Скифские империи. История кочевых государств Великой степи

Варяги не долго довольствовались этой северной оконечностью славянских земель, и территория Киева, чья столица находится, подобно Риму и Константинополю, на семи холмах, а вершины смотрят на широкий, быстротечный Днепр, была слишком плодородна, густо населена и богата, чтобы длительное время избегать взглядов столь дерзких и жадных разбойников, постоянно ищущих возможностей для опасных похождений и грабежа и которые, хотя и привычные к мерзлым и бесприливным водам Балтики и ее болотистым и негостеприимным берегам, при всякой возможности, предоставлявшейся им из-за слабости, междоусобиц или малодушия народов, с коими они вступали в соприкосновение, укрепились в более приятной и благодатной атмосфере юга и в Англии, Франции и самых солнечных и плодородных провинциях Италии заставили уважать свою державу и бояться своей мести, создавая царства и благородные династии, чьи потомки сейчас с гордостью возводят свое происхождение к грубым и воинственным морским разбойникам – варягам. Вскоре после занятия Новгорода они обратили оружие против богатых и пышнозеленых равнин, на которых стоит Киев, и под командованием пасынка Рюрика Аскольда и одного из его военачальников Дира выгнали хазар, которые за много лет до того распространили свое владычество на этот город и окружающую местность и, твердо установив свою власть над всей Киевской землей, в 866 году предприняли первый военный поход русских на Константинополь. Воспользовавшись временным отсутствием в городе императора Михаила, они приплыли на боевом флоте в двести судов по Босфору и даже заняли порт Византия и вернулись домой, нагруженные взятой в греческих городах добычей; хотя сильная буря – по греческим легендам, вызванная заступничеством Девы Марии, часть накидки которой хранилась в Византии как святая реликвия и была вынесена на крестный ход по приказанию поспешно вернувшегося императора, – заставила их преждевременно высадиться в гавани Константинополя[62].

Примерно в то же время между Греческой империей и побережьем Балтийского моря благодаря торговым предприятиям новгородских и киевских купцов было установлено регулярное сообщение. Озера и реки летом и лед зимой соединяли Новгород с Балтикой, и он принимал в свои кладовые все плоды севера и доставлял его на ладьях в Киев, где его свозили в крупные хранилища до ежегодного отплытия флота в Константинополь, что обычно происходило в июне. Корабли доплывали по Днепру[63] до тринадцатых порогов[64], где камни и быстрины ломают плавное и ровное течение реки. Некоторые пороги удавалось миновать, просто сняв часть груза с кораблей, а самые грозные и опасные преодолевали тем, что перетаскивали ладьи посуху; затем, остановившись на острове за последним порогом, устраивали праздник, чтобы отметить избавление от опасностей реки и враждебных племен, которые кочевали по ее заросшим ельником берегам и потом продолжали путь к морю, где их ждали более грозные ветра и высокие волны. Однако, перед тем как пересечь Понт Эвксинский, на втором острове подле устья реки мореходы чинили свои хрупкие ладьи, пострадавшие во время рискованного путешествия по суще и воде, и с попутным ветром через несколько дней приставали к берегу в Константинопольской гавани. Русские ладьи, построенные на узком основании из выдолбленного бревна, на которое набивали доски, поднимая и расширяя борта до необходимой высоты и длины, были нагружены рабами разного возраста (в Константинополе на был большой спрос на русских солдат), шкурами, мехами, балтийским янтарем, медом и пчелиным воском; и в положенное время они возвращались с богатым грузом зерна, масла, вина и другими плодами Греции, вышитыми тканями из Персии и пряностями и черным деревом с Индийских островов. Для продвижения торговли группа русских купцов обосновалась в Константинополе и провинциальных городах и деревнях Византийской империи, и между двумя народами составлялись договоры, которые защищали самих купцов, их имущество и привилегии. Однако чудесные рассказы о богатствах и великолепии Константинополя, которые привозили домой купцы и мореходы кораблей в этих торговых предприятиях, возбуждали в их соотечественниках жажду большего богатства, нежели могла предоставить сравнительно скромная торговля, и в течение ста девяноста лет русские предприняли четыре морских похода для грабежа сокровищ греческой столицы.

