Последний подвиг Святослава. «Пусть наши дети будут как он!»
С первыми лучами восходящего солнца русичи выбежали из леса и обрушились на просыпающийся печенежский стан. Сражение развернулось среди шатров, догоревших кострищ и мечущихся в испуге верблюдов.
Улеб спрыгнул с коня возле большого желтого шатра с красным верхом. На князя набросился с саблей наголо какой-то кривоногий степняк в плоском шлеме. Улеб с такой силой всадил в него копье, что от удара переломилось древко. Степняк рухнул как подкошенный. Обнажив меч, Улеб вбежал в шатер. Там было тепло от горячих углей в очаге, обложенном кусками дерна. Свет просачивался через отверстие в круглой войлочной кровле.
Услышав лязг вынимаемой из ножен сабли, Улеб резко обернулся. Из полумрака на него выскочил обнаженный до пояса коренастый степняк с рыжеватой бородкой и усами. Отразив два удара вражеской сабли, Улеб заметил в шатре другого степняка. Тот был совсем юн, его длинные черные волосы, по степному обычаю, были стянуты бечевкой на макушке. Юный печенег, видимо, только-только успел накинуть на себя длинный цветастый халат и натянуть на ноги короткие сапоги. У него в руках сверкнули холодным блеском узкая сабля и длинный кинжал.
Улебу потребовалась вся его сноровка, когда два врага стали нападать на него с двух сторон. Прямой славянский меч звенел, отражая удары двух кривых печенежских сабель. Припав на одно колено, Улеб ранил рыжебородого в бедро, тот осел со стоном. Затем Улеб поймал на противоходе молодого печенега, выбил саблю из его руки и вонзил острие меча ему в горло. Печенег упал на спину, захлебываясь кровью.
Подскочив к рыжебородому, Улеб одним ударом снес ему голову с плеч. Голова врага покатилась по ковру, сверкая белыми оскаленными зубами и белками вытаращенных глаз.
Улеб опустил меч и приблизился к молодому печенегу, который еще подавал слабые признаки жизни. Опустившись на одно колено, Улеб откинул с бледного скуластого лица длинные пряди волос. Перед ним явно был девичий лик. Улеб рванул халат на груди у степняка и увидел под халатом нагое девичье тело.
С губ Улеба сорвалось досадливое проклятие. Взяв кинжал из бессильной девичьей руки, Улеб занес его для удара, желая прекратить агонию этой бесстрашной дочери степей. Но рука Улеба дрогнула и опустилась. Выругавшись, Улеб выбежал из шатра.
Разбитые печенеги спасались бегством: кто пешком, кто верхом на коне.
Русичи шарили в шатрах, снимали с убитых врагов золотые украшения. Среди ратников царило оживление, некоторых переполнял веселый азарт.
– Видал, как мы их! – К Улебу подбежал Гробой, потрясая окровавленным мечом. – Разнесли вдрызг! Куда степнякам до нашей удали!
Улеб и Гробой повели полки к пограничному городку Каневу.
* * *После падения Саркела Рафаил целый год скитался по степям, пытаясь собрать войско из рассеявшихся по чужим кочевьям хазар. Он побывал у степных ясов, буртасов и гузов. Всюду было одно и то же. Никто не хотел воевать с русами, никто не верил в возрождение Хазарского каганата.
Тогда Рафаил подался к печенегам. У этого кочевого народа было больше сил и возможностей для успешной войны с Русью, по сравнению с теми же гузами и буртасами. В кочевьях печенегов к Рафаилу относились с крайним недоверием. Его дважды пытались убить, один раз хотели продать в рабство. От печенегов Рафаилу пришлось спасаться бегством.
У днепровских порогов Рафаил свел знакомство со знатным ромеем Калокиром, когда он помогал его людям перетаскивать на волоке ладью. Калокир взял Рафаила к себе на службу, обучил его греческому языку. Константинополь произвел на Рафаила ошеломляющее впечатление. Ему стало ясно, Империя ромеев – это единственное государство, способное сокрушить Русь.
Получив поручение от самого василевса ромеев, Рафаил преисполнился мстительного торжества. Наконец-то у него появилась возможность отомстить Святославу за все страдания хазар и за свои собственные страдания!
Многовесельный ромейский корабль доставил Рафаила к устью Дона. Сойдя на сушу, Рафаил разыскал в степном раздолье близ Северского Донца орду хана Кури. Этот печенежский властелин запомнился Рафаилу своей особенной ненавистью к Святославу.
