Война за проливы. Призыв к походу

При этом Исороку знал, что «Гангут», как и два его брата-близнеца, был построен на верфи в Санкт-Петербурге и не был настоящим кораблем-демоном, вроде тех, что уничтожили японский флот четыре года назад, но все равно при этом он выглядел будто пришелец из другого мира. Девять длинноствольных десятидюймовых орудий, что разместились в трех башнях главного калибра, сконструированных из скошенных броневых листов, олицетворяли огневую мощь корабля, призванного подавлять врага весом своего залпа. Острый «атлантический» форштевень, разрезающий воду подобно ножу, развитый полубак, чрезвычайно удлиненный корпус, а также мощность машин в семьдесят две тысячи лошадиных сил (с форсировкой), говорили лейтенанту Такано о том, что этот крейсер – хороший ходок на дальние дистанции, которому не страшна океанская волна. Но если будет необходимо, то в любой момент он может превратиться в стремительного хищника*, догоняющего жертву и терзающего ее клыками своих орудий.

Примечание авторов: * дальние рейдеры прерыватели торговли типа «Рюрик-2» были созданы путем глубокой переработки проекта германского тяжелого крейсера-рейдера «Дойчлянд», в нашей истории спроектированного и построенного перед второй мировой войной.

На мгновение юноша остро пожалел, что над этим кораблем развевается бело-синий андреевский флаг, а не «солнце с лучами» японского императорского флота. Но как бы там ни было, ближайшие четыре года, отделяющие молодого человека от поступления в Военно-морской колледж высшего командного состава, будут для него связаны с этим крейсером. Дело в том, что четыре года назад, заканчивая военно-морское училище (Кайгун хэйгакко), мичман Исороку Такано банально опоздал на русско-японскую войну. К моменту, когда молодых офицеров наконец выпустили из стен училища, все уже было кончено. У Японской империи больше не было флота, а были силы морской самообороны, состоящие из номерных миноносцев и мобилизованных рыболовных шхун, превращенных в патрульные корветы. Война была окончена, и молодым японским офицерам вместо славной смерти за императора и страну Ниппон предстояло бороться с контрабандистами и браконьерами, ставшими истинной напастью резко ослабевшей Японской империи. Кто-то скажет «повезло», а кто-то посочувствует юному идеалисту, не успевшему сложить голову за божественного Тенно. Хотя если бы спросили у самого императора Муцухито, он бы замахал руками и сказал: «нет, нет и нет». Японские офицеры по возможности нужны ему живыми и здоровыми, а то от мертвецов (которых в последнее время хоть отбавляй) слишком мало проку.

Особо назойливы были американцы, чьи китобойные и рыболовецкие шхуны нередко заходили в прибрежные воды. Но там их уже ждали – и не только мичман Такано и его товарищи. Поскольку, запретив Японии иметь полноценный военно-морской флот, Российская империя взяла на себя охрану ее границ, побережье страны патрулировали корабли русского императорского флота, – они останавливали нарушителей со всей возможной торжественностью (то есть путем выстрела из пушки) и передавали законным японским властям. На этой службе мичман Такано получил лейтенантские нашивки и выучился сносно болтать по-русски.

Так бы он и служил в береговой обороне… Но тут о нем вспомнил кто-то влиятельный, вытащил с мостика патрульного корвета и после этого по обмену кадрами на пять лет отправил служить в русский императорский флот. Там лейтенант Такано первым делом окончил артиллерийскую школу, где чуть меньше чем за год морского офицера широкого профиля превратили в артиллериста и довели его русский язык до приемлемой кондиции. Далее он принес присягу императрице Марии Владимировне и наследнику-цесаревичу Александру Михайловичу, после чего был направлен для прохождения дальнейшей службы на «Гангут», немного удивляясь – с чего бы такое счастье? При этом Исороку понимал, что рейдер – это такой боевой корабль, который долго стоять в гавани не будет. Пусть время пока мирное, но гроза может грянуть в любой момент, и тогда корабль и его команда окажутся в гуще самых головокружительных событий. Время сейчас такое, предвоенное, когда, заслышав шорох в кустах, на звук сначала стреляют из револьвера, а потом пытаются идентифицировать образовавшийся труп. Боевого опыта у юного лейтенанта, вероятно, будет хоть отбавляй.

