Три побоища – от Калки до Куликовской битвы (сборник)
Половцы промчались, одолев очередной подъем и скрывшись за его гребнем.
– А вон и мунгалы! – воскликнул Зикора и указал рукой туда, откуда только что появились разбитые половецкие отряды.
Татарская конница стремительно надвигалась с востока, растекаясь по плоской вершине возвышенности и быстрыми ручейками стекая по склонам. Ветер разносил над степью боевой клич мунгалов: «Кху!.. Кху!.. Уррагх!..»
Подле Даниила оказалось всего полторы сотни дружинников, остальные были увлечены потоком бегущих половцев далеко назад либо раскиданы по равнине небольшими группами. Даниил приказал трубить в боевой рог, сзывая своих гридней к своему стягу, который был далеко виден над степью, озаренной яркими лучами солнца.
Позади расстроенного волынского полка тоже гудели боевые трубы – это Мстислав Удатный собирал в кулак галицкую дружину, которую бегущие половцы рассеяли по всему склону холма. В столь же плачевном положении оказался полк луцкого князя и его племянников, шедший сразу за галичанами. Воинов Мстислава Немого обезумевшие от страха половцы увлекли за собой, смешав их боевые порядки. Смоляне, только-только взошедшие на гребень холма, тоже угодили под бешеный наплыв разбитой половецкой орды. Владимир Рюрикович успел выстроить свою дружину в круг. Таким образом смоленский полк стал похож на неприступный островок, оказавшийся на пути бурного потока степняков, искавших спасения в бегстве.
Шедшую рядом со смолянами дружину каневского князя бегущие половцы сбили с вершины холма и повлекли за собой, как весеннее половодье сносит с подмытого берега бревна и сухие коряги. Когда половцы умчались, воины каневского князя оказались за холмом вдалеке от смоленской дружины. Они медленно стягивались к знамени своего князя, не видя из-за холма надвигавшуюся татарскую орду.
– Пресвятая Богородица! Что там творится! – горестно восклицал гридничий Прошута, глядя на расстроенные русские полки. – Степняки проклятые! Сдурели они, что ли?!
К стягу волынского князя успели добраться не более полусотни его дружинников. Остальные волыняне были застигнуты татарами на степном просторе раздробленными на множество мелких групп. Кто-то из волынян храбро отбивался, оказавшись в полном вражеском окружении, кто-то поворачивал коня и мчался к галицкому и луцкому полкам.
Отряд Даниила встретил натиск татар в плотном строю. Татары мигом окружили маленькую дружину волынского князя со всех сторон. Длинные черные стрелы дождем посыпались на воинов Даниила. Несколько сотен мунгалов на низкорослых длинногривых лошадях кружили вокруг остатков волынского полка, а многие тысячи татар мчались дальше, разворачиваясь для удара по идущим за волынянами конным ратям галичан, лучан и смолян.
Даниил, неожиданно превратившийся из хищника в добычу, рассвирепел и повел своих гридней в отчаянную атаку.
– Пусть суждено нам лечь тут костьми, зато порубим нехристей, сколько сможем! – крикнул Даниил своим зычным голосом, давая шпоры коню.
Волыняне врубились в самую гущу татар, и закипела неравная битва. Удары мечей, конское ржание, крики и стоны сливались в единый гул. В щит Даниила вонзилось четыре стрелы, одна стрела угодила ему прямо в лоб, но отскочила от защитной металлической перемычки, спускающейся на переносицу. Даниил рубил врагов с такой яростью, что впопыхах зарубил и несколько татарских лошадей, подвернувшихся под его горячую руку. Татары набрасывали на Даниила волосяные арканы, желая взять его в плен, но он рвал их, как гнилые веревки, обладая чудовищной силой. Зеленый луг вокруг Даниила был завален окровавленными телами мунгалов, тушами мертвых лошадей, вражескими луками, саблями и щитами.
Какого-то татарского богатыря Даниил рассек мечом надвое до седла, так что две части мертвого тела упали наземь по обеим сторонам от его лошади. Татары уже не отваживались рубиться с Даниилом на мечах, они пытались дотянуться до него копьями. Одно татарское копье ранило Даниила в плечо, другое пробило его щит и левую руку.
– Остынь, княже! – увещевал Даниила Прошута. – Довольно хоробрствовать в одиночку! Надо обратно к своим пробиваться!
