Кир хмыкнул и покачал головой:
– Только не буди Марианну. Иначе завтра она не сможет приготовить хоть что‑нибудь съестное.
Август протестующе замахал руками:
– Боже упаси, – он задумался. – Ну, если только на часик.
Довольный хохот капитана еще долго разносился по коридору, отчасти снимая напряжение, витавшее в воздухе. Но Кир не умел так же быстро, как друг, переключаться с плохого на хорошее. Перед глазами с упорством мелькали картинки из старинных книг, на страницах которых раскрывалась история Ордена. Он помнил дословно каждую главу, ведь в детстве читал только эту книгу. Кир жил в грезах, что он сражается со злом, а в итоге стал им. Но никто не замечал, что сказки – вымысел. И его невольная гостья тоже. Она искала графа Мавроса – великого Магистра Ордена. А нашла жалкую копию возненавидевшего жизнь человека. И ее разочарование было оправданно.
Кир упал в кресло, ноги больше не держали. Выпитое спиртное наконец подействовало, нервы перестали звенеть. Но он боялся засыпать. Ведь там, в кошмарах, его ждала столь желанная и недостижимая мечта. Однако в эту ночь его страхи не оправдались. Ему приснилась рыжеволосая девушка, чьи глаза горели невыносимой яростью. В руках она держала странный сверток. И Кир нутром ощущал зло, исходившее от него.
Глава 3. Острые розы для балерины
Русамия. Велидар. 1959 год
На окне остался отпечаток ее ладони. Запотевшее стекло погружало в туман город, и без того залитый дождем. Мрачный, сырой Велидар тяжело вздыхал. Он привык к солнцу и зною. Но последние дни стояла промозглая погода. Осень давно заявила права на столицу.
Из гримерной Лилии открывался вид на самые тесные закутки новой части города. Среди высоких домов ютились узкие улочки, которые стекались как ручейки к центральной дороге. А за мостом таился давний Велидар. Там, в старой части, находился ее дом. Там давным‑давно она впервые влюбилась.
Натан.
Это имя до сих пор будоражило в душе тоскливые струнки. Перебирало их опытными пальцами старого музыканта, которого подвела память. Он помнил мотив, но забыл ноты.
Столько воды утекло, но как бы Лили ни хотела другой концовки, счастливой, она лишь существовала в ее мечтах. Ночные кошмары – очередное подтверждение.
Лилия закрыла глаза и прижалась лбом к холодному стеклу. Сердце мерно стучало в груди, отсчитывая секунды после концерта. А сознание все глубже окуналось в детские страхи, выуживало их из закромов памяти, и они воскресали в образе темноволосой женщины со взглядом змеи.
Ей было четырнадцать, когда пришлось выбирать между личным счастьем и жизнью матери. Что дороже маленькой девочке? Мифическая любовь или мама, родная и живая? Разумеется, Лили выбрала второе. Но не подозревала, что одиночество – столь тяжелая ноша.
Нельзя любить. Нельзя дружить. Вот ее плата за жизнь мамы. Малейшая ошибка, будь то случайно оброненное признание или глупое влюбленное сердце, и Смерть тотчас протянет мерзкие щупальца. Либо заберет подаренную жизнь матери, либо отберет у Лили близкого человека. На кого упадет случайный выбор Смерти, не знает никто.
Кривая усмешка исказила губы. Как она могла забыть о третьем варианте. Погубить первенца. И тогда расплатишься со Смертью сполна. Но в любом случае останешься душегубцем. Свободным от проклятия душегубцем, обреченным жить и помнить – на твоих руках кровь невинного человека3.
Лилия распахнула глаза, насилу разорвав стягивающие путы воспоминаний. Протерла ладонью окно. Темная полоса Черного моря тянулась вдоль города к утесу Искупления и дальше, к особняку графа Мавроса.
Феликс.
Новое имя в ее судьбе. Настырный молодой человек, такой же, как и ее брат. Неотразимый, знающий себе цену. Лили улыбнулась краешками губ. Самоуверенный наглец. Но было в нем что‑то… Таинственное, притягивающее, интригующее. Она не могла подобрать правильное слово. И не хотела.
От таких, как Феликс, следовало держаться дальше. Потому что в него легко влюбиться. А еще он был графом. И это весьма импонировало ее отцу.
Лили отвернулась от окна и села в мягкое кресло. В освещенном лампами зеркале отразилось ее бледное лицо. Черные волосы забраны в высокий пучок на затылке. Белая шопенка пухом опала на ручки кресла. Невесомая нежность, за которой скрывался стальной стержень.
