– Она сидит на жердочке у себя в домике.
– А мамочке где?
– Я отвез ее в больницу.
Раздался телефонный звонок.
– Здравствуйте! Вы Варлаам Иосифович…
– Да! Что-то случилось? – сердце сжалось.
– Поздравляем вас с рождением сына! У вас мальчик: вес три четыреста, рост пятьдесят один сантиметр. Поздравляем!
– Спасибо!
– До свидания!
На той стороне отключились.
– Ксюшенька! У тебя родился братик…
– Ура-а-а-а! Папочка, когда мы поедем к мамочке?
– Сейчас умываешься, одеваешься, наводишь в своей комнате порядок и завтракать. Потом позвоним бабушкам и дедушкам, а там все вместе и поедем.
– Ура-а-а-а-а!
Я вошел в столовую. Повернувшись к клетке, увидел на ее дне лежащего попугая. Взял птичку. По моей руке, словно током, прошел холодок. Тельце окоченело.
«Значит, ты со мной попрощалась. А я и не понял. Эх, Петюня, Петюня!», – из глаз вышли слезы.
– Папочка! Папочка! Давай завтракать.
Я зажал в ладошке маленькое тельце и перевел руку за спину.
– Папка, у тебя слезки. А где Петя?
– Ой! Точно, а где она? Может, вылетела к тебе в комнату? Давай за стол, надо завтракать и к маме ехать. Потом найдем птичку.
Проходя мимо печки, я приоткрыл дверцу, положил трупик птицы на угли: «Прощай, Петюнька!».
Ксюшенька девочка умная и взрослая. Она переживала исчезновение пернатой подружки.
– Папочка, я тебя очень сильно люблю. И мамочку сильно люблю. Ты, когда с дровами домой заходил, наверное, не закрыл дверь, вот Петя и вылетела, а на улице мороз… Жалко ее, – и тихо заплакала.
Длинный вечер
– Варлаам, ну, как ребёнок, – Сонечка накрывает на стол, – пойди, переоденься, умойся…
– Минуточку посижу… прям сил нет…
– Давай! Не ленись…
– Да-а-а! Хватит причитать… Прямо, как бабка старая, – ну, не сдержался…, осёкся и покосился на детские комнаты. Вроде пронесло. Но…
– Что? «Чужой» пришёл? – жена подбоченилась и сверкнула глазами…
– Всё!
– Что «Всё»?
– Будет, – постарался смягчить ситуацию, – сейчас пойду, переоденусь и…
– Чего с темы соскочил. Вот уж на вилах. «Гавкнул» и в кусты…
– Сонь! Не заводись, не надо…
– Что не надо?
Я стукнул ладошкой по столу и, подскочив, пошёл на веранду.
– Пап, ты куда, – Ксюша вышла из своей комнаты.
– Прогуляюсь…, пойду…
– Иди, иди… а то включил тут «директора»…, – Соня не унималась, – и «Чужого» прогуляй, пусть проветрится…
Я надел шапку, накинул куртку и вышел во двор.
Осенью сыграли свадьбу молодых родственников. Родители подарили новобрачным земельный участок, где мы всем скопом строим дом. Всю неделю на работе, а выходные на «шабашке». Порядок, есть порядок. Когда-то и нам родные и близкие помогали строиться. Сейчас и наш черёд. Обязательно раз в год строим кому-нибудь новое или ремонтируем старое.
На сегодня вывели стены, поставили окна и двери, возвели крышу… Если бы не дожди, давно накрыли бы её и приступили к внутренней отделке и фасаду. Устаешь больше не от работы, а от нервотрепки.
Ноябрь. Темнеет рано. Не заметил, как вышел за ворота, иду по улице. Редкие прохожие здороваются, я им отвечаю. Дошел до парка, свернул на аллею. Фонари освещают брусчатку. Дует ветерок. Сухая листва путается под ногами. Выйдя на пересечение тропинок, боковым зрением ловлю две тени справа. Всмотрелся. Чудеса! Людей нет, а эти стоят. Нет-нет, моя на месте. А эти откуда?
