Подлинная любовь

– Блеск. Не знаю, кто как, а я – пас! – не дожидаясь новых аргументов прошаренного менеджера, сказал я.

Конечно же, Лиама расстроило такое моё безапелляционное решение. Да нет, вру – просто разъярило. Во-первых, это был я. Во-вторых, остальные потянулись бы за мной. Да и кто бы вообще на такую дичь согласился, разве что под страхом смертной казни?

– Будете очередной группой-одногодкой, которых пруд пруди! Сколько их уже было! Этого хочешь, Осси? – процедил Лиам, его глаза сузились до узеньких, пышущих огнём праведной ярости щёлочек. – Все заканчивают одинаково: пьянки, наркота, аресты. Как будто никто из них не понимает, что будут забыты, как только отмотают свой первый срок в реабилитационном центре. Если не хуже.

– Мы не против перенять некоторые аспекты у этих твоих хиппи, – сказал я. – Но с определёнными оговорками. И, думаю, с ними парни согласятся.

– Какими?

– Всё должно быть в меру. Для каждого. Этакий коммунизм.

– Расшифруешь? – поинтересовался Лиам, скрестив руки на груди.

– Ну, к примеру, я не употребляю алкоголь, но я не могу заставлять парней делать то же самое, это их выбор, – пояснил я. – Так что – пусть, я не думаю, что дружеские посиделки в баре с фанатами после хорошей встряски так уж повредят нашему имиджу. Ему скорее повредит как раз таки пренебрежение этими самыми фанатами.

– Стоп, шутишь? Ты не употребляешь спиртное? – недоверчиво протянул Лиам.

– В жизни ни грамма в рот не брал, если ты понимаешь, о чём я, – я подмигнул, – а я вижу, что ты понимаешь…

– Он это серьёзно? – спросил Лиам у Дэвида.

– Типа, да, – ответил тот.

– Эй, господин продюсер, не вздумайте раздуть из этого целое событие, многие люди не употребляют всякую хрень, и что теперь? – предупредил я.

– По каким-то причинам, а твоей причины я в упор не вижу, – вкрадчиво сказал Лиам. – Это странно.

– Знаешь, что по-настоящему странно? – парировал я. – То, что у тебя ирландское имя. Нет, ну, правда, каждый раз, как слышу твой акцент… Я просто не понимаю, твои предки были ренегатами короны в пользу ИРА[95] и, отыгравшись на тебе, так выразили свой протест?

В нормальном расположении духа Лиам рта не закрывал – хлебом не корми, а дай зубы поточить. Звенящая тишина рядом с ним означала обратное – он был в бессильном бешенстве. Бессильном пока, но мог и меры принять, с его-то связями…

– Неважно, – поспешил я сменить тему. – Я знаю, что Чэд любит приложиться, Дэвид не упускает случая вдуть смазливой девчонке и, скорее всего, умрёт от СПИДа, не дожив до тридцати, Алекс со средних классов дымит как паровоз, а Джефф плотно так подсел на кленовый сироп, но… Как по мне, так пусть, лишь бы это не выходило за рамки приличий. Но не приличий стрэйт-эдж. Вы как? – я поискал поддержки у парней. И, само собой, нашёл её.

Лиам прищурился, обдумывая услышанное.

– Ладно, пусть в меру, но открыто, чем лицемерно быть паинькой на камеру и предаваться всем грехам за кулисами, – выдал он, наконец.

– Вот и чудно, – я уже привстал, собираясь вернуться в студию, но Лиам остановил меня.

– Куда? Ещё не всё.

– Нет? А сверхурочные будут оплачиваться? – я опустился обратно в кресло.

– Обязательно. Фунтами[96].

– Запомните это мгновение, господа! – громко объявил я всем. – Лишь раз в десятилетие случается, что Лиам Брайерс шутит. Притом хоть капельку забавно.

– Осси, мы не закончили, – Лиам прервал меня. – Имидж. Вот что важно.

