Глиняные лампы: 60 притч и рассказов, которые зажгут твое сердце. Нирвана – последний кошмар: Беседы об анекдотах дзен. Поиск: Беседы о десяти быках дзен

Плывите по морю истины

Не исследуйте религию – исследуйте себя. И тогда религия сама собой придет к вам.

Есть ли религия в священных писаниях? Ее там нет. Писания мертвы, а религия жива. Как же она может опираться на писания?

Есть ли религия в религиозных организациях? Нет, ее нет даже в сектах. Организованная религия зависит от договора, а религия – дело сугубо личное. Приняв ее, не обязательно идти во внешний мир. Следует двигаться внутрь себя.

Религия существует в каждом вздохе. Нам просто не хватает такого зрения, которое позволило бы распознать ее.

Религия существует в каждой капле крови. Но нам не хватает смелости и решимости отыскать ее.

Религия есть везде, подобно солнцу, но вам нужно открыть глаза.

Религия – это жизнь, но вы должны подняться над телесной бренностью.

Религия не мертва. Поэтому не спите. Проснитесь и двигайтесь. Тот, кто спит, упустит ее. Обретет тот, кто продолжает движение. Пробужденные отыщут ее.

Один король пребывал в поисках величайшей религии мира. Он дожил до преклонных лет, но все продолжал искать. Разве можно завершить такое дело? Жизнь коротка, и подобные поиски – глупость. И даже если бы жизнь была бесконечной, лучшую религию все равно не отыскать, потому что на самом деле религия – это просто религия, вот и все. А раз так, то что здесь может быть выше или ниже, лучше или хуже? В мире много религий, и поиски величайшей из них окажутся безуспешны. Там, где нет множества, а есть что-то одно, нечего сравнивать или взвешивать, и не существует никаких способов делать это. Тот король искал наивысшую религию, а сам оставался в низшем положении – был безбожником.

И поскольку он никак не мог найти истинную религию, вопрос о том, живет ли он как верующий человек, его не занимал. Не ведет ли этот путь во тьму и неведение? Никто не задает таких вопросов по поводу атеизма, однако тяжело придется тем, кто не задает их по поводу религии. Никому и в голову не приходит исследовать атеизм. Между тем он живет. Но исследуют не его, а религию. Зачастую эти так называемые духовные поиски – просто способ жить совершенно неправедно, избегать религиозного образа жизни.

Никто не говорил королю об этом. Богословы, святые и философы разных направлений привыкли бывать у него. Они спорили друг с другом, обличали друг друга в ошибках, один пытался доказать, что другой невежествен. Король был доволен. В его глазах религия представала иллюзией, собранием заблуждений, и он находил оправдание своему образу жизни.

Было очень трудно обратить короля в веру, потому что те, кто совпадал с ним во взглядах, сами не отличались набожностью. Сообщества, секты и религиозные организации всегда продвигают свою точку зрения. Им не нужно иметь дело с религией, да они и не способны на это. Только тот, кто не принимает ничью сторону, может быть религиозным человеком. Таковым трудно стать, не отвергнув все точки зрения. Секты – главные враги религиозности и друзья своим основным оппонентам.

Король не отказался от своих поисков – для него они стали своего рода игрой. Но в конце концов эти религиозные споры начали причинять ему боль, тревожить и мучить. Приближалась смерть, жизнь подходила к концу, на душе у него было неспокойно. Но он все еще не был готов принять какую-либо религию за исключением наилучшей, абсолютно истинной, совершенной. Король был непреклонен и решил для себя: пока он не убедится, что есть совершенная религия, он не сделает ни шага в ее сторону. Год проходил за годом, а он все сильнее увязал в трясине. Смерть уже стояла у дверей.

Однажды к его воротам подошел молодой нищий и попросил милостыни. Застав короля в тревоге, унынии и смятении чувств, он поинтересовался, что случилось.

