Пошел дождь. Почтальон улыбнулся.
–Вот, смотрите. Капли тоже ломятся сюда. Значит, тоже одиноки, хотя их много. Они все из одного облака падают, а найти общий язык не могут. Знаете почему?– доставщик писем ехидно посмотрел на Питера.
–Ну и почему же?
–Они неживые!– и почтальон тихо засмеялся.
–Эти хотя бы падать могу. А пепельница нет…
–Об этом лучше не думать,– продолжая хихикать, доставщик писем переложил с подоконника на стол пепельницу.– В дни полного одиночества, которое так или иначе наступает, как бы ты не пытался его избежать, можно легко впасть в отчаяние. Легко!
Питер почувствовал странный вкус крови на своих губах. Он только сейчас заметил, что случайно раскусил ее.
–Если вся жизнь- это день полного одиночества?
–Радуйтесь! Оно никогда не наступит!
–Оптимист,– спокойно выбросил Питер. Сгорбленная у окна фигура почтальона показалась ему в этот момент такой уродливой и неправильной, что Бир поморщился, а доставщик писем заметил это.
–Оптимистом меня лучше не называйте,– улыбнулся он.– Называйте меня вашим затылком.
–Хорошо, буду теперь вас называть своим затылком. А вы меня, пожалуйста, продолжайте называть по имени. Это делали так мало людей, что я, порой, сам забываю, как оно звучит и как пишется.
–Договорились,– правый ус почтальона колыхнулся.– Это будет крепкий союз, который окончится полным поражением человечества!
–Или одиночеством пепельницы.
–Здесь ни то, ни другое не имеет смысла. Главное, чтобы вы осознали, куда идете…
–Хорошо, буду осознавать,– перебил почтальона Питер и хотел было уже посмотреть на часы, но его взгляд приковали усы, которые опустились и словно загрустили.
–…и с кем,– закончил свою фразу доставщик писем.
Бир посмотрел в глаза почтальону. Он никогда особо не обращал на них внимание, а тут вдруг в нем загорелось желание понять, сквозь какую призму этот никому не нужный человек созерцает мир. А его глаза были серыми, почти белыми, как лист бумаги. Они смеялись и немного щурились, понимали, что все внимание собеседника приковывают усы, и пользовались этим: смело глядели на человека, рассматривая его с ног до головы.
–Я никогда не задавал себе этот глупый вопрос,– голос Питер надорвался. Он на мгновение замолк и шепотом произнес.– С кем?
–Вам везет,– улыбнулся почтальон.– Вы имеет шанс изменить все. Весь мир может перемениться в ваших глазах.
–Между нами нет отличий. Все, что могу я, можете и вы.
–Спасибо, что пытаетесь поддержать,– засмеялся доставщик писем и присел на диван,– но в себе поменять я ничего не мог изначально.
–Почему? Вы можете уволиться хоть сейчас.
–Не могу. Это передается по наследству- должность почтальона. Это всем для виду рассказывают, что был нанят новый доставщик писем, но на самом деле, моя семья уже давно занимает место почтальона в этой кампании.
И именно в этот момент, когда собеседник, наконец, сел на диван и готов был к долгому и откровенному разговору, Питер взглянул на часы. Почтальон умолк. Он улыбнулся и посмотрел вслед за героем на время.
–Вам пора! Перерыв вот-вот закончился. А это долгая история. У нас еще так много времени! Наговоримся, мистер. Наговоримся!
–Вы правы,– с досадой произнес Питер.– До завтра.
Нехотя, Бир вышел из курительной комнаты, не закрыв за собой дверь и мысленно проклиная и себя, и время.
Весь оставшийся день Бир думал о почтальоне. Обыкновенно их разговоры вылетали из головы, как только герой выходил из курительной комнаты, но на этот раз Питер находился в задумчивом состоянии. Он даже не прислушивался к разговору своей вечно шумной напарницы, которая изо дня в день трещала о мистере Уане. Его мысли были поглощены им самим. Он вдруг стал постоянно оглядываться. Впервые Питер заметил, что его офис- тесное и маленькое помещение, где находится очень много людей. Ему стало душно. Он то и дело выходил в курительную комнату, но больше почтальона Питер за сегодняшний день не встречал. Когда он собирался домой, Бир поднял голову и увидел темное небо, на котором не было ни звезд, ни Луны. Тьма напугала Питера. Его сердце часто застучало, и в голове снова что-то затрещало. Это было очень странно. Что-то меняется в Бире, он постепенно пытается вырваться из чего-то., а теперь его прошлое- это пустота, которая исчезает на глазах.
–Жить настоящим!– Питер смотрел на бездомного, который протягивал ему руки, прося денег. Безработный вылупил глаза и испуганно глядел на безумного прохожего, который подошел к нему и стал кричать о настоящем.– Теперь надо жить только настоящим! Только настоящим!
–Хорошо…,– бездомный осторожно встал и, как только Питер отвлекся, убежал в неизвестном направлении. А герой смотрел на небо, которое теперь не было таким темным из-за света искусственных огней.