Лучше бы Лилия вспомнила прошедшее выступление и бурные овации. Но слезливая погода навевала драматичные размышления, и в душевной мясорубке она находила болезненное удовольствие. Чем больше боли, тем сильнее характер. И тем легче противостоять Феликсу.
Лили пробежалась пальцами по лепесткам белых лилий. Гримерная укуталась в покрывало из трогательных цветов, а их изысканный аромат витал в воздухе. И так каждый раз после концерта. Поклонники считали своим долгом подарить белоснежные лилии любимой приме балета. И только эти цветы. Королевский символ легкости и утонченности. Но от чистого белого цвета Лили уже тошнило. И она никогда не забирала их домой.
Гулкий стук в дверь наполнил комнату, и Лилия тихо откликнулась:
– Войдите.
Ярко‑алые розы стали каплей крови в белом море. Зеленые стебли изящно перевязаны черной лентой, среди бутонов затерялся маленький конверт.
– Просили передать букет, Лилия Александровна.
Миниатюрная помощница устало поставила розы в последнюю пустую вазу и вытерла вспотевший лоб. Ее взлохмаченные волосы торчали в разные стороны, как колючки у ежика, а круглые очки скосились набок.
– Спасибо, Зинаида.
Лили выдохнула. Сама не заметила, как задержала дыхание. Но бархатные цветы лишали сил. Такие красные и утонченные. Она приблизилась к розам как мотылек, летящий на яркий огонь. Пряный аромат кружил голову.
Лили поддела пальцами конверт и вытащила из него сложенный вдвое лист.
«Ваше выступление заслуживает океана роз, но я выбрал самые лучшие. Ваш Феликс».
Витиеватая буква Ф изогнулась в грациозном поклоне. Лили медленно выдохнула. Граф не просто жил в ее мыслях, он стремился окружить, взять в плен. И опасная симпатия грозила перерасти в огромную проблему.
– Самые лучшие.
Лили коснулась крепкого стебля. Острая боль пронзила палец, и она отдернула руку. Красная горошина выступила на коже. Следом по телу прошла волна холода.
– Унеси! – хрипло потребовала Лилия.
Она неотрывно смотрела на кровь. Голову стиснул жгучий обруч, а стук сердца эхом отозвался в ушах. Уколола палец о красивые цветы. Плохой знак, очень плохой.
– Что? – опешила Зинаида. – Но они такие красивые. Молодой человек, который их принес, так смущенно краснел.
Лили недоверчиво посмотрела на помощницу:
– Как он выглядел?
– Невысокий, рыженький, забавный, – перечислила девушка.
Лили села обратно за стол и сердито вырвала из волос шпильки. Мягкие локоны упали на плечи.
– Унеси, – повторила она. – Если он не удосужился подарить их лично, а нанял курьера, то они ничего не стоят. Если хочешь, оставь себе.
Она не смотрела, как Зина забирает букет и выносит из гримерной. Дверь мягко закрылась. Но сладкий запах повис в воздухе горьким напоминанием.
Лили не станет играть с Феликсом. Сначала красивые ухаживания, затем вспыхнувшая страсть и…смерть. Именно в таком порядке все случится, если не перечеркнуть отношения сейчас.
– Сейчас… – прошептала она. Пальцы обессиленно разжались. Смятая записка упала в урну.
Отражение в зеркале расплылось, а затем собралось в единый образ. Но это была другая Лилия. Злая, самоуверенная, с алыми губами и черными глазами. Она смотрела на себя, чуть кривя губы в презрительной усмешке. А затем прошипела:
– Спаси ее и, возможно, спасешь себя. Но поспеши. Иначе придется расплачиваться за чужие грехи…
Губы шевелились отдельно от Лилии. И голос как будто принадлежал не ей. Но это говорила она. И жуткий страх дробью отдавался в сердце. Наваждение спало так же быстро, как и охватило. Начавшийся дождь гулко забарабанил по окну, и Лили вздрогнула. Из зеркала на нее вновь смотрела уставшая после выступления девушка. В огромных карих глазах читался страх.
Она оттолкнулась от стола и нервным движением сорвала сценический костюм. Пуанты полетели в сторону. Лилия нервно надела синее платье, втиснула разбитые ноги в туфли и выбежала из гримерной. На ходу натянула перчатки на дрожащие руки. Неожиданное предзнаменование было как пуля в лоб. Смертельное.
