Малгобекский бастион. Поворотный момент битвы за Кавказ. Сентябрь–октябрь 1942 г.

Двумя фронтами (более 40 дивизий) советские Вооруженные силы прикрывали дальневосточные границы. Военные округа имели задачу готовить пополнения для действующей армии [144, с. 21–22].

В начале марта 1942 г. Ставка рассмотрела перспективы развития военных операций на летнюю кампанию [80, с. 34].

Как вспоминал маршал А. М. Василевский, в Генеральном штабе и Ставке считали, что основной ближайшей задачей советских войск должна быть временная стратегическая оборона. Ее цель – изматывая оборонительными боями на заранее подготовленных рубежах ударные группировки врага, не только сорвать подготавливаемое фашистами летнее наступление, но и подорвать их силы и тем самым с наименьшими для нас потерями подготовить благоприятные условия для перехода Красной армии в решительное наступление.

К середине марта Генеральный штаб завершил все обоснования и расчеты по плану операции на весну и начало лета 1942 г. Главная идея плана: активная стратегическая оборона, накопление резервов, а затем переход в решительное наступление.

Сталин, не считая возможным развернуть в начале лета крупные наступательные операции, был также за активную стратегическую оборону. Но наряду с ней он полагал целесообразным провести частные наступательные операции в Крыму, в районе Харькова, на льговско-курском и смоленском направлениях, а также в районах Ленинграда и Демянска. Начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников стоял на том, чтобы не переходить к широким контрнаступательным действиям до лета. Г. К. Жуков, поддерживая в основном Шапошникова, считал в то же время крайне необходимым разгромить в начале лета ржевско-вяземскую группировку врага. Главное внимание в плане, естественно, уделялось Центральному направлению, отмечает А. Василевский [56, с. 156].

Германия и ее союзники, планируя свои действия в летней кампании 1942 г., исходили из более трезвых посылов, чем годом ранее, накануне нападения на СССР. К. Типпельскирх пишет: «Летняя и зимняя кампании 1941 г. дали большую нагрузку немецким войскам, однако они сохранили свою наступательную мощь как в моральном, так и физическом отношениях. Но все же она была недостаточной, чтобы вести наступление на всем фронте общей протяженностью около 3 тыс. км. Только при объединении всех танковых и моторизованных соединений на одном участке фронта еще можно было бы рассчитывать на полный успех. На остальных же участках нужно было лишь стремиться к тому, чтобы восполнить потери, понесенные за год боев, и сделать войска снова полностью боеспособными и подвижными» [165, c. 310].

Такой непредвиденный для фашистского руководства поворот событий привел к серьезным затруднениям с людскими ресурсами. И все же вооруженные силы фашистской Германии весной 1942 г. были достаточно мощными. В них находилось 8 600 тыс. человек. От этого количества сухопутные войска составляли 71,5 процента. Они имели 226 дивизий и 11 бригад, в которых насчитывалось 43,2 тыс. орудий и минометов (без 50-мм минометов и зенитных орудий) и 5719 танков и штурмовых орудий. Качество боевой техники и вооружения было достаточно высоким. Военно-воздушные силы Третьего рейха располагали 4750 боевыми самолетами.

Основная масса вооруженных сил фашистской Германии находилась на советско-германском фронте. Пользуясь отсутствием второго фронта, немецкое командование зимой 1941/42 г. направило на советско-германский фронт более 40 новых дивизий и значительное количество маршевого пополнения. На 1 апреля здесь было 176 дивизий сухопутных войск (в том числе 21 танковая и 14 моторизованных) и 9 бригад. На советско-германском фронте действовали также 14 финских дивизий и 8 бригад, 7 румынских дивизий и 7 бригад, 3 венгерские дивизии и 2 бригады, 3 итальянские, 2 словацкие и 1 испанская дивизии [144, с. 23–24].

