Колдовские камни. Книга 3. Слово

Внутри сундучок был разделен на ячейки, в которых на бархатной подкладке лежали камни, переливаясь всеми цветами радуги. По поверхности каждого бежали завитки древних рун. Одна ячейка пустовала.

Ютас резким движением взял Илью за запястье и заставил протянуть руку над сундучком. Камни все как один вздрогнули в ячейках. Хор глухих голосов громким гулом застучал у Ильи в висках, необычайная немощь навалилась, затрудняя дыхание. Темный вихрь закружил мальчика, и он упал бы, если бы Ютас не подхватил его и не посадил в кресло.

Когда Илья немного пришел в себя, то увидел, что Колдун закрыл крышку сундучка и запер его в клетке. Ютас дунул на свою ладонь – и ключ от клетки исчез. По лбу у Ильи катился холодный пот, но он почувствовал острое сожаление из-за того, что больше не видит камней, спрятанных под крышкой со сплетенными змеями. Мальчику казалось, не видя их, он теряет что-то необычайно важное.

– Ну, как ты? – спросил Ютас, повернувшись к нему.

– Не очень, – ежась от озноба, признался Илья. – Я не могу без них, но и очень близко мне тоже быть нельзя.

– Сила камней слишком велика для человека, тем более для ребенка, – сказал Ютас бесстрастно и вновь отвернулся к столу. – Когда вас разделят, ты почувствуешь освобождение.

– Надеюсь, – проговорил Илья, торопливо покосился на входную дверь и схватил Ютаса за длинный рукав мантии. – Помоги мне!

Колдун обернулся и спокойно снял руку мальчика со своей одежды.

– Первый опыт прошел не слишком удачно. Я отведу тебя спать, – безразличным тоном сказал он.

– Я видел твоего брата Тирэно. Он переживает за тебя, – сказал Илья с отчаянием, снова бросая опасливый взгляд на дверь и умоляющий на Ютаса.

– За меня не следует переживать, – равнодушно откликнулся Ютас, взял Илью за плечи и поднял с кресла. – Пойдем.

Но Илья воспротивился рукам, пытавшимся увести его из лаборатории.

– Помоги мне, – упрямо повторил он. – А я помогу тебе.

– Уже глубокая ночь, – ответил Колдун, словно не расслышав слов мальчика.

Казалось, достучаться до его помраченного сознания было невозможно. Илья подавленно опустил голову и послушно пошел за Ютасом. Они пришли в большую темную комнату со стенами, обтянутыми багровым бархатом, и решетками на узких окнах. В комнате стояла кровать с плюшевым пологом. Столбики, державшие полог, обвивали золотые змеи с хищно светившимися в темноте глазами. На столике у кровати стояла ваза с букетом из засохших роз. Из всего мрачного убранства это почему-то показалось Илье самым страшным.

– Почему цветы мертвые? – спросил он испуганным шепотом.

– Такие она любит больше всего, – пожал плечами Ютас. – Спокойной ночи.

Колдун вышел из комнаты, оставив на столе фонарь. Его тусклый огонек отбрасывал на стены недобрый красноватый свет. От всех предметов тянулись уродливые тени, готовые вот-вот ожить и злобно зашептаться. Одеяло было черным, подушки и простыни тоже. Илье показалось, что он должен лечь спать в склепе.

***

Ночь никак не хотела заканчиваться. За стенами замка выл ветер и шумел ливень. Илья не мог заснуть, ворочаясь на большой кровати. Он то ловил на себе взгляд змеи, ползущей по кроватному столбику, то замечал движение теней под потолком. Близость колдовских камней будоражила сознание, и тревога свинцовой тяжестью давила на грудь. Мальчик взял фонарь и вышел из комнаты.

Сгустки темноты, что шептались в пустых коридорах замка – заметил Илья – разбегались от света, и он поднял фонарь повыше. Свернув несколько раз в различных направлениях, Илья нашел дверь в лабораторию Ютаса. Его влек туда непреодолимый зов, на который откликался зеленый камень, составлявший с мальчиком одно целое.

В лаборатории было чуть светлее, чем в других покоях Маргодрана. Шары из красного стекла горели на высоких бронзовых подставках, освещая комнату наколдованным холодным огнем. Войдя, Илья устремился, было, к столу, где стояла золотая клетка с заветным сундучком, но замер на месте от испуга, увидев Ютаса.

