подхода к мотору. Мы плавно стартовали с места. Но что это? На меня с самого верха хвоста полились три тонкие струйки воды. Ха! Здесь даже продуман фонтанчик! Я с легкостью перекрыл его там же, в моторном отсеке. Чудесный Робби! Ты мне уже очень-очень нравишься!

– Ну, сколько миль Вы намотали, мистер Грот, за время Вашего капитанства? Вас можно поздравить с дебютом покорения океанских просторов? – смеялась Марчелла, подсаживаясь к моему столику за обедом на третий день.

Я во второй раз подметил внутри себя ее оперирование морскими терминами.

– О, у меня тут сплошные дебюты, похоже, – был счастлив я снова встрече с ней. – Из меня, наверное, получился бы неплохой мореходец, но я нашел свое призвание в другом прежде, чем встретил Вашего Робби. А Вы прекрасно выглядите, – не мог сдержать своего восхищения этой женщиной.

– Спасибо, мой дорогой друг, – она аккуратно тронула меня за плечо, – Что нам сегодня предлагают?

Марчелла позвала мягким сверкающим взглядом официанта раньше, чем он успел сам сообразить подойти.

Я поражался легкости и быстроте ее движений. Игривые манеры вначале смущали меня – я видел в них намеки на заискивание. Но она двигалась настолько естественно и непринужденно, что вскоре я догадался: то было обычной манерой ее поведения.

Обедать закончили очень рано, и впереди ждали еще, как минимум, пять часов светового дня.

– Так что ж, мистер Грот, новые идеи так и не родились у Вас?

– Отнюдь. Даже во время плавания я не обнаружил ничего такого, чем можно было бы захватить внимание читателя.

– Тогда, если не возражаете, я помогу Вам, – она боковым взглядом попыталась уловить реакцию собеседника.

Мои молниеносно вспыхнувшие глаза и до неприличия растекшаяся по щекам улыбка сослужили ответом.

– Не буду спрашивать, обладаете ли Вы достаточным количеством свободного времени, чтобы выслушать историю жизни Вашей новой знакомой леди Марчеллы Рочерстшир – здесь этот вопрос кажется самым бессмысленным. Уточню лишь одно: может ли она быть Вам интересной?

Конечно, она знала ответ заранее.

Я предвкушал что-то поистине заманчивое и нетривиальное в этом рассказе.

– Я полностью к Вашим услугам!

И мы проследовали к двум мелко плетеным гамакам на противоположном от моего бунгало берегу острова, где она начала свой рассказ.

Глава 5

Начну с самого начала. Я родилась в небольшом поселении, к востоку от Неаполя, буквально в километре от него. Однако почти сразу же после моего появления на свет село присоединили к городу, поэтому можно считать, что я уроженка Неаполя. Впрочем, мой образ жизни и род занятий зависели куда более от семьи, в которой я воспитывалась, нежели от города, в котором родилась.

Отец с матерью познакомились в послевоенное время и еще до моего появления на свет жили радостями самых простых людей, уповая на погоду и Господа бога, наконец-то обретя счастье мирного неба над головой. На небольшом земельном участке, доставшемся матери от ее родителей, она выращивала апельсины, лимоны и виноград. Отец обустроил себе в доме обувную мастерскую. Близость к трассе обеспечивала их постоянными клиентами. Но когда поселение вошло в состав Неаполя, землю отобрал город, и родителям остался только дом, в котором отец смог продолжить свое дело, а мать была вынуждена искать другой источник заработка. Она пошла посудомойкой в небольшой трактир неподалеку.

А потом, через 3 года, на месте нашего дома и других, рядом стоявших, властями было решено организовать больницу для малоимущих (тогда Неаполь активно застраивался, ликвидируя последствия бомбардировок Второй мировой войны), и нас переселили в центральную часть города, предоставив жилье уже, разумеется, меньшей площади и в не самом, мягко говоря, благополучном районе. Однако после потери земли и перехода матери на другую работу заветшалый небольшой дом уже не представлял прежней ценности, как вспоминала она. Перебраться в центр значило потенциальную возможность для отца зарабатывать больше, а для нее найти лучше оплачиваемую работу. И так, за несколько лет образ жизни родителей стал кардинально иным. Но переезд в элитные трущобы (сейчас я не боюсь этого слова, тогда как раньше оно чуть ли не преследовалось законом) не озлобил их, а сделал еще более нежными и чуткими по отношению друг к другу.

В те годы наша страна переживала стремительный экономический подъем, так называемое итальянское экономическое чудо, между серединой 1950-х и серединой 1970-х годов. Подавляющее большинство населения было занято в индустрии автомобилестроения и машиностроения, уровень жизни страны и ее экономическое положение на мировой арене стремительно росли. Капиталовложения в данные отрасли оборачивались сумасшедшей прибылью, однако это вовсе не значило, что богател каждый второй человек в стране. Бедное население существовало во все времена, и будет существовать дальше. Эта прослойка, к сожалению, одна из самых живучих и стойких в обществе. Мы жили в центре Неаполя, ставшего тогда местом массового притяжения рабочей силы, и жили в простом районе, среди самых обычных, работающих на заводах людей.