19 февраля 1908 года. Полдень. Болгария, София, Российская дипломатическая миссия.

Присутствуют:

Министр иностранных дел Российской империи Петр Николаевич Дурново;

Премьер-министр Болгарии Александр Малинов (Демократическая партия).

Русский министр иностранных дел посмотрел на вошедшего в переговорную комнату болгарского премьера, что прибыл в русское посольство инкогнито, и мысленно поморщился. Демократ-с! На свою должность попал не по назначению указом своего государя, а через процедуру так называемых всенародных выборов. А сие значит, что этот человек неизбежно является популистом, перед выборами хорошо умеющим давать плебсу несбыточные обещания, но крайне скупым на их исполнение после того, как бюллетени будут брошены в урны. И этот Александр Малинов – точно такой же демократический деятель. Родился на территории Российской империи в болгарском селе Пандаклий, Бессарабской губернии. Высшее юридическое образование получил в Киевском университете и сразу по получении диплома выехал в Болгарию, делать политическую карьеру. Быстро пошел в гору. Адвокат, прокурор, судья – и вот, наконец, он премьер-министр, а значит, способный и без принципов, умеющий пролезть в любую щель. И хоть такой человек почти идеально подходил для выполнения задания, которое министру иностранных дел Дурново дал император Михаил Второй, все равно к слову «демократ» у того возникало легкое предубеждение.

В Санкт-Петербурге Петр Николаевич довольно часто пересекался то с адмиралом Ларионовым, то с генералом Бережным, то с полковником Антоновой, курировавшей в ГУГБ иностранные дела, и хорошо помнил, с каким несравненным, хотя и беззлобным, сарказмом эти люди отзывались о господствующей в России будущего демократической системе. И дело тут даже не в том, что при такой системе политический курс становится зависимым от мнения невежественных простолюдинов. Там, в России будущего, с ее обязательным средним образованием, эквивалентным курсу реального училища, и этим, как его, телевидением, лезущим в каждый дом со своим мнением, совсем невежественным нельзя было назвать даже крестьянина из глухого села. Напротив, все там всю знают и думают, что понимают; а потому сколько людей, столько и мнений. На этом фоне становится неизбежной чехарда политических партий, представители которых, манипулирующие мнениями своих приверженцев, на самом деле за время пребывания в стенах парламента решали свои узкомеркантильные интересы. Поэтому выходцы из будущего предостерегали Россию от следования проторенным путем, рекомендуя найти новый путь, позже названный социальным абсолютизмом.

Впрочем, к нынешним болгарским делам Петра Дурново внутриполитический курс Российской империи почти не имел отношения. Император Михаил поставил перед ним задачу сколотить антитурецкий Балканский союз из Болгарии, Сербии и Греции, и сделать так, чтобы после победы над Турцией три этих страны не передрались между собой при дележе добычи. А этот вопрос был особенно сложен, ибо на господство в Балканском регионе претендовала каждая из этих трех стран, не представляющих из себя ничего особенного ни в военном, ни в политическом отношении. Великая Болгарская империя, Великая Греческая империя, Великая Сербия… Правда, у императора Михаила Второго на этот счет было свое мнение – что ничего «великого» в этих трех мелких Балканских государствах нет, а посему их амбиции следует урезать еще до того, как дело дошло до беды.

В первую очередь речь в поручении императора шла о Болгарии. С одной стороны, эта славянская и православная страна граничит с будущим владением России в зоне Проливов и претендует на провинцию Фракия, непосредственно примыкающую к Константинополю; а с другой стороны, самим своим существованием она обязана России и русским солдатам, которые тридцать лет назад пролили кровь в войне за ее освобождение. На Шипке русские солдаты и болгарские ополченцы плечом к плечу отражали натиск турецких аскеров, и если некоторые болгарские политики позабыли о долге крови, совместно пролитой за свободу болгарского народа, то сам этот народ пока еще о нем помнит. Недаром же ни в одной из войн будущего Болгария, входящая в состав враждебных России коалиций, не принимала непосредственного участия в боях против русской армии, ибо правители просто боялись посылать своих солдат на Восточный фронт.