Колдун сидел в углу на стуле с высокой спинкой, обхватив себя руками, покачиваясь из стороны в сторону. Голова его была бессильно опущена, длинные волосы перепутались и свисали на лицо и плечи. Между седыми прядями глядели широко открытые застывшие глаза.

Вокруг стола, что-то мурлыча себе под нос, расхаживал хромой гоблин-прислужник и сметал щеткой пыль с помоста.

– Что это с ним? – шепотом спросил Илья у гоблина, указав глазами на Ютаса. – Почему он не спит?

– Он никогда не спит, – пожал плечами гоблин, продолжая подметать. – И почти не ест. Это все из-за зелья, которым его потчует госпожа. Зелье лишает покоя, но Колдун без него уже не может и все время пьет его. И сидит вот так каждую ночь – и не спит, и не бодрствует.

На столе Илья увидел стеклянный кувшин, который заметил еще за ужином. Зеленый напиток в нем имел совершенно отвратительный вид, и, глядя на него, мальчик брезгливо передернул плечами.

– Что-то жарко здесь, – проговорил он. – Может, принесешь мне воды?

– Конечно, – гоблин отставил швабру и низко поклонился. – Госпожа велела выполнять любые твои желания. Кроме желания убежать отсюда.

Илья украдкой вздохнул от этих слов. Гоблин вышел и через несколько минут вернулся с небольшим серебряным кувшинчиком.

– Вода, маленький господин, – сказал он, и полез в шкафчик, стоявший в проеме между окнами, за кружкой.

Стоило ему отвернуться, Илья склонился над кувшином и потихоньку плеснул воды в зеленое зелье. Настой, к его радости, ничуть не изменился на вид, оставшись таким же густым. Гоблин подал Илье кружку, опять поклонился и вышел, прихватив щетку. Мальчик проводил его настороженным взглядом и повернулся к сундучку, запертому в золотой клетке.

Вдруг Ютас вздрогнул всем телом, поднял голову и остановил взгляд на Илье. Похоже было, что Колдун его не узнает.

– Воды, – сказал он хрипло и жадно уставился на стеклянный кувшин.

Илья взял стоявший рядом с кувшином кубок, налил в него зелья и подал Ютасу. Быстро выпив кубок до дна, чародей снова впал в забытье. Поняв, что Ютас его не видит и не слышит, Илья опять разбавил зелье водой и тихонько вышел из лаборатории. Камни, спрятанные в сундучке, тянули его назад, приказывали остаться, но мальчик заставил себя вернуться в комнату и лечь спать.

***

Три дня и три ночи ильраанские путешественники провели в пути. Горы, что виделись такими близкими из окон дворца наместника, стоило направиться в их сторону, отодвигались все дальше. То терялись за лесом, исчезали за холмами в речной долине. То скрывались за стенами лежавшего на пути города или крышами большого села.

Но чем дальше уходили путники на юго-восток, в сторону гор, тем реже попадались им города и селенья. Прекрасная земля Нумар выглядела в этих краях пустынной. Луга стояли не кошены, в лесах не видно было торных тропинок.

– Уже близко Тимирэлла – безлюдный и спокойный горный край, – сказал путникам их проводник. – Там, у подножия гор Эйно и Ярлон, лежит Зеркальное озеро. Среди озера находится Нолава – Туманный Остров. На нем и живет Южная Колдунья.

Путники выслушали это короткое объяснение с интересом. Особенно Кадо.

– Какая она? – спросил он у проводника.

– Не знаю. Ее больше двадцати лет никто не видел. Последний раз она приезжала в нашу столицу Кимарис, когда я был еще ребенком, – ответил проводник.

Кадо вздохнул. Его по-прежнему не покидало странное волнение, и оно лишь усиливалось по мере приближения маленького отряда путешественников к Тимирэлльским горам.

Проводником, сопровождавшим гостей с севера в дороге, был сын наместника Энадо – юноша с открытым и смелым лицом, не по годам развитой и сильный. Он держался с горделивым достоинством, как и подобает сыну правителя, но ильраанским путешественникам оказывал сдержанное почтение. Должно быть потому, что имя таинственной Южной Колдуньи, к которой они ехали, производило на него впечатление.

– Значит, ты еще ни разу не был у Зеркального озера? – спросил Энадо любопытный Юн, у которого ничьи высокие посты, знатное происхождение или надменный вид не вызывали трепета.