Рафаил сказал Куре, что в устье Дона стоит ромейский дромон, полный золота. Это золото василевс ромеев готов отдать тем печенежским ханам, которые в эту осень совершат набег на Киев.
«Киев нужно сровнять с землей!» – уже от себя добавил Рафаил.
Куря потребовал задаток и отправил гонцов к Илдею и Шибе, с которыми у него был давний уговор относительно мести Святославу. Еще одного гонца Куря послал в Тмутаракань с призывом к Владиславу, мол, пришла пора ему вокняжиться в граде Киеве.
Покуда к ставке Кури стягивались отряды Илдея, Шибы и дружина Владислава, Рафаил вернулся к устью Дона с людьми Кури. С корабля ромеев были выгружены пятнадцать кентинариев золота, по пять на каждого хана. Золото погрузили на вьючных животных и повезли в кочевье орды Гилы.
Доли Владислава в этом задатке не было. На вопрос Рафаила, отсыпать ли злата тмутараканскому князю, Куря с усмешкой ответил: «Владислав получит свою долю в Киеве!»
Сразу на Киев ханы не пошли, они принялись сначала разорять села на реке Рось и по ее притокам, желая выманить в поле войско киевлян. Это им удалось. Киевская рать выступила к степной границе и ранним утром обрушилась на стан хана Шибы. Куря между тем осаждал городок Канев.
В становище Кури Шиба примчался на взмыленном коне, полуодетый, со стрелой в зубах. Это означало, что орда Шибы рассеяна и ему нужна скорейшая помощь.
– Русы идут к Каневу! – сказал Шиба, переломив стрелу о колено. – Их ведет князь Улеб, брат Святослава.
Куря сощурил свои раскосые очи.
– Пусть идет сюда Улеб. Силок уже готов!
Под Каневом рать Улеба ввязалась в сражение с конницей Кури. Русичи уже одолевали печенегов, когда им в спину ударили всадники из орды Иртим. Сюда же подоспели конники Шибы, полные ярости после своего недавнего поражения.
Битва продолжалась весь день. К вечеру пали стяги киевские…
Глава седьмая. Осада
Вместе с известием о разгроме русских полков под Каневом в Киев хлынули толпы смердов из ближних и дальних деревень. Люди валом валили также в ближние к Киеву города: Василев, Здвижен, Витичев и Вышгород. Страх перед печенегами гнал народ из сельской округи под защиту городских стен. После поражения киевской рати остановить печенегов было некому.
Из-за наплыва множества сельского люда Киев напоминал кипящий котел. Были переполнены все дома и дворы, много смердов с женами и детьми ночевали на улицах под открытым небом. Город был полон коров и лошадей, которых селяне всегда старались спасать от беды в первую очередь.
На княгиню Ольгу разом свалилось множество забот. Бояре и простые горожане со всеми своими бедами шли к Ольге. Для всех она была мудрой советчицей, ее долгое справедливое правление в Киеве запомнилось всему народу. Но и у Ольги от отчаяния порой опускались руки.
Печенеги разбили станы вокруг Киева. Это означало, что печенежские ханы намерены взять город если не приступом, так измором. Ханам было ведомо, что Святослав далеко и помощи киевлянам ждать неоткуда. Дозоры печенегов были повсюду днем и ночью. Ни один гонец не мог выбраться из Киева незамеченным.
Думные бояре и княгиня Ольга заседали каждый день. На эти советы Ольга часто приглашала и Сфандру, разумные слова которой могли подействовать отрезвляюще на иные горячие головы. Предслава на эти советы не ходила. Угроза, нависшая над Киевом, повергла дочь Гробоя в подавленное состояние.
Прежде всего бояре вооружили всех мужчин и отроков, разбив войско на сотни и десятки. За каждой сотней был закреплен определенный участок крепостной стены. Ворота Киева стерегли боярские гридни.
Если питьевой воды в Киеве было в достатке для всех, ее брали из колодцев и родников, то съестных припасов на такое скопище народа должно было хватить всего дней на пятнадцать. И это была главная головная боль княгини Ольги и ее советников.
На четвертые сутки осады поздно вечером со стороны Вышгородских ворот в Киев пробилась конная дружина Улеба, вернее, ее остатки. Из восьмисот дружинников, уходивших с Улебом на Рось, обратно в Киев прорвалось около двух сотен воинов. По внешнему виду этих измученных израненных людей можно было понять, сквозь какое множество опасностей им довелось пройти, какие лишения пришлось вынести, двигаясь к Киеву без пищи и сна, постоянно отбиваясь от степняков и теряя соратников.