Однако надо помнить и о том, что Болгария для России во все времена была отрезанным ломтем, неудобным чемоданом без ручки, который и тащить тяжело, и бросить жалко. Все дело было в лежащей между ними Румынии. Уже во времена Советского Союза (когда и СССР, и Болгария, и Румыния входили в СЭВ и Варшавский договор) только для того, чтобы не возить грузы через территорию своевольного государства вороватых цыган, между Ильичевском (Одесса) и болгарской Варной была организована прямая железнодорожная паромная переправа. Конечно, для того, чтобы покрепче привязать к себе Болгарию, Российская империя могла размахнуться и повторить советский эксперимент, но император Михаил посчитал, что железнодорожной паромной переправы будет совершенно недостаточно. В самом ближайшем будущем, помимо Болгарии, морским путем потребуется снабжать еще и русский эксклав в Черноморских проливах, вместе с таким немаленьким городом как Константинополь.

Налаживание с Болгарией прямого сообщения по суше требовало еще одного переустройства границ, сложившихся со времен достославного Парижского конгресса, а именно – изъятия из состава Румынии провинции Добруджа вместе с портом Констанца и дельтой Дуная, с передачей этих территорий в состав Болгарии. Что по поводу такого переустройства границ подумают в Румынии, императора Михаила интересовало мало. Идея так называемой Великой Румынии, которую следовало построить за счет российской Бессарабии, Одессы и даже Николаева, бродила в головах бухарестского истеблишмента чуть ли не с самого момента формирования этого государства. Так что будет справедливо, что вожделеющие российских территорий теперь сами потеряют свои земли. В Македонии, по плану императора Михаила, Болгария (а не Греция) получит крупный порт Салоники на побережье Эгейского моря, что, собственно совпадает с желаниями самого Болгарского правительства. Эти изменения границ сделают Болгарское государство самодостаточным в плане внешней торговли, которая перестанет зависеть от режима прохода черноморских проливов. Для Греции Салоники не представляют острой необходимости, ибо таких портов у них еще не один десяток. Им этот порт нужен только в силу желания запереть болгарскую торговлю в угол и пустить товарные потоки через свою таможню, – а таких устремлений император Михаил не разделял. Жадность – плохое чувство и никого не доводит до добра.

Но все эти коврижки Болгария должна получить не за просто так. Император всероссийский – это все-таки не Святой Николай, который кладет подарки детишкам под елку. Нет, только неукоснительное следование Болгарии российским интересам без всякого двурушничества, интенсивное экономическое сотрудничество и тесный военно-политический союз будут способствовать благосклонности Российского императора и реализации этого плана. Но с этим не все так просто. Князь Болгарии Фердинанд Кобург-Готский, хоть и сделал в последнее время несколько шагов навстречу Российской империи, в общем и целом придерживается проавстрийской позиции и считается креатурой Императора Австро-Венгрии Франца-Иосифа, изверга, душителя славянских народов и ярого русофоба. Даже если Фердинанд и согласится следовать русскому плану, в любой момент может последовать окрик из Вены, после чего развитие событий станет непредсказуемым*.

Примечание авторов: * лично для нас очень загадочен момент с началом второй Балканской войны, когда болгарская армия без объявления войны начала боевые действия против своих бывших союзников по антитурецкой коалиции, и случилось это как раз накануне согласительной конференции в Петербурге, где посредником в территориальном споре должен был выступить русский царь. Болгария тогда начатую ей войну проиграла и потеряла даже те территории, которые входили в ее состав до Первой Балканской войны, а выиграли от этой авантюры Турция, вернувшая себе Фракию с городом Андрианополем (Эдирне) и та же Австро-Венгрия, заполучившая себе в лице Болгарии дополнительного союзника в Первой мировой войне, грянувшей всего лишь через год после Второй Балканской.

