– Сильно поддал? – тихо спросил я вслух. – Только честно!
– Не повторится, – принялся бормотать Бульбаш. – Ты же знаешь, я не подведу… Текстик сдам вовремя… Если что – ночью, ты же знаешь.
И вот тут я не выдержал. Этот длинный старший корреспондент, чтоб его мухи съели, нажрался, тормозит мне эксклюзив с кладбищенскими вандалами и еще бормочет про «текстик ночью»!
– Послушай, Виталий Николаевич, – тихо, но зло начал я. – Мне только что звонил капитан Величук, сказал, что его парни схватили подозреваемых! Соня с Леней уже здесь, – я действительно слышал их голоса за дверью, но они, явно смутившись моего тона, не торопились входить. – Ты мне нужен для гребаной сенсационной статьи! Для бомбы! Для пушки, если хочешь! А ты что? А ты жрешь посреди недели!
– Прости, Жень… – стыдливо бормотал он. – Я возьмусь за себя, возьмусь… Хочешь, я пешком до милиции дойду?
– Вот еще не хватало! – выпалил я. – Сегодня сидишь дома и приводишь себя в порядок. А завтра – слышишь? – в половину девятого у меня в кабинете как штык!
Тут я вспомнил, что в восемь меня ждет у себя красивая докторша Аглая Ямпольская. Нет, к восьми тридцати я вряд ли освобожусь, надо это учитывать.
– Впрочем, ладно, – я сделал вид, что сменил гнев на милость. – С утра у меня дела, так что приходишь утром, регистрируешься у Валентины и чешешь в свой кабинет, начинаешь скрипеть пером. Понял меня?
– Так точно, – на эту короткую фразу Бульбаш собрал, наверное, все свои оставшиеся силы.
– Отбой, – сказал я и бросил трубку. – Соня, Леонид! Зайдите!
Глава 10
В милицию я, как и планировал, отправился вместе с журналистами. Дождь по-прежнему лил как из бочки, но в черной «Волге» было тепло и сухо.
– Не зная горя, горя, горя, в краю магнолий плещет море… – словно издеваясь, пела магнитола голосами ВИА «Ариэль». – Сидят мальчишки на заборе…[11]
– Эх, сейчас бы и нам в край магнолий, – мечтательно протянул фотограф Леня.
– А я бы съездила в Норильск, – неожиданно выдала Соня.
– Да ну? – я даже повернулся к ней, изогнувшись йогом.
– Моя мама там была у подруги в гостях, – улыбнулась девушка. – Фотографии привезла, нам с отцом показывала. Представляете, там прямо посреди города оленьи упряжки, люди в тулупах. А на заднем фоне – красивые здания. И снег идет.
– Красиво, – согласился я.
– Евгений Семенович, – неожиданно серьезно сказала Соня. – Не увольняйте, пожалуйста, Виталия Николаевича. Он ведь хороший журналист…
– И что мне толку? – возразил я. – Вот где он сейчас, когда так нужен?
– Мы его на поруки возьмем, перевоспитаем, – мягко, но при этом настойчиво продолжала меня уговаривать девушка. – Дайте ему шанс.
– Давал уже, – я вздохнул. – Много раз.
– Пожалуйста…
– Хорошо, – я согласно кивнул, потому что сам не хотел увольнять Бульбаша. Особенно с его милицейскими знакомствами. – Попробуем вытянуть товарища из объятий зеленого змия…
На этой моей фразе «Волга» как раз подкатила к зданию отделения милиции, стандартной советской коробке с откатными воротами, как на предприятиях. Во дворе стояли потертый уазик в желто-синей расцветке и бежевая «шестерка», возле которой смолил папиросу колоритный водитель лет семидесяти. На черную «Волгу» с хромированными бамперами и молдингами он посмотрел с философским спокойствием.
Мы вышли из машины практически одновременно, но я, взяв на себя инициативу, как и положено главреду, уверенно направился первым ко входу. Внутри нас встретил зычный голос дежурного милиционера, который переписал наши удостоверения и затем указал направление, куда идти.