Улеб был весь покрыт ранами. Он еле держался на ногах от усталости и недоедания. Лекари хмуро качали головами, пряча глаза от Сфандры. Никто из них не решался сказать Сфандре, что муж ее при таких ранах вряд ли выживет. Сфандра все поняла сама. Она привела к постели израненного супруга хазарина Мофаза, умелого во врачевании. Этот хазарин жил в тереме Свенельда.
Мофаз смазал раны Улеба какими-то пахучими снадобьями, приготовил укрепляющие отвары из корней какого-то заморского растения. Он не отходил от раненого князя ни на шаг.
Прежде чем провалиться в забытье, Улеб слабым голосом поведал Сфандре, что из городка Витичева им отправлена ладья на Дунай, к Святославу. Улеб посадил на весла своих гридней, приказав им грести днем и ночью, нигде не причаливая к берегу. Воеводой над ними Улеб поставил своего сына Регнвальда.
– Справится ли Регнвальд с таким поручением? – забеспокоилась о сыне Сфандра. – Ему всего-то восемнадцать лет! Сможет ли он добраться до Дуная, в такую-то даль!
Улеб закрыл усталые глаза и тихо произнес:
– Регнвальд сможет. Должен смочь!
* * *В дверь тихонько постучали. Ольга поднялась с ложа и отодвинула деревянную дверную задвижку. Она сразу узнала этот условный стук.
В светелку княгини проскользнул стройный длинноволосый юноша в темном плаще.
– Тебя никто не видел, Тимоша? – прошептала Ольга, целуя юношу в уста.
– Ни одна душа, – прошелестел тихий ответ.
Ольга опять заперла дверь на задвижку.
Усадив юношу на свою постель, княгиня властно сказала:
– Раздевайся!
– Время ли ныне для любовных утех, лада моя? – мягко возразил юноша. – Враг стоит у ворот, люд киевский голодает…
– Не время, знаю! – с вызовом проговорила Ольга, стянув с себя через голову тонкую исподнюю сорочицу. – Потому и позвала тебя из дозора, любимый мой, что недолго осталось стоять Киеву. Ждет всех нас смерть от сабель печенежских и беда эта не за горами. Хочу с тобой последний разочек помиловаться, сокол мой!
Ольга распустила по плечам свои длинные волосы и обвила гибкими руками шею своего возлюбленного.
– Что же ты медлишь, Тимоша? – прошептала княгиня. – Почто не раздеваешься? Иль не люба я тебе больше? Я наверно сильно исхудала, да?
Желтый язычок светильника озарял светлицу неярким колеблющимся светом; в пазах бревенчатых стен виднелся мох; на полу лежала медвежья шкура, массивные потолочные балки нависали низко над головой; в единственное оконце, забранное желто-зеленым византийским стеклом, глядела октябрьская ночь.
Тимофей соединил свои губы с устами княгини. Затем он отстранился и сказал:
– Голод в Киеве уже нестерпим, люди режут лошадей и собак, беднота сыромятную кожу в кипятке варит, дети малые мрут, а от Святослава нет вестей. Надо что-то делать, княгиня.
– Долог путь от Дуная до Киева, – с печальным вздохом промолвила Ольга. – Ежели добрался Регнвальд до Святослава, то полки сына моего уже спешат к нам на выручку. Но когда они подойдут к Киеву, бог весть…
– А коль Регнвальд не дошел до Святослава, что тогда? – проговорил Тимофей.
– Не ведаю… – скорбно прошептала Ольга после томительной паузы. – Святослав все равно придет когда-нибудь и отомстит печенегам за смерть нашу!
Тимофей взял Ольгу за обнаженные плечи.
– Не о смерти надо думать, пава моя. Я решил идти за подмогой в Чернигов!
– Как это? – не поняла Ольга. – Враги же кругом! И шага не сделаешь, как пленят тебя иль убьют!
– Я наряжусь печенегом, спущусь по веревке со стены пока темно и прямо через печенежский стан пройду к Днепру, – изложил свой замысел Тимофей. – На языке печенегов я разговаривать умею. Ежели кто из степняков заговорит со мной, я скажу, мол, ищу своего коня. Для вящей убедительности я буду держать в руках конскую уздечку. Ну, как я придумал?
– Негодный это замысел! – сказала Ольга с непреклонностью в голосе. – Никуда я тебя не отпущу!