– А в чём проблема? – развёл руками Дэвид.

– Зауженные джинсики и кеды – это ещё не всё. Каждая мелочь должна быть продумана. И дело не только в одежде или причёске. дело ещё и в подаче – а почему у вас именно так, а иначе? Почему такая стрижка? Почему такая марка джинс или производитель гитары? – Лиам поднял указательный палец. – Фанаты любят изучать такие детали жизни и творчества своих любимцев. Они даже организуют целые сообщества и создают сайты, посвящённые таким вот расследованиям, мол, почему это вдруг Осси Кэрн носит «Конверсы», играет на «Ибанесе»[97] и не прикасается к алкоголю? Мы поступим даже умнее.

– Поделись же своей мудростью, о, Лиам Великий и Ужасный[98], а потом унесись прочь из страны Оз[99] на своих раздутых шарах, разогревая в них воздух дутьём в кожаную флейту, – попросил я. Повисла тишина. Шли мгновения, а я думал, кто же первым не выдержит и прыснет в кулачок первым. Таким оказался сам Лиам.

– Я когда-нибудь не выдержу и отматерю тебя на чём свет стоит, Осси, видит бог – отведу душу, может даже и побью, а потом объявлю твою должность вакантной, – сказал он, покашливая. Я не преминул ответить:

– Смотри не окажись клятвопреступником, для таких, как они, в аду будет бесконечно играть Мадонна.

– Лучше вы живьём, – покачал Лиам головой. – Мы не будем дожидаться фанатских сайтов. Мы сами запилим вам страницу в сети.

– О как, – я ожидал услышать что-то более глобальное, а тут…

– Само собой, её нужно будет чем-то заполнять. Так что, мальчики, хоть вы и окончили школу, а кое-кто даже продолжил образование, но плевал я на это – вам домашнее задание! И вместо раздачи F я буду выпинывать вас куда подальше за его игнорирование.

– Мы должны написать сочинение, кто из нас кем видит себя в будущем? Чур, я – качок, а Джефф – школьная принцесса, которую будет домогаться Дэвид! – зажёгся я. – Алекс – чистый гик, а Чэд – «тяжёлый случай», идеальное попадание! Мы будем клубом «Файв-о-клок»[100].

– Я вообще ничего не понял, – признался Лиам.

– Потому что слишком стар, – вынес я вердикт. – Я с первой встречи в «Рэпчур Дайнер» об этом говорю, а мне всё не верят.

– Умолкни. Продумайте ваши образы. Подберите причёски. Гардероб. Потом каждый из вас обмозгует это всё с моими людьми. Я всерьёз подумываю приставить к каждому из вас по человеку. А к тебе, – обратился он ко мне, – плюс ещё двоих бугаев в довесок.

– Я уже дрожу, – притворно затряс я руками. – Лиам, это же тупость! Я ношу «конверсы» просто потому, что люблю «конверсы».

Лиам удовлетворённо кивнул:

– Вот ты и придумаешь, почему ты так их любишь. И хорошо бы добавить туда парочку жареных фактов. Ну и вы тоже, – обратился он к парням. – Чуть позже мы всё согласуем, но вы уж постарайтесь придумать сами хорошее оправдание тому, что Чэд вечно молчит, Алекс носит шляпу, а Джефф бреет голову.

Канадца (который вовсе голову не брил) опять оставили крайним, глаза его округлились до размеров блюдец, в которых стояли наши кофейные чашки. Я пополам согнулся в гомерическом хохоте. Ай, да Лиам!

– Хорошо смеяться последним, да, Осси? – Лиам придирчиво осмотрел меня, из-за чего я почувствовал себя пакетом конопляного молока на фермерской распродаже и смеяться тут же перестал. Да, кому такое понравится. – Всё-то в тебе хорошо, фронтмен.

– Да?

– Нет. Побреешь виски. Верх оставишь длинный, – Лиам словно бы сам отрезал мне виски своим острым языком.

