Вепрь
Без сожаления бросив машину, они сняли небольшую квартирку ближе к окраине и, заплатив хозяйке за три месяца, стали тихо выжидать, когда улягутся страсти.
Прошло не больше недели, когда Славянка с удивлением осознала, что для счастья ей больше не нужны Гавайи или Майами, и даже десять миллионов долларов радовали ее постольку поскольку. Если бы они сейчас вдруг исчезли, она и тогда не стала бы менее счастливой. Дело было в Сергее. Славянка поняла, что по уши влюблена в него, что ей гораздо приятнее жить с ним в крошечной тихой квартирке, чем без него где-нибудь в Гонолулу. Раньше такого с ней не случалось. К мужчинам она относилась всегда с чисто практической точки зрения.
– Можно, я спрошу тебя об одной вещи? – начала она однажды ночью, прижавшись щекой к его плечу.
– Пожалуйста…
– Ты никогда не думал о том, чтобы завести дом, детей, жену? В общем, жениться.
– Жениться? – он ни капельки не удивился этому вопросу. – Конечно, думал, и не один раз. Если ты имеешь в виду нас с тобой, то можешь не волноваться – мы обязательно поженимся, как только вырвемся отсюда. Вернёмся ко мне домой, в Сибирь, отгрохаем свадьбу и мотанем в путешествие… куда ты там хотела? На Гавайи?
– А когда нам можно будет уехать отсюда?
– Как только это станет безопасным.
Это был очень условный срок, но Славянка стала терпеливо ждать.
Однако уезжать им пришлось не потому, что это стало безопасным, а как раз наоборот – оставаться было равносильно самоубийству.
Однажды Сергей с раннего утра куда-то ушел (он никогда не говорил, куда идет и когда вернется) и вернулся к вечеру. Славянка на кухне готовила нехитрый ужин, и это положение домохозяйки доставляло ей неожиданное удовольствие. В глубине души ей всегда хотелось вкусить такой вот незатейливой жизни, в которой нет погонь, интриг, перестрелок, а есть привычный, размеренный ход событий, когда, просыпаясь утром, ты знаешь, чем будет заполнен твой день, знаешь, что к десяти часам тебе предстоит идти в магазин за продуктами, в два часа начинать уборку квартиры, а ближе к вечеру – готовить ужин и дожидаться возвращения мужа, которому, может, и не понравится твоя стряпня. Такой быт осточертел миллионам женщин, но для Славянки это было в новинку, и она даже испытала какую-то гордость оттого, что теперь перестала быть девчонкой с улицы, бездомной авантюристкой, а стала почти такой же, как и те женщины, что живут по соседству с ней. Почти. Была одна червоточинка, которая не давала ей покоя, – она чувствовала, что это временно, что скоро все опять вернется в старую колею.
Приблизительно об этом она думала в тот вечер, стоя над шипящей сковородой, когда в прихожей вдруг громко хлопнула дверь. Испуганная Славянка увидела, что Сергей, не раздеваясь, прошёл в комнату.
Она поняла, всё кончено. От этой мысли её прошиб озноб.
– Сергей! – крикнула она, не в силах двинуться с места.
Он не ответил, и от его молчания стало ещё страшнее.
– Серёжа, что случилось?!
Он подошёл к ней. В руках у него была большая дорожная сумка, в которую они переложили все деньги.
– Мы уезжаем, – сказал он. – Сейчас же. Собирайся.
– Куда? – спросила Славянка, хлопая глазами.
– Куда-нибудь. К чёртовой матери. В Сибирь.
– Но как же… – она продолжала растерянно моргать, не зная, что сказать. – Но… А как же ужин? Я нажарила целую сковородку котлет… Ой, Господи, что я говорю!
И она вдруг заплакала от жалости к самой себе. Слезы ручьями потекли по щекам. "Всё, – думала она, скользя спиной по стене и опускаясь на корточки. – Я так и знала, что этим всё кончится…"
Сергей вытер с её лица слезы. Взял на руки, как ребёнка, и прижался губами к её щеке.
– Не плачь, дурочка, – прошептал он. – Все будет хорошо. Пока я с тобой, все будет хорошо.
Он принёс её на кухню, усадил на стол и, сев перед ней на табурет, стал целовать её колени.
– В конце концов, у нас ещё есть время, – сказал он, оторвавшись. – Ты успеешь накормить меня, а я пока объясню, что к чему.