Три года Лили жила в спокойном забвении, но последние события насильно вырвали ее из безмятежных вод. Сначала Феликс, затем маленькая девочка на балу, острые розы, а теперь это… собственное отражение предупреждает ее – расплата грядет.
Лили выбежала из театра под мелкий ледяной дождь и на мгновение остановилась. Она тяжело дышала, ее трясло от холода и навязчивого страха. Волосы медленно намокали и тяжелым покрывалом оседали на плечи.
– Лилия Александровна? – Шофер вылез из отцовского «Шевроле» и поспешно открыл ей двери. – С вами все в порядке? Вы бледны.
Она не ответила. Провела рукой по лицу, размазывая грим, который забыла смыть.
– Домой, – коротко обронила она и спряталась в теплом салоне автомобиля.
Через стекло Лили безразлично скользила взглядом по центральному Велидару, где кипела жизнь даже в непогоду. Знакомый мост, и вот они в старой части города. Улица Элитная, на которой стоял роскошный особняк Тигрова в окружении вечнозеленых туй.
Шурша колесами по гравию, «Шевроле» мягко подъехал к парадному входу. В окнах загорелся свет. Дом готовился к вечерним сумеркам.
Лили взбежала по ступенькам, стараясь выбросить из головы надоедливые слова: спаси ее и, возможно, спасешь себя. Она хлопнула дверью, отрезая серый дождь от теплого домашнего уюта, и застыла на пороге, пригвожденная усталостью. Но спустя несколько минут заставила себя дойти до гостиной, где обычно проводила время мама.
Родители действительно находились в комнате. Александр Николаевич с бокалом красного вина грелся возле камина, а Марина Андреевна с интересом разглядывала большую книгу с позолоченными страницами.
– Лили! Ты вовремя. Отец как раз рассказывал о встрече с графом Мавросом. – Женщина светилась мягкой улыбкой. Возраст выдавали морщины возле рта и сухая кожа. В черных волосах мелькала лукавая седина, но Марина Андреевна все равно оставалась фарфоровой куколкой, какой всегда была. Тонкой, изящной, нежной.
– Смотри, какой подарок он нам сделал, – она потускнела, заметив подавленное состояние Лилии. – Солнышко, что случилось? Концерт прошел неудачно? Я говорила, что мне стоило пойти, а ты упрямилась.
– Нет, мама. Все прошло отлично. И ты уже видела этот спектакль. – Лили села рядом и утонула в мягкой спинке дивана. – Я, наверно, перетрудилась в последнее время и заработала мигрень, – невинно солгала она.
Так привычно прозвучало ее оправдание.
– Да, жизнь балерины – это каторжный труд, сбитые в кровь пальцы и головные боли, – заключил Александр Николаевич.
Лили покосилась на него и отметила небывалый подъем духа. Видимо, сегодня произошло нечто, что не просто порадовало его, а вознесло до небес.
– Ты говорила, что папа встречался с графом? – наконец опомнилась она.
– Феликс Константинович – умный молодой человек с деловой хваткой, но прежде всего джентльмен, – вместо жены ответил Александр Николаевич и сделал большой глоток вина, как бы подкрепляя свои слова. – Он навестил меня сегодня утром в офисе и пригласил нас на ужин в эти выходные. А также подарил чудесную книгу о старинном Ордене «Мятежные сердца» и секте «Просветленных». Оказывается, их род когда‑то был связан с Орденом, но это лишь семейные легенды, и он не верит в них.
– А самое главное, Феликс говорил, что собирается пойти на твое выступление! – воскликнула Марина Андреевна и протянула Лили увесистую книгу, наполненную узорчатым текстом и цветными картинками.
– Какая неожиданность, – пробормотала Лилия.
Ужин? В выходные?
Раненый палец снова запульсировал, словно напоминая о предупреждении. Прошли те времена, когда Лили упорно их игнорировала. Но даже сейчас она не всегда понимала, что природа хотела ей подсказать.
– Ты его не видела? – Марина Андреевна заглядывала в глаза Лили, но явно не находила желанный ответ.
Лилия покачала головой.
– Неважно, – отмахнулся отец. – Главное, приглашение у нас есть, а значит, граф серьезно настроен по отношению к нашей балерине. – Он отставил бокал на стол и довольно потер руки. – Подумать только! Сам граф!
Лили уставилась на красивую обложку книги, на которой был изображен мужчина в маске и человек, чье лицо пряталось под капюшоном. «История Ордена и Секты. История Русамии». Многообещающее название, но оно ни о чем не говорило Лили. От книги пахло свежими красками. Страницы приятно скользили между пальцами.