Поэтому князя Фердинанда от власти следовало отстранить, не дожидаясь момента, пока он наломает дров. Чай, для болгар это не в первый раз. Был у них князь Александр Баттенберг, а потом взял да сплыл. Вместо Фердинанда (то еще имечко для православного царя) болгарским князем, в перспективе царем, следует провозгласить его четырнадцатилетнего сына Бориса. Поскольку означенный Борис пока еще несовершеннолетний, до достижения им возраста двадцати одного года Болгарией будет править Регентский совет, который возглавит один из высших российских сановников. Император уже решил, что таким сановником, и по совместительству воспитателем юного князя, станет адмирал Ларионов: во-первых, как пришелец из будущего, который сумеет преподать юному князю основы мировой политики, а во-вторых – как человек, женатый на принцессе Виктории Великобританской (как и Борис, происходящей из рода Саксен-Кобург-Готских). Вторым человеком в Регентском совете должен стать как раз действующий болгарский премьер, перед которым сейчас следовало густо намазать кусок хлеба шоколадным маслом, а потом спрятать этот бутерброд в карман. Ничего – если этот Александр Малинов истинный демократ, он будет есть вкусное прямо с руки у царского держиморды, преданно смотреть в глаза, и при этом ни разу не подавится.

Поэтому, направив на болгарского премьера тяжелый внимательный взгляд, русский министр иностранных дел медленно, расставляя акценты, заговорил, глядя сидящему напротив собеседнику прямо в глаза:

– Нашей разведке стало известно, что в самое ближайшее время в Османской империи произойдут большие неустройства, которые, скорее всего, приведут к смене формы правления…

При этих словах вроде бы безразличный к собеседнику болгарский премьер насторожился, как охотничий пес, услышавший в кустах подозрительный шорох. Дурново даже показалось, что тот втянул носом воздух, будто пытаясь разобрать запах предполагаемой добычи.

– Неустройства? – переспросил болгарский премьер, – А позвольте узнать, какого рода?

– Казна султана пуста, промышленность и крестьянство разорены, торговля фактически остановилась, – веско произнес Дурново. – Замученные притеснениями османских властей христианские подданные султана подняли восстание в Македонии, и отряды повстанцев, увеличивающиеся с каждым часом, действуют все более дерзко. При этом турецкие армия и полиция уже полгода не получали жалования, и их терпение тоже на исходе. Престарелый султан слеп и глух к доводам разума и с увлечением тратит все деньги, содранные с народа сборщиками налогов, только на себя, любимого, и на свой гарем. При этом в армии, которая единственная является опорой его трона, подспудно нарастает недовольство, потому что дальше так жить нельзя. В определенный, не столь уж далекий момент, как учит нас господин Гегель, количество недовольства перерастет в качество, что выразится в том, что турецкая армия откажет его величеству султану в лояльности. Не кажется ли вам, что этот ключевой для турецкой государственности момент было бы неплохо использовать для того, чтобы исправить некоторые несправедливости, допущенные по отношению к Болгарии тридцать лет назад на Берлинском Конгрессе…

С этими словами русский министр иностранных дел вытащил из своего портфеля модной формы «дипломат» карту с предполагаемыми исправлениями «несправедливостей» и подтолкнул ее в направлении болгарского премьер-министра.

– Если мы договоримся, – добавил он, – то это счастливое для Болгарии исправление границ будет связано в истории именно с вашим именем, не говоря уже о том, что именно в ваше премьерство Болгария освободится от последних остатков вассальной зависимости от Турции, превратившись в полностью самостоятельное государство.

После этих слов в Александре Малинове проснулся адвокат (коим он и был согласно своему образованию) – а эти люди не двинутся дальше, пока не уяснят для себя смысла всех сказанных прежде слов.

– Петр Николаевич, – спросил он, как бы равнодушно отведя взгляд в сторону от русского министра, – о чем мы с вами должны договориться?