– Бритые виски? – возмутился я. – Это что за чушь? Лиам, это самая идиотская из всех твоих идей – а таких уже было немало! На кого я буду похож? На маньяка из «Трудного ребёнка?!»

– Поверь, тебе самому понравится, – принялся утихомиривать меня Лиам. – Это последнее веяние моды. Крайне необычное. Ретро. Ты представь, сколько юных девичьих сердец ты разобьёшь! Сколько будет новых фанаток! Да и уже имеющиеся оценят всё по достоинству!..

– Мода… Всё твои британские штучки, – проворчал я.

– Пит, Осси, жопа ты упрямая, думай что хочешь, только сбрей виски и оставь длинный верх, – взмолился Лиам. – Я бы не стал выставлять тебя на посмешище – зачем мне это? Вот увидишь, через несколько лет причёску а-ля Осси Кэрн будут носить все молодые люди, – подумав, он добавил. – В цивилизованном мире.

– Ну-ну, – недоверчиво покачал я головой.

Забегая вперёд, скажу, что хоть в этом Лиам оказался прав. И андеркат я ношу до сих пор, так он мне полюбился.

– И ещё одно, – добавил Лиам. – Вам нужен логотип. И шрифт для написания названия. Есть у меня пара дизайнеров, а у них есть несколько идей…

– Роза, – тут же выпалил я. – Про шрифт не знаю.

– Что? Почему роза? – не понял Лиам.

– Потому что у каждой из них есть шипы, – ответил я.

– И что дальше? Какое значение это имеет? – недоумевающе вскинул брови Лиам. Точно так же, как Джефф, Алекс и Чэд.

– Самое непосредственное, – я переглянулся с Дэвидом, тот чуть заметно улыбнулся. – Мы тусили в Венис, услышали нетленку Poison и решили, что будем играть поп-панк.

– По-моему, ты всё-таки сорвался и до зелёных чертей допился, Осси, – протянул Лиам, выслушав меня. – К тому же – это пошло.

– Сказано тебе – роза, – упрямо повторил я.

Лиам вздохнул.

– Кто-нибудь против? – парни дружно помотали головами. – Хорошо, поговорю с дизайнерами. А теперь, возвращайтесь-ка вы в студию, альбом сам себя не запишет, – хлопнул наш бравый менеджер ладонями по коленям и поднялся.

Парни дружно последовали его призыву, я же чуть поотстал и подошёл к Лиаму.

– У меня вопрос.

– Валяй, – разрешил менеджер.

– Можешь устроить нам выступление в Чино?

Лиам недоумённо посмотрел на меня.

– Что ты забыл в этой дыре?

– Считай это моей личной просьбой, – нетерпеливо попросил я. – Ну так как?

Лиам пожал плечами.

– Ну же, Лиам, не говнись, от тебя не убудет, на то ты и менеджер, чтобы устраивать такие вещи! А нам только на пользу! Кому мешало лишнее выступление?

Лиам изучающе посмотрел на меня.

– Не бывает лишних, – сказал он. – Ладно, я посмотрю, что можно сделать.

Я уже собрался перешагнуть за порог, как Лиам окликнул меня.

– Питер!

Я так и застыл. С роду он меня так не называл.

Я обернулся.

– Всё не выпадало случая спросить, – Лиам покачал головой. – Почему тебя называют Осси?

– Мои родители нарекли меня при рождении Питер Кэрн, – начал я важным тоном. – Но американцы, в отличие от вас, островитян, не любят длинных имён…

– Сколько раз повторять, – сокрушённо вздохнул Лиам.

– В общем, все звали меня Питом. А сочетание Пит Кэрн созвучно с названием города в Австралии. Потому и Осси. Это Алекс придумал, а я даже никогда не был в Австралии…

– Побываешь, – сказал вдруг Лиам и неожиданно тепло улыбнулся. – Однажды я устрою вам кругосветное турне. Вы увидите целый новый мир.