– О! – по пути нам попался стиляга Апшилава. – Товарищи журналисты, приветствую! Вы к моим архаровцам?
– К ним самым, – подтвердил я. – Как они там?
– Просто песня, – ухмыльнулся следак. – Знаете, что говорят? У них там просто целый заговор против сыночки. Мы-то сначала по одной из фотокарточек на его зазнобу вышли, которая из него кровь будто бы пьет. Потянули за ниточки, выяснили, что там затяжной семейный конфликт… Приехали к ним домой, а они даже свои приспособления не убрали. И веревки, похожие на те, которые к дереву были примотаны. И гробики, только пустые, без фотокарточек. А потом, как мы все это описывать начали, из них обоих как полилось! Там и соседка по коммуналке, которая на его комнату претендует, и начальница в горстате.
– И что? – удивился я. – Они их так припугнуть, что ли, решили?
– От ребенка отвадить, – снова осклабился Апшилава. – А ребенку, на минуточку, сорок лет! Выпускник Калининского института, матфак. Вернулся в родной Андроповск статистику поднимать и ведьму встретил, – следак хохотнул. – Так они будущую невестку называют, не любят ее, страсть как.
– А начальница – тоже из ведьм? – я улыбнулся, настолько эта история была смешной и дикой одновременно.
– Вот у них и спросите, – Апшилава развернулся и махнул рукой в приглашающем жесте. – Я за чаем шел, но раз такое дело… Посижу с вами.
Мы прошли вместе с ним по коридору к одной из похожих друг на друга дверей. Рядом с ней стоял рослый милиционер, который откровенно скучал. Думаю, и сам наш провожатый понимал, что вряд ли парочка пенсионеров, даже устроивших такую бучу на кладбище, совершат попытку побега. Но советская милиция на то и советская, чтобы был порядок.
Апшилава открыл дверь, вошел сам и кивнул, чтобы мы не стеснялись.
– Полюбуйтесь, товарищи журналисты, – нарочито громко сказал он. – Вот они, эти субчики.
На двух поставленных у стены стульях сидели типичные пенсионеры шестьдесят плюс. Дедок в белой тканевой кепке, застиранной рубашке и аккуратно выглаженных штанах со стрелками. И бабулька в цветастом платке, сразу глянувшая на нас исподлобья.
– Здравствуйте, – поздоровался я, и Леня с Соней последовали моему примеру.
Самое главное, не показывать свое превосходство и не осуждать стариков. Войдешь им в доверие, и они, почувствовав если не союзника, то хотя бы понимающего, сами выложат тебе все и еще немного сверху.
– Доброго дня, – отозвался дед, а его жена по-прежнему сверлила нас молчаливым взглядом.
– Вы не возражаете, если мы немного побеседуем? – спросил я, устраиваясь на стул за следовательским столом, на который указал сам Апшилава. Мои сотрудники уселись на короткую скамейку у противоположной стены. Леня держал руку на кофре с камерой, но не доставал ее. Ждал моего разрешения.
– А о чем беседовать-то? – неожиданно вопросила бабка. – Мы вон с вашим уже пообщались.
Она указала на опершегося о подоконник следователя. Я понимающе улыбнулся.
– Представлюсь. Меня зовут Евгений Семенович Кашеваров, я редактор «Андроповских известий». А это, – я кивнул на ребят, – мои коллеги, отличные журналисты.
– Вот вы и напишите в своей газете, как ведьмы всякие советских людей изводят, – ухватилась за мою должность старушка, неожиданно трансформировавшаяся из сварливой бабки.
– Вот и я о чем, – вздохнул Апшилава.
– Подождите, пожалуйста, – попросил я его и вновь повернулся к старикам. – Мне будет проще, если вы объясните: откуда в Советском Союзе ведьмы?
– Да мы тоже думали, что она просто стерва, – неожиданно подал голос старик. – А оказалось, что она нашего Геночку приворожила. Позарилась на перспективного специалиста, которому уже должность завотдела легкой промышленности светит… Начальница только тормозит его продвижение.
– Так-так-так, – с интересом отреагировал я, грозно посмотрев на хмыкнувшего Апшилаву.