Я не помню и не помнила дом, в котором родилась, поэтому мне сравнивать было не с чем. Меня как ребенка всегда радовали любовь и гармония в доме. Мне уделяли достаточно внимания, я была сыта, хорошо одета и даже в чем-то избалована. Помню, что мне никогда не было скучно. Такая плотность населения в том районе, куда нас направили, обеспечивала компанией всегда. За моим опрятным и аккуратным видом мама следила с особым трепетом. Жильцам доставляло удовольствие общаться с красивым и чистым ребенком. Знаете ли, тогда люди были намного добрее, и чужое благосостояние не вызывало злости и агрессии, как теперь. К нашей семье хорошо относились на районе, у нас часто бывали гости. Мать даже пекла хлеб по выходным и раздавала бедным. Поэтому и меня тоже любили соседи, и родители мало волновались, когда я играла с другими детьми в их домах. В то время была совсем другая жизнь. Мы воспитывались всей улицей, двери в дома и квартиры были открыты. Все помогали друг другу, чем могли. Не наша одна семья тогда оказались в таком положении, и это совместное горе утраты домов и земель сближало простых хозяйственников, какими и были родители всего несколько лет тому назад.

Когда мне исполнилось 5 лет, на свет появилась София. Мать успела за два года после переезда поработать в нескольких трактирах, но, к сожалению, больше официантки у нее продвинуться нигде не получалось. Отцу удалось заключить контракт с какой-то обувной фабрикой, и он вытачивал для нее колодки на дому. Папа был очень хорошим мастером, брал также заказы от частных лиц, его по сарафанному радио знали многие в городе. Он был молчаливым трудягой, отдававшим любую свободную минуту нам, детям.

Еще через два года семейство пополнилась двойней мальчишек. А спустя три года после этого мы расширились до восьмерых. На этом, слава Богу, родители решили остановиться. Еды и игрушек хватало на всех, мы умели делиться и не ссориться. Но ограничения в жилой площади доставляли дискомфорт.

Мы всегда жили скромно, но я никогда не помню, чтобы бедно.

Когда я пошла в школу, как и все дети, то училась успешно, по-прежнему любила домочадцев и хорошо ладила с одноклассниками. Уроки помогал делать отец. Поскольку его работа была в стенах дома, то он располагал большей возможностью заниматься детьми. Иногда к нам приходили еще и соседские девочки, и отец также помогал им с уроками.

Мать в свободное от беременностей время работала то уборщицей в богатых семьях, то официанткой в небольших заведениях. По понятным причинам она не могла устроиться на постоянную работу на фабрику. Однако она всегда была очень бойкой и шустрой женщиной. Пожалуй, в другом случае, ее бы просто не хватило на нас всех.

И о моем предназначении в этом доме Вы уже, конечно же, догадались.

Марчелла тяжело выдохнула и сделала паузу.

– Марча, – говорила мне всегда мама, – Ты моя права рука, старшая среди всех, и должна помогать в присмотре за младшими братьями и сестрами.

Но, можете себе представить, их было пятеро. И порой все на одну мою шею. По мере взросления ответственных задач на меня возлагалось все больше. Нужно было успевать не только делать свои уроки, но и кормить всех детей, каждого в свое время, своей едой, подмывать, переодевать и развлекать играми и занятиями, пока матери не было дома, и отец занимался работой. А работы у него только прибавлялось. Какое это счастье, что бог наградил меня быстрым умом! – я справлялась со школьными заданиями очень быстро. Может быть, даже и потому, что тратить на них много времени у меня просто не было возможности.

Разве могла идти речь о каких-то там девичьих переживаниях, влюбленностях и прочем? Я была безостановочным механизмом, автоматической рабочей машиной, выполнявшей добрую половину всех домашних дел. Бывало, школьные подруги помогали со всей этой детворой, но чаще заходили ветхие соседки-старушки, слабо успевавшие хотя бы догнать кого-либо из отпрысков. Случалось, правда, что если дел было совсем невпроворот, то одна бездетная дама брала близнецов к себе на несколько часов. И это было великое счастье, потому что больших монстров, чем они, я за всю свою жизнь так и не встречала! Они были гипер активные дети.

Сложное и непростое время. Но, скажу я Вам, ко всякому привыкаешь. И все, что ни делается, делается действительно к лучшему. Спустя прожитые годы я не жалею о том, что почти десять лет моей детской и подростковой жизни были отданы на воспитание сиблингов. Все выросли порядочными людьми, и каждый из них в свое время отплатил мне двойной монетой, помог чем-то в жизни и выручил там, где ситуация казалась безвыходной.

