
– Опять мимо, – коротко ответила я и удивленно посмотрела на телефон. – Вот уж не думала, что кроличья тема так или иначе близка всем и каждому! И у Сони, и у Артура с его подругой с кроликами связано что-то личное! Воистину, кролики – это не только ценный мех!
– Полагаешь, эти мелкие грызуны играют значительную роль в жизни современного человечества? – хихикнула Ирка. – А вот мы сейчас это проверим!
Моя подружка наелась, отдохнула, ей захотелось пошалить, и я не стала препятствовать ей в проведении небольшого блицопроса.
Первым делом Ирка выглянула во двор и запросто спросила Анатолия, который гордой и размеренной поступью хорошо потрудившегося человека шествовал мимо окна, держа в руках снегоочистительную лопату и классическую метлу Бабы-яги:
– Анатолий, что вы думаете о кроликах?
– Они вкусны, полезны и питательны, – не задумываясь ответил труженик.
– Какой банальный ответ! – сокрушенно сказала мне подруга, убрав голову из форточки. – Анатолий – приземленная личность, у него совершенно нет фантазии!
– Фантазий полно у Дины, – подсказала я, кивнув на окно. – Спроси еще у нее.
Катькина подружка как раз пересекала двор, направляясь из большого дома к нашему флигелю. Через минуту она заглянула к нам в кухню и спросила:
– Девочки, вы не знаете, как Зинуля? Она не спит? Мне нужно с ней поговорить.
– Попробуй, – сказала я, голосом выразив сомнение в успехе этого предприятия. – Зинуля сейчас в комнате. Она не спит, но вид имеет отсутствующий.
– Сначала поговори с нами, – попросила неугомонная Ирка. – Ответь на один вопрос: с чем у тебя ассоциируются кролики?
– С сексом в извращенной форме, – без запинки ответила Дина и ушла в комнату к Зинуле.
Мы с подругой переглянулись.
– Очень неожиданный ответ! – с уважением сказала Ирка.
– Давай еще Коляна спросим! – завелась я.
– Он же спит?
– Нам это не помешает!
Действительно, сладкий послеобеденный сон, в который погрузился мой любимый муж, не помешал нам спросить, а ему ответить. Склонившись над размеренно посапывающим супругом, я шепнула ему на ушко:
– Кроль.
– Плыви без меня, – пробормотал Колян и перевернулся на другой бок.
– Ты неправильно спросила – не кроль, а кролик! – шепотом попеняла подруга. Она подвинула меня у ложа спящего и значительно произнесла ему в ухо:
– Кролики!
– Баксы, – сонно отозвался Колян.
– Вот это мне уже нравится! – захихикала Ирка.
– Все правильно, в диснеевском мультике Кролика зовут Бакс Банни, – поддержала я версию мужа. – А американские деньги называют баксами, потому что они зеленые, как капуста, которую любят кушать кролики. Все логично.
Придушенно смеясь, мы вышли в коридор.
– А теперь пойдем с тем же вопросом к Зинуле! – постановила разыгравшаяся подруга.
– Ладно тебе, хватит уже! – я попыталась возразить. – Зинуля сейчас не в таком состоянии, чтобы загадки разгадывать.
– Ей пойдет на пользу, если мы ее расшевелим, – заявила Ирка и вошла в комнату.
Зинуля сидела на кровати, покачиваясь из стороны в сторону неутомимо и размеренно, как болванчик на батарейках. Дина, устроившаяся на диване напротив оболваненной Зинули, сокрушенно развела руками:
– Похоже, зря я пришла, Зинуля недоступна, поговорить с ней не удастся.
– А о чем ты хотела ее спросить? – поинтересовалась Ирка.
– О Семендяеве, – слегка покраснев, ответила Дина. – Зинуля была подругой Курихина, тот был другом Тараскина, а он давний приятель Семендяева. Вот я и подумала, что Зинуля может рассказать мне что-нибудь полезное об Антоне.
– Зина! – Ирка щелкнула пальцами перед носом безразличной Зинули и внятно сказала:
– Семендяев!
– Антон, – через пару секунд откликнулась та глухим ватным голосом.
– Банкир? – быстро спросила Дина.
– Вампир, – сказала раскачивающаяся, как метроном, Зинуля.
То ли она автоматически срифмовала слова, то ли была крайне нелестного мнения о банкирах.
– Кролик? – спросила любопытная Ирка, продолжая игру в слова.