Она соскочила со стола. Продолжая всхлипывать, разложила ужин по тарелкам, налила в огромную кружку молоко и поставила ее перед Сергеем. Ужинали в молчании. Вернее, ел только Сергей, Славянка даже не притронулась. Она неподвижно сидела, опустив руки, и с безучастным лицом смотрела на Сергея.
– Рассказывай, – попросила она, когда он отодвинул от себя тарелку.
Не спеша дожевав, он произнес:
– Нас вычислили. И в этом виноват я.
– Я не понимаю. В чём ты виноват?
– В том, что с самого начала вел себя, как олух, не мог предусмотреть элементарного. Нам надо было сразу же бежать из города на все четыре стороны, к чёрту на рога, лишь бы подальше отсюда. Не стоило нам здесь оставаться. А вот твой сосед по гостинице оказался не таким уж дураком. Его и зовут соответственно – Магистр.
– Это не имя, это учёная степень.
– Вот именно. Учёная.
Сергей хрустнул пальцами. Вообще-то у него не было такой привычки, и Славянка знала, что, если он вдруг это сделал, значит, озадачен не на шутку. Хотя повода для этого она не видела. Конечно, ужасно не хочется срываться с насиженного места и убегать неизвестно куда, но разве ей привыкать к этому? Сколько уж раз было такое, из каждого города ей в конце концов приходилось уносить ноги, а чем Сочи лучше других? К тому же непонятно, зачем бежать прямо сейчас, по крайней мере до утра подождать можно. Так она и сказала Сергею.
– До утра? – переспросил он. – Не знаю. Может, до утра ничего страшного и не случится, а… а может, и случится. И все-таки выслушай меня до конца.
Она села на табурет рядом с ним, положив руки на стол.
– Хочешь знать, для чего были предназначены эти деньги? Это была плата за оружие. Кому и для каких военных действий оно предназначалось – мне неизвестно, но в тот день, когда сделка должна была состояться, влез я со своим газовым пистолетом и всё сорвал. Что в этом деле не всё чисто, я знал и раньше, но подробности узнал только сегодня. За мою голову, оказывается, назначили бешеную цену, что-то около ста тысяч баксов… Кстати, тебе не нужны сто тысяч?
Не сказав ни слова, Славянка залепила ему по щеке и, вскочив, отбежала к окну. Заплакала, закрыв лицо руками. Потом почувствовала, что Сергей ее обнимает, нежно целует в шею.
– Извини, это была глупая шутка.
– Никогда больше так не шути, – сказала она. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.
– Знаю, ты меня любишь.
Она повернулась и повисла на его шее. Они долго стояли обнявшись, а потом Сергей сказал:
– Я тебе ещё не все сказал. Все то, что ты уже знаешь, в общем-то, ерунда. Мне наплевать и на местную мафию, и на оружие, и тем более в кого оно будет стрелять. А цену за мою голову назначали уже столько раз, что годовой бюджет всего Сочи, пожалуй, будет меньше этой суммы. Но я всегда действовал один, и весь риск был только моим. А сегодня я узнал, что каким-то образом они пронюхали и про тебя. Теперь охота идёт и за тобой.
– Я не боюсь, – быстро проговорила Славянка.
– Речь не об этом. Ты можешь хорохориться, но главное в том, что я боюсь за тебя. И, если я не ошибаюсь, они уже вышли на наш след. Я не знаю, насколько они близко, но это такие люди, Славяна, которые долго не разговаривают. Нас просто-напросто убьют.
– Ерунда. Я знала многих, которые считали себя очень крутыми, но, когда дело начинало пахнуть жареным, они быстро скисали.
– Эти не скиснут, поверь мне. Когда речь идёт о деньгах, тем более о таких, они готовы на всё.
– Они не убьют нас, эта сумка с баксами наш главный козырь, – возразила Славянка, сама, впрочем, не очень веря в свои слова. Она пыталась найти хоть маленький лучик надежды.
Сергей только покачал головой.
– Может быть, это и козырь, – сказал он, – но только воспользоваться им нам вряд ли дадут. В общем, так: мы убираемся отсюда. Прошу тебя, не спорь. Я достал машину, бензина – полный бак. Мы отъедем подальше от города и сядем в первый же поезд на какой-нибудь маленькой станции – на здешних вокзалах можно запросто сгореть. Собирай вещи, каждая минута на счету.
Славянка спорить не стала. Она побросала в свою сумку самое необходимое, сунула туда же компьютер, который со временем собиралась изучить, и вышла следом за Сергеем…
***
Она снова замолчала. Слава Богу, что ее никто не торопил, иначе бы она просто разревелась.