– Что за чертовщина? – проговорил вслух.
– Никакой чертовщины и не надо его поминать… ещё припрётся…
– Кто здесь? – у меня в ушах зашумело, стук сердца в голове отдаётся.
– Слепенький стал? Не видишь? – моя тень отошла от своего законного места и встала рядом с теми двумя.
– Мать перемать, одна нога в колодец, вторая на асфальт… Что это?
– Присядь. Перетереть надо! – это моя «чернявая»… мне…
Покрутив головой и не увидев ни одной живой души, я присел на скамейку. «Будь что будет, а вечер становится интересным», – только и успел подумать. Усталость, как рукой снялась и проблемы из головы вон улетучились.
– «Чужого» даже не включай, – мне моя…
– А ты «Соню» не копируй. У неё своя «неразлучная» есть.
– Ладно! Давай на скорую, а то холодает. Не всю же ночь здесь торчать по твоей милости.
– По моей? – моя тревога перешла в раздражение.
– Молчать! – одна из двух заголосила, чуть перепонки не порвались, – не умеешь бабу в ежовых рукавицах держать, распустил её. Демократию в семье устроил. Кто в доме хозяин?
– Я?!
– То-то, – вторая заговорила лестным голосочком, – надо перед людьми хвалиться, чтоб от зависти лопались, какой ты есть муж и отец, а жене второй план оставь, пусть казанами стучит, да порядками занимается… и почаще упрекай её за дело и без дела. Тогда в доме порядок будет и уважение тебе.
– Ревности побольше в доме напускай… каждый столб поминай и… придирайся, придирайся… они это очень любят, чтоб мужик с ума сходил…, – первая разошлась не на шутку. Говорит и подпрыгивает, извивается, – а оправдываться начнёт, вдарь её…
– Это, что за собрание умалишённых, – я привстал со скамьи и демонстративно закатываю рукава.
– Хозяин! «Чужого» выключи… нас бить, только воздух сотрясать, – рассмеялась моя «чернявка».
– А ну, на место своё законное!
Тень пристроилась и вытянулась от света фонаря. Две пришлые прижались друг к дружке.
– Мы же тебе помочь хотели. Ума-разума прибавить…
– Сам разберусь. Учителя нашлись.
Посадил шапку на макушку и широкими шагами пошёл обратно. «Я вам всем покажу, – думаю, – Кто в доме хозяин!». Тень прыгает по заборам. То вперёд выскочит, то сзади плетётся. Но улыбается и руки потирает.
Вошёл на веранду. Сбросил на пол шапку с курткой. Ботинки: один вправо, другой влево.
– Хозяин пришёл! – одобрительно шепчет тёмный силуэт.
Распахнул дверь, вдохнул уюта домашнего.
– Сонечка, ты спишь? – тихо и нежно произнёс, чтобы детей не разбудить.
Жена из зала вышла, улыбается.
– Тебя, дурачок мой, жду. Где так долго? Чай поставить? Будешь?
– Буду, милая, – только вещи на веранде сложу.
Вышел, всё по местам разложил, повесил.
– Тряпка! – «чернявка» отделилась от меня и к дальнему углу сбежала.
– Да и пусть… лучше подкаблучником в тепле, чем разлучником в… ну, дальше знаешь.
Зашёл, обнял Сонечку, поцеловал.
– Прости, милая, я так перед тобой виноват…
– «Чужой» на улице не замёрзнет? – лукаво улыбнулась супруга.
– Я его на веранде… в угол поставил. Пошли чаёвничать и спать. Завтра рано вставать…
Зелье
Летний вечер. Солнышко пригревает. По своему обыкновению занимаюсь во дворе. Сегодня восстанавливаю кресло-качалку. Сосед хотел выбросить, а такая вещь на террасе пригодится.
Разобрал изделие, разложил, что на верстаке, что рядом поставил. Проверил соединения. «Шпон бы надо склеить для начала», – наметил себе план и пошел за недостающими деталями и инструментами.