– Очки, – тут же отозвалась Зинуля.
– Почему – очки? – озадаченно прошептала Дина. – Где это она видела кролика в очках?
– Да в нашем мультфильме про Винни Пуха, где же еще! – легко догадалась я. – Там Кролик носит такие смешные круглые очки.
Тут вдруг Зинуля перестала раскачиваться, взвыла и закрыла лицо ладонями. Сквозь пальцы ручейками потекли слезы. Ирка сочувственно скривила губы и принялась наглаживать ее по вздрагивающим плечам, приговаривая:
– Поплачь, поплачь, тебе станет легче!
А мне шепнула с необоснованным укором:
– Видишь, какая она болезненная, эта кроличья тема!
Отрыдав, Зинуля слабым голосом объяснила:
– Я Андрюшу вспомнила. У него такие же смешные очки были, круглые, с толстыми стеклами.
Я кивнула, потому что видела Курихина в потешных окулярах мультяшного Кролика, когда он вел машину. Ирка, которая всю дорогу проспала, слегка удивилась:
– Разве у Андрея Петровича были проблемы со зрением?
– Андрюша без очков очень плохо видел. Подписывая бумаги, мог промахнуться мимо листа и расписаться на скатерти! – грустно улыбнулась Зинуля. – Просто он никогда не надевал очки без крайней необходимости. Считал, что в очках у него делается глупый вид.
– Глупо, когда человек красоты ради уподобляется слепой курице! – фыркнула Ирка, которая и сама слегка близорука, но предпочитает при необходимости пользоваться линзами.
– Курихин так плохо видел? – задумалась я. – Хм… Пожалуй, это меняет дело.
– Какое дело? – немедленно заинтересовалась моя подруга.
– Еще один вопрос, Зина! – сказала я, не обращая внимания на Ирку. – Подумай и скажи: как, по-твоему, Андрей Петрович действительно удивился, узнав о свадьбе Вадима и Кати, или только притворился удивленным?
– Да он был просто в шоке! – заверила меня Зинуля. – В хорошем смысле, конечно. Вот до этого, когда Вадик позвонил ему и попросил срочно приехать, он просто удивился, причем неприятно. Я вам, девочки, правду скажу: когда Тараскин поднял Андрюшу по тревоге, мы с ним не в ресторане сидели, а в постели лежали, и очень неохотно поменяли свои планы. Можете мне поверить, Андрюша о сюрпризной свадьбе даже не подозревал!
Пока Зинуля говорила, я размеренно кивала, а Ирка так же размеренно открывала и закрывала рот, ожидая момента, когда можно будет влезть с вопросом. Я не дала ей такой возможности.
– Пойдем, не будем мешать дамам беседовать, – позвала я ее, выслушав Зинулю.
– Так о каком деле речь? – спросила подруга, когда мы снова устроились на насиженных местах в кухне.
– Все о том же, о детективном. Мое видение событий изменилось, теперь я склонна считать, что Курихин не принимал участия в организации спектакля с подмененной невестой. Он был не режиссером, а зрителем – благодарным подслеповатым зрителем, которого ничего не стоило обмануть.
Я внимательно посмотрела на подругу и спросила без видимой связи с вышесказанным:
– Ирусик, ты не обратила внимания, не отделялся ли кто-нибудь от нашей компании вчера, во время фейерверка?
Подруга наморщила лоб и закатила глаза, старательно припоминая, а потом щелкнула пальцами:
– Ну, конечно! Тараскин отделялся, а потом вернулся. Он уходил, чтобы помочь Анатолю с запуском какой-то особенной шутихи. Как там она называлась? Что-то про любовь…
– «Стрела амура», – подсказала я.
Ракета с таким романтическим названием была разрекламирована нам Тараскиным заранее и в самом деле произвела большое впечатление на публику. Она действительно была похожа на тонкую, острую золотую стрелу с пышным огненным оперением. – Значит, Вадим уходил… А еще кто-нибудь?
– Я не заметила, – развела руками Ирка. – Я в небо смотрела, а не по сторонам, на суматоху вокруг особого внимания не обращала. А почему ты спрашиваешь?
– Я думаю, что Тимофей Проценко никого не убивал – ни Курихина, ни себя самого! – заговорщицки понизив голос, сообщила я. – Это сделал кто-то другой, и я подозреваю, что этот «кто-то» – господин Тараскин.
