Книга Великий канцлер - читать онлайн бесплатно, автор Александр Борисович Михайловский. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Великий канцлер
Великий канцлер
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Великий канцлер

– Милейший месье Бомпар, – говорила она, – после всего, что произошло, после отказа французского государства поддержать подвергшуюся вероломному нападению Российскую империю, после ваших тайных переговоров с враждебным нам британским правительством мы более не можем рассчитывать на французскую дружбу, ибо опасаемся еще одного предательства. Мое величество находится в сомнении, стоит ли русским солдатам вступаться за такого союзника, который и сам по-настоящему не ценит этот союз. Вы сейчас можете уверять нас в своей верности союзным обязательствам и в добром отношении к русскому народу, а завтра в вашей Франции пройдут выборы, сменится правительство, и на вашем месте и месте вашего министра окажутся совсем другие люди. И эти люди будут отрицать ваши слова. Мы уже знаем, что они скажут: что этот договор Франции не выгоден и что Россия должна сделать Франции дополнительные политические уступки, чтобы иметь честь защищать колыбель европейской цивилизации от диких, но технизированных германских варваров… Скажите, зачем нам нужна такая головная боль, за которую нас же подвергают упрекам и бомбардируют требованиями изменить наше законодательство?

Такая перспектива, честно сказать, приводила меня в ужас. В молодые годы я пережил одну франко-прусскую войну, после которой наша семья была вынуждена уехать из родного Меца, – и воочию представил повторение того кошмара, тем более что сейчас соотношение сил изменилось и стало еще более неблагоприятным для французской республики. Проклятые боши размножаются как кролики, и такими же темпами растет их промышленность, поэтому без открытия второго фронта на восточных рубежах Германской империи французская армия не продержится и двух недель. Второго Седана милая Франция не перенесет.

В этот момент канцлер Одинцов, до того молча с мрачным видом стоявший возле императрицы, сказал своей государыне несколько слов на русском языке, которого я, к сожалению, не знаю.

– И вот еще что, месье Бомпар, – немного помолчав, добавила императрица. – Сложилась такая ситуация, что для исполнения своих союзных обязательств наше правительство вынуждено брать во Франции кредиты, чтобы на эти деньги строить железные дороги, избыточные для обычных хозяйственных потребностей Российской империи… Эти дороги, рельсы на которых в мирное время от безделья покрывают ржой, необходимы только для того, чтобы в решающий момент протолкнуть к нашей западной границе большие массы русских войск, которые должны будут спасти Париж от нашествия германских гренадер. Получается, что, исполняя союзный договор с Французской Республикой, мы еще оказываемся должны ей изрядные деньги, и мзду за эти долги с нас могут потребовать сторицей. Например, ваше правительство может пожелать дополнительных политических уступок с нашей стороны, смягчения ввозных тарифов по отношению к французским товарам, или, наоборот, ужесточения позиции по отношению к германскому капиталу, который кое-где у нас пока еще присутствует… Мой рыцарственный брат мог не замечать таких низменных мелочей, но у меня, женщины приземленной и практичной, крайне негативное отношение к подобным финансовым выкрутасам. Хотите нужных вам железных дорог – тогда платите за них сами, а то у меня государство небогатое и после прошедшей войны мы и сами едва сводим концы с концами. А если не хотите платить, то и нам такой договор без особой надобности.

Я попробовал было возразить и сказать, что и в русских интересах не дать германцам хозяйничать в Европе как у себя дома, и вообще, что умные люди всегда могут договориться ко взаимному удовольствию…

– За удовольствиями, – отрезала императрица, – это вам не ко мне, а в «Веселый дом». Я же понимаю только то, что выгодно или невыгодно вверенному мне Господом российскому государству. Несмотря на то, что отчасти вы правы и Германскую Империю тоже надо сдерживать, есть мнение, что слишком тесная дружба с Францией дороговато нам обходится, в силу чего необходимо понизить градус нашего союза. Внезапного нашествия германских гренадер на Париж не будет – и это все, что мы можем обещать Французской Республике. В остальном Российская империя считает свои руки развязанными, а если вы попробуете довести до реализации запланированное вашим правительством «сердечное» соглашение с Британией, то вы лишитесь и этих последних остатков защиты. Идите и передайте это вашему правительству. А еще скажите, что благодаря их неуклюжим маневрам дружбу России им теперь придется завоевывать заново. А я вам не маман, ушибленная датско-прусской войной: на голые антигерманские лозунги не поддамся, мне нужны аргументы повесомее…