Поскольку после проигранной зимней кампании 1941/42 г. и связанных с этим огромных людских и материальных потерь державы фашистского блока не могли организовать повторения летне-осеннего наступления 1941 г. по всем стратегическим направлениям, было сочтено целесообразным выбрать для нанесения главного удара одно из них, а именно – южное, на севере же и в центре ограничиться активной обороной. В соответствии с директивой № 41, подписанной Гитлером 5 апреля 1942 г., приоритетное значение отдавалось овладению крайне важными с точки зрения экономики – особенно в условиях превратившейся в затяжную войну кампании на Востоке – районами Советского Союза, в первую очередь – Северным Кавказом [143, с. 403].

В этом смысле, несомненно, решающим аргументом при выборе кавказского направления как основного в летнем наступлении на Восточном фронте стали соображения экономического плана, прежде всего вопрос о контроле за кавказской нефтью. Контроль этот являлся ключевым как для Германии, которая начинала в условиях разворачивающихся бомбардировок союзной авиацией промышленных объектов на территории рейха и его европейских сателлитов, а также непрерывно растущих расходов топлива для увеличивающегося парка военной техники испытывать первые признаки нефтяного голода, так и для СССР, который в случае утраты Северного Кавказа не только лишался источников углеводородного сырья, расположенных непосредственно на этой территории в виде майкопских и грозненских месторождений (причем последние обеспечивали Красную армию наиболее качественными видами бензина, в первую очередь – авиационного), но и оказывался отрезанным от своего важнейшего нефтяного района в Баку. Таким образом, в условиях, когда нефть юга являлась практически единственным мощным поставщиком ГСМ для Красной армии, ее потеря могла иметь фатальные последствия для исхода войны для СССР.

Географическое положение Кавказа определяет его стратегическое значение. В довоенный период через Кавказ и порты на Черном и Каспийском морях осуществлялся значительный внешнеторговый грузооборот Советского Союза. В годы войны торговые пути, идущие через Персидский залив, Иран, Каспийское море, занимали второе место после Северного морского пути в подвозе вооружения, стратегического сырья из Соединенных Штатов и стран Британской империи.

К лету 1942 г. с потерей Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей экономическая база Советского Союза резко сузилась: выплавка стали сократилась более чем на 10 млн тонн в год; сбор зерновых – более чем в три раза; уменьшились мобилизационные ресурсы в связи с оккупацией врагом части советской территории. В создавшихся условиях оборона Кавказа приобретала для Советского государства жизненно важное значение. На долю Северного Кавказа и Закавказья приходилось 86,5 процента общесоюзной добычи нефти; 65 процентов природного газа; 56,5 процента марганцевой руды. Бакинский район давал почти три четверти всей нефти, добывающейся в СССР [154, с. 6].

В свою очередь, для Гитлера чем дальше, тем больше вопрос овладения нефтяными ресурсами становился важнейшим в плане продолжения и успешного завершения войны. В этой связи вполне понятна позиция Гитлера, заявившего 1 июня 1942 г. в штаб-квартире группы армий «Юг» в Полтаве, что если он не получит нефти Майкопа и Грозного, то должен будет «ликвидировать войну» [144, c. 25].

Немаловажное значение имело и политическое значение овладения Кавказом. Это могло оказать решающее воздействие на принятие решения Турцией, соблюдавшей нейтралитет, но имевшей 26 дивизий на границе с СССР [375, с. 18]. Германия была заинтересована в скорейшем вступлении Турции в войну против СССР, активно ее к этому подталкивая, но это во многом зависело как раз от успехов немецкого оружия на Кавказе [173, с. 421].

Наконец, без овладения нефтяными ресурсами Кавказа было невозможно последующее освоение территорий, которые планировалось колонизировать на Востоке после победоносного завершения войны [374, с. 57].