Вдруг ей показалось, что в комнате стало как-то сумрачно, серо – должно быть, за пыльным окном набежали случайные тучки, задержались на какое-то время, скрадывая звуки, но вскоре как-то незаметно развеялись.
Первым молчание нарушил опять же человек со шрамом.
– Интересная история, – сказал он. – Вот только Вепрь сам на себя непохож. Уж больно он смахивает на нормального человека.
– А он и есть нормальный!
– Ты так думаешь?
– Да, я так думаю.
– Ну-ну. Если хочешь, поговорим об этом в другой раз, а пока рассказывай, что было дальше.
– Почти ничего. Мы спохватились слишком поздно, за нами уже приехали, и убежать мы не сумели. Сергей подставил себя под удар и… и дал напоследок телефон Круглова. – Слегка искажая факты, Славянка решила скрыть существование записной книжки, как умолчала и о найденном в чемодане ноутбуке, который сейчас преспокойно лежал в её сумке. Вряд ли это было существенно, но чутьё подсказывало ей, что раскалываться до конца перед этими людьми не стоит. Она уже и без того достаточно наболтала.
– Хорошо, – сказал мужчина, подумав.
Он поднялся с подлокотника её кресла и направился к выходу. У дверей комнаты остановился и повернул голову.
– Пошли, – он пронизывающе посмотрел на Славянку. – Поедем к Круглову.
Глава третья
– Тебе ужасно повезло. Повезло дважды, Ярослава Морозова, глаза синие, волосы светлые, пол женский. Во-первых, потому, что Круглов послал именно меня проверить, что ты за птица, а во-вторых, потому, что Вепрь был моим хорошим другом.
Эти слова все тем же ласковым голосом говорил Славянке человек со старым шрамом через левую щёку, сидя за рулём вишневой «Вольво» и безжалостно давя на педаль акселератора. Машина неслась по широкому прямому проспекту, который, как объяснил приезжей её спутник, являлся гордостью города и разрезал его, словно брусничный пирог, от края до края.
Поначалу Славянка решила, что её везут в центр, но они пересекли город без всякой задержки и приближались теперь к западной окраине.
– Между прочим, меня зовут Павел, – представился наконец мужчина. – Павел Архипов. Вепрь тебе ничего обо мне не говорил? Хотя вряд ли, он не имеет… не имел привычки болтать. Сомневаюсь, что он тебе и о Круглове рассказывал… Странно, почему он дал тебе именно его телефон, а не мой или… ещё кого-нибудь?
– Наверное, потому, что Круглову он доверял больше, чем тебе, – отозвалась Славянка.
– Доверял? Хм… Вепрь, знаешь ли, вообще мало кому доверял на этом свете, и уж меньше всего Скруджу… Так он называл Круглова, – пояснил он.
Славянка улыбнулась. Она больше не чувствовала страха перед этим-человеком, но недоверие к нему осталось. Например, она не поверила, что он был другом Сергея. Не могло быть у него такого друга, да ещё – хорошего. Скорее просто знакомый.
Ехали они еще около получаса и остановились, в конце концов, у высокой железной изгороди, за которой был виден двухэтажный кирпичный коттедж, притаившийся в тени вишен. Два крупных парня с каменными мышцами и такими же лицами открыли им ворота, и, проехав по асфальтовой дорожке, они остановились у самого крыльца, под тенью балкончика, густо поросшего вьюном.
– Всё, – сказал Павел, – можешь идти, моя миссия закончена. Но… – добавил он, когда Славянка открыла дверцу и опустила ноги на землю. Это было сказано столь многозначительно, что она замерла и с интересом повернулась к нему.
– Но! – повторил он, подняв палец. – Если тебе вдруг понадобится помощь, то на всякий случай запомни мой телефон: 21-00-21. Запомнить проще простого: очко – два нуля – очко. Повтори.
– Очко – два нуля – очко. Хотя не думаю, что мне будет настолько плохо.
– Смотри, тебе решать. Просто я Вепрю был кое-что должен и теперь даже и не знаю, как отдать этот долг.
– Лучше всего, если бы ты его отдал стотысячными купюрами.
