Скифские империи. История кочевых государств Великой степи

Между тем Болеслав с польской армией, восстановив Святополка в княжестве, но при этом взимая с него ежегодную дань, отказался уйти из Киева, который в то время был самым богатым и роскошным городом севера, пока в конце концов киевляне и русские воины, устав от угнетения и поборов со стороны поляков, составили против них заговор с целью расправиться со всей чужеземной армией разом, внезапно перебив всех поляков или прибегнув к более незаметному и коварному способу – яду. Но Болеслав, узнав об их намерениях, когда они уже были готовы их осуществить, собрал всех поляков, находившихся в то время в городе и окрестностях, и, разорив и разграбив большую часть столицы, покинул ее вместе со своими подданными, причем каждый шел с тяжелой поклажей из награбленной в Киеве добычи. Благодаря Владимиру город настолько возрос и разбогател ко времени взятия его поляками, что в нем было триста церквей и восемь рынков, и в народе его хвастливо прозвали соперником Царьграда. В самом деле, историки той эпохи описывают великолепные платья киевлян, их бани, богатые и пышные пиры, на которых благодаря торговле с греками можно было видеть средиземноморские вина, серебряную утварь и даже плоды труда индийских мастеров, и создается впечатление, что горожане полностью отдались роскоши, развлечениям и праздности. После ухода Болеслава Святополк сразу же пошел вслед за ним, но, столкнувшись с его войсками у реки Буг, был полностью разгромлен и вынужден отступить в Киев. В то же время великий князь получил сведения о том, что Ярослав наступает на него с новгородцами, причем их храбрость воодушевляется и поддерживается успехами, одержанными ими в недавнем походе против хазар, которые в последние годы правления Владимира освободились от ярма русских. Ярослав взял в плен их военачальника Георгия Цулу; и, оказавшись в затруднительном положении, Святополк был вынужден принять помощь печенегов, которые, рассчитывая на поживу, с готовностью пришли под его знамена. Армии встретились у места гибели Бориса и Глеба; и Ярослав, перед тем как вступить в бой, обратился к речью к своим войскам, рассказав им обо всем произошедшем и воззвав к их храбрости, чтобы свершить возмездие, и заключил свою речь молитвой ко Всевышнему, чтобы тот даровал им победу в битве. При первых лучах рассвета Ярослав атаковал врага и вел отчаянный и свирепый бой до самого заката, когда силы Святополка, хотя и весьма превосходившие числом дружину его противника, были разбиты наголову, и их предводитель был вынужден покинуть поле боя побежденным и после разгрома, который оставил его без сторонников, бродил с места на место, не находя покоя и не желая просить милости у двоюродного брата, ставшего после битвы господином Киева, и умер неприкаянным в самом жалком положении. Однако польский король, не желая отдавать Киевское княжество в руки бывшего противника и воодушевленный недавними победами над пруссами, на чью землю вторгся, чтобы отомстить за убийство святого Адальберта[105], снова пошел в поход на Киев. Застав войско Ярослава на берегах Днепра врасплох, Болеслав атаковал русских, прежде чем они успели выстроиться в боевой порядок, и те, охваченные паникой, бросились бежать во все стороны и в сумятице едва не затоптали насмерть своего князя; так Болеслав снова стал хозяином столицы. Только после смерти Болеслава в 1025 году Ярославу удалось полностью изгнать из России его сына и наследника Мешко II вместе с армией поляков. Они заключили между собой мир, который скрепили браком польского короля и Марии – сестры Ярослава и дочери Владимира, и он продолжался во все время княжения Ярослава. Как только князь снова воссел на киевском престоле, он вторгся в Полоцкое княжество, где правил его старший брат Судислав, воевавший против него в последних войнах, и, разгромив и захватив Судислава, он бросил его в узилище, где тот и пробыл до конца правления Ярослава, хотя после смерти князя Судислава освободил его племянник Изяслав, сын и наследник великого князя, и тот стал монахом, приняв постриг в Киево-Печерской лавре.