– Я был там четыре раза по личному поручению наместника, – вежливо, но немного свысока ответил Энадо, которого задели сомнения чародея в его осведомленности. – Когда Нумару требовалась волшебная помощь, я отвозил письма для Колдуньи и приезжал с ответом. Письма забирал курьер, ожидавший на берегу. Попасть на Нолаву может лишь тот, кого пригласила сама Колдунья.

– У-у, – разочарованно протянул Юн. – А я-то думал – ты, и правда, важная птица.

Энадо прикусил губу от обиды и гордо промолчал. Больше с маленьким чародеем он не разговаривал, как и с другими участниками отряда. Они тоже не горели желанием общаться с надменным сыном наместника. Один только Гвендаль словно не замечал натянутых отношений между проводником и путешественниками, продолжая обращаться к Энадо с просьбами и приставать с расспросами.

– Эх, покурить бы, братан, – доверительно проговорил он, когда к полудню третьего дня путники добрались до первых возвышенностей Тимирэллы. – Я совсем забыл, что такое хорошая трубка и крепкий табак. Целый год был превращен в дикого кота.

– Шесть месяцев, – уточнила Тарилор.

– Целый год – это вам не шутка, – вздохнул Гвендаль, пропуская ее слова мимо ушей, и с готовностью раскрыл кисет, когда Энадо отсыпал ему из своего душистого нумарского табака.

– Любит он приврать, – заметил Нок.

– Ты, что, не понял? Он тот же самый Юн, только постарше, – усмехнулась эльфийка, и представители двух враждующих народов обменялись понимающими улыбками.

Эльфийка и гном чуть было уже не начали вполне по-дружески перемигиваться, но тут Чародей обернулся и окинул их взглядом столь строгим и суровым, что улыбки вмиг соскочили с их лиц.

***

К вечеру повсюду вдруг выросли горы, одетые дремучими лесами, могучие и старые, как сам мир. Солнце так и норовило закатиться за гребни их западных хребтов, и путникам приходилось постоянно догонять его, поднимаясь все выше, чтобы не остаться в темноте.

– Заночуем в горах? – спросил Вернигор у Энадо.

– Я, может быть, на обратной дороге, но не вы. Мы почти пришли, – ответил проводник.

– Почти пришли? – удивился Нок. – Горам не видно конца! Ты говорил про озеро. Что-то я не вижу вокруг никаких признаков озера.

– Вы и не можете видеть их, господин гном, – с холодной вежливостью ответил сын наместника. – Озеро за сотню миль отсюда. Но мы попадем к нему до заката, так как скоро выйдем к двери. Она ведет на вершины самых высоких гор Тимирэллы.

– Уж скорей бы! – мечтательно протянул Юн, с тяжким сопением карабкавшийся в гору по крутой тропе. – Вдруг ужин пропустим?

За следующим поворотом тропы возникла ровная площадка на вершине горы. С нее открывался простор облитых закатным багрянцем горных кряжей и одетые сумерками ущелья. Среди площадки на столбе сидел вырезанный из камня грифон и смотрел на восток.

– Следуйте за мной, – поднявшись на площадку, сказал Энадо, прошептал тайные слова, обошел вокруг столба по часовой стрелке и пропал.

Путники один за другим обошли столб и, сделав полный круг, не узнали места, в котором находились. Маленький отряд оказался в тихой низине между двух величавых заснеженных гор. Они изгибались парой огромных каменных серпов, окружая долину, среди которой, точно зеркальце на детской ладони, лежало овальное озеро, одетое густым, как молоко, туманом. Время от времени ветерок разгонял клубы тумана, и в последних лучах заката искрилась чистая спокойная вода.

– Зеркальное озеро, – объявил Энадо голосом, изменившимся от затаенного волнения.

То же чувство испытали и путники. Притихшие, стояли они на берегу, вглядываясь в туманную завесу над водой. У Кадо перехватило дыхание.

– А где же остров? – прошептал он.

– Отсюда его не видать, но вы скоро туда попадете, – ответил Энадо. – Вас ждет лодка.

Он указал на узкий каменный причал, возле которого на воде покачивалась ладья. Нос ладьи украшала надстройка в виде деревянной головы лебедя на изящно изогнутой шее.

– Как же мы поплывем? – сразу забеспокоился Юн, видя, что ни весел, ни парусов у ладьи нет.

– Вас отвезут лодочники Южной Колдуньи, – ответил Энадо, кивнув в сторону леса, которым был точно стеной окружен восточный берег.