А мыслями бегу вперед. Уже и готовлю краску под старую древесину. Лак в гараже яхтный стоит. Остатков хватит покрыть все поверхности. Тогда и дождь не страшен. Кресло прослужит долго.
Клей по дереву у меня на веранде в шкафчике навесном. Летом там не сильно жарко, зимой веранда протапливается, так, что ему испортиться пора придет нескоро.
Открываю шкафчик, достаю коробочки, баночки и… «А это что?», – стоит на средней полке стеклянная банка семьсот граммовая закрытая крышкой, а на дне, словно черви спрессованные. Потряс. Содержимое слегка шевельнулось монолитом. Открыл крышку, нюхнул: «Боже, что за гадость? Фу-у-у-у-у…».
– Соня-я-я-я!
Вышел с веранды, осмотрелся – нет жены. Обошел дом, на огороде тоже нет.
– Со-о-оня-я-я-я!
– Чего? – супруга вышла на террасу.
– Это что? – я поднес и показал ей банку.
– А это?! Я уж думала, что-то случилось? Зелье, – развернулась, в дом пошла…
– Стоять! Какое такое «зелье»? – у меня внутри все похолодело.
– Приворотное! – и глазом не моргнула, улыбнулась самыми краешками губ и в дом…
– Стоять! Мать перемать через правую на левую… Зачем? Для кого? Что это вообще? Я кого спрашиваю? – я начал заводиться.
Жена подошла ко мне, взяла за руку и подвела к садовой скамеечке:
– Присядь! Успокойся!
– Не хочу «присядь», не хочу «успокойся»… ты… это что?.. зачем?..
– Зелье приворотное. Я тебе по капельке в еду добавляла, чтобы ты всегда был со мной, мой милый… И про других баб не думал…
Я аж подскочил:
– Какие бабы? Ты чего несешь? Я только с тобой, да мне только твои… больше ничьи… да только твоя… бли-и-и-ин…, – я ходил взад, вперед.
Сонечка спокойно сидела и серьезно продолжала.
– А зачем рисковать? Чтобы не было такого, я сварила зелье по древнему рецепту. Надо было на чердаке схоронить. Да, забыла…, – она говорила спокойно, тихо, нежно.
Меня словно подменили.
– Это отворотное зелье! Кого завела? Говори!
– Варлаам, ну ты совсем белены объелся. Шуток совсем не понимаешь, – жена изменилась в лице.
– Какие шутки? Ты о чем?
– Да, о банке этой… посмотри внутрь!
– Не буду!
– Открой банку!
– Она воняет! Не буду!
– Дай! – Соня с силой рванула на себя банку, открыла крышку и поднесла ее на уровень моих глаз, – Кишки это поросячьи. Приготовила для колбасы, кровь не привезли… вот и забыла…
– Блин! Понятно! А я…
– А ты! – она сверкнула глазами, – Если еще раз мне такое скажешь, вмиг приготовлю другое зелье…
– Не надо!
– Пойду, выброшу в контейнер…
Я чинил кресло. Руки выполняли привычную работу, а голова кипела фантастическими мыслями. Ночью во сне меня одолевали колдуны, ведьмы, кипящие котелки и голос любимой: «Если еще раз мне такое скажешь, вмиг приготовлю другое зелье…».
Модели
Ивану исполнилось два годика. Днём за столом присутствовали только самые близкие родственники, чтобы не пугать ребёнка. Отшумели поздравления. Вручены подарки имениннику.
Надо сказать, что наш сын ленился разговаривать и самое большее, что он выдавал это: «Ы-ы-ы-ы!», с указанием ручкой в сторону объекта своей заинтересованности. Вместо «Мама» и «Папа» мы слышали протяжные «Ма» или «Па». Но часто вместо слов было требовательное подергивание за руку, штанину или подол.
Малыш сидит за детским обеденным стульчиком. Складывает кубики, на которых нарисованы животные. Ксения готовит уроки. Соня возится на кухне.
За окном темно. Зима. Слышны порывы ветра.
– Ванечка! Теперь очередь папы вручить тебе подарок, – сын смотрит на меня, идущего в спальню.