– Да разве сможешь ты помочь мне, даже если я объясню? – ответил король. – Лучшие богословы, святые и странствующие монахи оказались не в силах мне помочь.

– А может быть, им помешало как раз их величие? Случается, что и богословы не могут чего-то сделать. И разве святые и монахи, у которых одно отличие – одежда, самые важные люди? – сказал нищий.

Король внимательно посмотрел на этого бродягу. Заглянул ему в глаза – они не были глазами нищего. Такой взгляд мог быть только у короля.

Между тем бродяга снова заговорил:

– Я ничего не могу. На самом деле я не существую. Но тот, кто существует, может многое.

Его слова были поистине чудесны. Этот нищий так отличался от всех тех, кто раньше пытался переубедить короля. «Кто же этот человек в нищенском одеянии?» – подумал король, но вслух сказал:

– Я хотел отыскать самую лучшую религию и жить праведно, но оказалось, что это невозможно. И теперь я несчастен, потому что моя жизнь подходит к концу. Какая же религия выше всех?

Бродяга громко рассмеялся.

– О, король! – сказал он. – Ты хотел поставить телегу впереди лошади. Вот поэтому ты несчастлив. Не начинают жить праведно после того, как находят религию; религию обретают, только когда жизнь сама по себе становится праведной. И какое умопомрачение заставило тебя разыскивать самую лучшую религию? Довольно и того, чтобы просто стремиться к религии. Существует только одна религия. Что такое «самая лучшая религия»? Я никогда не слышал о такой. Это просто бессмыслица. Нет нужды проверять религию на пригодность. Есть полный круг. И нет вещей, подобных этому кругу, ибо если что-то не является полным кругом, то это просто не круг, вот и все. Завершенность, полнота круга – это суть его бытия. А суть бытия религии – это истина в ее непредвзятости и безупречности. И те, кто приходил к тебе показать наилучшую религию, – либо такие же безумцы, как ты, либо лицемеры. Действительно знающий знает только одну религию, или религиозность, – а не множество.

Король, глубоко тронутый, прикоснулся к стопам бродяги.

– Будь добр, оставь мои ноги в покое, – сказал тот. – Не ограничивай их свободу. Я пришел сюда, чтобы освободить твои ноги. Пожалуйста, пойдем на другой берег реки, за границу твоего королевства. Там я смогу показать тебе религию.

Они вместе отправились на берег реки. Им принесли самые лучшие лодки, но бродяга стал поочередно указывать на изъяны в каждой из них. В конце концов король пришел в отчаяние.

– О, великая душа! – обратился он к бродяге. – Нам всего лишь нужно перебраться через маленькую речку. Это можно сделать даже вплавь. Давай забудем про лодки и переплывем ее сами. Зачем терять время?

Бродяга словно ждал этого.

– О, король! – ответил он. – Я хотел сказать тебе то же самое. Почему мы так сосредоточены на лодках, которые принадлежат разным религиозным сектам? Не лучше ли отправиться к Богу вплавь? В действительности эти лодки не имеют отношения к религии. Они принадлежат лодочникам. Единственно правильный путь для нас – это вплавь. Истины можно достичь, только приложив собственные усилия. Никто нам ее не предоставит. Каждый должен плыть по морю истины самостоятельно. Посторонней поддержки здесь быть не может. Тот, кто ищет помощи, утонет еще у берега, а тот, кто осмелится плыть сам, сумеет переплыть море, пусть даже поначалу и нахлебается воды.

Каждая жизнь – уникальное творение

Один ребенок спросил меня:

– Я хочу стать как Будда. Ты можешь показать, как мне достичь моего идеала?

Этот ребенок был очень стар. Он видел не меньше шестидесяти весен. Однако стремящийся уподобиться кому-то другому так и остается ребенком. Он еще не повзрослел.

Когда человек, вместо того чтобы хотеть быть похожим на кого-то, мечтает стать самим собой, не свидетельствует ли это о зрелости? И когда кто-то хочет уподобиться другому человеку, разве это достижимо?