Краем глаза я наблюдал за ребятами: Соня что-то строчила в блокноте, а Леня по-прежнему пребывал в состоянии повышенной готовности. Это он правильно делает, мы потом стариков со спины сфоткаем, без лиц.
– Нам сказали, что она любку по ночам собирала, а потом зелье варила и как чай его Геночке подавала! – возмущению бабульки не было предела.
– Любку? – эхом переспросил я.
– Любка двулистная, – подсказала Соня. – Ее еще ночной фиалкой называют.
– Правильно девочка говорит! – обрадовалась пенсионерка.
– И что? – я по-прежнему не понимал, в чем преступление неизвестной пока «ведьмы».
– Так ведь это ж трава приворотная, – вступил в разговор дед.
– А вы разбираетесь? – не моргнув, будто бы заинтересовался я. – А то есть у меня ощущение, что меня тоже кто-то таким зельем опоил…
– Ох, не завидую я тебе, мил мой, – покачала головой старушка. – Силища в этой траве скрыта – будь здоров!
– К Евдокии ему надо, – неуверенно проговорил дед и осекся, посмотрев сперва на меня, потом на следователя.
– Молчи, старый! – шикнула на него супруга.
– Отчего же, – я притворился, будто расстроен. – Если товарищ сыщик позволит…
Я состроил настолько выразительную гримасу, что Апшилава меня моментально понял. С самым серьезным видом кивнул и даже поддакнул.
– Евдокия, соседка наша, – осмелев, принялся рассказывать дед, – разбирается в этом. Ее бабка ведьмой слыла, только об этом говорить раньше было не принято… В общем, просветила она нас. Можем похлопотать, ежели обвинения тяжкие с нас поможете снять.
От такой наглости у Апшилавы полезли глаза на лоб, но я еле заметным жестом попросил, чтобы он подыграл. К счастью, следователь оказался внимательным – видимо, сказывался опыт, хоть и было этому парню не больше тридцати. А то и меньше.
– Я не могу повлиять на милицию, – строго ответил я старику. – Но обещаю во всем разобраться, и если обнаружится несправедливость, я буду обеими руками за то, чтобы правда восторжествовала. Вы мне только скажите честно: вы нож тот фигурный откуда взяли и почему с собой потом не забрали?
– Так это… – пробормотал пенсионер. – Нам Евдокия его дала, а где она сама этого чертика нашла, нам не сказала.
– Нельзя вещи от ритуала с собой забирать, – добавила его супруга. – Все, чем воспользовался, на месте должон оставить. Вот мы нож там и бросили.
– Понятно, – кивнул я. – Дело ясное, что дело темное. Хорошо, что вы все так подробно рассказываете и не скрываете. Думаю, это пойдет вам на пользу – милиция все учтет. Кстати, товарищ следователь, можно вас на пару минут? Соня, а вы пообщайтесь, пожалуйста, с потерпевшими. Вы же не против? Это моя коллега, ей можно доверять.
Старики согласились – видимо, знания девушки о какой-то «ночной любке» пришлись им по нраву. Она пересела за стол Апшилавы, где я уступил ей место, а сам вместе с ним вышел в коридор.
– Как это понимать, товарищ редактор? – он сразу набросился на меня, но я его успокоил.
– Считайте это военной хитростью…
– Эдик, – подсказал он.
– Очень приятно. Так вот, Эдик, считайте это военной хитростью. Они, я так понял, просто темные люди, которые по-своему желают сыну счастья… Мешают, правда, тем самым, но вряд ли это понимают. А вот загадочная Евдокия – вот она, как мне кажется, здесь и есть самый опасный человек. Я бы на вашем месте ею занялся. Кто знает, скольких еще она так обдурила. Народ у нас, сами знаете, доверчивый.
– А ведь и правда, – согласился Апшилава. – Стариков, конечно, все равно подтянуть придется за хулиганку и вандализм. Но источник этой заразы, соглашусь с вами, нужно прихлопнуть. Тем более что она пенсионеров ножами в виде чертей снабжает, а тут уже дело посерьезней будет. Спасибо вам, Евгений Семенович.