При этом сенсационном заявлении Ирка едва не упала со стула – буквально покачнулась на табуретке и, чтобы не свалиться, схватилась за стол. Недовольно задребезжали в своей подставке фаянсовые гномики с солью, горчицей и перцем.
– Объясняю! – сказала я, упреждая неизбежный вопрос. – Тим никогда прежде не бывал на этой даче. Откуда же он мог знать, что тут есть оружие и где оно хранится? Даже если предположить, что ему сказала Катерина, Тим не мог быть абсолютно уверен, что ему удастся завладеть этим пистолетом. К тому же, чтобы стрелять, одного пистолета мало, нужны еще патроны, а уж они-то точно не лежали на виду. Никакого другого оружия при Тимофее не было. А ведь человек, намеренный совершить убийство, должен был в первую очередь подумать об орудии преступления! Значит, Проценко вовсе не собирался стрелять в Курихина, следовательно, он проник на участок и спрятался за поленницей с какой-то другой целью. Ты ведь не думаешь, что он пришел полюбоваться праздничным фейерверком?
– Наверное, он не желал сдаваться и неотступно следовал по пятам за любимой женщиной! – восхитилась моя сентиментальная подруга.
– Проще говоря, Тимофей хотел тут с кем-то встретиться, – кивнула я. – Тот, кого он ждал в своем дровяном укрытии, пришел в разгар фейерверка, принес с собой бутылку коллекционного шампанского и приобщил Тима к общему празднованию. А что мы все шумно и весело праздновали тем вечером, ты еще не забыла?
– Свадьбу Катьки и Вадима? – немного неуверенно ответила подруга. – А Тиму-то в этом какая радость была?
– Вот именно, никакой! – я пристукнула ладонью по столу, и фаянсовые гномики повыпрыгивали из своего окопчика. – Если только он сам не хотел, чтобы Катерина вышла за Тараскина!
– Так он же любил Катьку! – горячо возразила обожательница душераздирающих мелодрам. – Тим сделал ей ребенка, хотел на ней женится!
– Ребенка он сделал, это факт, а вот насчет любви и желания жениться… Ты вспомни, Дина тоже сомневалась в искренности горячей любви скользкого красавчика Тима к замухрышке Катьке.
– Думаешь, он просто притворялся, чтобы жениться на богатой наследнице? – спросила Ирка, искренне огорчаясь такой классической подлостью.
– Думаю, он притворялся, чтобы на этой богатой наследнице женился другой. Тимофей не для себя старался, а для Тараскина! – я собрала раскатившихся по столу гномов и поочередно водворила их на место, одновременно раскладывая по полочкам свои соображения:
– Мне и раньше было удивительно, как это у затейников все так гладко получилось, это гнусное коварство с бракосочетанием. Смотри, как гладко получается: Тараскин готовит трюк со свадьбой, а Катька в то же время сама собирается замуж. Платье шьет, подружку морально готовит! Бракосочетание планирует день в день! Удирает от нас с тобой и где-то прячется ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы осуществить план Тараскина. Столько удивительных совпадений! Тебе это не странно?
Ирка открыла рот для ответа, но заговорить не успела: зазвонил мой телефон. Пришлось прервать интересный разговор. Впрочем, звонок оказался по теме.
– Ну, что скажешь? – узнав номер Вадика, с надеждой спросила я.
– Я побеседовал с милейшей женщиной Аллой Леонидовной, – хмыкнул он. – Она мне очень обрадовалась, думала, что я вновь собрался жениться и принесу ей соответствующее заявление в десятый, юбилейный, раз.
– Вадь, давай твои матримониальные планы как-нибудь в другой раз обсудим, а? – попросила я. – Ты лучше скажи, узнал ли что-нибудь по моей просьбе?
– О странностях бракосочетания гражданина Тараскина и гражданки Курихиной? Узнал, а как же! По словам Аллы Леонидовны, очень странной ей показалась сама невеста.
– Ага! – радостно воскликнула я. – С этого самого места давай-ка подробнее!
– Ну, во-первых, Алла Леонидовна наметанным глазом заметила, что белое платье трещало на невесте по швам, словно с того момента, как его сшили, девушка несколько поправилась. Впрочем, к характерной полноте некоторых невест в загсе привыкли, дело житейское, многие пары под венец не вдвоем, а уже втроем идут. Гражданка Курихина удивила загсовских дам другим фортелем. Она подала заявление о вступлении в брак тридцатого декабря и забрала его тридцать первого, – поведал мне Вадик. – Вообще-то такое дело случается сплошь и рядом, для того жениху с невестой и предлагают время на размышления, чтобы они могли дать задний ход. Но эта Курихина не поленилась прибежать за своим заявлением в Новый год, как будто не могла подождать несколько дней.