Человек может быть только самим собой. Уподобиться кому-то другому невозможно.

Когда я назвал того старика мальчиком, вам стало смешно. Но если вы отнесетесь к ситуации более вдумчиво, то уже не станете смеяться – вы заплачете, потому что обнаружите такое детское умонастроение даже у себя. Разве вам не хочется походить на кого-то? Хватает смелости и зрелости быть только собой?

Будь каждый зрелым, вопрос о попытках следовать за кем-то не возникал бы. Не детское ли сознание тому виной, что в нашем мире появились последователи и ведомые, ученики и учителя. Запомните: ум, который хочет следовать за кем-то, не только незрелый – он еще и слеп.

Что я ответил тому пожилому мальчику?

– Друг, – сказал я, – человек, который хочет походить на кого-то другого, теряет себя. Каждое семя заключает в себе свое собственное дерево – такое же уникальное. Можно стать только самим собой. Если человек пытается стать кем-то еще, возникает вероятность, что он не станет тем, кем потенциально мог бы.

Исследуйте себя: кто вы? Именно здесь скрыты ваши возможности развития. Кроме собственной сути у вас не должно быть идеала. Во имя идеалов люди отклоняются от своего пути развития и ничего не достигают. В копировании идеалов я вижу самоубийство – и ничего другого здесь быть не может. Что я делаю, пытаясь уподобиться другому? Я убиваю свою суть, я подавляю себя – и вскоре себя возненавижу. Итогом будет самоубийство и притворство, потому что я начну прикидываться тем, кем на самом деле не являюсь, – буду выглядеть, вести себя и представлять себя на людях так, как чуждо моей природе.

Когда эта двойственность становится особенностью личности, приходится лицемерить. А там, где есть внутренний конфликт, возникают ложь и безверие. Естественно, такое противоречащее природе вещей стремление порождает боль, беспокойство и чувство вины. Дошедшее до крайности, это напряжение становится сущим адом. Исключение составляют те случаи, когда идеал рождается из истины, которую обрел человек, из собственных возможностей, которые он осознал, и практики, следующей за возможностями подобно их тени. Все прочее уродует и искажает. Любые принципы, идеалы, практики, привнесенные извне, убийственны.

Итак, я говорю: исследуйте, ищите себя. Это дверь в мир, где ждут только тех, кто ищет себя. В эту дверь может пройти благочестивый, но Рам – бог и герой в пьесе о Раме и Лиле – не сумеет. Когда человек, вдохновленный внешним идеалом, хочет уподобиться ему, он начинает вести себя, как Рам в известной драме. Кто-то преуспевает больше, кто-то – меньше, но не в этом дело. В конечном итоге самым успешным оказывается тот, кто дальше уходит от себя. Успех Рама в пьесе о Раме и Лиле – это в действительности крах его собственного бытия.

В качестве одежки для себя вы можете взять Рама, Будду или Махавиру, но кто бы это ни был, в такой роли он лишится своей индивидуальной музыки, независимости, красоты. Бытие обойдется с ним так же, как царь Спарты обошелся с человеком, который научился столь хорошо подражать пению соловья, что забыл собственный голос…

Этот человек стал очень знаменит. Со всех концов земли люди приходили послушать его. А он хотел показать свое мастерство царю. Наконец его попытки увенчались успехом – он удостоился позволения предстать перед правителем. Он думал, что царь похвалит его, воздав по заслугам. Такие ожидания были оправданны – ведь от других этот человек получал похвалы и почести.

Но что же царь?

– Господин, – сказал он. – Я слышал, как поет соловей, но я ожидал, что ты исполнишь не его песню, а ту, для которой был рожден. Достаточно того, что соловьиные песни поет сам соловей. Иди и разучи собственную песню, а когда разучишь, возвращайся. Я обрадуюсь тебе, и награда будет ждать тебя.