III
Вечер Вильгельма Ребеллиона всегда сопровождался разбитыми стеклами. Куда бы не пошла гроза улиц, всегда какому-нибудь ресторанчику да доставалось. Рядом с ним ошивалась парочка таких же, как и он, бунтарей, которые в основном творили эти разрушения и беспредел. В их одежде не было ничего бандитского: темные брюки, светлая рубашка, скрытая под серым пиджаком- сразу и не скажешь, что они бандиты, которые скопировали образ у нашумевших преступников, прославившихся в Англии благодаря громким грабежам и убийствам. Однако вместо козырьков на их головах блестели приплюснутые шляпы. В солнцезащитных очках они бродили ночью, заглядывая почти в каждый бар и обязательно устраивая с кем-то драку. Несмотря на свою склонность к насилию, были они, к сожалению, людьми умными: просчитывали свои маршруты, грамотно организовывали коммуникацию, поэтому знали о приближении полиции задолго до ее появления и подставляли все так, что виновными оказывались жертвы, а не зачинщики. Вильгельм являлся авторитетным лидером: харизматичным, умным, безумным и хитрым. Его лицо никто не видел: оно скрывалось под большим шарфом и темными очками. Жертв своих потасовок Вильгельм выбирал неслучайно: в основном это были заказы от местных граждан, которые хотели разобраться с теми или иными знакомыми, мешавшими им спокойно жить. За достойную плату они могли даже убить. Но Вильгельм все же имел капельку благоразумия и понимал, когда нужно брать заказ, а когда необходимо отказать обезумевшему клиенту. Поэтому в особо громкие истории банда Вильгельма не встревала. О них знали только в том районе, где они чаще всего бывали, да слухи разные ходили среди пьяниц, ставших свидетелями их потасовки.
В душе Вильгельма не было разделения на плохое и хорошее, он молча выполнял свое дело, о нем многие слышали, но никто никогда не знал точную информацию о своем таинственном главаре. Он умело скрывал личность, на ходу придумывал новые способы ведения драки, да и дракой его инциденты нельзя было назвать: Вильгельм разрабатывал стратегию своих потасовок, уделял внимания любым мелочам и всегда выходил сухим из воды. Не всегда его прислужники оставались целыми, но его командира никогда не задевала ни одна пуля, и ни один нож не резал ткань его пиджака. Для него это было похоже на поле боя. Он обожал теорию войны Древнего мира, современный способ ведения боевых конфликтов его не устраивал: все стало слишком сложно и гуманно, поэтому свою любовь к примитивным военным маршам главарь банды проявлял в пьяных драках, затеянных в темных переулках.
Действовали преступники вечером и ночью, и их ореолом всегда были места с повышенной концентрацией баров, ресторанов и прочих вечерних заведений, где встретить трезвого человека означало увидеть настоящее чудо. В этом, отчасти, и заключался успех потасовок банды Вильгельма: они действовали там, где все уже поголовно валялись пьяными. Это не самая честная тактика, но пьяный человек куда острее воспринимает информацию через боль и угрозы нежели через слова. Да и не только пьяный. Вильгельм выбирал методы выбивать из человека информацию индивидуально: он анализировал поведение жертвы и прикидывал максимальный порог боли, а затем приказывал своим ребятам приступать к работе.
Одного такого бедолагу как раз схватили в одном из баров, где все прошло, на удивление, более чем успешно, и отвели его в свое укромное место. С небольшой шишкой на лбу, пьяный и испуганный он озирался вокруг, пытаясь найти в темноте лица. А его сгорбленное и привязанное к стулу тело освещалось единственной лампой так хорошо, что видны были капельки пота, стекавшие по его морде.
–Нам тут доложили, что ты мешаешь своим соседям спать,– низким и угрожающим голосом заговорил Вильгельм, прячась в тени.– Избиваешь свою жену, иногда даже дочку трогаешь.
–Вранье!– кричал, пытаясь вырваться из плена, связанный мужчина.– Не бил! Это все специально подстроили! Я бы никогда не поднял руку на девушку!
–А на ребенка бы поднял?
–Ни за что!– слюна жертвы попала на черное пальто Вильгельма. Все это заметили. Мужчина зажмурил глаза, готовый получить удар, но главарь банды решил продолжить допрос.
–Почему же твою жену после каждого вечера видели с новым синяком на лице? Она говорит, что упала.
–Она у меня такая рассеянная,– открыв глаза и выдохнув, нервно улыбнулся заключенный.– Вечно падает и падает, падает и падает. Пьет много!
Вдруг громкий стук ошеломил мужчину. Он испуганно стал вглядываться в темноту. Оттуда выскочило замаскированное лицо Вильгельма. В его очках отражалось искаженная от страха морда пленного.
–Пьет много!– крикнул Вильгельм.– Так ты по барам шлялся, чтобы ее найти?
–Нет…,– мужчина очень громко глотнул, не отрывая взгляда от лица бандита.
–Тогда что ты там делал?
Мужчина ничего не ответил.
–Избивал жену!– крикнул Вильгельм и кивнул своим ребятам. Мужчину плетью ударили по голым бедрам. Кожа рассеклась и потекла тонкая струйка крови.
Раздался истошный вопль. Вильгельм не убирал своего лица и молча наблюдал, как в истерике и панике пленный пытается изо всех сил вырваться из плена.
–Я спрашиваю: избивал жену?