– Это как раз понятно! – возразила я. – Примета гласит: как встретишь Новый год, так его и проведешь. Катька у нас девица со странностями, не чужда суеверий, наверное, хотела гарантированно оставить прошлое в старом году. Только как же их с Тараскиным потом расписали, если Катька заявление забрала?
– Так она одно забрала, а другое тут же подала! – засмеялся Вадик. – Интересная девица, хобби у нее вроде моего собственного – морочить головы загсовским теткам.
– Слушай, а вот этого уже я не понимаю! – призналась я. – Как так? Она одно заявление забрала, а другое такое же написала? Зачем? Красивый почерк вырабатывала?
– А это и есть главная странность! – развеселившийся коллега уже откровенно ржал. – В первый раз гражданка Курихина официально заявила о своем желании вступить в брак с гражданином Проценко, а на следующий день заменила жениха на другого, по фамилии Тараскин. Причем день свадьбы попросила не переносить. Дата свадьбы ей была важнее, чем личность будущего супруга!
– Отлично! – на радостях я стукнула кулаком по столу, и соляно-перечные гномики снова полетели кувырком.
– Тебе видней! – легко согласился Вадик. – Ну, я свободен, должок отработал? Тогда пока!
– Я слышала только твои реплики, поэтому далеко не все поняла! – поспешила заявить Ирка. – Кажется, вскрылось что-то интересное? Рассказывай толком!
Я взяла со стола фигурку безбородого гнома, показала ее подруге и сказала:
– Катерина Курихина! – гладкощекий гном кроличьими прыжками проскакал по столу и остановился рядом с гномом, на щеках которого курчавилось молодое овечье руно. – Тридцатого декабря подала в Ноябрьский загс заявление на вступление в брак с гражданином… – я сделала драматическую паузу, – Проценко!
Повинуясь моей руке, гном с каракулевой бородкой поклонился. Ирка ахнула.
– А тридцать первого декабря девица с паспортом на имя гражданки Курихиной это заявление забрала и написала другое. В нем она выразила желание сочетаться законным браком с гражданином Тараскиным! – я вернула умеренно бородатого гнома на подставку и взяла другого, с окладистой бородой колдуна Черномора. – Причем дату бракосочетания переборчивая невеста упросила оставить прежнюю.
– И что это значит? – слабым голосом спросила подруга, таращась на пару фаянсовых гномов так, словно ответа она ожидала именно от них.
– По-моему, это значит, что заявление, которое Катька подала тридцатого, тридцать первого забрала фальшивая невестушка! Та, которая и пришла потом в загс под ручку с Тараскиным! – Я отвесила длиннобородому гному щелчка по твердой фаянсовой голове, зашипела и сунула ушибленный палец в рот. – Кстати говоря, многоопытная загсовская дама заметила, что невеста с трудом помещалась в платье, но решила, что причиной тому ее беременность.
– Я пока не заметила каких-то изменений в Катькиной фигуре, – сказала Ирка.
– Угу, – я кивнула. – Видно, невеста-двойник больше похожа на Катерину лицом, чем фигурой. Она немного полнее, поэтому платье, сшитое на Катьку, было ей тесновато.
– Как это все сложно! – посетовала подруга.
Я решила было, что ей показались недостаточно понятными мои объяснения, но оказалось, что Ирка оценила сложность интриги:
– Ведь Тараскину, если это он главный затейник, нужно было не только найти подходящую дублершу, но еще заполучить Катькин паспорт и платье невесты!
– Тараскин был своим человеком в доме Курихиных, наверняка частенько захаживал в кабинет хозяина, а Катькин паспорт лежал там в столе, – напомнила я. – А платье скорее всего хранилось у Тима. Он и передал его фальшивой невесте. Если Проценко был в сговоре с Тараскиным, это объясняет абсолютно все! Тим заставлял Катерину действовать так, как это было нужно Вадиму. Тим сделал Катьке предложение, чтобы она подала заявление в загс. Тим разругался с невестой в день свадьбы, бросил Катьку, чем поверг ее в отчаяние и вынудил принять союз с Тараскиным.