Жизнь дана нам не для того, чтобы мы подражали другим. А для того, чтобы мы вырастили дерево из семени нашей подлинной сути. Жизнь – это не подражание, а уникальное творение.

Духовная гордыня

Строится храм. Я прохожу мимо и думаю: храмов уже так много, а людей, которые посещают их, становится все меньше – и зачем строят еще один? Да не один – сейчас возводится много новых храмов. Каждый день по несколько.

Храмы строятся, а число их прихожан уменьшается. Почему так происходит? Я много размышлял, но не смог найти ответ. Тогда я спросил об этом у пожилого каменщика, работающего на строительстве храма. Я подумал, он может знать тайну, зачем возводят такое множество храмов, – ведь он сам построил немало их.

Старик рассмеялся в ответ и повел меня за храм, туда, где вытесывали камни для него. Там же вырезали и статуи Господа. Сейчас он скажет, предположил я, что храм строят для них. Но такой ответ не удовлетворил бы моего любопытства, потому что тогда возник бы вопрос, зачем создают эти скульптуры.

Однако я ошибся. Он ничего не сказал про статуи, а прошел мимо них и направился дальше. В конце концов мы пришли туда, где несколько мастеров работали над камнем. Старик указал на камень и произнес:

– Вот то, ради чего строится и этот храм, и все остальные.

Я был ошеломлен, меня охватило сожаление о собственной глупости. Как же я не догадался раньше? На этом камне они вырезали имя человека, который взялся строить храм.

Размышляя об этом по пути домой, я увидел на дороге процессию. Кто-то отрекся от мира и стал саньясином. Шествие устроили в его честь. Я остановился на обочине и наблюдал. Я посмотрел в лицо и в глаза этого человека. В них не было той отрешенности, которую часто можно заметить в глазах саньясинов. В них читались те же самомнение и важность, что бывают у политиков.

Но может быть, я ошибался и на меня просто повлиял разговор с каменщиком? Однако я знал многих других саньясинов, и их эго было едва уловимым, что большая редкость среди людей. Возможно, любое действие, берущее начало в уме, не лишено влияния эго. От чувства собственной важности не убежать – за исключением тех случаев, когда ты можешь освободиться от ума.

Не так давно один мой друг держал десятидневный пост. Я очень удивился, с каким волнением он сообщал об этом посте. Но нет, я ошибся: тот старый каменщик открыл мне глаза на то, как неправильно я понимал некоторые вещи всю жизнь.

После поста друг устроил большую вечеринку, и его засыпали похвалами. Я тоже там был, и один человек прошептал мне на ухо: «Бедный парень, он так потратился на этот прием».

В то время я поразился, но теперь благодаря старому каменщику стал мудрее, и повода удивляться уже не было. И все же одна мысль то и дело возникала у меня: если самореклама так полезна в земном мире, то почему бы на небесах не быть тому же? Отчего бы небесным законам не оказаться такими же, как наши? В конце концов, и небеса, и наш мир создал один разум. Разве мечты и представления о небесах чем-то отличаются от прочих мечтаний этого ума? И кто такой Бог? Не творение ли человеческого разума? Ведь он тоже оскорбляется, негодует и из мести жарит своих врагов на адском огне. Он точно так же радуется, когда его восхваляют. Он спасает своих приверженцев от бед и осыпает их дарами. Не породил ли и это человеческий ум? А если так и есть, то не приведет ли самореклама к успеху и в Божьем мире? Может, Бог тоже считает славу доказательством своего существования? По большому счету с каким еще мерилом может подойти к нему человек?

Я поделился этими соображениями с одним саньясином, и он чрезвычайно рассердился.

– О чем ты думаешь? Зачем нужна реклама в религии? Все это игра эго – все в мире есть майя, божественная игра. Из-за своего невежества люди остаются в плену эго.

Я согласился с его словами: отречение от мира ведет к знанию, и поскольку он отрекся от всего, что имел, то должен обрести знания. Как можно сомневаться в его словах?