– Отстань! – рявкнул Даниил, разозленный словами воеводы. – К бегству меня склоняешь! – Дернув повод, Даниил погнал коня на татар, не обращая внимания на предостерегающие крики гридней.
Зикора и Овсень не отставали от Даниила ни на шаг, прикрывая его спину щитами, отбивая удары кривых татарских сабель.
Даниил был неудержим. Он метался по степи среди разрозненных вражеских полчищ, сея вокруг себя смерть и ужас. Скорбный лик Богородицы, во многих местах пробитый стрелами, неотступно следовал за Даниилом, качаясь на длинном древке. Татары то и дело брали дружину Даниила в плотное кольцо, однако волыняне раз за разом прорывали окружение, сминая мунгалов и вынуждая их подаваться назад или расступаться в стороны.
Мстислав Удатный со склона холма наблюдал за хаотичными маневрами волынской дружины, стяг которой все дальше отдалялся от основного русского войска.
– Пропадет младень! Эх, удалая голова! – бормотал себе под нос Мстислав. – Что я дочери скажу? Как погляжу Аннушке в очи?..
Оказать помощь волынской дружине Мстислав Удатный не имел возможности. Его галичане пребывали в не менее тяжелом положении. Около трех сотен галичан полегли под стрелами и саблями татар, так и не добравшись до своего основного полка. Сумевшие собраться вместе галичане оказались в полном окружении и теперь сражались с татарами, уповая на подмогу идущих сзади пеших полков.
Неподалеку от галичан вели бой с татарами воины луцкого князя, находившиеся чуть выше по склону холма. Лучане также были обложены мунгалами со всех сторон. Они пытались пробиваться к смолянам, которые закрепились на вершине холма и подавали оттуда трубные сигналы, сзывая к себе все русские полки.
Мстислав Немой, видя, в каком отчаянном положении находится Даниил, доводившийся ему двоюродным племянником, решился на смелый поступок. Он устремился со своим полком к нему на выручку. Лучане опрокинули татар и погнали их вниз по склону холма. Татары, верные своей тактике, расступались перед дружинниками луцкого князя, стараясь заманить их подальше от основных русских сил.
Луцкий полк, как тараном, пробил нестройные толпы мунгалов, которые носились взад-вперед на своих резвых лошадках, и соединился с волынянами, доблесть которых воодушевила все русское войско.
Появление на поле битвы новгород-северского и курского полков внесло смятение в ряды татар. Новгородцы и куряне сначала выручили изнемогавшую в неравной сече дружину каневского князя, затем фланговым маневром в обход холма нанесли удар в спину татарским отрядам, окружившим галичан. Татары бросились врассыпную.
Михаил Всеволодович и Олег Святославич, развивая успех, повели свои полки на подмогу к Даниилу и Мстиславу Немому.
Древний летописец так описывал это сражение: «Опрокинув половцев, татары бросились на русские полки, шедшие чередой один за другим. Впереди шли волыняне во главе с Даниилом Романовичем, которому так и не удалось собрать весь свой полк, раскиданный бегущими половцами. Но Даниил не поддался страху и посек немало татар. Сей князь был очень силен, смел и храбр, от головы до ног не было в нем порока. Дядя его Мстислав Немой бросился к нему на выручку, а за ним Олег Курский и Михаил Всеволодович. И бысть сеча зла; от стрел в небесах было черно, а земля покраснела от крови…»
* * *Это был самый черный день в жизни Мстислава Удатного. Весь его огромный военный опыт оказался бесполезным перед доселе невиданной русичами тактикой татарского войска. Все попытки Мстислава Удатного собрать русские полки воедино ни к чему не привели. Происходила некая гигантская круговерть, когда тысячи конных мунгалов окружали, расстраивали и растаскивали в стороны обманным бегством дружины русских князей. В этом хаосе Мстислав Удатный растерял все нити управления войском, его дружина сначала пыталась соединиться с волынянами и лучанами, но те, преследуя татар, удалялись все дальше в степь. Тогда галичане стали пробиваться к курянам, но и до них добраться не смогли, увязнув в ожесточеннейшем конном побоище.