– О том, господин Малинов, – с нажимом произнес Дурново, – каким образом при реализации этого плана будут обеспечены интересы Российской империи. Ведь тридцать лет назад несправедливость была допущена не только в отношении Болгарии, но и в отношении Российской империи, когда братская во всех смыслах для нас страна, обязанная нам самим своим существованием и жизнями своих сограждан, вдруг повернулась к нам спиной, если не сказать хуже, а ее политики стали произносить возмутительные речи, походя понося освободителей своей страны. Ведь не австрийские или германские солдаты форсировали Дунай, штурмовали Плевну, насмерть стояли вместе с болгарскими ополченцами на Шипке; так почему же болгарская политика послушно следует в фарватере заданном Берлином и Веной, игнорируя пожелания Санкт-Петербурга?

В задумчивости побарабанив пальцами по столу, Петр Дурново еще раз пристально взглянул в глаза своему собеседнику, который тут же отвел взгляд в сторону.

– Если такое случится еще раз, – добавил русский министр иностранных дел, – то его величество император Михаил Второй может очень сильно расстроиться. И я даже не знаю, что в этом случае может произойти, потому что такое двурушническое поведение будет истолковано им как личное оскорбление… В таких случаях государь становится вельми суров, и я не завидую тем, кто своим поведением вызвал неудовольствие нашего государя…

– Хорошо, Петр Николаевич… – со вздохом произнес болгарский премьер, – скажите – что вы, то есть ваш государь, хотите за то, чтобы описанное вами гипотетическое переустройство границ превратилось в реальность. В настоящий момент Болгария зажата в тисках между недружественными ей странами и чувствует себя стесненной во всех отношениях. Если бы не благожелательный настрой Австро-Венгрии, мы бы и вовсе оказались в полном окружении, ибо Российская империя оказалась не в состоянии полноценно поддерживать наше существование.

– А кто заставлял вашего князя ради ничтожного исправления границ устраивать никому не нужную войну с Сербией? – с горечью спросил русский министр. – Черт с ней, с Восточной Румелией, отторгнутой от Болгарии Берлинским конгрессом, и большая часть населения которой стремилась жить в болгарском государстве. Но с сербами зачем вам потребовалось воевать, тем более что все равно по итогам той дурацкой во всех смыслах войны границы между государствами не передвинулись и на пядь?

– Петр Николаевич, – вскинул голову болгарский премьер, – сербы на нас напали, а мы только защищались!

– Они напали на вас после того, как вы силой передвинули границу, под угрозой оружия выдворив сербских пограничников с их заставы, – с нажимом произнес Дурново. – Тут, на Балканах, где нравы у людей взрывоопасные как порох, такие действия непременно должны были закончиться плохо.

Немного помолчав, он добавил:

– Впрочем, нельзя не сказать и о том, что сербский король тоже был хорош, поэтому в будущем мы заранее должны обдумать все возможные варианты развития событий… Не думайте, что вы будете единственным моим собеседником; соответствующие лица в Афинах и Белграде также получат свои предложения, от которых им невозможно будет отказаться.

– Хорошо, Петр Николаевич, – кивнул Александр Малинов, – я вас понял. Вы предлагаете переустроить границы в пользу Болгарии и обещаете нам в этом свою помощь. Но скажите, что с такого переустройства получит Российская империя, раз хлопотать о нем к нам приехал целый министр иностранных дел, ни больше ни меньше?

– Российская империя, – ответил Дурново, – рассчитывает получить то, что тридцать лет назад не решились взять император Александр Второй Освободитель и его министр князь Горчаков. Я имею в виду Черноморские проливы вместе с Константинополем, которые еще тогда по праву победителя должны были перейти в собственность Российской империи. Еще мой император предполагает, что после задуманного им переустройства границ на Балканах у России тут будут только добрые друзья и никого более. Дальнейшие конфликты и междоусобные ссоры между дружественными балканскими государствами будет предотвращать Балканский союз в составе Болгарии, Греции, Сербии и Черногории, все споры в котором будут решаться мирно путем переговоров при справедливом арбитраже моего императора.

– А Османская империя? – быстро спросил болгарский премьер, – какова будет ее роль в предполагаемой вами системе?