Возвращаюсь к столу. Ставлю на него картонную коробочку.
– Смотри! Это самолёт, – ребёнок издаёт звук: «Ву-у-у-у-у», и протягивает ручки. – Да, правильно ву-у-у-у-у…
Со своей комнаты выпархивает дочь.
– Ой! Я думала самолёт на колёсиках, с моторчиком. Я такой в магазине видела. А это модель…, – возвращается в свою комнату.
– Ксюш, что там? – из кухни выглядывает жена.
– Папа братику купил модель самолёта. И как Ваня будет его собирать? Весь в клею вымажется.
– Варлаам, покажи, – просит Соня, – да-а-а-а, и как он будет его клеить, ему же только два годика?!
– Собирать буду – я!
– В детстве не наигрался?
– В моём детстве такое редко встречалось, да и родители мне всего одну модель купили, как сейчас помню – танк ИСУ-152.
Подвинул сына со стулом ближе к себе, и мы приступили к сборке. Дал Ивану инструкцию:
– Будешь подсказывать!
– Па-а-а, бум! Дайай, – тянется к коробке.
– Ты мне показывай… вот на картинке, какую деталь куда клеить и смотри. Учись!
– Дя-я-я… И-и-ивыво… Ы! – крутить пальчиками по картинке и качает головой
– Правильно говоришь! Эту клеим к этой. Держим! Отпускаем! Смотри! – поднимаю вверх, склеенные детали фюзеляжа.
За этот вечер успеваем соединить несколько крупных деталей.
Вечерами, после ужина, мы с сыном продолжаем собирать самолет. Он уже держит в ручках корпус, а я аккуратно наклеиваю на него мелкие детальки.
– Ву-у-у-у… амаёт… ву-у-у-у…
– Так! У нас с тобой уже все части по схеме собраны и осталось это всё соединить.
Стыкуем крылья, хвост, накрываем куполом место пилота.
За неделю полностью собрали модель и приступили к покраске, вернее окрашиванию непокрытых мест.
Ваня рисует самолёт. Словно профессиональный художник, он смотрит на меня, на модель, окунает кисть в нужную краску и наносит мазки в альбоме, лежащем на его стульчике.
Я заканчиваю работу.
– Всё! Закончили. Жена с дочерью подходят к столу. МиГ стоит, как настоящий. Смотря сверху, кажется, он на аэродроме.
– Класс! – говорит Соня.
– А куда поставите? – спрашивает Ксюша.
– В комнате у Вани и поставим. Так, чтобы ему было видно с кроватки.
– Амаёт! – закричал сын.
Гуляя мы нередко видели низколетящие вертолёты и далеко в небе плывущие авиалайнеры. Реакция маленького Ванятки всегда была одна. Он вытягивался, поджимал ручонки: «Тыды-дыды-дыды-дыды… ву-у-у-у-у!».
К тому времени, как Ивану исполнилось шесть лет, в его комнате под потолком висела крестообразная вертушка. На неё мы навешивали новые модели. Их было всего десять, но это были истребители, штурмовики времён Великой Отечественной войны и нашего времени, тут же были современные вертолёты.
Сын слегка раскручивал вертушку, выключал свет и направляю луч фонарика на модели, любовался их тихим полётом, мечтая быть лётчиком.
Всё тайное…
Ксюше исполнилось девять лет. Лето на дворе. Погода радует в этом году: в меру солнышка, дождей достаточно, всё растёт на участке, аж душа радуется.
– Доча! – Соня выходит из нашей комнаты.
– Да, мам!
– Мы с папой в магазин. Пропылесось в доме. Не забудь вдоль плинтусов пройтись.
– Да, мамочка.
Возвращаемся домой, Соня с порога, оглядев прихожую:
– Ксения! Почему не пропылесосила?
– Я всё сделала, мамочка, – дочка выбегает к нам из своей комнаты и разводит по сторонам руками, – посмотрите.
– Варлаам! Почему наша «куколка» обманывает меня?