Территория Ингушетии, особенно ее северная часть, представляла с точки зрения основной боевой задачи германской армии на лето – осень 1942 г. большой интерес по причине нахождения здесь одного из крупнейших и динамично развивавшихся, несмотря на свою «молодость», нефтяных месторождений Северного Кавказа – Малгобекского. Поскольку прорыв на Грозный был сопряжен с серьезными трудностями ввиду неизбежности организации советской стороной максимально прочной обороны для удержания любой ценой этого крупнейшего из оставшихся после занятия немцами Майкопа нефтяных центров, находящихся к северу от Главного Кавказского хребта, германское военное командование не могло не уделять особого внимания овладению районом Малгобека, что из задачи промежуточной (в случае успешного развития наступления на Грозный) могло перерасти в задачу более значимую (в случае неудачи или хотя бы задержки продвижения немцев в юго-восточном направлении). Особенно важным это становилось в свете того факта, что нефтяные месторождения Майкопа советские войска успели при отходе разрушить, и лишь стремительное овладение малгобекскими промыслами могло предотвратить повторение такой ситуации. Поэтому представляется вполне закономерным сосредоточение немцами главного ударного кулака группы армий «А», наступавшей на Кавказе, – 1-й танковой армии генерал-полковника Э. фон Клейста (считавшегося еще со времен Французской кампании 1940 г. признанным мастером стремительных танковых прорывов) на левом фланге группы армий для броска на Грозный именно через Малгобек.

Овладение Кавказом определялось противником как одна из главнейших задач еще предыдущей кампании 1941 г. В ноябре 1941 г. войска группы армий «Юг» взяли Ростов-на-Дону, справедливо считавшийся воротами Кавказа, но контрнаступление советских войск под Ростовом в конце ноября вынудило немцев оставить город, что стало первым в ходе Второй мировой войны отступлением вермахта [131, с. 52].

Теперь с новыми силами, после перегруппировки и пополнения войска южного крыла германского Восточного фронта должны были реализовать захват Кавказа уже как основную цель кампании 1942 г.

Из двух групп армий – «А» и «Б», наступавших в рамках операции «Блау»[1] на южном крыле советско-германского фронта, именно первая пополнялась вначале максимально подготовленными, оснащенными и полностью укомплектованными по штатам личным составом и военной техникой соединениями. При этом немаловажное значение имело и то, что по национальной принадлежности личного состава эти соединения были почти исключительно немецкими, что резко повышало общую боеспособность группы армий, в отличие от соседних войсковых объединений южного крыла Восточного фронта, значительную часть которых составляли контингенты союзных вермахту армий Румынии, Венгрии, Италии и Словакии[2].

28 июня войска Германии и ее союзников начали операцию «Блау» – генеральное летнее наступление на южном крыле советско-германского фронта. Наступление, призванное решить исход всей кампании, развивалось стремительно. 2 июля начались бои за Воронеж, а 23 июля немцы уже во второй раз в ходе войны взяли Ростов-на-Дону. На следующий день развернулось наступление на левом берегу Дона. В этих условиях 28 июля Северо-Кавказский фронт был объединен с Южным фронтом в единый Северо-Кавказский фронт.

Между тем войска группы армий «А» хлынули на Северный Кавказ. 1-я немецкая танковая армия, продолжая теснить войска нашей 37-й армии, 5 августа захватила Ворошиловск (Ставрополь) [143, с. 459].

Противник считал, что наступление на южном участке Восточного фронта развивается более успешно, чем намечалось директивой ОКВ № 41. Такая оценка была отражена в директиве № 44 от 21 июля, которая гласила, в частности: «Неожиданно быстро и благоприятно развивающиеся операции против войск Тимошенко дают основание надеяться на то, что в скором времени удастся отрезать Советский Союз от Кавказа и, следовательно, от основных источников нефти и серьезно нарушить подвоз английских и американских военных материалов. Этим, а также потерей всей донецкой промышленности Советскому Союзу наносится удар, который будет иметь далеко идущие последствия» [144, с. 154].

Как указывает уже цитировавшийся К. Типпельскирх, «в середине июля немецкие танковые армии стали наступать по разным направлениям. 4-я танковая армия, продвигаясь своим левым флангом вдоль Дона, вышла в большую излучину Дона западнее Сталинграда и в конце месяца в ходе непрерывного преследования достигла Калача и Клетской, где противник оказал энергичное сопротивление» [165, с. 310].

В этот период противник всемерно усиливает группировку своих войск для наступления непосредственно на Кавказ. Согласно приказу Гитлера от 13 июля, на кавказское направление была повернута вся 4-я танковая армия, включенная в состав группы армий «А». Первоначально нацеленная вместе с 6-й армией для удара на Сталинград, она сместилась теперь к югу, пересекла полосу наступления 6-й армии и вышла к Дону на участке от Цимлянской до Константиновского. Немецко-фашистское командование настолько было уверено в быстром и легком захвате Сталинграда, что сочло даже возможным взять из наступавшей на сталинградском направлении 6-й армии несколько соединений и передать их в состав армий, действовавших на других направлениях, или вывести в резерв.