– Он подарил вам сказки и пригласил в гости, а вы уже готовы принять его в семью? – отрешенно произнесла она.
Марина Андреевна вздрогнула от колкого голоса Лили, а Александр Николаевич онемел на короткое время.
– Юная леди, ты опять за свое?! Двадцать два года, а до сих пор не замужем, – взревел он. – Конечно, мы радуемся вниманию графа Мавроса. Потому что в отличие от тебя нас беспокоит репутация семьи.
– Репутация, – сквозь зубы выплюнула Лили ненавистное слово. – Это единственное, что тебя волнует, папа?
– Это единственное, что должно беспокоить тебя, Лилия! – Он стукнул кулаком по ручке кресла.
Кожа на квадратном лице мужчины натянулась от напряжения и покраснела. Морщины разгладились, как на надутом мячике. Глаза сверкали и напоминали черные дыры.
Лили прижала к груди книгу. Она научилась отстаивать свое мнение, но все равно нуждалась в невидимом щите, который бы спрятал ее от вспыльчивого отца.
– А разве я этим не занимаюсь? Я выступаю в театре, общаюсь только с интеллигенцией и больше не вожусь с теми, кто тебя смущает. Про меня пишут в газетах только хорошее. Даже скучно. Но ты ни разу меня не похвалил! Тебе постоянно мало. То, что хорошо сего‑дня, будет плохо завтра. И этот процесс не остановить, он бесконечен! Ты как машина без тормозов! – выкрикнула Лили.
– Дорогая, отец не хотел тебя обидеть, – сбивчиво произнесла Марина Андреевна, но ее никто не слышал.
– Репутация, репутация, репутация, – как попугай, повторила Лилия. – Меня тошнит от этого слова.
– Я буду счастлив, если ты выйдешь замуж и научишься себя вести, как образцовая жена!
Александр Николаевич вскочил на ноги. Он хотел надавить на Лили, но она не боялась. Уже нет.
– А потом я должна буду родить непременно двоих детей и переженить их с княжеским родом, – съязвила она. – Тебе всегда мало, отец, признай. В бизнесе, в семье. Но невозможно быть идеальным во всем. Даже сейчас ты заставляешь меня найти себе мужа. Но зачем, если ты все равно выберешь его сам. Ты уже выбрал! Поэтому оставь фарс для тех, кто не знает тебя. – Лили встала. Тяжесть книги придавила ее к полу.
– Я не хочу, чтобы тебя за глаза называли Ледяной принцессой.
– А я не хочу, чтобы ты навязывал мне свою волю.
Холодное прозвище опять царапнуло сердце.
Отец смотрел на нее, силясь ответить что‑то стоящее, но, видимо, в этой дуэли победа осталась за Лилией.
– Я сегодня устала, – прошептала она, – ужинать не буду.
Лили вышла из гостиной и поднялась наверх, в свою спальню. И долго не могла разжать руки, расстаться с книгой, словно срослась с ней.
Так каждый раз. Любой диалог с отцом заканчивался скандалом. Раньше было проще. Александру Николаевичу. Лили никогда не спорила и не возражала. Беспрекословно подчинялась, и в их семье было мирно и спокойно. Но три года назад все поменялось. Лилия осознала, что она – личность, и пусть у нее нет права любить, но остальные решения она будет принимать сама. Нашла своеобразную свободу в своем заключении. Маленькая отрада для пленницы.
Она прошла в ванную и открыла кран. Полилась горячая вода, которая смоет с ее тела семейные распри. Лили не выдержала и опустилась на плитку возле ванны, прислушиваясь к ласковому журчанию. Раскрыла книгу. И усмехнулась.
– Феликс Маврос. Я виделась с вами всего один раз. Но успела поругаться с отцом по вашей вине, – сказала она книге, будто он мог услышать ее слова через нее. – Мне не нужны ваши ухаживания, подарки. Оставьте меня в покое, – голос эхом разносился по заполнявшейся паром комнате.
Лили говорила и говорила, представляя, что Феликс стоит рядом и слушает. С каждым словом на душе легчало, но страх не исчезал. Он висел над ней мрачным облаком и грозил обрушиться ливнем. Слова зазеркальной девушки звенели в ушах.