Славянка вышла из машины, с улыбкой помахала Павлу, осмотрелась и поднялась на крыльцо. Остановившись у самых дверей, она проводила взглядом удаляющуюся машину. "А может быть, я сглупила, – запоздало подумала Славянка. – Может, именно за него мне и надо держаться, еще неизвестно, как меня встретит этот Круглое. А что, если я ошиблась и он не захочет мне помочь?" Хотя сомневаться теперь уже было поздно, и она, трижды плюнув через левое плечо, постучала в дверь. Потом сразу же позвонила.
Дверь ей открыла высокая девушка лет двадцати двух – двадцати трёх, одетая в белую футболку с рисунком орлиной головы под высокой солидной грудью и потертые голубые джинсы с лохматой дырой над левым коленом. У неё были длинные, ниже лопаток, прямые чёрные волосы и такие же угольные пронзительные, под стать орлиным, глаза, которые выгодно контрастировали с её снежно-белым чистым лицом.
Девушка опиралась на трость. Это было так неожиданно, что Славянка на секунду опешила. Затем она сказала:
– Здравствуйте. Мне нужен Круглов, Максим Андреевич.
Девушка впустила её в дом, обвела рукой комнату, словно говоря, что всё здесь в распоряжении гостьи, а сама, прихрамывая, подошла к лестнице, ведущей на второй этаж. Опираясь на трость и одновременно придерживаясь за широкие, мореного дерева перила, она стала подниматься.
"Странная личность, – подумала Славянка, озираясь. – Интересно, кем она приходится Круглову? Дочь? Просто шлюшка? Или любовница? Да, это занятно – хромая любовница".
Она не спеша прошлась по комнате, вернее, по периметру толстого мягкого ковра (на него даже страшно было ступать в запыленных босоножках) с азиатским узором и нерешительно опустилась в мягкое, обитое черной кожей кресло. Рядом стояло такое же кресло, на спинке которого лежали "Марсианские хроники" Брэдбери, а по другую сторону приземистого столика с толстой стеклянной столешницей находился диван черной кожи.
Пожав плечами, Славянка повернулась к зеркалу.
Оно было огромным, от пола и почти до потолка, в тяжелой резной раме – хорошее зеркало, добротное, но, едва увидев своё отражение, Славянка нахмурилась. Да, выглядела она, конечно, не по высшему разряду. Впрочем, после нескольких суток пути в пыльном поезде вряд ли можно быть похожей на Золушку на балу у принца.
Тяжело вздохнув, она отвела взгляд от зеркала и подумала, оглядываясь: "Будь у меня такой дом, я бы здесь всё переделала. Здесь всё есть, не хватает одного – женского вкуса".
От мысли, которая пришла ей в голову, стало весело. "А было бы неплохо стать здесь хозяйкой. Это не так уж и сложно. Если я права и хромоножка – любовница Круглова, то это даже проще, чем может показаться. Она мне не соперница".
Посмаковать эту затею она не успела, обнаружив вдруг, что в кресле, повернутом к тихо бормочущему телевизору, кто-то сидит. Осторожно подойдя, она увидела перед собой шикарную девицу.
– Привет, – сказала Славянка.
Девушка с улыбкой глянула на нее, кивнула, но ничего не ответила. Одна ее стройная загорелая ножка была непринужденно закинута на другую. Богатые темно-рыжие волосы волнами спадали на голые плечи.
"Ещё одна шизофреничка, – подумала Славянка. – Или ещё одна любовница? О-ля-ля, а может, у него здесь гарем? Тридцать три наложницы, и у каждой отрезан язык, судя по тому, что разговаривать они тут не очень любят. Хотя какой может быть секс без языка? Это то же самое, что бифштекс без соли".
Слово «бифштекс» немедленно навело её на мысль о еде, неприятно засосало под ложечкой – был уже почти полдень, а она, если не считать стакана компота на вокзале, со вчерашнего дня толком и не ела.
С усилием прогнав мысль о еде, она вновь повернулась к девице.
– Ты кто такая?
В ответ та только безобидно хлопнула ресницами и опять расцвела ослепительной улыбкой.
"Точно шизофреничка", – Славянка уже начинала злиться на молчунью. Может, подойти и встряхнуть ее хорошенько, чтобы сползла с её чистенького личика эта выводящая из себя улыбка? Нет, не стоит. Надо взять себя в руки и перестать психовать. К тому же сюда кто-то идет…
Со стороны лестницы послышались шаги, и Славянка облегченно вздохнула: наконец-то! Разговор со знакомцем Сергея гораздо приятнее, чем созерцание это молчаливой девы.