Христианская религия, по-видимому, проникла в Киев после похода Аскольда, который по возвращении из этого военного предприятия против Константинополя вместе со многими своими спутниками принял христианство; и Константин Багрянородный и другие греческие историки рассказывают, что при жизни этого князя император Василий Македонский и византийский патриарх святой Игнатий послали в Киев епископа, который многих обратил в христианскую веру, в основном благодаря чудесному спасению тома Евангелий, который остался не тронут пламенем после того, как неверующие бросили его в костер, и уже в 891 году[65] в перечне духовенства, подчиненного византийскому митрополиту, появляются русские прелаты. В правление Игоря упоминается киевская церковь Ильи-пророка, где варяги-христиане клялись соблюдать договор между русским князем и народом и константинопольскими послами, и якобы при нем были вырыты катакомбы и пещеры Киево-Печерской лавры[66].

В 879 году, на следующий год после смерти Рюрика, новгородский регент Олег собрал большое войско со всех многочисленных племен, населявших его владения, и в сопровождении малолетнего Игоря выступил на Смоленск, столицу кривичей – славянского племени, которое заложило его примерно в одно время с Новгородом. Победив и сметя все меньшие города и деревни между двумя княжескими городами, он покорил Смоленск и, погрузившись с войском на флотилию малых и ненадежных кораблей, которые вытребовал у новгородских купцов и приказал доставить по суше до берегов Днепра чуть севернее Смоленска, поплыл вниз по реке и прибыл к Киеву. Там, сойдя с корабля, он переоделся новгородским купцом, вошел в город, заявив, что прибыл с торговыми судами, и пришел один и пеший во дворец великого князя и уговорил того посетить с немногими придворными и слугами его корабли, чтобы посмотреть товары. Как только обманутый Аскольд пришел на берег, новгородцы попрыгали со своих ладей, схватили злосчастного князя и тут же его убили, и Олег, силой войдя в город во главе своего отряда, завладел всей провинцией и перенес свою столицу в Киев, так как Киев располагался ближе к Константинополю и отличался более благоприятным климатом и плодородной почвой, и к тому же его центральное положение давало большие преимущества по сравнению с прежней столицей. Олег силой или уговорами привлек на свою сторону множество славянских и литовских племен, которые прежде подчинялись хазарам, и приказал северянам и радимичам – двум кавказским народам – долее не выплачивать оговоренной дани хазарам, и киевлян со своим правлением примирил тем, что ослабил суровость законов и уменьшил подати. Несколько лет он правил в Киеве и, оставив за себя Игоря до возвращения, снарядил поход на Константинополь, и в 904 году отправился ко входу в Босфор, где греки, приготовившись оказать ему сопротивление, поставили прочную преграду из укреплений для обороны пролива; но Олег миновал их, перетащив корабли посуху, и прибыл к Константинополю, где повесил свой щит на врата в знак победы и вступил со своими воинами в столицу. Совершенно не ожидая нападения, греки, изумленные и встревоженные внезапностью, с которой вождь варваров преодолел грозное препятствие, возведенное ими для защиты от него же, пребывая в глубокой уверенности, что оно окажется непреодолимым для дикарей, незнакомых с греческим инженерным искусством, вступили с захватчиками в переговоры и сразу же заключили перемирие. Пока чужаки оставались в городе, император Лев задал русскому князю и его спутникам пир, на котором попытался отделаться от своих неприятных гостей, трусливо прибегнув к яду; но попытка не удалась, и византийскому монарху пришлось согласиться на позорный мир и выкупить город, чтобы спасти его от разорения. Условия договора обязали Льва выплатить определенную сумму всем Олеговым кораблям и освободить от сборов и пошлин русских купцов, торгующих в Греческой империи. Великий князь вернулся в Киев на судах, украшенных шелковыми парусами, и через несколько лет заключил с Константинополем новый договор, чтобы обезопасить жизнь и имущество русских торговцев, из которого следовало, что если русский умрет во владениях константинопольского императора, не оставив завещания, то его имущество должно быть передано его наследникам на Руси, а при наличии завещания – назначенным душеприказчикам; что если русский убьет грека или грек русского, то убийцу следует предать смерти на месте, где было совершено преступление; а если убийца сбежит, то его имущество должно быть передано ближайшему наследнику убитого при сохранении некоторого содержания для жены преступника. Также было оговорено, что за удар мечом или другим оружием с нарушителя взимается штраф в три меры золота; а если вора – грека или русского – застанут с поличным, то его позволяется предать смерти; но если его схватят позже, то надлежит возвратить имущество владельцу, а с преступника взыскать сумму втрое больше стоимости краденого.