– С огромным удовольствием помогаю органам, – искренне ответил я. – И вы мне, будьте добры, помогите. Историю эту нужно предать огласке, чтобы жители города знали: суеверия и прочее мракобесие очень опасны.
– Что я могу сделать? – с готовностью спросил Эдик.
– Помогите нам с материалом, когда ее схватите, – я не стал бродить вокруг да около. – И я бы хотел от нее тоже комментарии получить, чтобы, так сказать, объемную картину обрисовать.
– А нужно ли? – с сомнением уточнил Апшилава. – Если в газете всякую дурь печатать, люди еще сильнее запутаются.
– Вот тут с вами не соглашусь, – возразил я. – Идеологическому противнику тоже нужно дать право голоса. Народ у нас доверчивый, но не глупый. Когда две точки зрения покажешь, он правильный выбор сам сделает.
– Что ж, давайте попробуем, – по-прежнему недоверчиво согласился Эдик, но в его голосе я все же почувствовал интерес.
– Спасибо, – отреагировал я. – И вот еще. Не давите на этих стариков. Притворитесь, будто всерьез обеспокоены давлением на их Геночку. Они вам все и выложат.
– Хорошо, Евгений Семенович.
Мы вернулись в его кабинет, а там Соня едва успевала записывать за пенсионерами, которые говорили без умолку и теперь не стеснялись строгого следователя Апшилавы. Я прислушался, и мои уши чуть не свернулись в трубочку: оказывается, невестка такую сеть сплела вокруг несчастного Геночки, что и все остальные злопыхатели, в том числе соседка по коммуналке и начальница в горстате, тоже вдруг оказались чуть ли не жертвами. Прямо мистический роман какой-то!
Поняв, что Соня прекрасно справляется, я отрешился от происходящего и принялся с разрешения Апшилавы просматривать материалы дела, лишь время от времени вылавливая из спутанной речи стариков слова-триггеры вроде «ведьма», «приворот», «ритуал» и тому подобные. Я листал папку, дошел до снимков, вернее копий, сделанных милицейским фотографом, внимательно их рассмотрел. Не знаю, как сыщики все это провернули за вечер без интернета, но каждый портрет был снабжен подробным описанием – кто, как зовут, где работает.
Вот Галина Никифоровна Артемова, 48 лет, член партии, руководитель андроповского районного отделения госстата. Та самая начальница, что не давала возможности раскрыться «перспективному сотруднику». Дальше – Наталья Викторовна Судакова, 27 лет, беспартийная, медсестра городской поликлиники. Собственно, та самая «ведьма». И, наконец, Матрена Парамоновна Песошникова, 67 лет, пенсионерка. Это уже, как говорилось в описании, соседка сорокалетнего Геночки по коммунальной квартире. Быстро переписав необходимые данные в блокнот, я удовлетворенно улыбнулся и кивнул сам себе. А тут как раз и Соня закончила это странное интервью, повернулась ко мне и тоже довольно кивнула.
– Что ж, спасибо за сотрудничество, – сразу засобирался я. – И до свидания!
Пенсионеры переключились на Апшилаву, а мы вышли из кабинета. Попрощались с караульным, отметились у дежурного, и уже на крыльце отделения Соня гордо протянула мне аккуратно вырванный листок из блокнота.
– Что это? – спросил я, вглядываясь в мелкий убористый почерк с адресами и номерами телефонов.
– Контакты Евдокии, – довольно ответила девушка. – И Наташки-стервозины, – тут будущая звезда расследований хихикнула. – Я им сказала, что мы ее в отдельную разработку возьмем. Вдруг и правда ведьма она.
Я хмыкнул, с гордостью посмотрев на своих ребят. Пусть номер Натальи у меня и так был благодаря Апшилаве, но Соня вытащила его самостоятельно, войдя в доверие к старикам. За одно это девушке огромный респект. А уж за контакты загадочной Евдокии ей и вовсе почетную грамоту можно дать.
Кажется, номер у нас и впрямь выйдет бомбический.