И вот на этой оптимистической ноте я был отпущен из Зимнего дворца восвояси. Голова моя гудела и мысли в ней метались испуганными птицами. Если русская императрица осуществит все свои угрозы, то нас, французов, ждет просто ужасное будущее. При этом у меня сложилось впечатление, что, хоть канцлер Одинцов не промолвил за все время и нескольких слов, эта встреча была срежиссирована им заранее, а императрица Ольга только исполнила свою арию как хорошая оперная прима. Мне кажется, что на самом деле именно этот опасный человек ведет Россию по новому курсу, и если мы не найдем с ним общий язык и не заключим соглашение, то это грозит нашей милой Франции очередной военной катастрофой…

[2 августа 1904 года, 17:05. Санкт-Петербург. Зимний дворец. Малахитовая гостиная

Профессор Санкт-Петербургского университета Дмитрий Иванович Менделеев.]

Приглашение на чай в Зимний дворец не то что было особо невероятным, но тем не менее удивляло. Прежде Дмитрий Иванович был обычно вхож только во дворец Великого князя Александра Михайловича на Миллионной, где хозяйкой являлась меценатствующая старшая сестра нынешней императрицы Великая княгиня Ксения. Что касается Ольги, то прежде она не проявляла интереса к науке и ученым. Тихая некрасивая девочка, неудачно пытавшаяся устроить свою личную жизнь и оттого сильно страдавшая. Чтобы забыться, она уехала вместе с братом и мужем сестры на японскую войну, и там каким-то образом оборотилась в свою полную противоположность.

Благодаря вхожести во дворец на Миллионной Дмитрий Иванович в общих чертах из первых рук (то есть из писем и телеграмм Великого князя Александра Михайловича) был осведомлен о ходе той войны. Но он и представить себе не мог, что однажды настанет день, когда скромная девочка Ольга примет корону из рук своего уставшего и разочаровавшегося брата и взойдет на престол Российской империи, на котором в последний раз лица женского пола сидели более века назад.

Опять же, будучи вхож в дом на Миллионной, Дмитрий Иванович свел знакомство и со своими коллегами из будущего: господином Тимохиным и господином Шкловским. Да, далеко шагнула наука за сотню лет, и как сказал господин Тимохин, его любимая «молекулярная механика» в начале двадцать первого века передала свои полномочия совсем другим дисциплинам и имеет лишь историческое значение. Одно лишь знание о строении ядра атома, о протонах, нейтронах и вращающихся вокруг ядра электронах, в том числе и о том, что у некоторых элементов ядра делятся, а у других сливаются, стоило того, чтобы снова и снова приходить в дом на Миллионной.

Познакомился Дмитрий Иванович и с госпожой Лисовой, в Санкт-Петербургских и вообще российских деловых кругах уже заработавшей себе прозвище Рыжая Акула. Хотя она давно уже не рыжая, а пепельно-русая, прозвище прилипло так, что не отдерешь. От смертельной деловой хватки этой моложавой и вроде бы миловидной дамочки горючими слезами плачут матерые купцы-старообрядцы; а уж казалось, больших выжиг в природе и не бывает. И вроде бы она – коллега господина Тимохина, в одном с ним научном звании и при одной специализации, а разница как между небом и землей. Господин Тимохин – непрактичный, как все ученые, рассеянный и ошарашенный свалившимися на него переменами. «Я теперь, Дмитрий Иванович, – говорил он мне, – только чистый теоретик, могу лишь витийствовать в эмпиреях, не имея ни малейшей возможности доказать свою правоту экспериментальным путем-с…». И прямо противоположный взгляд госпожи Лисовой: что если сейчас взяться за развитие науки, в том числе и с материальной стороны, то уже нынешние студенты, став маститыми мэтрами, смогут и повторить, и воспроизвести, и пойти дальше. Только вот другой вопрос: стоит ли играть с такими силами, которые рвут границы между мирами с легкостью, будто кисейные занавески…