– Ты подозрительно добренький, наверняка затеял какую-то пакость, – прищурился я.

– Вовсе нет. Но знаешь, что забавно?

Я напрягся. Лиам был спокоен, но я чувствовал – он словно матёрый лев перед рывком.

– У Алекса плохо с географией, зря ты ему доверился. Питкэрн – не город в Австралии. Это архипелаг в Тихом океане, единственная принадлежащая непосредственно Великобритании территория в том регионе, так что, строго говоря, ты должен быть не Осси, а Лайми, – Лиам просто сиял, когда говорил мне это.

– Ты уже открыл для меня целый новый мир, – мрачно буркнул я и вышел из гостиной.

Лайми.

Ну, спасибо, что хоть не Кубинец Пит[101].

Многотысячная рукоплещущая толпа в переливающихся лиловым отсветом клубах дыма, окружающая мэйнстэйдж и притихшая, едва я подошёл к микрофону, сияющее тысячами ватт света колесо обозрения, тоже замершее и как будто дожидающееся нас, реющие аэростаты с флагами штатов и пальмы, подсвеченные цветами радуги… И вся эта безумная красота под наливающимися пурпурным и багровым облаками на фоне темнеющих гор. Вот, что я видел, прежде чем мы окунулись в музыкальное море безумия, утянув с собой на дно и наших зрителей.

Летающие над беснующейся толпой камеры на операторских кранах и Дэвид, заскочивший на огромный динамик и дирижирующий людьми, скандирующими нас на разные лады. Это всё что я, до смерти вымотанный и насквозь мокрый, практически отключившийся от реальности, видел и запомнил, прежде чем мы уступили бразды на сцене Amazin' Charlotte's Web[102].

То был первый вечер фестиваля близ городка Индио, находящегося на самом стыке плодородной долины и высохшей пустыни, разделённых перевалом Сан-Бернардино.

Поп, рок, панк, метал, инди, хаус, амбиент и психоделическая британская электроника… Все те дни и ночи, что длилась феерия, я слушал всё, я упивался этим, впитывал в себя как губка музыку и потрясающую энергетическую отдачу, которую порождало такое скопище людей, увлечённо поглощённых одной целью. Уж молчу, что такой концентрации молодых и красивых людей я доселе не видел, хоть и жил в Калифорнии всю свою сознательную жизнь. Но для меня всё же на фесте главным было не количество смазливых девочек вокруг, а музыка.

И музыка звучала всюду – она находила нас, куда бы мы ни пошли. И она в самом прямом смысле пронизывала нас насквозь – саундсистемы были настолько мощными, что я при каждом ударе, при каждом аккорде чувствовал, как волны звука проходят сквозь меня так, что даже кости вибрируют. Боже, сколько же чёртовой музыки там было – никогда прежде не думал, что за пару дней можно переслушать такое количество исполнителей. Я стёр в кровь свои ступни, отмахивая мили от одной сцене к другой – и это не преувеличение, по прошествии фестиваля мне пришлось поменять в кедах стельки, они реально были пропитаны кровью.

Я был там, среди своих сверстников и сверстниц, прыгал с ними под бешеный ню-метал и с ними качал в такт руками под ревущий арена-рок, вместе с ними, чуть прикрыв глаза, двигался и забывался под ломаный бигбит…

Я знал, что я хочу получить от фестиваля. И это здорово помогло мне впоследствии, когда я выступал с Perfect Plan на любых площадках – я точно знал, что именно хотят услышать наши гости и как хотят, чтобы это было подано.

К слову, в те дни я последний раз по-настоящему оторвался как слушатель. Больше у меня такой привилегии не было долгие годы.

Прямо перед закрытием Лиам собирался устроить слушателям автограф-сессию и распродажу стаффа с символикой группы. Для нас он организовал шатёр со столом, по бокам от которого установили стенды для товаров. В преддверии события, я забрёл в выделенный студией автобус и застал менеджера там. Он распечатывал первую партию коробок и раздавал ценные указания своим мальчикам на побегушках.