Один из сыновей Владимира, который получил от отца Смоленское княжество, по-видимому, не принимал участия в междоусобных войнах братьев и передал свое владение потомкам, которое таким образом на время оказалось отделено от Русского государства. Есть причины полагать, что основание Смоленска по времени совпало с основанием Новгорода; это был процветающий город и государство до эпохи Рюрика, которое Олег присоединил к своим владениям, когда отправился завоевывать Киев.

Услышав об успешном исходе долгой войны между Польшей и Россией, Мстислав, седьмой сын Владимира, князь Тмутаракани – города, отнятого Святославом у хазар, который стоит на современном полуострове Тамань на Азовском море, – прислал письмо Ярославу, с требованием уступить небольшую часть обширных отцовских владений, которые теперь почти нераздельно принадлежали великому князю в Киеве. Мстислав проявил себя храбрым и умелым полководцем во многих войнах с беспокойными горными племенами Кавказа, которые часто угрожали его маленькому княжеству; и, положив конец многолетней вражде, когда разгромил в поединке предводителя черкесов, он построил церковь в честь своего успеха, и этот памятник старины сохранился до наших дней. Мстислав также содействовал греческому императору в походе на крымских хазар; но, получив от Ярослава в ответ на свою просьбу небольшую область, которая не могла удовлетворить его честолюбие, он со своим войском отправился на Русь и через некоторое время, одержав несколько побед во владениях брата, согласился на заключение мира. Тогда братья договорились о том, что будут править совместно, обладая равными правами над всем государством; и так они дружно правили до самой смерти Мстислава, которая произошла через семь лет после заключения мира. По его приказу был возведен Спасо-Преображенский собор в Чернигове.

В 1030 году Эстония взбунтовалась против России и провозгласила себя независимым государством. Ярослав отправился на эстов в поход и, восстановив свою власть, основал там город Дерпт[106], называемый русскими Юрьев[107], где поставил гарнизон для сбора дани. Дерпт принадлежал русским до 1210 года, когда его захватил Фольквин, гроссмейстер ордена меченосцев. Чтобы выразить свою благодарность новгородцам за верную службу и ценную помощь в трудные времена, Ярослав даровал его жителям множество привилегий, а также форму правления, которая заложила основы независимости и процветания Новгорода в Средние века. Правитель города и области, который всегда княжеского рода, по восшествии на престол приносил клятву соблюдать новгородские законы и не вмешивался в решения народа. Главой города, в своем роде мэром, был посадник, избиравшийся на ограниченный срок, ему подчинялся совет, который состоял из бояр и тысяцкого, и в этот совет избиралось по одному члену на каждые сто свободных людей, а в эту категорию входили все, кто не относился ни к боярам, ни к рабам. Горожане судили дела по собственному усмотрению; никто, кроме новгородской знати, не мог быть назначен правителем их княжества, а назначенного должен был одобрить посадник; также гражданин Новгорода не мог быть арестован за долги. Кроме того, новгородцы имели право взимать собственные налоги и составлять свои торговые законы.

Ярослав также ввел в действие Русскую правду – правовой кодекс, так называемую судебную грамоту, действующую на территории всего государства, и, по-видимому, это был первый русский письменный свод законов. Судьи осуществляли правосудие, переезжая из одной области в другую, и получали содержание и плату от жителей тех местности, где они отправляли правосудие. Смертная казнь была отменена; прежде когда совершалось убийство, то отец, брат, сын или племянник убитого имели право за него отомстить, и никто иной; исключением были граждане Новгорода, так как в случае убийства новгородца обязанность возмездия возлагалась на жителей города, которые забивали преступника камнями; но этот обычай был отменен, а вместо него был введен штраф в наказание за преступление. За убийство боярина взималось восемьдесят гривен, причем гривна равнялась примерно фунту серебра, за убийство свободного русского – сорок гривен, за женщину – половина суммы; но за убийство рабыни взималась большая сумма, чем за убийство раба. Штраф за удар кулаком или ножнами или рукояткой меча, за выбитый зуб или за дерганье мужчины за бороду составлял двенадцать гривен; за удар дубинкой – три гривны, а за кражу лошади – пожизненное заключение. Полными рабами были только захваченные в плен и купленные у иностранцев как мужчины, так и женщины и их потомки; однако должник, который не мог в положенный срок вернуть долг, поступал во владение своему кредитору и служил ему, пока не выкупал себя работой. Хозяин имел право убить своего раба, а свободные люди иногда продавались боярам, одни ради защиты, другие ради пропитания, но лишь на ограниченный срок. Позволялось убить вора, если его застали с поличным ночью, но, если его задержали по наступлении утра, закон обязывал доставить его к судье; и если свидетели показывали, что его убили, когда он уже был связан и не способен причинить вред, это считалось убийством и наказывалось соответствующим образом. Ростовщики брали такой грабительский процент, что пришлось принять закон, по которому кредитор не мог запросить более 50 процентов годовых.