Однако за короткое время он дважды или трижды упомянул, что отказался от состояния в сотни тысяч рупий ради того, чтобы стать саньясином. Иными словами, он не был обычным саньясином.

Даже аскеза измеряется деньгами.

– Когда вы отказались от всего этого? – спросил я его.

– Лет двадцать пять – тридцать назад, – ответил он.

И в этот момент стало видно, как богатство засияло в его глазах. Слова о том, что аскеза придает взгляду особый блеск, оказались правдой.

– Господин, – с большой осторожностью обратился я к нему, – возможно, вы недостаточно решительно отказались? Иначе почему память о том дне все еще свежа, хотя минуло тридцать лет?

И произошло то, чего я опасался. Он воспылал гневом. Но меня утешила мысль, что с мудрецами и провидцами часто такое случается, к тому же ему хватило сострадания не проклясть меня.

Перед тем как уйти, я рассказал ему историю. Повторю ее вам. Поразмышляйте над ней, она полна глубокого смысла.

Один богач пожертвовал десять тысяч золотых монет Шри Натхджи, верховному богу храма Натдвары. Но перед тем как положить деньги перед статуей, он начал пересчитывать монету за монетой. Деньги громко зазвенели, когда он резким движением высыпал их из сумки. На шум в храм сбежалась целая толпа. Богач стал греметь монетами еще сильнее, считая их. Толпа росла, и вместе с ней росло его удовольствие от жертвы.

Наконец богач закончил подсчет, и глаза его сияли гордостью, когда он оглядывал собравшихся людей. В этот момент с ним заговорил священник.

– Брат, – сказал он, – забери эти деньги. Шри Натхджи не сможет принять это подношение.

Богач изумился.

– Но почему, господин? – спросил он.

– Разве можно демонстрировать любовь? Разве богопочитание показывают другим? На самом деле в твоем сердце есть желание заявить о себе. Такое желание не имеет ничего общего с чувством благодарности и не позволяет отдавать. Оно не свидетельствует о любви.

«Я» – это ложь

Один набожный человек, который испытывал серьезные душевные муки, спросил меня:

– Я хочу потерять себя в брахмане. Эго причиняет мне боль. Я хочу пожертвовать свое эго Богу. Как это сделать?

Я знаю этого человека. Годами он ходил в храм. Проводил часы, преклонив голову к ногам Бога и рыдая. Его желание было действительно очень сильным, но путь – неверным, потому что тот, кто признает «Я», становится тем самым «Я». А «Я» несет с собой боль, и человек хочет освободиться от этой боли и препоручить себя Божьей заботе.

Но в основе этого препоручения по-прежнему лежит «Я» – потому что это оно хочет отдать себя, так ведь? Кто хочет избавиться от боли и всех бед? Не само ли «Я»? Чьи это тоска и стремление к Богу, к абсолютному счастью, к совершенству? Кто задает вам жизненный путь в этом мире, а потом тревожит идеей освобождения? Разве не это самое «Я»?

Я спрашиваю: способно ли «Я» отказаться от самого себя? Я хочу пожертвовать себя. Не вовлечено ли в это и «Я»? Может быть, моя жертва – это и жертва «Я»? Мои деньги, мое имущество, моя жена, мои дети – все это не порождения ли моего «Я»? Моя саньяса, моя аскеза, жертва, благие дела, религия, душа, освобождение тоже созданы «Я».

Покуда остается хоть какая-то часть «Я», все «Я» пребывает в полной сохранности. Любое действие «Я», будь то грех или благой поступок, потакание себе или аскеза, служат только его укреплению. Даже если вы прикладываете огромные усилия, чтобы отказаться от «Я», единственным итогом станет его усиление.