Мстислав, сражавшийся в первых рядах своих дружинников, не узнавал врагов, наседающих на галицкий полк. Это были совсем другие татары, не те, что бежали от русских полков в течение последних восьми дней. Эти татары и вооружением, и упорством в бою, и воинским умением разительно отличались от тех разрозненных татарских отрядов, которые так долго маячили перед головным русским полком, предпочитая перестрелку из луков открытой битве.
…Длинный блестящий меч Мстислава звенел и лязгал, сталкиваясь с кривыми татарскими саблями, обрушиваясь на круглые татарские щиты и металлические панцири. На копьях татар имелись специальные крючья, которыми они стаскивали галицких дружинников с седел. Один из таких крючьев дотянулся и до галицкого князя, зацепив его за плечо. Почувствовав резкую боль, Мстислав рванулся и едва не вылетел из седла. Зацепивший его мунгал оказался невероятно силен.
Подоспевший на выручку к князю Юрий Домамерич перерубил древко вражеского копья боевым топором. Мстислав освободил плечо от впившегося крюка и устало опустил меч. Боль в плече не утихала.
– Ох, княже! Угодили мы, как быки на бойню! – тяжело дыша, проговорил воевода. – К пешим полкам отходить надо, покуда не смяли нас татары. Не медли! Поворачивай дружину обратно к Калке!
Правота воеводы была столь очевидна, что Мстислав без раздумий отдал приказ об отступлении. Он еще надеялся вырвать победу у врага, но для этого нужно было конным русским дружинам соединиться со своей более многочисленной пешей ратью.
Весь трагизм создавшегося положения в полной мере мог оценить лишь смоленский князь, дружина которого волею случая оказалась на вершине холма, с которого прекрасно просматривались окрестные степи, испещренные впадинами и оврагами. Владимир Рюрикович не зря велел своим трубачам непрерывно подавать сигналы тревоги и общего сбора. Ему с высоты было хорошо видно, как бессмысленно мечутся по равнине разобщенные русские дружины в кольце татарских отрядов.
Конные полки князей таяли, как мартовский снег под полуденным солнцем, русские стяги падали наземь один за другим. Мунгалы подавляли русичей своей многочисленностью и организованностью. Было ясно, что еще час-другой такой неравной сечи – и дружины князей будут просто истреблены все поголовно. Кроме этого, смоленскому князю с вершины холма было видно, что тысячи и тысячи конных мунгалов обходят кипящую на равнине битву и мчатся дальше в сторону Калки с явным намерением обрушиться на отставшие пешие русские полки.
– Наше стояние здесь, на холме, совершенно бессмысленно! – раздраженно молвил Владимир Рюрикович своим воеводам. – Никто из князей не откликается на наши сигналы, все бьются с татарами порознь! У нас нет ни порядка, ни общего строя! Мунгалы просто иссекут все наше войско по частям! Куда смотрит Мстислав Удатный?
– Галицкий полк плотно окружен мунгалами, – промолвил воевода Премислав. – Мстиславу Удатному сейчас туговато приходится! Он, может, и разумеет, что положение наше дрянь, да не в силах что-либо изменить.
– Помочь бы Мстиславу Удатному, княже, – вставил боярин Смага. – Все наши полки с нехристями бьются, одни мы сидим тут как вороны на колокольне!
– Будь по-вашему, бояре, – проворчал Владимир Рюрикович, когда еще несколько воевод высказались в том же духе. – Идем на выручку к галичанам! Сотням построиться в виде трезубца. Стяги в центре. Я держу левое крыло, Премислав – правое. Смага будет в головной сотне.
Сойдя с вершины холма, смоленский конный полк на рысях стал спускаться вниз по склону, сминая и рассеивая татар, которые с воем и визгом ринулись на смолян, стремясь взять их в кольцо. Смоленская дружина неудержимо продвигалась вперед, выдерживая лобовые наскоки тяжелой татарской конницы. Фланговые сотни смолян действовали как тараны, разрывая плотный строй атакующих татарских отрядов, гася их ударную мощь. Такую тактику конного боя Владимир Рюрикович перенял у венгров, с которыми ему довелось воевать не единожды, помогая Мстиславу Удатному отстаивать галицкий княжеский стол от притязаний венгерского короля.