– Мне указали на ваш дом и сказали, что там мне не место. Как вы не понимаете! Если вы продолжите настаивать на общении, все закончится свадьбой, и тогда я уже не смогу защитить вас. – Она закрыла ладонями лицо и тихо всхлипнула. – Вы можете умереть, если не прекратите. И не только вы. Поэтому, умоляю, остановитесь, пока не поздно.
Но ее молитв никто не слышал. Лили сидела в затуманенной комнате одна и плакала над раскрытой книгой со сказками. После долгих лет спокойной жизни в одиночестве оказалось сложно сохранить свое сердце в безопасности. И роскошный букет алых роз лишний раз доказывал это.
Глава 4. Ведунья и роковое любопытство
Русамия. Велидар. 1859 год
Мы уезжаем!
Вивьен стояла посреди родительской спальни, не понимая, как здесь оказалась. Посередине комнаты распахнутый сундук, и отец лихорадочно бросал внутрь вещи, какие только попадали под руку.
– Леон, что ты делаешь? – Мама в растерянности заламывала руки и смотрела на мужа широко раскрытыми глазами.
Только сейчас Вивьен заметила, что она была немногим старше ее самой. Темно‑каштановые волосы небрежно распущены. Худенькая, с бледной кожей, которая словно просвечивалась на свету. В русамийской речи прорезался акцент. Рокочущая буква «р» все так же слетала с ее губ.
– Амели, – Леон схватил жену за плечи и с мольбой заглянул в глаза. Высокий, с выразительными зелеными глазами, которые Вивьен унаследовала от него. – Демьян предал нас. Он оказался сектантом. Граф Маврос поможет нам сбежать из Русамии, но придется отказаться от прошлой жизни.
– Нет. – Амели побледнела и почти превратилась в тень. – Твой лучший друг – сектант?
– Да. И он хочет заполучить статуэтку.
Леон отпустил жену и продолжил закидывать в сундук вещи, все подряд без разбору.
– Но зачем ему статуэтка? Разве он не знает цену желания?
Амели растерялась еще больше. Подняла с кресла голубую шаль и прижала к груди. Ее взгляд был устремлен на кровать, где в коробке была бережно упакована фарфоровая куколка.
– Знает, Амели, но не верит. Ему на все плевать! – сорвался на крик Леон и резко умолк. Спустя время осторожно продолжил, но грудь продолжала тяжело вздыматься, словно после бега: – Ему нужна ты. И ради тебя он пойдет на все, даже на убийство.
Картинка смазалась перед глазами, и Вивьен провалилась в огненную яму, где сверкали мечи и головы летели с плеч.
– У нее лихорадка.
Мягкий, напоминающий мед с молоком голос потревожил тишину. Пожилая женщина в черном шерстяном платье отступила от девушки, которая металась в бреду, и выложила из потрепанного саквояжа связки трав, но Кир даже приблизительно не представлял, для чего они.
– Давайте ей настои три раза в день и заставляйте много пить. Через несколько дней она пойдет на поправку. Организм сильный, молодой, – она закашлялась и прикрыла кулаком рот, – не то что я.
– Азалия, ты переживешь всех нас, – усмехнулся Кир и перевел взгляд на Вивьен.
Кожа девушки прозрачная, как снежная наледь, и так же легко могла треснуть. Рыжие волосы извивались на подушке мокрыми змеями. А в скомканном одеяле Вивьен напоминала маленького ребенка. Беззащитного, упрямого и…несчастного.
Ведунья подхватила саквояж и подошла к Киру:
– Откуда она?
Короткий вопрос звучал как выстрел.
– Насколько я понял, из Парижа. Ее семью убили, и она проделала долгий путь, чтобы найти моего отца.
– Она уже знает, что искать надо на кладбище? – Темные глаза женщины устремились в самую глубь души Кира.
– Да.
Они замолчали, словно больше не осталось вопросов и не нужны ответы.
– Кир, мы знакомы так давно, что я уже и не помню, сколько лет. – Азалия печально смотрела на Вивьен. Девушка тяжело дышала, хриплый стон вырывался из груди, напоминая крик раненой птицы.
– Мне было шесть, когда я впервые увидел тебя. – Кир наполнил стакан водой из графина и прислонил к пересохшим губам Вивьен. Он легонько поддерживал ее макушку, пока девушка жадно пила, и озадаченно вспоминал, когда успел превратиться в сиделку.
– Спасибо, что напомнил о моем возрасте, – проворчала ведунья, – но я о другом. Эта девушка – она на распутье. Присматривай за ней. Ей предстоит сделать тяжелый выбор, и он может оказаться для нее роковым.