В доход князя шло то, что приносили его личные владения, добровольные пожертвования и штрафы, взимаемые с преступников. Ярослав основал в Новгороде учебное заведение, в котором за свой счет содержал триста юношей из знатных родов; он доставил для них учителей из Константинополя и приказал сделать переводы трудов греческих отцов церкви на славянский язык, причем лично помогал в этой работе священникам, и затем составил из переведенных книг небольшую библиотеку, учрежденную лично им в Киеве. В его княжение в церквях впервые начали петь гимны и псалмы, причем тот вид хорового пения, который сейчас распространен в России, был введен в нее греческими певчими, которых специально с этой целью привезли из Константинополя вместе с семьями; и великий князь брал к себе на службу самых умелых мастеров Греции, которые построили в Киеве собор Святой Софии по образцу византийского, а также Георгиевскую церковь и монастырь Святой Ирины. Новгород-Северский и множество других городов также обязаны своим появлением Ярославу, который в 1044 году построил в Новгороде кремль; и его двор стал приютом для изгнанных и бедствующих иноземных принцев, так как он заключил семейные союзы с большинством королевских домов Европы.

Около 1019 года Ярослав отправил посольство к Олафу Святому[108], королю Норвегии, прося у него руки его дочери Ингигерды. Та согласилась на его предложение при условии, что она получит от супруга город Ладогу с прилегающими землями; в то же время она поставила условием, что в Новгород ее должен сопровождать швед, имеющий одинаково высокое положение и на Руси, и у себя на родине; она получила согласие и выбрала себе в сопровождающие родственника ярла Рёнгвальда и сделала его ладожским посадником. Вскоре после заключения этого брака Олафа изгнал из собственного королевства мятежный вассал – ярл Хакон, и Олаф с женой и сыном нашел убежище в России, где Ярослав пожаловал ему во владение область, достаточную для поддержки его сторонников; великий князь также предложил ему править областью на Волге, от чего Олаф отказался, так как собирался предпринять паломничество в Иерусалим. Однако в 1030 году Хакон умер, и Олафу приснился ангел, велевший ему возвращаться в Норвегию, и тогда он вернулся на родину, оставив сына по имени Магнус получать образование в Киеве, и попытался силой вернуть себе трон. Поход его, однако, окончился провалом, ибо норвежский король был разбит и погиб в смертельной битве при Стикластадире[109], которая состоялась 29 июля того же года; и его единоутробный брат, знаменитый Харальд Суровый, получивший серьезное ранение в том же бою, спасся в России, где великий князь гостеприимно принял его со всеми почестями и сделал одним из своих военачальников. В поэме скальда Бёльверка так говорится о его проживании в этой стране:

C острия стряхнул тыКапли трупа. В лапыБросил снеди гусюРан. Выл волк на взгорье.Год прошел, и в ГардыНа восток дорога,Вождь наипервейшийИз мужей, вам вышла[110].

Пробыв несколько лет в России, в 1034 году он со множеством своих дружинников поступил на службу в константинопольскую Варяжскую стражу, в основном состоявшую из его соотечественников, и, сопровождая греков во многих военных походах в Сицилию и на сарацин в Палестине и Африке, постепенно скопил огромные богатства в золоте и драгоценных камнях. Время от времени он отправлял добычу с русскими купцами на хранение в Новгород и поручал заботам Ярослава до его возвращения[111].