– И Тим приехал сюда утром, чтобы получить от Тараскина свои тридцать сребреников за содействие! – пафосно заключила Ирка.
Она встала во весь рост, скрестила руки на груди и посмотрела на фаянсовых бородачей испепеляющим взглядом, однако жаропрочный материал легко перенес эту экзекуцию. Я дернула подружку за полу свитера, вынуждая снова присесть на табурет, и азартно зашептала:
– Все, все становится на свои места! Вечером Тим пришел сюда к Вадиму. Удобный момент для встречи представился с началом фейерверка. Тараскин покинул компанию под предлогом необходимости помочь Анатолию с запуском чуда пиротехники – ракеты «Стрела амура». Некоторое время его с нами не было, а ракеты уже взрывались, и под шумок Тараскин обстряпал свои делишки. Угостил парня шампанским, дал ему в дружеской беседе по голове, отключил, без помех застрелил Курихина, а потом вложил тот же пистолет в руку Тима, сунул дуло ему в рот и нажал на курок! Ловко придумано! Выстрелом несчастному разворотило весь затылок, и никакая экспертиза не докажет, что его предварительно ударили по голове!
– Вот гад этот Тараскин! – воскликнула Ирка. – Зинуля говорила, он давно зарился на курихинскую долю в их общем бизнесе! Для того и на Катьке женился! Она же единственная наследница своего отца!
– А Тимофея Проценко Тараскин убил для того, чтобы свалить на него убийство Курихина, а заодно убрать сообщника по гнусной интриге со свадьбой! – закончила я.
– Катька в лапах убийцы! – охнула подруга. – Мы должны раскрыть ей глаза!
Раскрыть глаза решили при первом же подходящем случае, но он никак не подворачивался. Когда закончилась сиеста, к которой мы с Иркой за детективными делами и дедуктивными размышлениями так и не приобщились, началась беспорядочная суета, живо напомнившая мне картинку из учебника физики с подписью «броуновское движение молекул». Освеженные отдыхом граждане бегали из комнаты в комнату и все что-то искали.
Тараскин бродил по даче, озираясь в поисках своих пижонских лазоревых перчаток от сине-голубого лыжного костюма. За ним, точно коза на веревочке, бродила Катька, понурая и покорная, как закрепощенная женщина Востока. Похоже было, что она тоже что-то ищет, но что-то нематериальное, смысл жизни, например, или выход из сложившейся ситуации. Ирка шарила на кухне в поисках яблок для шарлотки, запланированной на полдник. Семендяев, хлебнувший пива, искал Анатолия, чтобы взять квадроцикл и эх-прокатиться по долинам и по взгорьям. Дина искала бинокль, чтобы наблюдать с его помощью за катающимся на квадроцикле Антоном. Отчаянно зевающий Колян искал теплое тихое местечко, где можно было бы поспать еще немного, а я искала Масяню, который не изволил уведомить меня о своем пробуждении, потихоньку вылез из кровати и куда-то спрятался.
Ребенок нашелся на подоконнике в гостиной, а вместе с ним яблоки и бинокль. Шарлотку мы быстро испекли и еще быстрее съели, а оптический прибор никому не пригодился, поскольку Антону так и не удалось оседлать стального коня: Анатолий с ключами от гаража оказался вне пределов досягаемости. Единственный среди нас, лодырей, труженик выехал на верном ратраке укатывать дорогу, ведущую к даче от контрольного поста. По идее, это должно было ускорить прибытие к нам оперативно-следственной группы. Основную трассу уже чистили бульдозеры дорожной службы, мы слышали слабые отголоски моторного рева.
Покончив с пирогом, мы задумались о дальнейшем времяпрепровождении. Было понятно, что сегодня уехать в город не удастся и нужно чем-то себя занять. Скорбеть по покойникам – Курихину и Проценко – более-менее получалось только у Катьки и Зинули. Всем остальным хотелось использовать вынужденное пребывание на курорте для отдыха. Из соображений такта за развлечениями решено было отправиться в туристический комплекс. Молодожены Тараскины вновь уединились в большом доме, Зинуля осталась одиноко грустить в коттедже, а все остальные в пятом часу вечера единым отрядом отправились на поиски увеселений.
– А тут что-то интересненькое происходит! – с удовольствием констатировал Колян, первым – с Масей на плечах – войдя на территорию отеля.
Просторная площадь была богато иллюминирована и запружена народом.
– Мы побежали на разведку! – сказал Колян и, пришпориваемый Масяней, взял с места в галоп.