– Ты что‑то чувствуешь? – Кир поставил стакан на тумбочку и обернулся.
Женщина в наглухо застегнутом платье стояла сгорбившись. Седые волосы давно потеряли блеск, но глаза – нет. Они сверкали как звезды на чистом ночном небе.
– Мой дар уже не тот, что прежде. Я больше не вижу знаки, и духи навещают редко, но шестое чувство до сих пор со мной. И оно шепчет. Нет! Кричит об опасности, когда я смотрю на твою гостью. – Пальцы ведуньи до хруста стиснули ручки саквояжа. – Поэтому я умоляю тебя. Когда она поправится, пускай идет своей дорогой. Ты и без нее страдал слишком много.
Кир глянул на Вивьен, но ничего не услышал. Его интуиция молчала. Лишь упрямые мысли постоянно возвращались к странному свертку, который девушка хранила в сумке.
– Ты лечила отца, меня, мою… – Голос дрогнул. – Ты лечила всю мою семью, и я всегда доверял тебе. – Кир подошел к женщине и ласково положил руку на ее хрупкое плечо. – Но Август прав. Она искала моего отца, потому что ей больше не к кому пойти. А значит, теперь я несу за нее ответственность. Но спасибо за предупреждение, Азалия. Я буду настороже.
Ведунья вздохнула и накрыла его руку ладонью:
– В этом весь ты, упрямец. Береги себя, дерзкий мальчишка, – улыбка осветила худосочное лицо Азалии. – Ты знаешь, где меня искать. Но помни: девушка до добра не доведет.
– Видимо, это моя карма, – усмехнулся Кир. – От судьбы не убежишь. Не это ли ты мне говорила пять лет назад?
Взгляд Азалии потемнел и наполнился таинственным сиянием, от которого мурашки волной пролетели по спине. В молодости она несомненно была красива. И опасна.
– Тогда я говорила тебе все, лишь бы уберечь от смерти. А сейчас могу только умолять. Беги!
Вивьен больше не стонала. Она тяжело дышала и изредка вздрагивала. Холодная испарина блестела на лице, колечки локонов прилипли к щекам. Кир велел кухарке заварить настои Азалии и через силу влил травяную жидкость девушке в рот. Сам.
Он не понимал, почему возится с ней. Почему не отдаст на попечение прислуге? Что его подтолкнуло на это? Разочарование в глазах Вивьен, когда она узнала, что он не тот граф? Навязанный отцом долг перед ней? Кир не знал, какой из ответов верный. Возможно, никакой. Возможно, он рядом с Вивьен, потому что хочет этого. И все. Беспричинно. Бескорыстно.
Он прикоснулся пальцами к прохладному лбу девушки. Жар спал. Значит, настои ведуньи помогали. Кир сел в кресло, вглядываясь в неправильные черты лица Вивьен. Вспомнил предупреждение Азалии. Отправить Вивьен другой дорогой? Но куда? У нее не осталось дома. Она пала жертвой Секты, как и он сам. Поэтому Кир не мог отослать ее. Он знал, каково это – лишиться всего. Когда проваливаешься на самое дно, ползти наверх придется, срывая ногти. Выгрызать путь, чтобы отвоевать маленький кусочек мира. Но не счастья.
Вивьен перевернулась на живот и одеяло сползло вниз. Ночная рубашка задралась вверх, оголяя щиколотки. Изящные, стройные. Кир смущенно отвел глаза. Стоит позвать служанку, чтобы посидела с Вивьен. Но мысли остались мыслями, и он продолжал сидеть, украдкой поглядывая на спящую девушку, словно влюбленный мальчишка.
Неясный лепет привлек его внимание. Вивьен тихо вскрикнула и снова забормотала. Пальцы судорожно сжимались. Она пыталась отмахнуться от чего‑то, но не получалось. Дернула ногой. И снова лепет. Постепенно звуки сложились в слова, и Кир нетерпеливо наклонился вперед, но не мог уловить суть.
– Беги… беги… За утесом… спасение! Никому не отдавай. Только кровь, твоя кровь! – Вивьен застонала, лицо сморщилось. – Головы с плеч, головы с плеч! – Она зашлась в истошном крике.
Кир поспешно перевернул девушку обратно на спину:
– Тихо, тихо. – Он погладил мокрые от слез щеки девушки, и она постепенно затихла. Дыхание выровнялось. – Ты видела смерть родителей, – прошептал Кир, – и этот кошмар станет для тебя вечным.