Глава шестая
Надлом
Стрела угодила знаменосцу прямо в глаз, пробив затылок навылет. Воин завалился на гриву лошади, тяжелый золоченый стяг с ликом Христа стал клониться к земле, выпав из его ослабевших рук. Михаил Всеволодович, увидев, что знамя вот-вот упадет, крикнул своим оруженосцам, чтобы те подхватили хоругвь новгород-северского полка. Расторопные княжеские слуги живо бросились исполнять повеление своего господина. Они воткнули длинное древко знамени в землю.
Темно-красный лик Спасителя в золотом нимбе вдруг показался Михаилу Всеволодовичу каким-то печальным и скорбным, словно Сын Божий был полон самых тяжелых предчувствий.
«Рано отчаиваться, Отче! Рано! – подумал Михаил Всеволодович. – Мы еще покажем нехристям кузькину мать! Вот подойдут пешие полки…»
Тревожный окрик воеводы Всеслава прервал ход мыслей Михаила Всеволодовича. Он оглянулся на воеводу.
– Гляди, княже! Смоляне и галичане отступают, бегут обратно к Калке! – Привстав на стременах, Всеслав указывал князю рукой туда, где на залитой солнцем равнине соединились два конных полка – галицкий и смоленский, но они не ударили с новой силой на татар, а повернули вспять, обратно к косогору, за которым скрылись разбитые половцы.
– Мстислав Удатный бежит! – изумленно воскликнул кто-то из старших дружинников. – Небывалое дело!
Зрелище отступающих галичан враз лишило мужества новгород-северскую дружину. Зазвучали голоса воевод и сотников: мол, надо и нам спешно уходить вслед за галицким и смоленским князьями.
– У них самые сильные полки, – молвил кто-то из воевод. – Без них нам против татар не выстоять!
«Да что же это такое?! – растерянно думал Михаил Всеволодович. – Да как же это?! Мстислав Удатный бежит!.. Уму непостижимо!»
Надлом, произошедший в русском войске, ощутили и татары, их натиск усилился на те русские дружины, которые еще сражались, и, наоборот, отступающих смолян и галичан татары оставили в покое, преследуя их на безопасном расстоянии.
Без долгих колебаний Михаил Всеволодович велел трубачам трубить отступление. Новгород-северская дружина, продолжая отбиваться от наседающих татар, стала отходить к возвышенности, по склону которой стремительно удалялись на северо-запад конные отряды под стягами смоленского и галицкого князей.
Курская дружина сражалась неподалеку от новгородцев, в ее рядах бился с татарами и каневский князь с остатками своей дружины. Олег Святославич был весь покрыт ранами, но продолжал рубиться впереди всех, орудуя тяжелым двуручным мечом. Он был забрызган кровью с головы до ног, вид его был страшен. Татары шарахались от него в ужасе. Обрубки иссеченных на куски мунгалов лежали грудой возле копыт Олегова коня, который уже начинал дыбиться и беситься от вида множества мертвых тел и острого запаха крови.
Каневский князь окликнул Олега Святославича, сообщив ему, что Мстислав Удатный отступает обратно к Калке.
– За ним подались смоляне и Михаил Всеволодович, – выкрикивал Святослав Владимирович, прикрываясь щитом от летящих татарских стрел. – Что будем делать, брат? Дружины наши редеют на глазах!
Олег опустил меч и выругался.
– Придется и нам отступать, брат, – хрипло проговорил он.
Трубные сигналы боевого рога возвестили о том, что куряне, доблестно стоявшие в сече, вынуждены обратить тыл перед врагом. Отступающие куряне оказались в потоке свежих татарских отрядов, которые продолжали прибывать с юга, из степной дали, спеша к Калке. Куряне были вынуждены, отступая, то и дело перестраиваться, чтобы опрокидывать татарские заслоны, отбрасывать со своего пути тех татар, что откололись от главных сил для грабежа убитых русичей.
В одной из таких стычек Святослав Владимирович сошелся один против троих мунгалов. Двоих мунгалов он сразил, а третий оказался ловчее и снес каневскому князю голову с плеч. Но и сам татарский удалец не ушел от возмездия. Кто-то из курян пробил его копьем насквозь. Олег Святославич придержал коня возле безголового тела храброго каневского князя.
«Отлетался воробушек… – подумал он, скорбно склонив голову в островерхом шлеме. – Далече залетел удалец в погоне за воинской славой, залетел без возврата… Может, и мне суждено ныне голову сложить».