Но одно дело ученые, доктора и кандидаты (даже такие специфические, как госпожа Лисовая), и совсем другое – люди, которые вращаются вокруг императоров и императриц. Не то чтобы Дмитрий Иванович робел перед сильными мира сего… но за руководством пришельцев из будущего закрепилась репутация жестоких ретроградов-консерваторов, напрочь не воспринимающих никаких либеральных идей. После рассказов своих коллег из будущего профессор Менделеев воспринимал Одинцова как некую инкарнацию Держиморды, смесь Малюты Скуратова и князя-кесаря Ромодановского, с небольшой примесью немного прогрессивного князя Потемкина-Таврического. В силу возраста и некоторой интеллигентской политической наивности профессор почитал либерализм единственным прогрессивным учением, а его противников, как небезызвестного господина Победоносцева – чуть ли не исчадиями ада. Где же ему знать, что консерватор консерватору рознь: один консервирует все подряд – и хорошее и плохое, а другой охраняет от разрушения только скрепы и основы общества…

Собственно, визит в Зимний дворец оказался не столь страшен. Едва профессор предъявил часовому на входе пропуск-приглашение, как появился дежурный лакей, который со всей возможной вежливостью сопроводил Дмитрия Ивановича в Малахитовую гостиную. На тот момент там находились только жених императрицы полковник морской пехоты Новиков и ее брат Великий князь Михаил Александрович. И как раз сейчас эти два достойных друг друга героя сражения под Тюренченом оживленно обсуждали животрепещущий вопрос о том, как вернуть императорской гвардии звание самого боеспособного соединения русской армии. Впрочем, как только в гостиную вошел Менделеев, гвардия была забыта и все внимание присутствующих обратилось на светило русской науки. У Менделеева даже возникло ощущение, что его, по всем правилам военной науки, окружают, отрезая от возможности организованного отступления.

Впрочем, поскольку времени было без одной минуты пять, практически сразу в гостиной появилась императрица Ольга в сопровождении канцлера Империи господина Одинцова и своей первой статс-дамы, которую она называла Дарьей Михайловной. Все трое были одеты в черное, и их вид создавал у Менделеева впечатление некоей форменной одежды. Следом вошли двое слуг в красных русских рубахах с вышивкой и в скрипящих сапогах – они внесли огромный пышущий жаром самовар, который тут же водрузили на самую середину стола, уже накрытого для чаепития на шесть персон. Справившись с этим нелегким делом, лакеи степенно поклонились своей повелительнице и вышли вон, а вместо них в Малахитовую гостиную впорхнули три раскосые девушки и принялись с поклонами и улыбками рассаживать гостей и наливать им чай. Нетрудно было догадаться, что эту прислугу императрица привезла с собою с японской войны. Девушки были одеты ярко и необычно. Впрочем, если присмотреться, то ничего особо экзотического в корейском ханбоке не было. Сарафан и сарафан. Разница только в том, что русские девушки надевают кофточку под сарафан, а кореянки носят ее сверху. Самое главное, что руки у служанок ловкие и нежные, а чай – крепкий и ароматный. В конце концов, в ритуале русского чаепития главное – это общение, остальное же просто антураж.

С первой же минуты Менделеев понял, что главный человек, ради которого затеяно все мероприятие – это он. Императрица не стала тратить время на вступления и реверансы и, слегка отхлебнув чаю, сразу взяла быка за рога.

– Дмитрий Иванович, – сказала она, – человек вы разносторонних интересов и, помимо химии, разбираетесь во многих других вещах. Сейчас наше величество острее всего интересует экономическое развитие вверенной нам Богом державы, потому что, как нам кажется, в этом вопросе не все ладно…

– Да, Ваше Императорское Величество, – согласился Менделеев, – экономическими вопросами мне тоже доводилось заниматься… Я, знаете ли, сторонник развития в русском народе общинного и артельного духа, чтобы в каждом селе или деревне была своя фабрика, организованная на артельных началах, и чтобы летом мужики работали на полях, а зимой на своих фабриках. Богатство и капитал равно труду, опыту, бережливости, равно началу нравственному, а не чисто экономическому. Состояние без труда может быть нравственно, если только получено по наследству. Истинным капиталом является только та часть богатства, что обращена на производство, но не на спекуляцию и перепродажу. Богатство же, обращенное на ростовщичество и спекуляцию, является паразитирующим на производстве, и избежать его влияния можно путем развития в русском народе общинных начал, а также повсеместного распространения артелей и кооперативов.