Трудно представить, как родители выдерживали этот бесконечный шум и гам. У нас было только 4 комнаты на всех членов семьи, но каждый имел свой угол, где его не мог тронуть никто, где он мог спрятаться, обидеться, погрустить или помечтать о чем-то своем. Наши родители были прекрасными родителями. Я больше чем уверена, что если бы у меня сейчас, при всех моих теперешних возможностях, было бы столько же детей, я не смогла бы дать им всего того, что дали нам наши родители тогда. Как они умели организовать нас, сдружить, обучить, воспитать, приучить к труду и даже просто прокормить! Отец с матерью оставались непоколебимыми авторитетами до самых последних дней жизни.

Глава 6

Обижалась ли я на них тогда, будучи ребенком, спросите Вы? Да, обижалась. Мне хотелось свободы, личного пространства и следования своим интересам, а не общественным (семейным, в данном случае). Я несколько раз убегала из дома, но совесть возвращала меня обратно. Вы не забудьте, что Италия в то время стояла на пороге своих свинцовых семидесятых: начиналась гражданская война за свободу народа. Из-за моей бесконечной занятости домашними делами и учебой, мне некогда было, да, в общем-то, и не хотелось вступать ни в какие политические объединения, но… в каком районе мы жили! Даже будучи отстраненным от социально-политической ситуации в стране, нельзя было не чувствовать тех общественных волнений, что разворачивались под окнами почти ежедневно. Молодые люди уже с моего возраста вступали в бандитские группировки, и наша улица стала чуть ли не центром разгула, уличного насилия и ультралевого терроризма. Я, как только что сказала, не стремилась особенно присоединяться к ним, но мое положение в семье было уж слишком обще с их идейными воззрениями (как я могла понимать их тогда, с высоты своих лет), и я убегала три раза из дома к ним, но происходящее внутри банды сильно пугало меня, а данное родителями воспитание и привитое годами чувство долга не давали бросить семью.

Знаете, мистер Грот, сейчас так смешно вспоминать, как я воспринимала тогда все происходящее, с какими смелыми речевками выступала перед родителями в свои 13-14 лет, требуя равенства в распределении семейных обязанностей между собой и этими только недавно начавшими говорить отпрысками. Я чувствовала, что нарушались мои личные права – права на свободу слова и действия. Эх, было время!

Итак, я возвращалась домой, сама.

К тому времени, когда мне исполнилось 15, Софии, второй по старшинству, было уже 10, и она в полной мере помогала нам с матерью в уходе за остальными, оказывая непереоцененную поддержку. Тогда я скопила денег (я умудрялась по часу в день перед школой разносить прессу и все до единой монетки складывала в копилку) и сообщила родителям, что хочу поехать на одну летнюю смену в так называемый молодежный лагерь (в Италии, как Вы знаете, не было никогда скаутских движений, каковые почти повсеместно охватывали Европу, но что-то наподобие этого все равно существовало), под Изернией, куда ежегодно организовывались от нашей школы льготные поездки. Родители, посовещавшись, решили, что я вполне заслужила такой отдых, добавили денег и отправили с миром.

Не думаю, чтобы отец мыслил тогда так же далеко, как мать, которая усмотрела в этой поездке возможность как-то устроить мне свою жизнь, познакомиться с новыми людьми и противоположным полом в том числе. Конечно, она, как и любая мать, переживала за меня, но понимала, что ей скоро сложно станет кормить нас всех, и было бы очень хорошо, чтоб я поскорее начала взрослую жизнь.

В те годы у нас рано женились молодые люди. В связи со сложной политической ситуацией в стране заботливые родители старались по возможности сами пристраивать своих детей. И моя мама не стала исключением. Она всегда была яркой, харизматичной и общительной женщиной. В отличие от отца умела быстро и легко обрастать полезными связями, поэтому даже несмотря на незначительное расхождение в заработной плате, но гораздо более сложную работу, стала официанткой, дабы иметь доступ к залу и больше бывать на людях. Мама присматривала мне хорошую партию, но ничего не подворачивалось ей. И потому она решила, что раз уж я захотела проявить в этом плане самостоятельность, не стоит держать меня на поводке. Насколько я сейчас помню, она даже не давала мне особенно никаких наставлений. Я просто отнесла деньги в школьный комитет, собрала вещи и в конце июня уехала с группой.

Должна уточнить для Вас, что это был последний год обязательной учебы. Дальше встал выбор мне либо продолжить школу еще на три года, либо устраиваться на работу. Поскольку школу я окончила на отлично (да, можете себе представить, несмотря на весь этот чертополох!), то могла бесплатно учиться дальше. Мать с отцом не возражали, но я головой понимала необходимость выхода на работу, потому что родители не молодели, а у подрастающих детей нашего семейства появлялось все больше новых потребностей. У меня было лето на «подумать». И вот после поездки как раз-таки и предстояло принимать решение.

Глава 7

То, что мы разумеем под детским и юношеским лагерем сейчас, имеет мало общего с тем, что он представлял собой пятьдесят лет назад. Удобства по три-четыре человека в комнате? Про это можете и не думать. Душ с туалетом в номере или хотя бы на этаже? О таком мы даже не мечтали. Дискотеки до полуночи и ночные гуляния с мальчиками? О чем вы!