Во время пребывания при дворе великого князя он полюбил Елизавету, или Эллисиф, как она называется в норвежских хрониках, дочь Ярослава; переплыв Черное море и возвратясь во владения ее отца, он написал шестнадцать восхваляющих ее вис – песен, которые оканчивались одной и той же строкой, например вот так:

Взгляду люб, киль возлеСикилей – сколь веселБег проворный вепряВёсел! – нес дружину.Край пришелся б здешнийНе по вкусу трусу. НоГерд монет в ГардахЗнать меня не хочет[112].

По возвращении в Новгород в 1045 году он получил назад все свое золото, шелка, украшения и драгоценные камни, которые скопил на службе у греческого императора; и норвежские саги рассказывают, что «там было столько добра, сколько никто в Северных Странах не видал в собственности одного человека»; ведь он помогал грекам захватить восемьдесят цитаделей и трижды побывал в императорской сокровищнице, так как воины и начальники Варяжской стражи имели такую привилегию: после смерти императора они шли по его сокровищнице и брать себе все, что по пути попадалось под руку. Зимой после возвращения в Россию Харальд женился на княжне Елизавете, которая в его отсутствие отвергла нескольких знатных претендентов, и древний норвежский бард Стув Слепой так рассказывает об этом событии:

По сердцу ствол расприЛат жену сосватал.Светом вод владеетДнесь и княжьей дщерью[113].

Пробыв в России еще два года, он отправился в Норвегию по приглашению своего племянника Магнуса, который прожил несколько лет после смерти Олафа при дворе в Новгороде и только покинул его по настоятельным просьбам своих подданных с небольшой флотилией кораблей на родину примерно в 1035 году. Скальд Сигват говорит о нем:

Жду с востока вестиО княжиче каждойЯ из Гардов, веритьРад словам похвальным.Малым сыт – ведь самиПтицы сих приветовТощи. Тщетно князяСюда поджидаю.

А Арнор Скальд Ярлов незадолго до его возвращения в Норвегию говорит:

Днесь – внемлите, люди —Я рассказ о князе —Ведомы мне подвигиСлавного – слагаю.Одиннадцать татюМира не сравнялосьЗим, как струг из ГардовДруг хёрдов направил[114].

Путешествие Харальда в Норвегию запечатлено в стихах норвежского барда Вальгарда с Поля:

Счастлив славой, вывелТы струг с красным грузом,Вез казну златую,Харальд князь из Гардов.Ветр клонил студеныйКоней рей. В СигтуныПо свирепым тропамВыдр спешил ты, княже[115].

В Новгороде к нему присоединились многие сторонники отца, с которыми он отправился в Швецию и в конце концов вернул себе Норвегию.

Он царствовал совместно с Магнусом до смерти последнего в 1047 году, после чего Харальд стал единственным правителем королевства; впоследствии он участвовал в походе Тостига, герцога Нортумберлендского, против его брата – короля Англии Гарольда Годвинсона, они были разгромлены и оба погибли в битве при Стамфорд-Бридж, около города Йорк, 25 сентября 1066 года, и норвежского монарха сменили на троне его сыновья Олав и Магнус.

Около 1040 года Ярослав отдал Новгород своему старшему сыну Владимиру, которому в то время было двенадцать лет, и едва тот успел сесть на престол, как отец послал его в морской поход на Константинополь – подобных кампаний Россия не предпринимала с той неудачной попытки Игоря, да и в этот раз ему не суждено было окончиться большим успехом. Под предлогом возмездия за убийство некоего русского гражданина в Византии он подошел ко входу в Босфор и попытался пробиться мимо греческих кораблей, снаряженных своим губительным греческим огнем; но его корабли были отброшены, и 15 тысяч человек погибли в пламени. Однако во время погони константинопольский флот оказался рассеян, его авангард окружили русские ладьи, и так как запасы огня у греков кончились, то из двадцать четырех галер одни были захвачены русскими, а другие затоплены; и чтобы отомстить за это поражение, император Константин Мономах приказал ослепить всех русских пленников, попавших в руки греков. Это зверство по отношению к его подданным страшно разгневало Ярослава, и после войны, когда скончался киевский митрополит Феопемпт, созвал русских епископов, чтобы выбрать его преемника среди них, независимо от византийского патриарха. Конклав избрал священника Илариона; но так как новый митрополит был недоволен своим противоканоническим поставлением, то есть в нарушение церковных правил, он обратился к константинопольскому патриарху Михаилу Керуларию и получил от него письменное благословение и приказ, подтверждающий его полномочия.