Однако это был не Круглов, а хромоножка с подносом, на котором дымились три крошечные кофейные чашечки и стояла маленькая вазочка с шоколадным печеньем. Что ни говори, а это было очень кстати. Хромоножка поставила поднос на стол, и Славянка, не дожидаясь приглашения, взяла горячую чашечку и печенье. Села на диван.
– Спасибо, – сказала она, радуясь неожиданному угощению.
Хромоножка невозмутимо кивнула и тоже опустилась в кресло. Одну чашечку подала рыжей, а другую взяла себе. Сделав маленький глоток, она как-то странно, по-матерински, взглянула на Славянку.
– Ты и есть Ярослава Морозова? – спросила она.
Славянка кивнула. "Должно быть, действительно любовница, раз Круглов рассказал ей обо мне, – подумала она. – Но кто же тогда вторая?"
– Кстати, познакомьтесь, – хромоножка, повернувшись к рыжей, показала рукой на Славянку. – Ярослава Морозова, называет себя. Славянкой. Уверяет, что она – подруга Вепря. А это Соня, моя подруга.
– Угу, – Славянка набила рот печеньем. – А ты что, Соня, язык откусила?
Рыжая перестала улыбаться. Но хромоножка на грубость не отреагировала.
– Нет, язык у нее на месте, – промолвила она спокойно. – Она немая, если тебе так интересно.
Славянка жевать перестала.
– О чёрт, – проговорила она тихо. – Прошу прощения.
Рыжая Соня помотала головой и опять заулыбалась.
– А я – Мария, – продолжила беседу хромоножка. – Те, кому я нравлюсь, зовут меня Машенькой.
Она протянула Славянке тонкую белую ручку, и та с недоумением ее пожала. Что-то неправдоподобное было для нее в этом простом, казалось бы, жесте. "Одна хромая, другая немая, – подумала она. – Если это гарем, почему в нем одни инвалиды?"
– Ты приехала издалека? – спросила Машенька. – От тебя так хорошо пахнет поездом…
Славянка хотела ответить, что это пахнет не поездом, а потом и грязью, но вовремя остановилась. Могла получиться очередная грубость, а до встречи с Кругловым это рискованно. Бог знает какое она имеет на него влияние.
– С Чёрного моря. Я была в Сочи.
– В Сочи? – Машенька склонила голову набок. – Странно…
– Что же тут странного? – удивилась Славянка. – Город как город. Бывают и хуже.
– Да нет, просто… – Машенька сделала неопределённый жест. – В последнее время все вокруг меня только и говорят про Сочи, а тут ещё ты…
Славянка закусила губу.
– И что же вокруг тебя говорят? – небрежно спросила она.
– Так, ничего особенного… Всякую ерунду… А это правда, что ты подруга Вепря?
– Если ты имеешь в виду Сергея, то правда.
Ей совершенно не хотелось сейчас говорить на эту тему, тем более с этой незнакомой девушкой. Славянка сегодня и без того достаточно наговорилась об этом с незнакомцами. Машенька долго изучающе смотрела на девушку, но та сделала вид, что не замечает ее взгляда.
– Да, – наконец-то проговорила Машенька, – это похоже на правду.
– Что именно?
– То, что ты девушка Вепря. Он любил таких.
– Блондинок с синими глазами?
Славянка вдруг почувствовала себя обиженной. Ей было неприятно слышать, что до знакомства с ней у Сергея были другие женщины, и немало. В ней проснулся пещерный женский эгоизм, и даже то, что Сергей был мертв, не могло заглушить в ней этого чувства.
– Нет, цвет глаз и волос не имел для него значения, – сказала Машенька. – Я говорю о характере. Ему нравились вздорные и своевольные, уверенные, что с помощью своей красоты они могут перевернуть горы.
– Быстро же ты сложила обо мне мнение…
– Это нетрудно. Знаешь, почему ему нравились такие, как ты?
– Вздорные и своевольные? И почему же?
– Он умел их быстро очаровывать и превращал в своих рабынь, так что от их своеволия и следа не оставалось. Ему жутко нравилось наблюдать, как крутая телка на глазах превращалась в тихую, послушную овечку. Одно дело влюбить в себя романтическую дурочку и совсем другое превратить в такую дурочку прожжённую шмару.
– Он рассказывал тебе об этом в постели? – изо всех сил пыталась скрыть злость Славянка.
– Нет, я с ним не спала, – все с той же загадочной улыбкой ответила Машенька. – Я оказалась не в его вкусе.