– Что там? – загорелся я.

– Брелоки, – рассеяно ответил Лиам.

– Не против, если я стрельну один?

Я подошёл к ближайшей коробке, запустил туда руку и выудил круглый брелок диаметром в пару дюймов. В прозрачный пластик был вставлен цветной картон с нашей розой и названием.

Лиам, деловито проходивший мимо, не упустил случая и поддел:

– Вечно ты вытягиваешь какое-то дерьмо, Осси!

– С чего бы это? – не понял я.

Лиам остановился, высыпал на столик содержимое коробки и вроде как с облегчением выдохнул.

– Ну, слава яйцам, – сказал он. – Остальные нормальные. А это брак. Видишь? – он буквально ткнул меня носом.

– Большое дело, – отмахнулся я. На брелоке, который вытащил я, цветок был другого оттенка – розовый, не алый. – Ты видишь брак – нечто, выбивающееся из стройного ряда, а я вижу нечто уникальное.

– Осси, сказал бы проще! Нравятся дешёвые китайские подделки? – рассмеялся Лиам. – Забирай! – Он махнул рукой, показывая размах своей щедрой души, и посмотрел на часы. – Ровно в полдень, не забудь!

– Я буду там, не сомневайся, – козырнул я.

Всё завертелось.

Наш лейбл выкинул на прилавки перезаписанный и прилизанный демо-альбом, дополненный несколькими новыми треками. Название оставили то же, добавив подзаголовок «Double Tap». Как объяснил Лиам, это нужно было для разжигания дополнительного интереса слушателей. Кто из фанатов не отправился бы разыскивать первое издание? На то они и фанаты. Потому параллельно лейбл выпустил ограниченным тиражом ту самую, нашу гаражную запись, причём на кассетах с магнитной лентой. Раритет, господа, прощальный кивок из 90-х. Но что нужно было ещё для успешных продаж альбома, кроме манящих заголовков и агрессивной рекламы? Верно, наши живые выступления. К выходу альбома был приурочен наш тур по 30-ти городам западного побережья.

Уже тогда стали закладываться и наши образы для слушателей-зрителей. С годами они менялись: у кого-то сильно, у кого-то не очень. Каждый из нас прошёл свой путь.

Чэд неизменно появлялся на сцене и в музыкальных видео в бриджах цвета «хаки» и неистово долбил в барабаны, иногда подпевая на бэке. Он был суров и неразговорчив, его общение с фанами в основном сводилось к тому, что он щедро проставлялся в местных барах после концертов.

Ботаник Алекс был этаким аккуратным мальчулей – носил кэжуал[103], можете себе представить?! Да, запросто мог выйти на сцену в каком-нибудь хенли или жакете, а где-то после второго альбома даже повадился примерять шляпы. Но ему сходило с рук, определённой частью аудитории он дико котировался.

Джефф больше прочих из нас напоминал панка. Поначалу. Ирокеза у него не было, но ему делали «ежа» в духе Green Bay. Чуть позже он поменял хаер и стал напоминать скорее эмо – длинная чёлка, чуть подведённые тушью глаза. Ещё несколько лет спустя он ударился в консерватизм – стал сильно смахивать на футболиста Бэкхема с его прилизанными зачёсами.

Дэвид одевался примерно как и я – как никак, одна кровь – спортивные футболки, джинсы, конверсы. Есть такой термин «girl next door». Так вот, мы были кем-то наподобие – такими парнями по соседству, что запросто ходили с вами когда-то в одну школу, катали на скейтах, шлялись по злачным местам и играли в уно-кард у задней двери. Уже после первого альбома Дэвид стал увлекаться набиванием тату – делал по одной после каждого концерта в каждом городе. В основном это были цветы. Так что к 30-ти каждый дюйм его рук пестрел, и он переключился на шею и спину.