– Павел Павлович, – спросила обеспокоенная императрица, оборачиваясь к канцлеру, – вы можете что-нибудь сказать по этому поводу? а то я ничего не поняла…

– Китайская модель, ваше Императорское Величество, – ответил Одинцов. – В конце двадцатого века в условиях, схожих с нынешними российскими реалиями, такая система способствовала скорейшей индустриализации до того бедной и крайне отсталой аграрной страны. Чего-чего, а артельного начала и кооперативного духа у китайского крестьянина в разы больше, чем у русского мужика. Правда, у этого пути развития есть несколько побочных эффектов. Во-первых – качество товаров, выпускаемых на таких деревенских мини-фабриках, обычно крайне низкое, так что реноме марки «Сделано в Китае» было надолго испорчено. Единственным положительным свойством китайских товаров считалась их крайняя дешевизна. Изделия для небогатых и непритязательных потребителей – в случае поломки их было проще выкинуть, чем ремонтировать. Во-вторых – такой дешевый и массовый товар должен иметь сбыт. При ограниченной емкости внутреннего рынка необходимо экспортировать готовые изделия за пределы богоспасаемого отечества. А раз единственным преимуществом таких товаров с невысоким качеством является их низкая цена, то стоит сделать вывод, что любой таможенный тариф – хоть экспортный в России, хоть импортный в стране назначения – убьет идею экспорта таких товаров напрочь. Качество их будет хуже местных, а цена из-за высоких тарифов – выше. Следовательно, экспортировать такое возможно в те страны, с которыми у России имеется таможенное соглашение о том, что данная группа товаров не облагается пошлинами. В ответ с нашей стороны не будут облагаться пошлинами какие-то товары их производства. В-третьих – не все отрасли подходят для такого типа хозяйствования. Так, например, в металлургии или тяжелом машиностроении мелкие артельные фабрики не произведут ничего, кроме порчи материала. Был в нашем прошлом эксперимент в том же Китае, когда их коммунистический вождь-император Мао-Цзедун бросил клич, что Китай по выплавке стали и чугуна должен догнать и перегнать Великобританию…

– И что, – с интересом спросил Великий князь Михаил, – перегнали?

– Разумеется, перегнали, – кивнул Одинцов, – настроили в каждом городском дворе и в каждой деревне по маленькой доменной печи – и перегнали. Но в итоге результат трудового энтузязизьма был печален: все выплавленное самодеятельными металлургами годилось только в брак и не могло быть использовано никаким способом. Это, Дмитрий Иванович, касается и вашей идеи свободного соревнования мелких и средних металлургических заводчиков с крупными, высказанными после вашей Уральской экспедиции пять лет назад. Плавка металла, как и некоторые другие виды производств, характеризуемых выпуском больших количеств однородного и единообразного товара, должны производиться исключительно на крупных предприятиях, имеющих самое лучшее, мощное и современное оборудование, а также подготовленный и опытный инженерно-технический и производственный персонал.

– Да уж, господин Одинцов, уели вы меня, уели! – мелко засмеялся Менделеев, – а говорили, что в экономических процессах совсем не разбираетесь…

– Ну не так уж совсем, Дмитрий Иванович, – усмехнулся Одинцов, – просто помню из школьного курса истории пару скользких мест, на которых может разбить себе нос неопытный реформатор. А в остальном мне с вами не тягаться, да и не моя это работа, в конце концов. Мое дело – найти подходящих специалистов на должности министра финансов и министра экономического развития, и объяснить им, какие приемы в моем прошлом (а их будущем) были успешными, какие не очень, а какие откровенно провальными. После этого я должен буду сдать дела с рук на руки найденным специалистам и снова переключиться исключительно на стратегические вопросы внутренней и внешней политики, при этом поглядывая на экономику и финансы одним глазом.

– А от меня вы что хотите, господин Одинцов? – проворчал Менделеев. – Стар я уже для министерских должностей, да и такого сильного желания заниматься финансовым делом не испытываю…

– А я вас в министры и не уговариваю, – кивнул Одинцов, – вы мне нужны как научный консультант, которому я передал бы всю начальную информацию, а также пожелания, в каком направлении должны развиваться наши промышленность и торговля, после чего мое дело – только контролировать, чтобы все развивалось в правильном направлении и с правильной скоростью. Помнится, Дмитрий Иванович, лет пятнадцать тому назад вы вместе с господином Витте участвовали в разработке таможенного тарифа?