Хотя Олег был всего лишь регентом, он лично управлял государством тридцать четыре года, и Игорь унаследовал отцовский трон лишь после смерти своего опекуна, которая произошла в 913 году от укуса ядовитой змеи, причем если верить Нестору, то змея заползла в череп любимого коня Олега, как и предсказывали вещуны за пять лет до того, что конь станет причиной смерти своего хозяина. Узнав, что конь, на которого с того рокового пророчества Олег больше не садился, умер, Олег пришел посмотреть на его труп и, поставив ногу на его череп, воскликнул: «Так вот конь, которого я боялся!» – как вдруг оттуда выползла змея и смертельно укусила его в ногу.

Игорь, которому в то время было тридцать восемь лет, провел большую часть царствования в усмирении беспорядков, возникавших то и дело в разных частях его владений. Он разгромил и отразил печенегов – татарский народ, обитавший к северу от Каспийского моря и отправившийся в наступление на Киев крупными силами; подчинил древлян, населявших территорию современной Волыни, последнее из славянских племен, которое перешло к оседлой жизни и к тому моменту лишь недавно поселившееся в городах и деревнях. Преодолевая упорное сопротивление в течение трех лет, он также подчинил себе уличей, племя, населявшее берега Днепра и боровшееся за свою независимость, и первые двадцать восемь лет правления провел практически в непрерывных войнах. Но когда великий князь сумел восстановить спокойствие в подчиненных землях, его дружинники стали настойчиво уговаривать его последовать примеру своего предшественника и возместить государству потери, понесенные им в этих междоусобных распрях, за счет богатств зажиточных греческих городов. Этот совет слишком совпал с собственным честолюбием и алчностью князя, чтобы он мог отвергнуть или проигнорировать его; и в 941 году Игорь снарядил флот для похода на Константинополь, вышел в Черное море, в то время когда морские силы империи были заняты войной с сарацинами, и, разорив провинции Понт, Пафлагонию и Вифинию, вошел в Босфор. Но греки, уже получившие представление о реальной силе и упорстве своего северного недруга, усиленно готовились к отражению этого внезапного набега и, погрузив на все оставшиеся у них корабли и галеры огромные запасы страшного греческого огня[67], который они всегда использовали в военных операциях и пламя которого не гасила даже вода, вылили его на воду во все стороны от своих кораблей и так затопили и уничтожили две трети из вражеских ладей. Многие тысячи русских, чтобы не сгореть заживо, попрыгали в море, где большинство погибло в волнах; другие попали в плен и были обезглавлены по приказу императора, а с остальными, когда они пытались выбраться на берег, бесчеловечно расправились фракийские крестьяне. Оставшиеся суда ускользнули на мелководье, Игорь вернулся с ними в Киев и к следующей весне, усилив свою мощь за счет союза со своими прежними врагами печенегами, подготовил еще один поход, которым надеялся возместить потери и отомстить врагам. Но греки, стремясь избежать бедствий нового русского набега и не желая подвергать себя риску поражения от рук свирепого и мстительного противника, предложили возобновить старый договор, заключенный между греческим императором и Олегом, и заплатить Игорю дань, которую его более успешный предшественник вытребовал на каждый свой корабль; и после некоторых колебаний русский князь согласился на эти условия[68]. «В этих морских военных действиях, – говорит Гиббон, – все невыгоды были на стороне греков, их дикий противник не знал пощады, его бедность не дозволяла рассчитывать на добычу, его недоступное отечество лишало победителя возможности отмщения, а вследствие самомнения или вследствие бессилия в империи установилось убеждение, что в сношениях с варварами нельзя ни приобрести славу, ни утратить ее. Сначала эти варвары предъявили неумеренное и неисполнимое требование трех фунтов золота на каждого солдата или матроса, русская молодежь хотела завоеваний и славы, но седовласые старцы старались внушить ей более умеренные желания. «Будьте довольны (говорили они) щедрыми предложениями Цезаря, разве не более выгодно приобрести без боя и золото, и серебро, и шелковые ткани, и все, что составляет предмет наших желаний? Разве мы уверены в победе? Разве мы можем заключить мирный договор морем? Мы не стоим на твердой земле, а плаваем над водной бездной, и над нашими головами висит смерть». Воспоминание об этих северных флотах, точно приплывавших из-за полярного круга, производило в императорской столице глубокое впечатление ужаса. Ее жители всех званий утверждали и верили, что на конной статуе, стоявшей в сквере Тавра, существовала тайная надпись с предсказанием, что в конце концов русские овладеют Константинополем».