Я первые годы иногда одевал на выступления свою старую бейсболку Yankees – поначалу смущённо прикрывал бритые виски, потом это стало чем-то вроде ритуала на удачу – я столько с этой вещицей пережил, а затем я какое-то время подражал в этом фронтмену Limp Bizkit – их «Creamer» так запал мне в душу (текст словно был прямо ко мне обращён), что я невольно копировал образ Фреда Дёрста. К середине нулевых мне это поднадоело, и я отложил видавшую виды Yankees на дальнюю полку.

Всё шло хорошо. Толпы наших ровесников с плакатами, с каждым выступлением всё больше, их число прирастало как лавина снега. Битком забитые залы и холлы развлекательных центров, а к концу тура – рукоплещущие стадионы мегаполисов Калифорнии. Заботливо заготовленный продюсерами мерч, разлетающийся как горячие пирожки. Письма с признаниями поклонниц. И поклонников – чего я только не перечитал, глаза на лоб лезли, а изредка и кровь стыла в жилах (но, нет, симпатягу Кевина Костнера телохранителем я не нанимал).

У меня голова шла кругом, я не верил тому, что творилось. Мы вдруг оказались в самом водовороте событий – то, что мы видели у других, происходило теперь с нами. Нас снимали для MTV, нас звали на местные радиостанции, в каждом городе мы послушно сидели на пресс-конференциях, устроенных Лиамом, и отвечали на вопросы журналистов: наши планы на грядущие записи, наш сценический образ, наша личная жизнь, наше отношение к своему успеху, наше отношение к чужому успеху, наше отношение к мировым проблемам…

Казалось бы, вся суета, вся круговерть, словом, всё это, должно было отвлечь меня и заставить забыть об Аманде. Но нет.

Я то и дело возвращался мыслями к ней. В студии. Дома. В парке. На набережной. В турах, в автобусе. Она и её образ накрепко засели в моих мыслях. Потребовался бы экзорцист со стажем, чтобы избавить меня от мучений, которые они мне доставляли. Но нет худа без добра – Аманда Дэйвис, девушка из Чино, стала моей лирической героиней.

И так уж в итоге вышло, что едва ли не все песни, написанные мною за годы карьеры рокера, были обращениями к ней или посвящениями ей же. Так. Или иначе. В той степени. Или иной. Но были. В них воплотилось всё – вся моя боль, все мои чаяния. Моя любовь. Аманда дала мне богатый материал и пищу для размышлений. Песен хватило аж на семь студийников – и это я говорю только о тех вещах, что в итоге попали в плейлисты, а сколько из них так и остались неизданными раритетами! Думаю, скажи я Мэнди, скольким я ей обязан, она бы немало удивилась.

И я надеялся, что, однажды, всё же скажу.

Но пока всё шло своим чередом, а я не мог заставить себя собраться с мыслями и отпустить. Поступить «правильно», как говорили мне многие. Да почитайте, что все. Нет, не мог. Я не мог иначе. И наш первый тур я заканчивал с тяжёлым сердцем.

– «…выхолощенный и до рези в глазах вылизанный материал, наполненный мягкими и бесхребетными текстами песен (чьи названия напоминают незадавшиеся ситкомы), сфокусированными на романтических переживаниях американской молодёжи…» Вот это вердикт, – Лиам отшвырнул глянцевый разворот Variety, журнал проскользил мимо нас через весь стол прямёхонько к Алексу. Тот склонился над статьёй.

– Да уж, этот сукин козёл Брауншвайгер не упустит случая опустить меня, – Лиам аж клацнул зубами от злости.

– «Стоит отметить, однако, подачу Perfect Plan – идеальное смешение энергии Sum 42 и мелодики blink-187 с примесью самих себя. Что же на самом деле являет собой очередная калифорнийская поп-панк группа – бабочку-подёнку или нечто большее, покажет лишь время», – прочитал Алекс конец статьи и засмеялся. – Вот ведь тупица, подёнки вообще ни разу не бабочки!