Заросли орешника заколыхались, и на берег к причалу вышли, ковыляя, два существа, похожие на вырванные с корнями кусты или на парочку корявых пней. Они сверху донизу были покрыты корой, мхом и сучьями. Их руки и ноги походили на толстые ветви, головы поросли молодыми зелеными побегами, а в просветах среди листвы темнели глубокие черные дупла – глаза.

– Ой, чудища! – пискнул Юн и спрятался за Кадо.

– Это древуны, – спокойно возразил Гвендаль. – Древний и гордый лесной народ, почти исчезнувший с лица земли. К ним надо относиться ласково и с уважением, не то могут осерчать не на шутку. А так они очень милые и добрые.

– Я так сразу и подумал, – проговорил Юн дрожащим голосом и издали отвесил древунам поклон до самой земли.

– Прощайте, мне пора в Эмарту к отцу, – сказал Энадо, кланяясь всем путникам на прощание.

– Ты будешь наместником после него? – полюбопытствовал Юн напоследок.

– Если меня изберут, – с достоинством ответил Энадо. – И до тех пор, пока не вернется наш король.

– А если он не вернется? – спросил Кадо, которого вдруг тоже разобрало любопытство.

– Он обязательно вернется, – с твердой уверенностью возразил сын наместника.

Простившись с Энадо, странники вышли на причал и сели в лодку.

***

Невиданные лесные жители, суровые и молчаливые, умело правили ладьей, и она плавно скользила среди тумана, будто бы без посторонней помощи. Волнистая завеса, спускавшаяся на воду, была пронизана игрой золотистого солнечного света, а плеск весел был единственным звуком в тишине.

Путники примолкли, не зная, как далеко они уплыли от берега и сколько им еще плыть. Постепенно туман вокруг ладьи рассеялся, озеро блеснуло в лучах заката огромным зеркалом, и среди него сквозь сиреневую дымку наступающих сумерек показался остров.

Он возник перед глазами удивленных путников, одетый в кружево кленовых рощ, усыпанный яркими цветами, блестящий прозрачными водопадами. Среди зелени деревьев виднелась четырехскатная крыша дома, крытая красной черепицей.

Дом стоял на берегу, его стены были увиты виноградом и настурциями, большие окна поблескивали в тени сада. От воды прямо к дверям вели деревянные мостки с перилами. Кадо сидел на носу лодки, с замиранием сердца смотрел на плывущий навстречу остров, мостки и дом. Он узнавал все, что видел, и боялся обознаться. Ему страшно было даже моргнуть, чтобы ожившее перед ним видение не исчезло, став в один миг незнакомым и чужим.

И остальные путешественники тоже с волнением вглядывались в уже такие ясные и отчетливые очертания дома на берегу. Когда ладья причалила к мосткам, дверь на другом их конце отворилась, и на пороге дома возникла женская фигура в просторной белой накидке с капюшоном.

– Добро пожаловать, посланники Верховного Чародея, – услышали путники тихий нежный голос так близко, словно говорившая стояла рядом с ними. – Вы так давно ждали этой минуты, особенно некоторые из вас. Наконец, она настала. Входите в дом, вам рады здесь.

Женщина склонила голову в знак приветствия и исчезла в доме, оставив дверь открытой. Древуны молча сложили весла и привязали ладью. Путники сошли на деревянный настил, провожая завороженными взглядами скрывшуюся из глаз белую фигуру. Юн, которому Кадо помог вылезти из лодки, толкнул друга в бок.

– Я понял! Это же место из твоего сна, а она… Она – это же…

– Замолчи, – одернул его Кадо, не сводя глаз с дома, видневшегося впереди.

Ему хотелось, чтобы догадка чародея оказалась правдой, и потому он страшился говорить об этом вслух.

***

В круглой комнате, куда вошли путники, было множество стеклянных дверей, и все они смотрели на зеленые лужайки сада. То ли дом стоял на возвышении, то ли дело было в какой-то особой магии, но за садом был виден весь остров Нолава, окутанный вечерним туманом и подсвеченный заходящим солнцем.

Путники долго любовались этой картиной. Все, кроме Юна, который не мог наглядеться на овальный стол с белой скатертью, накрытый к ужину, украшенный цветами и свечами. Хозяйка дома уже сидела во главе стола и ожидала гостей.

– Я заставила вас пуститься в путь без промедления, и теперь вы устали с дороги и голодны. Садитесь же, ешьте и отдыхайте, – сказала она и откинула с лица капюшон.