– Да-с, – ответил Менделеев, – участвовал под руководством тогдашнего министра финансов господина Вышнеградского. Светлого ума был человек, да только жаль, съели его наши чинуши своими интригами самым бессовестным образом, и упомянутый вами господин Витте был среди них главным.

– Так вот, Дмитрий Иванович, – сказал Одинцов, – нам нужен новый Вышнеградский – то есть человек честный, умный, с математическим складом ума, под руководством которого мы не только смогли бы создать новый научно обоснованный импортно-экспортный тариф, но и сбалансировать зажатую золотым стандартом Витте финансовую систему, что сейчас задыхается от общего недостатка денег. Чтобы Россия развивалась с максимальной скоростью, необходимо вернуться к частичному золотому покрытию рубля. Та часть денежной массы, что участвует в импортно-экспортных операциях и репатриации иностранного капитала, должна быть обеспечена золотом. А та часть, что задействована исключительно во внутреннем обороте и служит для оплаты товаров или услуг, произведенных внутри России, из российского сырья и российскими рабочими, должна быть покрыта исключительно затраченным на внутреннее производство трудом. Все дело в том, что при запланированном нами росте экономики количество золота в подвалах госбанка не сможет расти с той же скоростью, с какой может расти товарная масса, а это будет грозить российской экономике кризисом неплатежей и всеобщим коллапсом. Впрочем, обратная картина, когда денег выпускается больше, чем под них имеется товаров, тоже грозит бедой, поскольку в этом случае начинается неудержимая инфляция. Не стоит забывать и про транспортные тарифы, разумно соединяющие места производства товаров и места их потребления. Вот это – первое, второе и третье, увязанное в единую систему и дополненное правильными законами о труде – и станет правильной финансово-экономической политикой, которая обеспечит максимальную скорость развития российской промышленности. При этом за тем, чтобы этой политике не чинилось никаких препятствий, буду следить как я лично, так и служба имперской безопасности, которая в бараний рог свернет любого интригана вне зависимости от его титула, подданства, а также общественного и служебного положения… Кстати, господин Витте за свои премногие грехи уже в Петропавловке, и вряд ли оттуда выйдет в обозримый период.

– Интересно, интересно, господин Одинцов… – сказал Менделеев, внимательно вглядываясь в своего собеседника, – между прочим, для создания такой объединенной системы необходимо организовать целое новое министерство, которое будет заниматься одними подсчетами…

– Если потребуется, – сказал Одинцов, – то мы, не моргнув глазом, вдобавок к министерству государственного контроля создадим и министерство государственного планирования и наполним эти названия новым содержанием. С вас, Дмитрий Иванович, как человека безусловно опытного и честного – кандидатуры будущих министров, с нас – их проверка и, если все нормально, то назначение на должность…

– Весьма неожиданное предложение, господин Одинцов… – пробормотал Менделеев, по ходу разговора не забывавший отхлебывать горячий ароматный напиток, – если можно, я бы хотел немного подумать, чтобы потом дать свои предложения в письменном виде…

– Разумеется, подумайте, Дмитрий Иванович, – вместо Одинцова ответила императрица Ольга, – спешка хороша только при ловле известных всем зловредных насекомых. А сейчас, если уж выдалась такая возможность, давайте насладимся отличным цейлонским чаем и высоким искусством императорских кондитеров.

Остаток чаепития прошел в ничего не значащей светской беседе. В конце концов, не каждый же день присутствующим, будь они хоть августейших достоинств, удается погонять чаи с самим профессором Менделеевым.

[3 августа 1904 года, 20:15. Царское Село, Александровский дворец

Коммерческий директор АОЗТ «Белый Медведь» д.т.н. Лисовая Алла Викторовна.]

За эту неделю мы с Николаем сильно сблизились. Дело было даже не в том, что мы много разговаривали и обсуждали нашу будущую семейную жизнь. Скорее, мы учились быть рядом. Чувствовать настроение друг друга, читать по глазам, по жестам… Улавливать разные тонкости, которые прежде были неважны… Мы могли говорить о вещах, не относящихся к нам напрямую, но и это давало нам необходимую информацию друг о друге.