Четыре года спустя после возвращения в Киев Игорь отправился в поход на древлян, чтобы принудить их к выплате дани. Он уже обременил их тяжелыми поборами и в конце концов вызвал их недовольство, прибавив к прежней дани новую. Древляне собрались на совет и приняли решение отныне не подчиняться его тирании и насилию. «Если повадится волк к овцам, – сказали они, – то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит». В лесу, через который должен был проехать князь со своей дружиной, у города Искоростеня (Коростеня) на реке Уж, они устроили засаду и убили Игоря. Князь погиб в 945 году, на шестьдесят девятом году его жизни, и его похоронили недалеко от места убийства; а над его могилой возвели курган по древнескифскому, или славянскому, обычаю[69]. Он был женат на княгине Ольге – Прекрасе, как ее называют русские летописи, то есть очень красивой, и имел от нее одного сына – Святослава. Ольга родилась в деревне под названием Выбуты, что примерно в 12 километрах от Плескова (Пскова), в семье лодочника или, как говорят некоторые историки, обедневшего боярина, и происходила из рода древних каганов России. Игорь встретил ее случайно, на охоте в лесу, и, пораженный ее необыкновенной красотой, посадил рядом с собой на княжеский престол; и в 903 году их свадьбу с большой пышностью и пирами отпраздновали в храме Перуна в Плескове. Получив известие о гибели супруга, она приняла бразды правления в Киеве и вознамерилась сторицей воздать за убийство великого князя. Немного погодя ей представилась благоприятная возможность, ибо вскоре после восшествия на престол князь древлян Мал, или Мальдитт, прислал к ней сватов звать замуж за себя. Она отдала жестокий приказ заживо закопать всех послов, а к древлянам отправила гонцов с посланием, что, если они хотят видеть ее своей княгиней и владычицей, пускай пришлют сватов получше; и затем, приказав сжечь новых послов заживо в бане, сразу же в сопровождении большой дружины выступила на древлян, прежде чем известие о чудовищной участи соплеменников достигло их ушей. Прибыв к древлянам, Ольга объявила, что согласна на предложение князя Мала, и пригласила его на пир со всей знатью; и посреди пира, когда те уже были пьяны от вина, вооруженные спутники Ольги внезапно напали на них и зарубили, так как она заранее отдала им такой приказ; и ее дружина разорила и разграбила страну, спалив дотла город Искоростень, возле которого был убит Игорь, и наконец покорила всю их землю и присоединила ее к своему государству.