Так есть ли способ отбросить эго? Неужели нет никакого средства от него? Нет, способов отказаться, отречься от эго или пожертвовать его не существует, ибо что бы вы ни предприняли, в конце концов будете вынуждены убедиться, что эго лишь расширилось. Еще никто не выходил за пределы своего эго путем действий, поступков, намерений. Дело в том, что само по себе намерение – тоже проявление эго. Намерение – это незрелый вид эго. Созрев, оно превратится в эго. Эго – это окрепшее намерение.

А раз так, то можно ли отбросить эго, вознамерившись сделать это? А все наши попытки и жертвования? Разве они не проистекают из намерения?

Пытаться освободить себя от эго с помощью эго так же глупо, как пробовать поднять себя за собственные шнурки. На самом деле отказаться от эго невозможно, потому что, если оно есть, наряду с ним ничего другого существовать не может. А если его нет, значит – нет, и вопрос об отказе от него не возникнет. Поэтому я говорю, что очень важно осознавать эго: здесь нужен не отказ, не медитация, не аскеза, а осознание. И вот чудо из чудес: если попытки отказаться от эго лишь подпитывают его, то благодаря осознанию оказывается, что его вообще не отыскать!

Осознать эго, «Я» во всей его полноте – значит освободиться от него.

От «Я», или эго, невозможно отказаться, потому что в реальности его не существует. Обман, ложь следовало изобрести, чтобы человек пытался, причем безуспешно, лишиться того, чего нет.

Эго неистинно. В попытках отказаться от него изобрели другую ложную идею – о том, что эго можно «отдать». А чтобы поддержать ее, в воображении создали еще один обман – «Бога». Но вся эта ложь не приведет к освобождению. Наоборот, даст волю еще большей лжи.

Один праведник нашел на обочине мальчика-сироту и взял на воспитание.

Сразу за его хижиной было кладбище. Ребенок стал очень озорной и убегал туда днем или по вечерам. Чтобы раз и навсегда прекратить его ночные прогулки на кладбище, праведник как-то сказал ему:

– Не ходи туда по ночам. Там живут призраки, которые пожирают людей.

И действительно, с того самого дня ребенок стал бояться кладбища и держался от него подальше. Потом его отправили в гурукулу – школу в лесу, и там он тоже не любил оставаться один и в темноте.

Через несколько лет он вернулся домой. Мальчик стал молодым мужчиной, и его страх вырос вместе с ним. Однажды вечером праведник попросил его сходить с поручением в деревню. Но юноша задрожал от одной мысли, что ему надо будет идти через ночное кладбище, и ответил:

– Как же я пойду в темноте? В тех местах бывают призраки, которые пожирают людей.

Праведник рассмеялся, надел на руку юноши амулет и сказал:

– Ступай. Теперь призраки не смогут причинить тебе зло. Благодаря амулету Бог будет всегда с тобой, будет всегда защищать тебя. Поэтому призраки не смогут явиться тебе. Бог на твоей стороне – чего тебе бояться призраков?

Юноша пошел и не увидел ни одного призрака, и это привело его к убеждению, что Бог всемогущ. Таким образом, призраки исчезли, зато явился Бог, и этот Бог, которого призвали, чтобы прогнать призраков, разумеется, стал главным призраком.

Молодой человек с Божьей помощью теперь был свободен от призраков, но не мог ни на секунду расстаться с амулетом.

Разумеется, он боялся Бога, который мог устрашить даже призраков. Он стал опасаться, что Бог покинет его из-за какого-нибудь промаха, недостатка или проступка. И если это случится, призраки, конечно, отомстят ему. Поэтому он начал поклоняться и молиться Богу. И одновременно с этим стал бояться представителей и посредников Бога на земле.

Видя все это, праведник расстраивался. Его лекарство привело к проблеме посерьезнее прежней. Те жалкие призраки были намного лучше нынешнего Бога. Они всего лишь приставали к людям на темном ночном кладбище, а Бог преследовал юношу даже в свете дня! Однажды вечером в новолуние праведник сдернул амулет с руки юноши и бросил его в печь.