Мы с Иркой, Семендяев и Дина приблизились к массовому скоплению народа без особой спешки и быстро уяснили суть происходящего.
– Это музей снежной живописи и ледовой скульптуры под открытым небом, – авторитетно заявил Антон. – Я видел такое в Скандинавии.
Он не стал уточнять, что видел снежно-ледовый скандинавский музей по телевизору, в программе кинопутешествий, и Дина, никогда не выезжавшая дальше Черноморского побережья, посмотрела на него с вожделением.
– Хотела бы я увидеть Скандинавию! – с намеком вздохнула он.
– Я покажу тебе, – великодушно пообещал Семендяев, который в свое время записал понравившуюся телепередачу.
Дина улыбнулась и просунула руку в согнутый кренделем локоть Антона, давая понять, что уже готова идти с ним на край света, которым вполне можно назвать Скандинавский полуостров.
Из толпы, держась за руки, вынырнули Колян и Масяня. В свободных руках у моих добычливых мужчин были серебристые аэрозольные баллончики с краской.
– Тут что-то вроде конкурса рисунков на асфальте, только без асфальта! – сказал запыхавшийся Колян, махнув рукой с баллончиком в сторону площадки, где топтались другие граждане с аналогичными художественными принадлежностями.
– И без рисунков! – критично заметила я, посмотрев на ближайшее к нам живописное произведение, исполненное в незабываемой творческой манере Остапа Бендера.
– Да ладно тебе! Давай тоже помалюем! – загорелась Ирка.
Выдернув из руки моего мужа баллончик с синей краской, она протрусила в загон, нашла свободный квадрат и встала над ним, встряхивая баллончик, как шейкер, и задумчиво хмурясь.
– Работаешь над композицией? – приблизившись, съязвила я.
– Ищу концепцию! – отбрила подруга. – Не писать же пошлятину, как некоторые!
Она кивнула на Семендяева, который одолжил у Масяни баллончик с розовой краской и аккуратнейшим кассирским почерком «рондо» вывел на снегу: «Антон + Дина», а теперь заканчивал сакраментальную формулу изображением помидорообразного сердца, безжалостно продырявленного коротким дротиком.
– Стрела амура! – хмыкнула Ирка.
– Стрела гламура! – выдала я каламбур. – Дина-то подчиняется не зову сердца, а моде, широко распространившейся среди молодых красивых девиц с незаконченным высшим образованием.
– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался Колян.
– Я имею в виду огорчительную тенденцию к заключению скоропалительных браков с финансово-состоятельными мужчинами, – высокопарно ответила я. – Кстати…
Стремительно и шумно, как ракета фейерверка, в голове моей сверкнула светлая мысль. Я посмотрела на подругу:
– Ирусик… Кажется, я придумала, как найти третью пару!
Разумеется, я имела в виду тех красно-желтых граждан, которые наотрез отказались оставить свои данные любезной менеджерше Ларисе, но Колян понял меня по-своему.
– Что такое, Кыся? – заволновался он. – Что я слышу? Ты планируешь выйти замуж в третий раз? А как же я?!
– Не бойся, я тебя не брошу, любимый! – я быстро чмокнула благоверного в щечку и вернулась к разговору с подругой, которая тоже не проявила понятливости и хлопала глазами, ожидая объяснений. – Те двое в куртках красного и желтого цвета!
– Ну? – обронила Ирка, ожидая продолжения.
– Это были не две бабы, а мужчина и женщина! То ли муж и жена, то ли просто парочка, она так мило называла его Васюлей! А, долго объяснять! Дай сюда краску! – я вырвала у подруги серебристый баллончик, примерилась и размашисто начертала синим по белому большую прописную букву «В».
17Алиса Ложкина была сильно не в духе. На номер в отеле у супругов, не планировавших выезд на дорогой курорт, элементарно не хватило денег, а спать в машине Алисе ужасно не понравилось. Там было тесно, холодно и душно. Василий храпел, а Зая беспокойно ворочался в своей проволочной клетке, пугающе хрустя капустными листьями. К богатырскому храпу супруга Алиса привыкла, но звуки, сопровождающие ночную трапезу кролика, не давали ей уснуть. Женщина ворочалась на коротком и узком диванчике заднего сиденья и злым шепотом проклинала свою судьбу. Заснеженные горы, вершины которых она видела в окошко, проявляли к ее страданиям высокомерное безразличие.