Когда загудели трубы отступающих курян, Мстислав Немой сначала не поверил своим ушам, а когда он увидел вдалеке откатывающиеся назад к Калке дружины галицкого и смоленского князей, то не поверил собственным глазам.
«Наверное, Мстислав Удатный что-то замыслил, – подумал луцкий князь. – Не может быть, чтобы Мстислав Удатный не выстоял перед врагом и побежал!»
Однако соратники Мстислава Немого думали иначе. Луцкие бояре бросились к нему с криками, что галицкий князь спасается бегством. «Битва проиграна, княже! Сам Удатный ноги уносит! Пора и нам отходить на Калку!»
У Мстислава Немого сердце кровью обливалось, только что у него на глазах был сражен татарской саблей один из его племянников, Святослав Ингваревич, а другой племянник, Изяслав Ингваревич, пребывал в беспамятстве после удара татарской палицы по голове. Мстислав Немой жаждал мести, но события поворачивались так, что выбора у него не оставалось: нужно было спешно отступать вслед за прочими русскими дружинами.
О том же торопливо совещался с волынскими воеводами гридничий Прошута. Князь Даниил Романович и слышать не хотел об отступлении. Но Даниила, который еле держался в седле от множества ран, никто из старших дружинников уже не слушал. Все взирали на воеводу Велимира и седоусого гридничего Прошуту.
– Уходим к Калке! – громогласно объявил Велимир. – Дружине построиться собачьей головой! Стяги и князя в середину! Идем на грунах! Отставших не ждем!
Овсень и Зикора поддерживали израненного Даниила с двух сторон. Шлем на князе был помят, кольчуга была залита кровью, которая сочилась из раны на груди. В ране засел железный наконечник сломавшегося татарского копья. Гридничий Прошута запретил телохранителям князя вытаскивать из раны обломок копья.
– Коль выдернете наконечник из раны, тогда сразу хлынет кровь, а вместе с нею из Даниила уйдут все силы, – наставлял Овсеня и Зикору опытный Прошута. – Оберегайте Даниила от вражеских стрел. Ежели он лишится чувств, привяжите его веревками к седлу. Князя нужно довезти живым до наших становищ! Я за Даниила головой отвечаю перед Мстиславом Удатным!
– И мы отвечаем за него головой перед Анной Мстиславной, – сказал на это Овсень. – Княгиня нас не пощадит, ежели мы не убережем Даниила!
Глава седьмая
Смерть Мстислава Святославича
Черниговские князья, оставшиеся в стане за рекой Калкой после ухода на битву с татарами курской и новгород-северской дружин, проводили время в яростных спорах. Мстислав Святославич был зол на Мстислава Удатного и поэтому не собирался нарушать приказ великого князя не двигаться с места. С ним были не согласны его двоюродные племянники Мстислав Рыльский и Изяслав Сновский, к которым присоединился младший сын черниговского князя Дмитрий Мстиславич.
Мстислав Святославич орал на сына и строптивых племянников, нравоучая их и доказывая им правоту киевского князя, который, по его словам, радеет о победе над татарами не меньше Мстислава Удатного, но при этом не лезет на рожон.
Племянники не скрывали своей досады, говоря, что осмотрительность великого князя выйдет им боком. Вся слава и добыча достанутся непокорным князьям, пошедшим за Мстиславом Удатным, а они-де, такие смирные и покорные, останутся ни с чем. Старший сын черниговского князя Всеволод Мстиславич помалкивал, но по его лицу было видно, что в душе он согласен не с отцом и великим князем, а со своими недовольными двоюродными братьями.
Когда до полудня оставалось не более часа, из холмистой степной дали к берегам Калки вдруг прихлынули толпы половцев на взмыленных лошадях. Часть степняков задержалась в своих становищах, чтобы сменить загнанных лошадей и перевязать раны, но большинство половцев без промедления переходило вброд Калку и продолжило свое бегство на север, в сторону Залозного шляха.
Черниговцы выбегали из своего лагеря и расспрашивали половцев о том, что случилось и была ли битва с татарами? Половцы без утайки поведали черниговцам, что татары надвигаются в огромном множестве, что половецкие ханы разбиты, а Мстислав Удатный и ушедшие с ним князья ведут неравную битву с татарами в нескольких верстах к югу от Калки.
Мстислав Святославич, столкнувшийся возле брода с ханом Котяном, упрекнул его, что тот бросает в беде своего зятя, галицкого князя.