В 1051 году король Франции Генрихом I отправил посольство епископов к Ярославу в Киеве, чтобы просить руки его дочери Анны. Она сопровождала послов в их обратном путешествии во Францию со многими богатыми дарами от отца к будущему супругу[116]. В том же году умер новгородский князь Владимир. Его преемником стал брат Изяслав, а похоронили Владимира в Софийском соборе в Новгороде, который был как раз достроен в его княжение, и он повелел греческим художникам украсить стены собора иконами по образцу константинопольских церквей; там же упокоились и его жена[117], дядя Мстислав[118], брат Ярослава, и его мать Ингигерда, получившая в России имя Ирина.

Ярослав скончался в 1053 году, примерно через два года после сына. Незадолго до смерти он разделил свое государство среди пяти сыновей, сделав младших подданными старшего – Изяслава, князя Киевского, и дав ему право принуждать братьев к подчинению силой оружия, буде они проявят непокорность; и на смертном одре, вспоминая разорительные войны, последовавшие за смертью Святослава и Владимира, и распри, к которым всегда приводил раздел империи, он умолял сыновей жить в мире друг с другом и не губить безопасности и благосостояния страны ради корыстных целей. Его похоронили в Киевском соборе, который он заложил и стены которого пережили бурю монгольского нашествия и все пожары, разграбления и осады, которым подвергался с тех пор многострадальный Киев; и над местом его упокоения до сих пор стоит мраморный памятник, и так как это единственный подобный саркофаг в России, высказывалось предположение, что его доставили из Константинополя.

Для своей эпохи Ярослав был образованным и высокоразвитым государем и прилежным учеником в то время, когда даже умение читать в основном было прерогативой духовенства. Ярослав восстановил в своей империи мир, который ему удавалось в основном поддерживать в течение всей своей жизни, и он надолго сохранился в памяти народа, заслуженно пользуясь признательностью и уважением по причине справедливости и мягкости, с которыми он правил, а также мудрости и нелицеприятия его законов. Но пагубный обычай того времени, которому он последовал, а именно разделил владения между сыновьями, после его смерти привел к тому, что вновь повторились распри и междоусобицы, ознаменовавшие начало предыдущих правлений; и имперские князья, забыв о предсмертной просьбе отца и все прочие соображения в своей честолюбивой жажде достичь величия и никому не подотчетной верховной власти, вновь погрузили Русь во все бедствия губительной и разорительной гражданской войны.

По внешности Ярослав был худощав, черноглаз и черноволос и, пожалуй, ниже среднего роста. Он женился на норвежской принцессе Ингигерде, которая по обычаю, распространенному при русском дворе, при переходе в православие приняла имя Ирины и у которой от него родилось шестеро сыновей и четыре дочери; а именно Владимир, умерший раньше его; Изяслав, женившийся на дочери императора Германии Генриха III и унаследовавший киевский престол; Святослав, новгородский князь, взявший в жены сестру короля Польши Казимира; Вячеслав, полоцкий князь; Всеволод, который женился на греческой царевне, дочери Константина Мономаха; и Хольти Смелый; Елизавета, жена Харальда III Сурового, короля Норвегии; Анна, супруга Генриха I и королева Франции; и еще две дочери, из которых одна стала женой короля Польши Болеслава II, а другая, предположительно Анастасия, – короля Венгрии Андраша I[119].