– О людях подумай, княгиня, – укоризненно произнес Тимофей. – Сколь крови прольется, коль печенеги ворвутся в Киев! Сколько жен и детей в неволю угодят! Разве приходится выбирать в нашем-то положении?
– Ты говорил воеводам о своей задумке? – Ольга пытливо заглянула в глаза Тимофею. – Признайся честно!
Тимофей молча кивнул.
Ольга бессильно уронила руки себе на колени, по ее щекам покатились слезы.
– Тогда иди, Тимоша! – сдавленным голосом сказала княгиня. – Ступай, не медли! Ты прав, до ласк ли ныне. Иди, милый. И обязательно доберись до Чернигова!
Незадолго до рассвета ратники спустили Тимофея на веревке со стены. Юноша был облачен в печенежский халат и сапоги, на голове у него была печенежская шапка с прицепленным к ней хвостом степной лисицы.
Сначала Тимофей бродил среди печенежских дозорных, стоящих вдоль киевских стен, и все выспрашивал у них на печенежском наречии, куда подевался его конь?
Дозорные махали руками, показывая Тимофею путь к печенежскому лагерю, мол, ищи там своего коня! Степняки смеялись над переодетым русичем с уздечкой в руках, вот недотепа!
Добравшись до стана печенегов, Тимофей продолжил свои расспросы, тряся уздой перед носом у каждого встречного степняка. От него раздраженно отмахивались, никому не было дела до какого-то убежавшего коня!
Тимофей вышел на берег Днепра и спустился по крутому откосу к самой воде. Скинув с себя печенежское облачение, Тимофей прыгнул в реку и быстро поплыл к другому берегу.
Кто-то из печенегов заметил пловца и поднял тревогу.
Никто из степняков не умел хорошо плавать, да и вода в Днепре была уже холодна. Печенеги бегали по высокому днепровскому берегу и старались попасть в плывущего русича из луков. Стрелы степняков так и чиркали по воде то с недолетом, то с перелетом. Тимофею приходилось нырять на глубину, чтобы не дать врагам как следует прицелиться.
На другой берег Тимофей выбрался совершенно обессиленный.
* * *С той поры, как печенеги осадили Киев, Владислав пребывал в приподнятом настроении. В эти осенние дождливые дни Владиславом владело ощущение, какое возникало у него, когда удача сама шла ему в руки. Его заветная мечта вот-вот должна была сбыться! Владислава не волновало то, что печенежские ханы собирались разграбить Киев и увести в полон большую часть его населения. В опустошенном Киеве Владиславу будет легче удержать власть. Владислава больше беспокоил Святослав. Воинственный сын Ольги, конечно же, будет мстить Владиславу, если не сложит голову в Болгарии.
Как-то раз проходя по печенежскому стану, Владислав вдруг увидел среди пленных русичей своего отца. Гробой мок под мелким дождем связанный одной веревкой еще с несколькими пленниками. Боярин был облачен в какое-то рванье явно с чужого плеча. Вид у Гробоя был жалкий.
Владислав окликнул отца, затем подошел к нему с видом победителя.
– Ты?! – изумленно воскликнул Гробой, взирая на сына. – Ты заодно с печенегами?! Ах, ты – злыдень!..
– Да, я с печенегами, отец, – яростно заговорил Владислав, схватив родителя за бороду. – Я давно хотел тебе сказать, как ты мне опротивел со своими поучениями! Я презираю тебя за твое пресмыкание перед Святославом! По-твоему, я недостоин ни почестей, ни власти. Ты полагаешь, что мне надлежит прислуживать гордецам вроде Улеба и Святослава. Скоро я стану князем в Киеве! Я убью Улеба. Убью всякого, кто встанет на моем пути! Доберусь и до Святослава…
– Руки у тебя коротки, чтобы убить Святослава, – твердо произнес Гробой и плюнул сыну в лицо.
Глаза Владислава загорелись гневным огнем.
– Ах ты, презренный старик! – прорычал он.
Выхватив из ножен кинжал, Владислав ударил им отца в сердце. Гробой охнул и свалился наземь, по его телу прошла предсмертная судорога.
– Передай поклон от меня Марене и Чернобогу! – Владислав пнул носком сапога бездыханное тело отца. – Пусть они готовятся встречать в царстве мертвых Улеба и Святослава. Вместе вам будет не скучно в царстве Нави.