С 11 по 22 июля Гитлер дал указания по ведению боевых действий на южном крыле Восточного фронта. Указания касались решения повернуть все силы группы армий «А» на юг для овладения Ростовом-на-Дону, форсировать нижнее течение реки Дон и в последующем продвигаться на Кавказ. От группы армий «Б» требовалось выдвинуться на рубеж Дона. Иначе говоря, стратегическое обеспечение «похода на Кавказ» в это время предполагалось ограничить обороной на рубеже верхнего и среднего течения Дона без проведения крупных операций восточнее реки [144, c. 155].

В директиве ставки главного командования вермахта № 45 от 23 июля 1942 г. «О продолжении операции «Браун швейг» в разделе «Задачи дальнейших операций» было сказано: «…Одновременно группировка, имеющая в своем составе главным образом танковые моторизованные соединения, выделив часть сил для обеспечения фланга и выдвинув их в восточном направлении, должна захватить район Грозного… В заключение ударом вдоль Каспийского моря овладеть районом Баку». В директиве прямо указывалось на «решающее значение, которое имеет нефтяная промышленность Кавказа для продолжения войны» [371, с. 43].

Уже в это время в развитие немецкого наступления на Кавказе начинает вмешиваться изменение ситуации на фронтах и начинающееся смещение акцентов в оценке приоритетов германским командованием и лично Гитлером относительно главных целей и задач летнего наступления. Речь идет прежде всего о факторе Сталинграда. Сражение за этот город, на ближние подступы к которому 6-я армия вермахта вышла уже в августе, все более привлекало взоры всего мира, хотя с точки зрения военной стратегии, экономики и политики гораздо более значимыми были как раз операции на Кавказе. Однако символическое значение Сталинграда, уже вскоре раздутое пропагандой обеих сторон и публичными высказываниями их военного и политического руководства, чем дальше, тем больше превращало их в заложников этого символа всей вооруженной борьбы на советско-германском фронте.

Первоначально в группу армий «А» входили две танковые армии – 1-я и 4-я. Последняя, находившаяся под командованием генерал-полковника Г. Гота, также считавшегося одним из лучших танковых командиров вермахта, 13 июля, как уже отмечалось выше, была переведена в подчинение группы армий «А» с целью поддержки наступления на Кавказ.

При этом на момент переподчинения армия действовала на крайнем левом фланге группы армий «А», являясь непосредственной соседкой слева 1-й танковой армии Клейста. Таким образом, в случае сохранения такого боевого порядка группы армий «А» в конце августа – в сентябре 1942 г., на направлении главного удара через Малгобек на Грозный, ее командующий фельдмаршал Лист располагал бы на этом важнейшем участке двумя полнокровными танковыми соединениями, в совокупности составлявшими почти половину всех немецких подвижных соединений на Восточном фронте и тем самым первым из немецких командующих после завершения Битвы под Москвой мог оперировать на решающем направлении столь крупной группировкой бронетанковых войск [159, с. 326]. Разумеется, столь солидная боевая сила, как 4-я танковая армия (включавшая 3 корпуса в составе 8 дивизий), значительно усилила бы ударный кулак группы армий «А» и резко повысила бы его пробивную способность. Однако после того, как вышедшая 17 июля в большую излучину Дона 6-я армия не смогла в течение второй половины июля совершить бросок к Сталинграду (все более привлекавшему к себе внимание Гитлера и его ближайшего политического и отчасти военного окружения как в силу военно-стратегического значения, будучи важнейшим перевалочным пунктом на коммуникациях между южными и центральными областями Советского Союза, так и в плане морально-психологического значения овладения городом, носящим имя Сталина), с подачи фюрера принимается крайне сомнительное с военной точки зрения решение о перераспределении сил и средств между группами армий «А» и «Б».