У Южной Колдуньи были лучистые серо-голубые глаза и безмятежная улыбка, вселяющая покой. Льняные волосы, разделенные на прямой пробор, спадали длинными прядями вдоль лица, светившегося изнутри теплым белым огнем. Ее нельзя было назвать красивой, но путникам, измученным долгой дорогой, отягощенным потерями, взволнованным надеждами, она показалась прекрасной.

Кадо, во сне лишь издали видевший женщину на мосту, жадно всматривался, пытаясь узнать ее. Колдунья же обвела долгим внимательным взглядом всех вместе и каждого в отдельности, на минуту задержавшись глазами на его лице. Кроме Кадо никто этого больше не заметил, путники уселись за стол и принялись за еду.

Только Гвендаль испытующе поглядывал на хозяйку дома, отщипывая от хлебного ломтя маленькие кусочки и роняя их на тарелку. Южная Колдунья понимающе улыбнулась под его взглядом.

– Я знаю, что привело вас сюда, – сказала она. – Большая беда заставила вас проделать долгий опасный путь, ее отголоски докатились уже и до страны Нумар. Вы везли сюда колдовской камень, один из семи, что составляют древний Кристалл Знания. К его тайне некогда были приобщены и Южные Колдуны из Нумара, нам известно, какую опасность он представляет, если попадет в дурные руки. Камень вы не довезли, но это и должно было случиться, потому что подействовало Заклятие Половинки и Целого.

«Это я не доглядел», – с горечью подумал Кадо. Южная Колдунья точно угадала его мысли. Ее взгляд снова на мгновение коснулся лица Кадо и был полон теплого сочувствия, точно говорил: «Ты ни в чем не виноват».

– Мальчик знал, что идет на риск, согласившись на наложение заклятия, – сказала Колдунья. – Он поступил, как должен был. Жаль только, что не нашлось способа уберечь его от этого.

Путники подавленно молчали, сидя за столом.

– Мы здесь не только из-за заклятья, – сказал Гвендаль после нескольких минут молчания. – Ты сказала, что Южные Колдуны приобщены к тайне Кристалла Знания. А к тайне Слова, дающего власть над ним? От Слова зависит судьба нашего мира, и если оно тебе известно, ты должна его использовать как можно скорее. Элиа уже ушел в тень, и я не хочу, чтобы и весь Дивный Край последовал за ним. Получила ли ты по наследству этот секрет, владеешь ли ты им?

Южная Колдунья не ответила. Она лишь долго и спокойно смотрела в лицо Чародею. Все ждали ее ответа, затаив дыхание. Южная Колдунья медлила.

– Мне не позволено говорить об этом ни с вами, ни с кем-либо еще, – наконец негромко, но очень твердо проговорила она, окинув взглядом всех собравшихся. – Эта тайна велика, и слишком многое зависит от нее, как ты сказал, Чародей. Я не могу ответить ни да, ни нет.

– То есть как это? – возмутился Гвендаль. – Мы столько пережили на пути сюда! Наш друг погиб, я отпустил единственного родного человека в стан врага, а ты не хочешь даже намекнуть, добились ли мы своей цели!

– Я не могу этого сделать, – повторила Колдунья мягким тоном, в котором слышалось сочувствие. – Лишь в свое время.

Гвендаль отвернулся и обиженно уставился на скатерть. Друзья чародея увидели, что под его сердитым взглядом на тарелке появились два огненно-оранжевых воробья и начали драться, яростно долбя друг друга клювами. Южная Колдунья усмехнулась, и воробьи превратились в легкое облачко, которое разлетелось по скатерти цветочными лепестками.

– А сейчас время для тех забот, что уже требуют внимания, – сказала Колдунья. – Из-за них настала пора мне вернуться в мир, который я покинула.

– А как случилось, что ты его покинула? – спросила Тарилор.