Глава восьмая. Битва при Микулине броде
Черниговские бояре, выслушав Тимофея, решили собрать народ на вече. О том, что печенеги вот уже месяц держат Киев в осаде, в Чернигове знал каждый. Большого войска у черниговцев не было, поскольку много ратников из Северской земли ушло на Дунай со Святославом. Однако не протянуть руку помощи киевлянам черниговцы не могли. На вече черниговцы постановили отправить войско на другую сторону Днепра, чтобы отвлечь на себя хоть какие-то силы печенегов.
Знать Чернигова выставила конный отряд в тысячу копий, из простонародья собрали пеший полк в четыре тысячи воинов. Возглавил это наспех собранное воинство воевода Претич.
Бояре черниговские тайком повелели Претичу подойти на ладьях к Киеву и, как угодно, но вывезти из осажденного города мать, жену и детей Святослава.
«Ежели мы не вызволим из беды семью Святослава, то он, вернувшись, погубит всех нас за это», – сказали мужи черниговские Претичу.
Претич вышел на ладьях из Любеча и подошел к Киеву там, где река Почайна впадает в Днепр. Киевляне со стен стали кричать и махать руками, думая, что это возвращается с войском Святослав. Черниговцы в ответ начали громко трубить в трубы и ударять мечами в щиты.
Печенеги в смятении принялись ловить коней и сворачивать шатры.
– Это идет Святослав! – молвил Куре хан Шиба. – Нужно немедленно уходить отсюда, иначе будет поздно!
– Если ввяжемся в битву со Святославом, то потеряем все: и войско, и добычу! – вторил Шибе хан Илдей.
Ханы еще спорили, а дружина Владислава уже скакала наметом по раскисшей слякотной дороге на юг, в сторону спасительной степи.
Бегство Владислава только подхлестнуло Илдея и Шибу, которые даже бросили множество пленников, торопясь вслед за ним.
Вот черниговские ладьи причалили к берегу.
Куря вскочил на коня и смело подъехал к высаживающейся на мелководье русской дружине. В знак мирных намерений Куря поднял правую руку над головой.
– Где Святослав? – обратился Куря к бородатому осанистому воеводе. – Святослав мой давний знакомец. Хочу переговорить с ним.
– Святослава здесь нет, – ответил бородач. – Я веду головной полк, а вся княжеская рать идет за мной.
Воевода махнул рукой на днепровский простор.
– Как твое имя? – спросил Куря.
– Претич, сын Колобуда. А твое?
Куря вздыбил коня и прокричал:
– Я – хан из рода Кангюй! Меня зовут Куря, сын Куркутэ! Запомни меня, воевода!
Взмахнув плетью, Куря галопом умчался к шатрам своей орды.
– Ну и имена у этих печенегов! – проворчал Претич, провожая взглядом уносящегося прочь хана. – У нас собачьи клички и то благозвучнее.
* * *Растянувшиеся на марше печенежские орды соединились у реки Рось. Отойдя от Киева на два дневных перехода, ханы почувствовали себя в безопасности. Печенеги расположились на отдых у Микулина брода, в этом месте была самая удобная переправа через реку Рось.
Владислав предусмотрительно переправился через Днепр, не доходя до Роси. У городка Витичева Владислав увидел несколько старых ладей и рыбачьих лодок, он воспользовался ими, сократив путь своей дружине в степь.
По преданию, на берегах Роси любил вспахивать сохой здешний жирный чернозем богатырь-землепашец Микула Селянинович. Где-то тут на лугах некогда паслись могучие кони былинного пахаря Микулы, где-то в этих местах стоял выселок, где жил славный витязь.
Невдалеке от Микулина брода виднелись валы и остатки обгоревших бревенчатых стен небольшой пограничной крепости, сожженной ордой хана Илдея.
В то утро Куря проснулся рано. Накануне он наговорил много резких слов Илдею и Шибе, обвиняя их в малодушии. К чему все их уговоры о совместных набегах на Русь, к чему клятвы, если всего лишь слух о приближении Святослава напрочь лишает мужества союзников Кури. Илдей и Шиба беспокоятся о захваченной добыче, забывая при этом, что Киев был уже почти у них в руках, а самая богатая добыча лежит в теремах киевских бояр.
Курю грызла досада. У него была возможность разорить Киев и разбить войско Святослава, но из-за чужого малодушия эти возможности безвозвратно упущены!
Куря вышел из шатра. На примятой траве блестела роса. Сырой холодный воздух, пропитанный туманом, скрадывал очертания дальних шатров. Над лесом просачивался бледный свет зарождающегося дня.