– Принцесса, почему ты маму обманываешь? – я с большой сумкой прохожу в столовую и начинаю разбирать продукты.
– Папочка, я не вру мамочке, – ребёнок смешно округляет глаза и делает удивленную гримасу, помогая мне.
– Я не буду ругаться, но ты возьмёшь пылесос и наведёшь порядок, пока мы с папой пойдём полоть. Смотри, – жена наклонилась и подняла небольшую соломинку. – Вот ещё, и дальше смотри… ещё семечка лежит. А мусор на совок веником сложно было весь собрать? Горе-хозяюшка, замела в уголок прихожей. Ай-яй-яй…
Соня полет грядки у дома, я сбиваю тяпкой сорняк по картошке. Не работа, а наслаждение. Солнышко светит, тело загорает. Никакого курорта не надо.
Поработав, принимаем с женой по очереди душ во дворе и идём в дом.
– Варлаам! Придётся дочь вести к врачу! – только переступили порог, говорит Сонечка.
– Зачем? – я чуть не упал. – Что случилось?
– Она опять не пропылесосила в доме, – супруга мне подмигнула.
– А-а-а-а…
Ксюша выскочила нам навстречу.
– Мама я всё сделала. Смотри: ни веточек, ни соломинок… и мусора нет в прихожей…
– Молодец! – Соня идёт в нашу комнату. – Подмела. Полы и плинтуса влажной тряпкой протёрла… Но не пылесосила…
– Почему? – девочка искренне удивляется. – Как ты догадалась?
– Во-первых, я полола грядки под окнами, а пылесоса, рычание которого слышно в конце села, не услышала, – на манер дочери, жена развела руками. – Во-вторых, присядь и посмотри на лакированную крышку стола в зале. Видишь пыль? После пылесоса её там нет. Давайте обедать. Пропылесосишь, пока мы с папой пойдём к бабушке с дедушкой за Ваняткой.
Пришли к родителям, а тесть люстру меняет. Я подрядился помогать, жена с тёщей и сыном во дворе. Двум мастерам «околовсяческих» наук люстру повесить, что подкурить. Раз и… Провозились часа два. То крепления не подходят, то провода не так соединили. А в конце тёще не понравилось, говорит: «Низко висит». Сняли всё. Разобрали крепление, подпилили, собрали и повесили.
Домой пришли счастливые. Настроение хорошее.
– Доченька, завтра идем в поликлинику! – Соня прошлась по дому.
– Мамочка, я всё сделала. Правда!
– Ты у меня умничка. Правда всё сделала: подмела; везде плинтуса и полы протёрла: пыль со столов, шкафов и подоконников вытерла… Но не пропылесосила.
– Мама, как ты догадалась?! – Ксюша тяжело вздохнула и опустила руки.
– Так пылесос, как стоял разобранный на веранде, так там и стоит. Я его вчера помыла и оставила сушиться, – жена рассмеялась. – Иди, собирай и пылесось половики с коврами.
Девочки вдвоём завершили уборку, пока мы с сыном на кухне чистили овощи на ужин.
– Папочка! – Ксения тихо, оглядываясь, чтобы не слышала Сонечка. – А к какому меня мама врачу завтра поведёт?
– Для начала к «ушнику».
– Такого врача нет! – дочь смотрит на меня, но видя, что я не улыбаюсь, молча, соглашается и вздыхает.
– Он проверит, все ли ты слышишь слова. Бывает так: здесь слышишь, а здесь нет, – для полной убедительности я жестикулирую.
– И всё?
– Нет! Потом к «глазнюку». Вдруг ты плохо видишь. Соломинки и семечки от веника ты же не увидела…
– Да-а-а-а, – вздыхая, соглашается принцесса.
– А потом с анализами и результатами к «правдорубу»…
– Это кто? – в глазах появился испуг.
– О-о-о-о, это тот, кто выравнивает… стрелки правды на часах жизни…
– Спасибо, папочка! Я лучше буду пылесосить!
Из кухни на нас смотрела и улыбалась Соня.
Раз, два…
После работы спешим с женой домой. У Ксеньки каникулы. Она забрала братика из детского сада. Ждут родителей.