1 августа 4-я танковая армия была по приказу Гитлера передана в состав группы армий «Б» и повернута на Сталинград, который все более отвлекал внимание нацистского фюрера от вполне логично выбранного им главным в начале летнего наступления кавказского направления. Таким образом, еще в июле 1-я танковая армия была усилена частями 4-й танковой армии за счет группы армий «Б», а теперь она должна была отдать обратно большую часть своей зенитной артиллерии, несколько моторизованных дивизий и все авиационные части [165, с. 322]. Этот поворот, по сути, послужил началом смены приоритетов во взглядах нацистской военно-политической верхушки на летнюю кампанию 1942 г.

Однако в то же время в Берлине отнюдь не собирались отказываться от продолжения наступления на Кавказе. Более того, возможно, Гитлера ввела в заблуждение та относительная быстрота, с которой были достигнуты прорывы группы армий «А» к Ростову и далее на юго-восток и юг, к Краснодару и Майкопскому нефтяному району в конце июля и первой половине августа 1942 г. Это позволяют предположить свидетельства некоторых лиц из ближайшего окружения Гитлера о событиях лета 1942 г. Так, бывший рейхсминистр вооружений и боеприпасов А. Шпеер – в то время один из наиболее приближенных к Гитлеру деятелей Третьего рейха, в своих воспоминаниях говорит о встрече Гитлера в его ставке с особо отличившимися офицерами-фронтовиками, принимавшими участие в прорыве к Тереку. Во время этой встречи один из офицеров высказался в том смысле, что дальнейшему стремительному продолжению наступления помешала лишь задержка с подвозом боеприпасов, что произвело сильное впечатление на нацистского фюрера, приказавшего немедленно принять меры по недопущению впредь подобных задержек [79, с. 407].

Действительно, дела на Кавказе в августе для противника развивались вполне обнадеживающе. Краснодар, Майкоп, Ворошиловск, Пятигорск, Элиста один за другим переходили под контроль наступающего вермахта. В последние дни июля была осуществлена переправа через Маныч. Как пишет К. Типпельскирх, «6 августа подвижные соединения, почти не встречавшие сопротивления, вышли к железной дороге Ейск – Баку на участке от Ейска до Армавира. Вскоре после этого немецкие передовые отряды достигли Кубани. 8 августа был захвачен Майкоп – первый, самый маленький и основательно разрушенный советскими войсками при отходе нефтяной район. Одновременно два танковых корпуса севернее среднего течения Кубани повернули на юго-восток, чтобы продвигаться к более важной цели – району Грозного» [165, с. 321].

Перевод 4-й танковой армии на сталинградское направление, казалось, не слишком ослабил вначале наступательный порыв и возможности группы армий «А». Об этом говорил тот факт, что такие победы, как взятие Майкопа, Краснодара, выход к Баксану, Тереку и кавказским перевалам, были достигнуты в течение августа, то есть уже после переподчинения армии Гота группе армий «Б». Однако подлинное значение нахождения в составе группы армий «А» 4-й танковой армии должно было стать очевидным позднее – на решающей стадии броска к грозненской нефти, а именно – в ходе битвы за Малгобек.

Таким образом, 4-я танковая армия на начальном этапе операции «Блау» выступала в роли резерва, призванного усилить тот участок фронта, который будет выбран приоритетным. Однако в силу вышеприведенных доводов представляется правильным считать главной причиной ее перевода не столько утратой Гитлером интереса к кавказскому направлению или даже снижение значения последнего в оперативных планах немецкого руководства, сколько присущую фюреру переоценку успехов своих армий на кавказском направлении в июле – августе и стремление быстро и легко добиться аналогичных успехов под Сталинградом.

Тем не менее в ставке Гитлера в это время, как представляется, более или менее трезво оценивали возможности своей группировки на Кавказе. В соответствии с указаниями, данными 31 августа Гитлером относительно дальнейших действий группы армий «А» ее командующему Листу и записанными в дневнике начальника Генштаба Ф. Гальдера, «главной задачей 1-й танковой армии определяется уничтожение противника в излучине Терека». Далее Гитлер потребовал «всеми имеющимися силами, и прежде всего подвижными, продолжать наступление на Грозный, чтобы наложить руку на район нефтепромыслов» [58, с. 333].