– А если ты все-таки пришлась бы ему по вкусу, что тогда? Неужели отказалась бы?
Машенька засмеялась:
– А с тобой, оказывается, опасно связываться, ты умеешь защищаться. Похоже, что Вепрь не успел обработать тебя до конца. Что же ему, интересно, помешало?
– Видимо, то, что его убили.
Эта новость поразила Машеньку. Она замерла и растерянно приоткрыла рот, уставившись на Славянку заледеневшим взглядом. Трость выскользнула из ее рук и с глухим стуком упала на ковер, но она даже не сделала попытки её поймать. Прошла секунда, и застывшие черты на ее лице снова сложились в улыбку, сначала слабую и недоверчивую, но с каждым мгновением она становилась всё смелее, и скоро Машенька уже хохотала; точно так, как Павел, когда Славянка сообщила ему ту же самую новость. Но она смеялась недолго. Подняв с пола трость, вздохнула.
– Смешно, правда? – с ненавистью спросила Славянка.
– Извини, но я тебе не верю, – ответила Машенька. – Вепря нельзя убить.
Эти слова были сказаны без единой капли юмора, с полнейшей серьезностью. "Вепря нельзя убить". За прошедшие два часа Славянка дважды слышала эту фразу. Создавалось впечатление, что говорившие действительно верили в это.
– У Вепря девять жизней, – продолжала Машенька. – Четыре раза его уже убивали. Значит, осталось ещё пять. Так что не беспокойся, жив твой Серёженька и появится на сцене в самый неожиданный момент.
И вдруг она усмехнулась:
– Кстати, он не обещал, что женится на тебе?
– Обещал, – с вызовом проговорила Славянка.
– Ну-ну… Ещё кофе?
Славянка отказалась. Ей вдруг захотелось запустить чашечку, которую она до сих пор держала в руках, прямо в белое красивое личико, чтобы осколки разрезали упругую плоть, изуродовали холодные губы, превратив физиономию этой наглой хромой красотки в кровавую маску. Но она сдержалась и даже не нагрубила ей, только поставила пустую чашку на поднос и вежливо поблагодарила.
Всю вину за моральное поражение она записала на счет своего немытого потного тела. Ей почему-то казалось, что появись она здесь не в качестве жалкой замарашки, а во всей своей красе, то и разговор сложился бы иначе. "Наплевать, – подумала она. – В конце концов я пришла не к этой стерве, а к Круглову. Он знал Сергея, он мне поможет. А кстати, где же он? Что-то задерживается… Или она нарочно не сказала ему обо мне?"
– Где Круглов? – спросила она резко.
– Он говорит по телефону, не волнуйся, скоро ты его увидишь. Ему тоже не терпелось повидаться с тобой, ты весьма озадачила его своим появлением. Поначалу он решил, что ты какая-то проходимка, а сейчас почему-то засомневался.
– Да? А ты сама-то кем ему приходишься? Только не рассказывай, что ты его двоюродная племянница из Конотопа.
– Представь себе, нет. Я era жена.
Славянка удивленно уставилась на нее. Жена? Она меньше всего этого ожидала. Любовница – это ещё понятно, дочь – туда-сюда, но тоже ничего удивительного, судя по голосу, Круглову уже за сорок, и он вполне может иметь дочь двадцати с небольшим лет. Но жена… К тому же хромая…
– Что у тебя с ногой? – небрежно спросила Славянка. – Сломала?
– Сломала, – ответила Машенька. – Четыре года назад.
Наклонившись, она приподняла левую штанину и приспустила носок. Славянка охнула. Сантиметрах в двадцати ниже колена нога у Машеньки кончалась, и начинался металлический протез. Сделан он был до того искусно, что при надетом носке невозможно было распознать, какая из ног была искусственной.
– Боже мой… – только и сказала Славянка и перевела взгляд на Соню.
Та не мигая смотрела на неё.
В этот момент на лестнице послышались шаги, и Славянка обернулась. Со второго этажа спускался высокий упитанный мужчина с чуть тронутыми сединой черными волосами. Скошенный бугристый лоб блестел от пота. Большие темные глаза с кукольно длинными ресницами цепко смотрели ей прямо в зрачки и, казалось, без особого труда считывали все ее мысли. Одет он был в дорогой костюм серого цвета, сидящий на нем словно влитой, и даже с такого расстояния Славянка почуяла мягкий, довольно приятный запах незнакомого и, видимо, тоже чертовски дорогого одеколона.
Это был Круглов. Именно таким она его и представляла.