– Сонь, ты сильно устала? – кручу баранку, машина катится по нашему селу.
– Есть немножко. А что?
– Может, я не буду загонять машину? Возьмём в магазине купаты, заберём детвору и на речку. Посидим, отдохнём…
– Двумя «клешнями» – За! Как говорит наш кум.
Заскочили в местную торговую точку, взяли пачку замороженных мясных полуфабрикатов, хлебушка, сладкой водички и банку кукурузы.
– Ваня, Ксенья, где вы? – жена кричит, войдя в калитку.
Из-за сарая выходят два «чертёнка».
– Вы что делали? Чего такие грязные?
– Домик за сараем, – бодро отвечает дочь.
– Быстро к рукомойнику! Руки, лица моем, вытираемся и в машину.
– Куда едем? – деловито спрашивает принцесса.
– На речку!
– Ура-а-а-а, – сынишка смешно вырывается из маминых рук и бежит к машине.
Выехали к Дону. Здесь берег обрывистый, а тропинка по кустам ведёт к плёсу. Мы часто сюда приезжаем.
У воды никого нет. Я собираю сборный мангал. Соня разрывает упаковку с купатами, чтоб немного разморозились. Ваня с сестрой бросают плоские камешки, соревнуясь в количестве «блинчиков», шлёпающих голышей по водной поверхности.
Солнышко ещё высоко. Пригревает славно. Берег закрывает нас от ветерка.
Ксюше ещё не исполнилось десяти лет, а Ванятке идёт четвёртый.
– Пап, а у тебя удочка в багажнике? – дочь собирается подниматься по тропинке.
– Да! Сразу сумку неси сюда…
Налаживаю спиннинг, и Ксюша отходит в сторону. Забросив крючок, следит за поплавком.
– Доча, а рыбка у тебя на что ловится? – мама с удивлением смотрит на ребёнка.
Ксюша поворачивает голову. В глазах немой вопрос. Тяжёлый вздох и она крутит ручку катушки.
– А у нас есть на что ловить?
– Возьми в багажнике лопатку. Копни наверху в траве… червей и насаживай…
– Фу-у-у-у, гадость…
– Держи, – Соня выкладывает купаты на барбекюшницу и подаёт дочери вывалившийся кусочек мяса.
Счастливая дочь ловко забрасывает крючок с наживкой в воду. Со стороны смешно за ней наблюдать. Деловая, лицо серьёзное.
– Ваня, а ты чего там? – сын сидит на прибившейся коряге, весь сжался, лицо хмурое.
– А я?
– Что ты, сынок?
– А я – рыбку ловить?
– Второй удочки нет… дома осталась, – я развожу руками.
– Да-а-а-а, – вздыхает ребёнок и также смешно делает ручки в стороны. – Нет!
– Да мы с тобой… смотри, сейчас быстро…
Колбаски уже прожариваются на мангале. Соня готовит импровизированный столик на перевернутом ведре.
Я роюсь в своей сумке со снастями. Извлекаю леску, ножнички. Отламываю веточку от коряги, на которой по-прежнему сидит сын. Быстро наматываю леску, отрезаю её и навязываю небольшой крючок:
– Вот! – протягиваю Ивану.
Он берёт конструкцию в ручки, осматривает. Потом смотрит на спиннинг в руках сестры и переводит взгляд на меня. Плечики поднимаются, личико вытягивается в удивлении:
– Па-а-а-а…
– Мы сейчас с тобой столько наловим, что и на уху хватит, и дома мама нам поджарит.
– Чего ребёнку голову пудришь? – как-то не по-доброму супруга делает мне замечание.
Беру сынишку за руку, и мы с ним уходим по берегу в противоположную сторону от Ксюши, прихватив с собой баночку с кукурузой.
– Мама, я поймала! – Соня помогает дочери снять рыбку. Насаживает хлебный мякиш, и отправляет крючок в воду.
– Можно ужинать, – говорит жена и присаживается у столика.