Глава 11
Уже в машине у меня созрел план. История с бытовой магией складывалась интересная, и я бы с большим удовольствием ее раскрутил еще в той, обычной жизни. Но здесь я главред, а потому нужно как можно больше нагружать сотрудников. Не для того, чтобы самому посиживать в кожаном кресле и попивать дефицитный кофе, а чтобы не мешать журналистам набираться опыта.
В нашем маленьком холдинге работали разные люди, и нынешний главный редактор сайта Игорь Бахвалов был далеко не первым, кто с надрывом нерва пытался держать планку достойного местечкового интернет-СМИ. И если он не стеснялся наваливать на своих подчиненных, в том числе на меня, кучу заданий, то его предшественница Вера многое брала на себя. Не только из-за своей любви к профессии, а по причине заведомо ложной стратегии: хочешь, чтобы было хорошо, сделай это сам. В итоге бедная девушка тонула в задачах, а сотрудники, всего лишь заполняя новостную ленту, большую часть времени ковыряли в носу. Сложные тексты она доверяла лишь мне и иногда старой гвардии, когда те не скрипели от того, что им помимо газеты приходится заниматься «лишней нагрузкой». Результат оказался предсказуем: сайт серьезно просел в рейтингах, и Сергей Антонович Веру разжаловал. Вместо нее у руля встал Игорь, с которым она не сработалась и ушла к конкурентам.
Так что, держа в голове историю Веры, я не собирался работать за подчиненных. Пусть набираются опыта и делают мне крутую газету. А уж я их направлю туда, куда нужно.
– Делаем так, – мы ехали в сторону редакции, и я по пути распределял задачи. – Вам обоим я отдаю псевдо-колдунью… Как ее там? Наталью. Уверен, она обычная адекватная женщина, с ней и поговорите. А к этой Евдокии, которая вызывает у меня максимум подозрений, поедет наш Виталий Николаевич. Его же я отправлю и к несчастному Генке, жертве родительской гиперопеки.
– Но… Евгений Семенович, – набравшись смелости, ко мне обратилась Соня. – О чем говорить с Евдокией? Она ведь людей на преступления толкает, пусть милиция ею занимается.
– Мне интересно знать, что ею движет, – пояснил я. – Но даже не это самое главное. Понимаете, коллеги, у каждого в этой истории своя правда. А мы с вами должны донести до читателей все имеющиеся точки зрения. Родителей, связавшихся с черт знает кем. Евдокии, у которой во всем этом свой цимес. Забитого рохли Геннадия. И Натальи, которую оговорили, назначив виновной. Я бы, конечно, поговорил и с начальницей, да еще бы соседку по коммуналке притянул. Но и так уже действующих лиц много, с фактурой проблем не будет.
– То есть мы не направляем читателя в нужную сторону, а выносим саму историю на суд общественности? – с интересом проговорила Соня.
– Вроде того, – подтвердил я. – Именно как на суде мы даем возможность высказаться каждому, а читатель решает, кому симпатизировать.
– Но ведь найдется тот, кто будет на стороне родителей или Евдокии, – Леня попробовал меня спровоцировать. Однако именно этого я и ждал.
– Обязательно, – я не удержался от довольной улыбки. – Статья вызовет полемику, люди начнут спорить. А это – гарантия успеха. Кстати, нам к Бульбашу ведь надо. Знаете, где он живет?
– Как раз на следующем повороте, – ответил водитель. – Вовремя вспомнили.
И ведь правда – пока я разглагольствовал о стандартах журналистики, совсем вылетело из головы, что нужно забрать из дома Виталия Николаевича. Главное, чтобы он окончательно не скис, а то я чересчур опрометчиво выдал ему отгул.
– Квартира двенадцать! – подсказала мне Соня, когда наша «Волга» притормозила у неприметной хрущевки.
Я поблагодарил девушку и зашел в первый подъезд. Никаких домофонов и кодовых замков – благодать. Эпоха всеобщего огораживания еще впереди, и на окнах квартир еще даже нет решеток. Это потом, уже в конце десятилетия, распоясавшиеся мелкие воришки начнут залезать в чужое жилище среди бела дня. А пока многие даже двери не запирают, уходя в магазин. Или просто кладут ключи под коврик.