– Я так и не понял – мы дерьмо или нет? – спросил сбитый с толку Дэвид.

– И то и другое, братец, – ответил я за Лиама. – Этот Шварценфюгель юзает типичный «сэндвич» – вот это у вас неплохо, это – леденящий душу п##дец, а вот это – тоже ничего. Всем спасибо, все свободны. Это приём психологии, когда мягко намекают на недостатки, которые можно исправить присутствующими положительными моментами. Но сэндвич с дерьмом всё равно остаётся сэндвичем с дерьмом, верно?

– Молодец, Осси, – Лиам сплёл пальцы в «замок» и опёрся на него подбородком. – Чего бы тебе не написать подобные тексты к следующему релизу, вместо своих бесхребетных высеров о безответной любви?

– Что-то я тебя в толк не возьму, – развёл я руками. – То ты говоришь, что эти самые высеры хорошо продаются нашим типичным слушателям, что мы идеально попадаем в самый нерв целевой аудитории, играем так сказать на струнах их душ, теперь ты согласен с чуваком, которого сам же пару минут назад называл, я цитирую: «ни на что не годным х##сосом, способного лишь выд##чивать язвительные статейки». Если мы будем меняться в угоду критикам, они не преминут отыграться и на этом – глядите, мол, оба-на, а они идут у нас на поводу, меняют звук и лирику, давайте-ка обложим этих бесхребетных прогибающихся лузеров ещё разок, да побольше!

– А ещё вы помните, что должны оставаться узнаваемыми, но притом уникальными? – спросил Лиам и обвиняющим жестом ткнул в номер Variety. – Так вот, это тот самый случай. Вас не должны сравнивать ни с кем, даже с мэтрами сцены. Мы не изменим себе, если добавим что-то свежее. Кроме того, – добавил он, – по вашим стопам по вашу душу уже идут новые группы. Вы же не хотите быть оттеснёнными ими?

– От кормушки? – уточнил я.

– От всего, – мрачно протянул Лиам. – Не будете эволюционировать и предлагать слушателям что-то свежее – будете поглощены другими такими же, просто затеряетесь на фоне подражателей. Ваши слушатели – молодёжь. Они хотят узнаваемого звука, но вместе с тем не терпят застоя. Когда группа топчется из года в год на одном месте – это её убивает, она перестаёт быть интересной. Но, – он сделал паузу. – Верно и то, что убивает и резкая смена концепции.

– И важно правильно соблюсти баланс, – закончил я его мысль.

– Верно, – согласился Лиам. – Вам важно это прочувствовать, понять и сделать всё правильно.

Правильно. Что было правильно по мнению одного, могло быть в корне неверно для другого. И как тут приходить к компромиссу, не разругавшись и не развалив группу?

Лиам встал, пошарил на полке, достал диск в конверте, прошёл к пульту саундрежиссёра и приготовился пустить звук в эфир.

– Угадаете что это? – обернулся он к нам.

– Ты тайно записал каминг-аут[104] Джеффа? – «озарило» меня.

Басист закатил глаза и пихнул меня.

– Я достал это через свои связи в головном лейбле Jeffen, – Лиам нажал «воспроизведение».

Это был поп-панк. Обычный такой, ничем не примечательный. Неплохой и драйвовый, но в то же время какой-то скучноватый. Мы слышали это много раз. Я вдруг подумал, что может быть и наш звук для фанатов примерно такой же – и только нам он кажется свежим и восхитительным. Ведь глаз (в нашем случае, скорее, ухо) неплохо так замыливается, когда изо дня в день слушаешь одни и те же песни собственного написания, гоняя их в студии по кругу, выискивая недостатки и соображая, как и что можно улучшить.

– New Found Gloryhole[105], – определил я. – Это их звук. Да и голос Пандика[106] я узнал.

– Это новый альбом New Found Gloryhole, – уточнил Лиам. – Не демки, не неизданные записи, а новый альбом.