Ваня держит веточку. Я немножко, буквально на метр разматываю леску, насаживаю на крючок одно кукурузное зёрнышко.
– Вот, видишь ямку под водой? Ага! Вот! Опускай потихонечку… молодец…
Кукурузинка колышется, играя по течению… и вдруг… Раз, два и её «Цап!».
– Тяни!
Сын вытягивает среднего карасика.
– Рыба!
– А, то…
С тем же зёрнышком снасть опускается в воду… Раз, два и «Цап!».
С каждым опускание крючка, Ваня громко считает: «Раз, два», – и «Цап!»
– Соня, неси пакет из-под хлеба…
Солнышко клонится к закату. Ветерок разгоняет рябь, поднимая небольшую волну на реке.
– Вот и поужинали на природе, – говорит Сонечка. – Дома поедим с чаем. Рыбаки, вы мои дорогие.
Сворачиваю спиннинг. Ксюша поймала три подлещика. Смотрит на два полных пакета с карасями, выловленных братом.
– Папа, так не честно. В следующий раз две баночки кукурузы покупайте.
Штабик
– Сонь, не отвлекаю? – стараюсь говорить в трубку негромко.
– Нет… всё нормально. Говори!
– Давай сегодня не задерживаться. Сразу с работы домой!
– Что-то случилось? – голос жены с ноткой тревоги.
– Нет! Просто тесть звонил, просил «партизан» забрать пораньше…
– Что они натворили? Ладно, не говори. Я маме сейчас перезвоню.
– У них всё хорошо. Они с бабушкой и дедушкой. Не нагоняй ветра. Приедем, сюрприз будет…
Ехали молча. Я, как-то волновался после слов тестя: «Приедешь, приведёшь в первозданный вид постройку в саду!». Старался не подавать виду, чтобы не волновать мою любимую. А сердце так и ёкало: «О какой постройке он говорил? Что там дети натворили?». А последние слова тестя в трубку: «Забирайте и больше их к нам не приводите!», – беспокоили аж до боли в сердце.
Во дворе родственников тишина. Собака, обычно встречающая нас милым потявкиванием и вилянием хвоста, лежала в тени будки, перемещая за нами взгляд.
Я присел у столика на скамейку, а Сонечка вошла в дом.
– О! Зя-я-ять не хрен взять…, – когда Абрамыч так говорит, значит, случилось нечто из ряда вон выходящее.
– Папа! – я театрально вскочил на ноги, расправил крылья и пошёл навстречу тестю.
– Хватит паясничать. Воспитал «партизан», а мне красней из-за них перед соседями. Сидай! – мужчина хлопнул по скамейке рядом с собой. – Что делать будем? Ты знаешь, сколько мне должен?
– Вы вначале скажите, что случилось…
– Ничего… скоро своими глазами всё увидишь, – Абрамыч забарабанил костяшками рук по крышке стола.
– Папа, а дети где? – на крыльце стояла улыбающаяся Соня с мамой Глашей.
Улыбка жены и тёщи меня успокоили… однако…
– Арестовал я их… в карцере сидят!
– ?!
– Да, вон в летней кухне я их закрыл. Бабка ужин дала, не пороть же голодными, – только сейчас я понял, что тесть говорил нарочито громко, чтобы его слышали внуки.
Подмигнув мне, хозяин двора направился в сторону строения у дома, открыл дверь:
– Берём свою одёжу и выходь во двор… Трибунал будем учинять.
Первым вышел Иван, за ним Ксюша. На сыне была душегрейка длиной подолом и рукавами в пол, а на дочке старая дутая куртка, также от головы до пят. Если бы они равномерно покачивались из стороны в сторону с каждым шагом, то можно было сказать «идут пингвины». Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Боковым зрением увидел улыбающуюся тёщу и жену, которая обняла мать и спрятала голову за её спину. Плечи у Сони сотрясались так, что не было ясно, плачет она или смеётся.
– Вот, понимаешь… довели мать. Смотрите, уже плачет…, – тесть шёл за внуками, словно конвоир. – Стой! Етить вашу… На ле-е-е-е… Ву!