– Это было много лет назад, – ответила Колдунья, ее взгляд устремился в туманную дымку за окном. – Мой отец Илиодор был сыном Исмаэра, Южного Колдуна. В семьях волшебников не всегда рождаются чародеи, и отец был просто добрым человеком и достойным правителем этой страны. Моя мать Ангат умерла, когда я была ребенком, и отец тяжело переживал ее смерть. Но так случилось, что много лет спустя он снова полюбил простую девушку, которую встретил во время долгого путешествия в Армаис. Лаирин была моложе отца. Она не пыталась заменить мать, но стала мне подругой. У них с отцом родился сын. А у меня открылся дар Колдовства, и Исмаэр, мой дед, позвал меня сюда, на Туманный Остров. Во время обучения я должна была жить замкнуто, все помыслы направить на постижение колдовской науки, и я редко виделась с отцом и мачехой. Время шло, моему брату исполнилось шесть месяцев, и в день Середины Лета отец по традиции должен был назвать народу имя маленького принца и объявить его наследником трона. Но накануне праздника гонцы привезли королеве письмо о том, что ее мать тяжело больна и умирает. Перед смертью она хотела обнять дочь и повидать внука, которого никогда не видела. Отец не хотел отпускать жену и тем более маленького сына в долгую и опасную дорогу. Но она так просила его и плакала, что он согласился, и чтобы королева и принц не ехали одни, сам отправился с ними. Больше я никогда их не видела. В степях Нехоженой Земли на них напали кочевники-нурты, и они исчезли без следа. Известие об этом убило моего деда Великого Южного Колдуна, и мне ничего не оставалось, как принять посох из его рук.

Колдунья снова обернулась к своим гостям. Воспоминания окрасили ее взгляд тихой печалью.

– Уже больше пятнадцати лет я не покидаю берегов Нолавы, – продолжила она. – Я знаю наверняка, что родители мои умерли. Но что-то всегда говорило мне, что мой маленький брат жив. Все эти годы я искала его, но, возможно, искала не там, где нужно.

Кадо сидел между Ноком и Вернигором, вперив взгляд в скатерть. Во время рассказа Южной Колдуньи Юн изо всех сил старался привлечь его внимание и корчил многозначительные рожи, но Кадо ничего не видел вокруг. Он лишь слышал нежный голос, звучавший так тихо и печально.

– Возможно, мое собственное счастье гораздо ближе, чем я думала, – закончила Колдунья уже громче и с воодушевлением.

Кадо вздрогнул, понимая, что эти слова предназначены для него, но когда поднял глаза, увидел, что чародейка на него не смотрит, а глядит на все еще хмурого и сердитого Гвендаля.

– Сын Витольда, когда ты отдохнешь, я надеюсь, ты воспримешь все несколько иначе, – сказала она мягко. – Утро вечера мудренее, и мы все обсудим завтра. А сейчас вам лучше поспать.

Колдунья хлопнула в ладоши, и вошли прислужники-древуны, чтобы проводить путников в их комнаты. Там посланников Агенора ждали такие удобные мягкие постели, что, несмотря на все волнения, надежды, тревоги и загадки, они сразу же заснули.

***

Кадо проснулся глубокой ночью точно от внутреннего толчка. Юн сопел на соседней кровати. Лунные тени лежали на полу и стенах. За окном в саду ветки деревьев покачивались от легкого ветерка. В коридоре за дверью Кадо уловил шелест платья и невесомый звук шагов. Он вышел из комнаты и двинулся по коридору вслед за этим звуком.

Дверь в круглую комнату была открыта. Южная Колдунья была там, сидела в большом кресле у окна, подперев голову рукой. Ее белое платье с серебряным пояском светилось в темноте как облако, озаренное лунным светом. Кадо вошел в комнату и нерешительно замер у двери.

– Почему не спишь? – тихо спросила Колдунья, задумчиво глядя в темноту за окнами.

– Не могу уснуть, – ответил Кадо. – А ты почему не спишь?

– Думаю, – вздохнула чародейка. – Ночь лучшее время для трудных раздумий.

Ее задумчивый голос был ласков. Кадо отважился подойти ближе. Серебряный медальон выбился из-под его одежды, и четырехлистник заблестел в темноте.

– Его носила Лаирин, – даже не оборачиваясь, уловила этот блеск Южная Колдунья. – Это был подарок отца.

– Ты ведь моя сестра, правда? – спросил Кадо срывающимся шепотом, и внутри у него все сладко и болезненно сжалось.

– Да, – просто ответила Колдунья и обернулась.

Ее глаза смотрели незнакомо и непонятно, но их взгляд согревал. Кадо очень хотелось подойти и прижаться к ней, но он робел.

– Я видел тебя во сне. Почти каждую ночь, – сказал он.

– Я послала эти сны, чтобы ты узнал меня, когда мы встретимся, – ответила хозяйка Туманного Острова. – Ты стал совсем взрослым.

Она сама подошла и обняла его. Блестящие нити, которыми была расшита ее одежда, покалывали щеку, от ее волос исходил запах сирени. Кадо почувствовал, что к глазам подступают слезы, но тягостное волнение, не дававшее ему покоя с минуты прибытия в Нумар, наконец, оставило его.