Вторжение Владимира Ярославича в Константинополь было последним походом русских против Греческой империи. С того времени их дружеские отношения не нарушались в течение многих лет, однако из-за междоусобных войн, в которые погрузилась Русь в правление сыновей Ярослава, чрезвычайно сократили объем взаимной торговли, а чем слабее становился Киев, тем сильнее становились татарские племена, и они часто грабили на Днепре русские торговые суда, если только те не имели сильной и вооруженной охраны, задолго до того как они успевали достичь Черного моря. Но Русь твердо придерживалась греческой веры и была единственным государством, которое отозвалось на последний призыв византийского императора о помощи для борьбы с последним нашествием турок; и чем глубже Константинополь погружался в церковные предрассудки и становился все более враждебен католическим странам, тем, говорит Финли, «Восточная Церковь становилась в их глазах символом их народной принадлежности, и благодаря фанатичной приверженности русских одним религиозным канонам с византийскими греками они получили от тех звание христианнейшего народа».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Катай – старинное название Китая. (Здесь и далее примеч. авт., кроме особо указанных случаев.)

2

Профессор Ретциус из Стокгольма утверждает, что сами славяне не принадлежат к кавказской семье человеческого рода. Доктор Латем высказал предположение, что девять десятых современных русских и жителей России относятся к татарской народности, или, как он называет ее, к огурам, в каковую категорию поместил также гуннов, финнов, калмыков и все татарские племена империи, за исключением башкир.

3

Некоторые историки высказывали предположение, что название происходит от имени Мешеха, сына Иафета, и в доказательство своего мнения цитировали отрывок из Иезекииля о том, что Мешех поставлял в Тир рабов и медную посуду (так как татары с древнейших времен были искусны в обработке металлов).

4

Геродот утверждает, что в его время в Скифии все еще оставалось множество возведенных киммерийцами памятников и мостов.

5

Персидские поэты во многих своих стихах воспевают славу и великолепие Афрасиаба, древнего царя Турана, многочисленность его свиты и блестящий двор. Он был соперником их излюбленного героя Рустема, чьи славные подвиги сохранила для нас иранская поэма в 10 тысяч стихов. Все туранские цари, как фараоны Египта, были известны по имени Афрасиаб.

6

В 1240 году, когда монголы осадили Киев, они описанным способом переправились через Днепр.

7

Артемидор Эфесский, географ, живший и работавший около 100 года до Рождества Христова, утверждал, что страна восточнее Танаиса неизведанна; и даже после похода Александра Македонского Каспийское море считалось заливом Северного океана, а Плиний сообщает нам, что его современники полагали, будто Palus Maeotis (Азовское море) соединено с Арктическим. Волга была неизвестна грекам и впервые упоминается у римских авторов под названием Ра. В среде видных геологов считалось общепризнанным, что вплоть до сравнительно недавнего периода мировой истории Каспийское и Черное моря были соединены и что океанские воды заливали лежащие между ними ныне песчаные степи вплоть до Северного Кавказа, где почва по сию пору изобилует солью и раковинами. Геродот говорит об Азовском море, что оно имеет примерно ту же величину, что и Черное.

8

В курганах, весьма многочисленных в Южной России и Крыму, как полагают, находятся гробницы скифских царей. Некоторые из них были раскопаны, и оказалось, что в них покоятся щиты, луки, мечи и золотые украшения чрезвычайно искусной работы, некоторые из них украшены фигурами, чье платье близко напоминает одежду, которую носили русские и польские крестьяне. В одном кургане найдены кости человека весьма высокого роста с остатками митры или персидского колпака на голове, с массивным золотым ожерельем на шее, браслетом из серебра и золота на правой руке повыше локтя, золотым браслетом в дюйм шириной, еще двумя браслетами из золота и серебра ниже локтей, шириной в полтора дюйма, и третьей парой браслетов на запястьях, украшенных персидскими крылатыми сфинксами, которые в когтях держат толстую золотую нить, служившую завязкой браслету, и все это сделано чрезвычайно искусно. В ногах у него лежала кучка мелких острых кремней, так как у скифов был обычай наносить себе раны на лицо и тело подобными орудиями и класть их в могилу в знак скорби. В другой части саркофага найден железный меч с рукояткой, покрытой листовым золотом и украшенной фигурками зайцев и лис, кнут, украшенный листовым золотом, и золотой щит тонкой работы, а также кубки, пики и несколько пучков стрел; в той же гробнице оказался и второй скелет, судя по богатству украшений и надетой митре, он принадлежал, как полагают, царице, которую по скифскому обычаю задушили на погребальном кургане ее мужа.