– Османской империи просто не будет, – резко ответил Дурново, – ни на Балканах, ни вообще; а то, что от нее останется, я с вами сейчас обсуждать не буду, потому что это никоим образом не входит в круг ваших интересов. Забудьте о том, что это государство вообще существовало, и давайте поговорим непосредственно о предполагаемом будущем Болгарии… Кстати, имейте в виду, что, в связи с вышесказанным, вассальная зависимость Болгарского княжества будет прекращена естественным путем, и вы сможете сразу переходить к провозглашению полной независимости.

– Хорошо, Петр Николаевич, – согласился Александр Малинов, – давайте поговорим о будущем моей страны… Только ведь премьер-министр – не самое удобное лицо для такого разговора. Сегодня я при власти и полномочиях (кстати, далеко не безграничных, как у вашего государя), а завтра – просто частное лицо, лидер оппозиции или вообще политический эмигрант, выпрашивающий на улицах Санкт-Петербурга корочки хлеба для пропитания себя и своей семьи. Не лучше ли на столь величественные темы разговаривать непосредственно с нашим князем Фердинандом Саксен-Кобург-Готским, который, конечно, подчиняется конституции, но при этом куда более самовластен, чем его дальний родственник британский король Эдуард Седьмой?

– Во-первых, господин Малинов, – ответил Дурново, – не могу представить вас выпрашивающим корочки хлеба. Вы же неплохой адвокат с дипломом Киевского университета; а в Петербурге столько разных судебных тяжб, что вы всегда сумеете найти хорошо оплачиваемую работу по своей первой специальности. Во-вторых – я, конечно, переговорю с вашим князем Фердинандом Саксен-Кобург-Готским, было бы неприлично приехать в Софию и не встретиться с болгарским монархом. Но поскольку у моего государя есть вполне обоснованные подозрения, что именно князь Фердинанд однажды станет причиной его внезапного огорчения, ни о чем подобном с ним разговаривать не буду. Официально темой моей беседы станет формирование Балканского Союза для совместного дипломатического давления на Турцию, и ничего более. Ни о какой возможной войне и изменении границ даже и речи не пойдет. Зато в надлежащий момент, о котором мы с вами уже говорили, когда от болгарского правительства потребуются самые решительные действия, с вашим князем от имени народа Болгарии побеседуете именно вы, господин Малинов. Скажу сразу, с его стороны нас вполне устроит добровольная абдикация (отречение) в пользу старшего сына Бориса и отъезд за пределы Болгарии с обещанием более никогда не вмешиваться в дела страны. Воспитателем юного князя Бориса и главой Регентского совета, который будет править Болгарией до достижения им возраста в двадцать один год, будет назначен человек, которого назовет мой император. Но можете не беспокоиться – вашей Тырновской конституции ничего не угрожает, и первым заместителем главы Регентского совета будет законно избранный премьер-министр Болгарии, то есть вы или ваш преемник на этом посту.

После этих слов в комнате наступило гробовое молчание. Петр Дурново сказал то, что должен был сказать, а Александр Малинов лихорадочно обдумывал ответ. Предложение, которое ему только что сделал русский министр иностранных дел, было экстраординарным. Сделай такое предложение кто-нибудь другой – например, один из болгарских политиков, – премьер-министр шарахнулся бы от него как от зачумленного. Но русский министр иностранных дел не может быть банальным полицейским провокатором и явно не подразумевал за своими словами никакого тайного смысла. Но каков шанс!? В одну роковую минуту, от которой зависит будущее Болгарии, сделаться вершителем судеб и делателем королей… Прославиться как премьер-министр, при котором территория Болгарии увеличилась почти вдвое, а турки, эти извечные насильники и губители болгарского народа, канули в небытие. Конечно же, он согласен, и, как самый популярный политик страны с немалыми организационными возможностями, вполне сможет провернуть предложенное дельце, собрав с него все положенные дивиденды. Но все же одна мысль продолжала скрестись в черепе болгарского премьера – точно кошка, которая просится, чтобы ее впустили в дом…