– Эх, князь! – простонал старый хан, с трудом держась в седле. – Я более похож на лист, гонимый ветром. Я бы и рад помочь Мстиславу Удатному, но воины мои больше не слушаются меня. Ужас перед мунгалами полонил их сердца!
Черниговские князья стали спешно собираться на битву с татарами.
Мстислав Святославич решил, что Судьба наказала Мстислава Удатного за его гордыню – разбить татарскую орду с наскока галицкий князь не сумел. Более того, все русские дружины, пошедшие за Мстиславом Удатным, оказались в тяжелейшем положении, ибо татары атаковали их на марше, лишив возможности построиться для битвы.
«Я выручу Мстислава Удатного и прочие русские полки, – размышлял Мстислав Святославич, полагая, что наконец-то пробил его час. – Черниговцы под моим началом опрокинут татар, уже торжествующих победу. И все почести от этого успеха достанутся не Мстиславу Удатному, а мне! Когда я вернусь победителем, великий князь простит мне мое самоуправство».
Черниговская рать перешла на левый берег Калки сразу после полудня. Мстислав Святославич построил полки по старинке: пехота в центре, конница на флангах. В таком порядке черниговцы стали подниматься на гряду холмов, но так и не добрались до гребня возвышенности. Им навстречу хлынули разбитые татарами пешие галицко-волынские полки, а также пешие смоляне и лучане. Поток бегущих ратников рассек боевое построение черниговцев на несколько частей, смешал их конные дружины.
Мстислав Святославич носился на коне вдоль рассеянных шеренг своего войска, бранился и хлестал плетью бегущих волынян, смолян и галичан. Черниговские воеводы пытались останавливать разрозненные толпы ратников, объятых смятением и паникой, но все было тщетно.
Сразу же вслед за бегущими русскими ратниками появились конные татарские отряды, идущие широким фронтом. Не давая возможности черниговцам восстановить боевые ряды, татары с ходу перешли в наступление. Битва развернулась на склонах холмов. Татары, наступая сверху, сразу смяли черниговские полки, стремительно тесня их вниз, в узкую речную долину. Изяслав Сновский оказался во вражеском окружении с горсткой гридней. Он храбро отбивался и пал, пробитый множеством стрел. Под Мстиславом Рыльским оступился конь, князь вылетел из седла и был насмерть затоптан лошадиными копытами.
В речной долине на широком зеленом лугу черниговцам удалось сплотиться и остановить наступление татар. Накал сражения все возрастал, убитые так и падали с обеих сторон, вокруг валялось много покалеченных татарских лошадей. Татарские лучники непрерывно обстреливали черниговцев со склонов возвышенности.
Мстислав Святославич торжествующе расхохотался, разрубив голову татарскому военачальнику. Он двинул коня вперед и сделал очередной замах, намереваясь обрушить свой длинный меч на мунгала в черных доспехах, который метил в него копьем. В этот миг татарская стрела пробила горло черниговскому князю. Ощутив удар, Мстислав Святославич не сразу понял, что произошло. У него вдруг перехватило дыхание и стало солоно от крови во рту, меч выпал из его руки. Падая с коня, Мстислав Святославич еще явственно слышал шум битвы и встревоженные крики своих дружинников. Упав на истоптанную, забрызганную кровью траву, он странным образом почему-то перестал чувствовать свое тело, свет померк в его глазах. Наступили темнота и тишина.
Глава восьмая
«Разлетелись соколы!..»
Смерть Мстислава Святославича внесла смятение в ряды черниговцев. Всеволоду Мстиславичу еще какое-то время удавалось поддерживать стойкость ратников, татары даже подались назад, понеся большие потери. В это самое время другой татарский отряд, совершая фланговый маневр в обход холмистой гряды, ударил в спину черниговцам. Всеволод Мстиславич врубился в самую гущу татар, ведя за собой отцовскую дружину. В яростной кровавой сече полегло много черниговских бояр, русичи и татары грудью напирали друг на друга. Когда пал Всеволод Мстиславич, татары стали одолевать. Черниговцы, сломав боевые порядки, стали отступать к Калке. Битва еще продолжалась на мелководье у бродов, когда сзади на татар ударил соединенный галицко-смоленский полк, стремительно скатившийся с косогора в долину.