Николай уже чувствовал себя вполне здоровым. Но доктор Боткин все же не советовал ему раньше времени приниматься за дела, а рекомендовал больше отдыхать, так как организм после болезни был еще ослаблен. Ха-ха, в моем времени люди, которым нужно работать, чтобы зарабатывать, обычно плюют на подобные рекомендации… Едва почувствовав себя сносно, они мчатся на работу. Я и сама такая, но, к счастью, ЗДЕСЬ мне болеть еще не приходилось. Впрочем, не знаю, как бы я повела себя теперь, случись мне простудиться. Некоторые обстоятельства и планы способствуют тому, чтобы я внимательней относилась к своему здоровью…

Николай же слушал советы врача, как если бы это были Божьи откровения, и следовал им неукоснительно. Разумеется, я была этому рада. Какая-то своеобразная прелесть была в том, что мой любимый мужчина болеет, а я за ним ухаживаю… Что тот, кто совсем недавно, венценосный и блистательный, стоял во главе Российской Империи – теперь, кроткий и тихий, находится в моем полном распоряжении… причем на правах моего жениха.

Кроме того, что за эту неделю мы еще сильней сблизились душевно, между нам стала проскакивать отчетливая искра эротизма… Раньше я предпочитала не думать о наших отношениях в таком ключе. Я старалась, чтоб мои мысли, так же, как и поведение, были вполне благопристойны. То, что я ощущала влечение, было для меня вполне достаточно. Но сейчас… Сейчас мои мысли частенько заходили весьма далеко… так далеко, что мне приходилось краснеть и одергивать себя. Но, черт возьми, есть что-то безгранично эротичное в том, что твой мужчина лежит в постели – все еще бледный, чуть осунувшийся, и в глазах его поволока легкой грусти…

Надо сказать, что у нас с Николаем до сих пор не было интимной близости. Он относился ко мне слишком трепетно, словно боялся оскорбить малейшим неловким движением. Конечно, из наших бесед ему было известно, что в моем мире нравы не блюдутся столь строго, как ЗДЕСЬ. Тем не менее он не делал никаких «неприличных» поползновений в мою сторону. И я в душе невольно восхищалась этим мужчиной – ведь было вполне очевидно, что он испытывает ко мне сильнейшую страсть… И он умел это показать – но так, что внешне все было благопристойно и невинно. Взгляд, мимолетное прикосновение, рассказанная к месту притча или процитированное высказывание… Иногда в ход шли даже стихи. О, он обольщал меня со всем искусством ловеласа! Не торопясь и, очевидно, смакуя каждый момент нашего общения… Но при этом он не был ловеласом. Может быть, он был им со своими прошлыми «увлечениями», но не со мной. Я знала это точно… Со мной он был как раз тем, кем и желал быть – романтическим рыцарем… Именно так я и его и воспринимала – вероятно, это и была его истинная суть. Ему было интересно покорять меня – вот так, открывая какие-то неизвестные грани своей души, поражая и влюбляя в себя еще сильней…

И вот оттого, что он за мной так тонко и изящно ухаживал, не торопя события и не делая никаких откровенных намеков, мне начинал казаться убогим образ мыслей моих современников там, в двадцать первом веке – когда понятие «любовь» извратилось и обеднело. Сама себе я казалась словно бы обворованной – там, в моем мире; и вот теперь, здесь, все утраченное возвращалось ко мне. Я начинала понимать, что все должно было быть совсем не так, как я привыкла… И новое, неизведанное проникало вглубь моей души, как луч солнца проникает в темную комнату – и приступы невыразимой нежности заставляли замирать мое сердце, и отворачиваться вдруг, и впадать в задумчивость… И я ждала, с трепетной радостью ждала того момента, когда можно будет открыться полностью и дать свободу своим чувствам. Я полюбила впервые… Только сейчас я поняла, как можно узнать настоящую любовь, чтобы не спутать ее ни с чем другим: ты словно идешь по воздуху и смотришь на действительность с некоторой высоты. Все как-то легко и ясно, и в то же время ново и заманчиво… И при этом ты уверена и внутренне спокойна. И не надо притворяться, играть чужую роль; нужно лишь довериться судьбе и той силе, что поддерживает тебя на весу…