Возвратившись в Киев, Ольга отдала все силы ради развития России и благополучия и процветания народа: она проехала по своим владениям и в пути отдавала повеления о строительстве мостов и дорог, поддерживала торговые предприятия и старалась расширить и облегчить внутреннее сообщение в государстве. Она заложила множество городов и сел и, видимо, по праву пользовалась любовью своего народа, которым правила справедливо и умеренно и который долго почитал ее и уважал. В 955 году, в период глубокого мира, наступившего в ее владениях, она оставила престол и со множеством слуг отплыла из Киева к императору Константину Багрянородному в Константинополь, где византийский монарх устроил ей пышный и блестящий прием. Образованный и утонченный кесарь был весьма впечатлен исключительным умом и знаниями своей необыкновенной гостьи. Целью ее путешествия, видимо, было поближе познакомиться с обрядами и учением христианской религии, чьих приверженцев она уже защищала в Киеве; ибо вскоре после ее прибытия в греческую столицу она обратилась в христианство и приняла крещение от патриарха Полиевкта в константинопольском соборе Святой Софии. Примеру княгини также последовал ее дядя, тридцать четыре прислужницы, двадцать два дружинника, два толмача и тридцать четыре купца, составлявших ее свиту, причем сам император был ее восприемником и дал ей множество ценных и великолепных даров[70]. По возвращении в Киев она стала твердо исповедовать новую религию и упорно трудилась над ее распространением на своей земле, даже отправилась к себе в родную деревню Выбуты и Плесков, чтобы наставить в христианстве тамошних жителей; но все ее усилия не увенчались особым успехом, поскольку и ее родственники, и народ упрямо держались своей древней веры. Она построила несколько церквей, и множество греческих миссионеров поселились в ее империи, и на Руси не устраивали гонений на христианскую церковь, а, скорее, относились к ней с насмешкой и презрением; однако пример княгини, видимо, все же произвел на народ некоторое впечатление, и многие русские купцы из Константинополя, пораженные великолепием греческих храмов, пышностью их обрядов и торжественностью богослужений, возвратившись домой, сравнивали их с идолопоклонством и жестокими ритуалами своей страны и часто переходили в христианство. Особенно характерно это было для Новгородской земли, где, по преданию, еще при жизни княгини Ольги отшельники Сергий и Герман жили на пустынном острове Валаам на Ладожском озере и откуда святой Авраамий якобы отправился проповедовать диким жителям Ростова.

Ольга, которая причислена к лику святых в Русской православной церкви и о которой русская летопись говорит: «Была она предвозвестницей христианской земле, как денница перед солнцем, как заря перед рассветом», умерла в 969 году; ее преемником на престоле стал сын Святослав, которому, несмотря на все старания, ей не удалось привить ни христианскую веру, ни просвещенные взгляды на законы и власть. Княгиню похоронил греческий священник Григорий, сопровождавший ее из Константинополя, в том месте, которое выбрала она сама, хотя впоследствии ее правнук Ярослав перенес ее останки оттуда в Десятинную церковь в Киеве, в исполнение последней воли на ее могиле не справлять тризны – языческого ритуала, который обычно совершался на Руси на могилах знати.

Точно неизвестно, когда на Руси в общее употребление вошли чеканные деньги, однако в Новгороде было найдено несколько монет, изготовленных примерно в тот период, на которых изображен всадник верхом на лошади[71]. Гривна впервые упоминается в русских анналах в 971 году, когда во время великого голода за лошадиную голову платили по полгривны; и это название, видимо, означало не только денежную единицу, но и меру веса в полфунта серебра; и равнялась пятидесяти кунам – это была монета, стоимость которой была равна стоимости шкурки куницы, так как налоги обычно платили мехами.

Пока правители Руси сидели в Киеве, ее северная столица Новгород продолжал расти и снова превратился в крупный и важный город. Новгород был разделен на пять «концов», окруженных каменными стенами под защитой башен и крепостных валов, на которых постоянную стражу несло множество лучников и копейщиков. Население его насчитывало около полумиллиона жителей.