Куря зябко кутался в плащ. Он шел между шатрами, обходя черные круги догоревших костров. За ним безмолвно следовали два телохранителя в овчинных накидках поверх панцирей.
Всюду валялись обглоданные бараньи кости, черепки разбитых кувшинов; вчера Куря позволил своим воинам отпраздновать победу над русами. Хотя сам Куря не считал этот поход победным. Владислав заартачился и отказался обманным путем проникать в Киев, узнав, что ему ничего не досталось из ромейского золота, сподвигшего печенегов на этот набег. Это глупец Шиба проболтался Владиславу про золото ромеев!
Хмурый взор Кури наткнулся на груду обнаженных тел славянских пленниц, удавленных петлей. Мертвые женщины были свалены беспорядочной кучей. В этом переплетении ног, рук, спин, ягодиц, голов с длинными растрепанными волосами было непросто определить, сколько тут всего лежит умерщвленных пленниц, десяток или больше. В основном это были зрелые женщины, не отличавшиеся красотой лица и телесным совершенством. На потеху воинам обычно достаются уже немолодые невольницы или совсем маленькие девочки, которые могут стать обузой в пути. Всех изнасилованных пленниц печенеги удавливают ременной петлей или сворачивают им шею. Так же печенеги поступают с заболевшими пленниками или с получившими увечье.
От созерцания груды женских трупов Курю оторвал возглас подбежавшего слуги:
– За рекой появилось войско русов, мой хан.
Куря резко обернулся:
– Что?
В следующий миг тревожные сигналы боевых труб зазвучали в стане орды Иртим. Опасность! Тревога!
Оттолкнув слугу, Куря бросился к своему шатру.
Облачаясь в доспехи, Куря лихорадочно соображал, каким образом на Роси оказалось войско русов? Откуда это войско пришло?
Сигнальные трубы ревели уже в стане Кури и в стане хана Шибы.
У входа в ханский шатер толпятся беки, их голоса полны тревоги и смятения. Русы наступают! Люди хана Шибы бегут к лесу. В стане Илдея царит неразбериха.
Куря гневно кричит на беков. К оружию! На коней!
Хану подвели его любимого саврасого скакуна с белой гривой. Куря птицей взлетел в седло. Ханские батыры тоже запрыгнули в седла.
Знаменосцы не отстают от Кури, белые бунчуки развеваются на скаку.
Куря мчится во весь опор по стану и хмурит соболиные брови. Слишком многие из его воинов пребывают в сильном похмелье, кто-то не может поймать лошадь, кто-то еле держится в седле. Белые нагие тела мертвых полонянок лежат повсюду, похоже, вчерашнее пиршество закончилось для воинов Кури разнузданной оргией.
Беки собирают конные сотни и выводят их из стана на равнину, по которой надвигаются на печенегов, разрывая клочья тумана, грозные шеренги пеших русов с красными овальными щитами и склоненными копьями.
В становище орды Иртим раздался звон сталкивающихся мечей и сабель, туда ворвалась конница русов. Боевой клич русичей донесся из леса, куда пытались укрыться воины хана Шибы. Эта волна бегущих печенегов неслась теперь к лагерю орды Гилы.
Русы наступают со стороны леса и со стороны речного брода, красные русские щиты маячат за рекой Росью и на холме возле сожженного городища. Печенеги оказались в котле!
Куря вдруг осознал всю серьезность создавшегося положения и растерялся. Впервые враг застал его врасплох! В мгновенном прозрении, какое порой озаряет впечатлительных людей, перед Курей промелькнула зловещая тень смерти, подобная бледному призраку.
«Духи предков и великий Тэнгри, не оставьте меня в этот трудный час!» – мысленно взмолился Куря.
По холодной сверкающей росе печенежская конница помчалась навстречу русской конной дружине, развернувшейся в форме трезубца. Куря вглядывался в переднего русского витязя на большом вороном коне, в его шлем и щит, в его коренастую фигуру. Всадник на вороном коне с лязгом выдернул из ножен длинный меч. Этот уверенный жест сильной руки развеял последние сомнения Кури. Это был Святослав! Устроить такую ловушку для печенегов мог только он!
Среди высокой травы, среди густых зарослей дрока и боярышника вдруг выросли, как по волшебству, густые цепи русских лучников. Стрелы с шелестом взлетели в воздух и, описав дугу, посыпались с двух сторон на головы печенегов.