В хрущевках, которых еще полно и в двадцать первом веке, четыре квартиры на этаже. Поэтому я смело направился сразу на третий, нашел обитую дерматином дверь и требовательно нажал на кнопку звонка. Раздалось чириканье, знакомое с детства – у нас тоже такое было. Раздалось шарканье разбитых шлепанцев, кто-то кашлянул и открыл дверь.
В образовавшуюся щель просунулась небритая голова с набрякшими веками, и на меня пахнуло винными парами. Виталий Николаевич в домашней пижаме силился выглядеть трезвее, чем был на самом деле, и я решил прийти к нему на помощь.
– Можешь не притворяться, – я махнул рукой. – И так знаю, что ты пил как черт. Собирайся, я придумал, как тебе реабилитироваться – будешь разводить на разговор народную целительницу Евдокию. Вот адрес. Как раз скажешь, что хочешь завязать, поэтому к ней и обратился. Про то, что ты из газеты, не говори. И как-нибудь сам выведи ее на откровенный разговор о приворотах, сглазах и прочем.
– Женя! – воскликнул Бульбаш. – Евгений Семенович! Я все сделаю, я не подведу!
– Давай, собирайся быстрей! – я прервал его излияния. – Ждем тебя внизу в машине. Зубы почисть, а то твой французский одеколон «Пьер Ригар» не все оценят.
Виталий Николаевич, продолжая бормотать благодарности и торжественные клятвы, исчез в недрах квартиры. А я пошел вниз, размышляя, что моя новая жизнь не так уж плоха. Напротив, так интересно мне еще никогда не было.
Когда я вновь уселся на своем месте в «Волге», меня поджидал сюрприз. Леня с Соней внимательно пересматривали снимки, которые наш фотограф уже успел распечатать. Точно, я ведь его просил сделать это поскорее, и он все выполнил. А я об этом благополучно забыл, потому что в моем обычном мире фотографии в электронном виде выкладываются на файлообменник, и их автор скидывает в рабочий чат ссылку на нужную папку. Вот еще один важный нюанс, над которым мне требуется поработать – избавиться от привычек двадцать первого века. Во всяком случае там, где они мешают, как в случае с фотографиями.
– Что у вас там интересного? – спросил я ребят, пока в моей голове ураганом проносились все эти мысли.
– Вот эта женщина, – Леня протянул мне фотокарточку, с которой, прищурившись, смотрела одна из потенциальных жертв сглаза, порчи и прочих астральных ударов. – Помните? Ее портрет был в том гробике, который вы нашли.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
ПРИТ – палата реанимации и интенсивной терапии.
2
Главлит – Главное управление по делам литературы и издательств, госорган в СССР, осуществлявший надзор за сохранением государственных тайн в СМИ и цензуру. Действовал с 1922 по 1991 годы. В профессиональном обиходе «главлитом» также называли штатного цензора.
3
Принт – на профессиональном сленге печатная продукция (газеты, журналы).
4
Разворот – две газетные полосы.
5
«Жареный» материал – актуальный, сенсационный, вызывающий общественный резонанс.
6
Звонок по телефону-автомату в СССР стоил две копейки. Использовалась либо монета соответствующего номинала, либо две по одной копейке. В экстренные службы можно было позвонить бесплатно: 01 – пожарная команда, 02 – милиция, 03 – скорая помощь, 04 – служба газа.
7
Песня Давида Тухманова на слова Владимира Харитонова. Исполнялась ВИА «Самоцветы».
8
Слова из песни «Оранжевое настроение». Исполнитель: группа «Чайф», автор текста: Владимир Шахрин.
9
ЛОМ – «лидер общественного мнения», профессиональный сленг журналистов.
10
СК или СКР – Следственный комитет России.
11
Песня «В краю магнолий» из репертуара ВИА «Ариэль». Слова Юрия Марцинкевича, музыка Александра Морозова.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги