Лучший президент Украины. О том, как Румянцев сделал Малороссию богатой и счастливой

В авторской редакции

Художник Е.В. Максименкова

© Алдонин С., 2023

© ООО «Издательство Родина», 2023

Спор в вечности

Место старинных полковых знамён – в музеях. Или они и сегодня поднимают нас в бой?

Дородный барин не без самодовольства выглядывает с портрета. Художник, верно, считал, что льстит Румянцеву, но характер у полководца был не величественно парадный! Уж если он шутил, то шутил, если воевал – то воевал. Бывал и общительным, и замкнутым.

Русский XVIII век дорог тем, для кого нет большей ценности, чем победа, чем продвижение вперёд. Звучное понятие – Российская империя – превращалось в континентальную реальность не за здорово живёшь. Каждый шаг – на пределе сил. Каждая пушка —на чьём-то горбу. В воздухе XVIII века перемешаны страсть к изысканности и простодушие. Этим румянцевская эпоха напоминает античный Золотой век – каким он остался в «Илиаде», в мифах о Троянской войне. Свою Трою герои российские взяли доблестным штурмом. Даже вельможное лицемерие, даже воровство той исполинской эпохи хранит обаяние простодушия.

Для тех, кто изысканное прозябание ставит выше поступка, XVIII век – пора диковатая, варварская. Кровь под припудренным париком, крепостнические забавы, артиллерийский гром забивает уши… Но армия в те годы была – не поверите – средоточием просвещения. И светского, и церковного. Потому и побеждали русские, что под ружьём не чувствовали себя угнетёнными, напротив, познавали вкус победы, наматывали на ус науку. Если войны не отвечают потребностям народа (подчас неосознанным) – поражение неминуемо. Но если появляется плеяда выдающихся военных мыслителей, полководцев и солдат – значит, вершится миссия народа, миссия государства. И, несмотря на червоточины и шероховатости, будем изучать это время как историю успеха.

Пётр Румянцев

Как ни странно, эта книга – одна из первых попыток научно-популярной биографии Петра Александровича Румянцева – величайшего полководца и политика, одного из столпов славного Екатерининского века. Хотя исследований о Румянцеве написано немало, да и в исторической романистике он не на последних ролях. Но, увы, и не на первых.

Сегодня мало кто помнит фельдмаршала Румянцева в лицо. С портрета на нас смотрит сановитый чиновник давних времён – и школьники вряд ли безошибочно узнают в этом увальне с горящими глазами кагульского героя. Да и Кагул нынче не на слуху, хотя из школьных учебников эту блистательную победу не вычеркнешь. Забылись и Ларга, и Рябая Могила, и вклад Румянцева в преобразование Малороссии. Нечасто мы вспоминаем о Семилетней войне, в которой именно Румянцев был главным героем самых славных сражений: Гросс-Егерсдорфа, Куннерсдорфа, Кольбергской операции.

Именем Румянцева не называют города. Трудно поверить, но до сих пор не вышло ни одной почтовой марки или памятной монеты с изображением великого полководца! Правда, есть конверты – но это, по сравнению с маркой, всё-таки «второй сорт» посмертной славы. Ни разу граф Задунайский не был героем кинофильма или телесериала – и в этом он уступил в веках своим соратникам, Суворову, Потёмкину, Кутузова. Неужели потомки недооценивают Румянцева? Разумеется, Румянцева не забыли в армии. Румянцевские традиции не стёрлись: русские и сегодня умеют драться бесстрашно и стойко. Но многие начинания и даже афоризмы Румянцева мы приписываем его великому ученику – Александру Васильевичу Суворову. При жизни баловнем судьбы считался Румянцев: чины и титулы пришли к нему в молодые годы, а Суворов своей очереди дожидался мучительно долго. Но в контексте истории граф Рымникский оказался удачливее графа Задунайского. Уж его-то, слава богу, мы ещё узнаём в лицо!

Нечасто услышишь фамилию Румянцева и в «рейтингах» выдающихся русских политиков и полководцев. В конкурсе «Имя Победы» кагульский победитель не попал даже в двадцатку лидеров. У нас почему-то в моде «серебряный век» русского капитала, который оказался агонией империи. А времена успешной экспансии, времена побед мы подзабыли. Есть что-то болезненное в постоянном выпячивании таких полководцев, как Деникин или Колчак, таких управленцев, как Витте или Столыпин. Спору нет, яркие личности. Но что мы получим, зацикливаясь на катастрофических временах? У побед и у поражений – особая энергетика, с чем поведёшься – тому и уподобишься. Это не суеверие, тут формальная логика работает: изучая судьбы победителей, мы учимся у них, а побеждали-то они не случайно, они формировали систему служения, которая даёт минимум сбоев.

Нет, Румянцева не отрицали, не вычёркивали из пантеона героев. Разве что в начале 1920-х годов, когда торжествовал «левый уклон», беспощадный к «царям и их слугам». Но уже в конце 1920-х красные командиры почтительно изучали наследие Румянцева, а после 1937-го Румянцева включили в десятку русских полководцев, имена которых зазвучали повсюду. Правда, кинофильма о Румянцеве так и не сняли, да и не планировали. Лучшее свидетельство того уважительного интереса к фигуре Румянцева – уникальное трёхтомное издание «П. А. Румянцев. Документы», вышедшее в свет в 1953—1959 годах в Воениздате под общей редакцией генерал-майора В. Д. Стырова и гвардии генерал-лейтенанта А. В. Сухомлина – в уникальной серии «Русские полководцы». Тогда же вышло и более доступное однотомное издание документов Румянцева. Реляции и письма екатерининского фельдмаршала внимательно читали самые въедливые советские офицеры – участники Великой Отечественной и строители послевоенной сверхдержавы. Сильная сторона советских исследований, посвящённых Румянцеву, – внимание к экономическим реалиям, которые влияли на армейскую реальность, на историю войн.

Жаль только, что нового памятника Румянцев в те годы не удостоился.

Автора Румянцев восхищает: исполин! Но в литературе аналог парадного портрета – юбилейная статья на две-три страницы. Пишем подробнее, укрупняем каждый кадр, читаем письма и документы – значит, видим сор и суету эпохи. Самые яркие краски при близком рассмотрении – из грязи. Современники жалуются, интригуют, предают друг дружку, изредка проявляют силу духа – и уверены, что на их долю выпал тяжкий железный век. А потом оказывается, что то была великая эпоха, сопоставимая лишь с несколькими десятилетиями разных веков русской истории. Так случилось с елизаветинским и екатерининским временем. Великое проступает сквозь суету и мусор – надеемся, что это есть в нашем повествовании. Нет в истории прямоезжих дорог, петляем по хлябям – так и должно.

Румянцев действовал в не самое «промемуаренное» время, но кое-какие литературные воспоминания о нём остались. Интереснее других записки А. Ф. Ланжерона. «Фельдмаршал граф Петр Румянцев, без всякого сомнения, самый блестящий из всех русских генералов; это человек, одаренный большими достоинствами. Он обладает очень серьезным и весьма обширным образованием, высоким умом, удивительною памятью, здравым суждением, большою твёрдостью и искусством внушать к себе уважение. Этим последним преимуществом он обязан столько же своей обдуманной и вежливой твёрдости, сколько своей открытой и величественной наружности и своим изысканным манерам. Я не знаю человека, беседа с которым была бы более интересна и привлекательна. Мне случалось проводить с ним одним целые дни, и я не разу не испытал ни одной минуты утомления или скуки». Румянцев умел быть обаятельным, но не любил и редко примерял маску светского собеседника – в особенности в свои генеральские годы. Так что Ланжерону повезло.

В зрелые годы для современников он был примером благочестия и государственной мудрости. Такую репутацию заслужить ох, как непросто. Недругов хватало, иные радовались неудачам фельдмаршала, но никто не смел отрицать его достижений.

писал Петру Александровичу Сумароков, первый драматург и замечательный просветитель того времени. Их объединял не только Кадетский корпус. В те годы никто не мог потягаться с Румянцевым славой: это он приучил армию к победам, создал вокруг русского воинства ореол непобедимости. До Румянцева всякое случалось… Фельдмаршал сам подготовит себе соперников: его ученики укрепят русскую военную школу.

Немало нового внёс русский фельдмаршал в военную науку. Он явился прямым предшественником Суворова и французских революционных полководцев. Из реформ Румянцева для начала выделим две. Во-первых, он отказался от сплошного, огромного каре. Расторопный граф разбил войска на несколько подвижных небольших каре, командиры которых, зная общий план битвы, действовали самостоятельно – под руководством главнокомандующего, державшего, по возможности, связь со всеми. Во-вторых, он стремился использовать сильные качества каждого «отдельно взятого» солдата. Невиданное дело по тем временам: из каждого полка выбирали самых сильных, умных, толковых солдат, их зачисляли в гренадеры, а лучшие из лучших, наиболее терпеливые и смышлёные, становились егерями, которые должны были поступать в зависимости от ситуации. Их учили ползать, маскироваться, прикидываться убитыми.

Реформы Румянцева (разумеется, он действовал не в одиночку) превратили русскую армию в непобедимую, сильнейшую в мире. Только французская, получив революционный импульс, смогла к началу XIX века конкурировать с русским воинством.

Пётр Александрович был опытным и талантливым дипломатом и царедворцем. Да, всю жизнь он провёл вдали от столиц – в Малороссии. Но его выдвиженцы проявляли себя в Петербурге – и нередко действовали в интересах патрона.

Румянцев был истинным учеником Петра Великого. А любители великосветских сплетен добавляли: «Не учеником, а сыном, сыном!». И создавались версии – на беглый взгляд, вполне достоверные. Но это – эпизод из «потаённой» истории. И цветистые пересуды тоже свидетельствуют о необыкновенной популярности Румянцева. Кого попало в бастарды императора не записывают. Ломоносова, да Румянцева – титанов под стать Петру.

«Есть многие отделы, в которых не видно следов влияния, например, великого Суворова и Потёмкина, но нет ни одного отдела, где не осталось бы следов Румянцева. В этом смысле он единственный наследник дела Петра I и самый видный после него деятель в истории военного искусства в России, не имеющий себе равного и до позднейшего времени», – писал Д. Ф. Масловский, внимательный исследователь русского военного искусства.

Он пережил матушку императрицу всего лишь на месяц, успел её оплакать. И ушёл в вечность, найдя упокоение в древнейшем русском монастыре – Киево-Печерской лавре.

Румянцев «был мудрый полководец, знал своих неприятелей, и систему войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его вероятностям рассудка; казался отважным, но был только проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости; берег себя в сражениях единственно для победы; обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастии доказать свое искусство и величие; обязанный гением натуре, прибавил к ее дарам и силу науки; чувствовал свою цену, но хвалил только других; отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравняться с ним талантами: судьба избавила его от сего неудовольствия», – писал Карамзин, коротко знавший современников, товарищей фельдмаршала.

Молодому Румянцеву удалось сломать репутацию вертопраха, которую он по юности заработал вполне заслуженно. Он прорывался навстречу гибели сквозь чащобу Гросс-Егерсдорфа, у берегов Кагула его окружали османы. Не считался с шаблонами. Шум сражений десятилетиями стоял в ушах, когда захворавший фельдмаршал превратился в отшельника, облюбовав малороссийские имения. С общими представлениями о приличиях он никогда не считался, жил наособицу. Ну какой ещё фельдмаршал по собственной воле годами не появлялся в столице? Он даже польскую кампанию 1794 года вёл, как сейчас говорят, дистанционно – и не ошибся, избрав Суворова для быстрого удара по войскам Костюшко и Вавржецкого. Третий раздел Польши – последний акт военно-политической эпопеи Румянцева. За годы его службы империя стала могущественнее – и умирал Румянцев с осознанием правоты слов Петра Великого, которые император произнёс после Гангутской победы: «Россия соперниц не имеет». В истории России немного найдётся столь счастливых поколений: они видели результаты своих трудов, они уходили победителями.

Славу Румянцева преумножили сыновья, с которыми ему – человеку не семейному – редко удавалось поладить. Знаменательно, что жизнеописание канцлера Румянцева – Николая Петровича – вышла в серии «ЖЗЛ» раньше, чем книга о его великом отце.

О критических оценках личности полководца мы тоже вспомним. Его ведь и демонизировали, и ненавидели – только что не презирали. Случались в полководческой биографии Румянцева и не самые удачные кампании, хотя крупных поражений не было. И по характеру Пётр Румянцев – не мальчик из церковного хора. Не следует превращать его в святого великомученика: он земной, со всеми хитростями и играми честолюбия.

Редко встретишь столь прочное переплетение полководческих и политических талантов в одном человеке. При этом Румянцеву хватало мудрости подчас держаться в тени, он умел побеждать собственное тщеславие, никогда не ввергал Отечество в смуту, не участвовал в заговорах – хотя политическая реальность далеко не всегда устраивала полководца.

Следовать за таким человеком – великое счастье и приключение. Какой крепкий и противоречивый характер – загляденье. И, перелистывая биографии других, не менее прославленных наших полководцев, убеждаемся: Румянцева никто не повторил и не заменил.

Так приглядимся к мушкетёрскому роману жизни Петра Александровича Румянцева, фельдмаршала, всех Российских орденов кавалера.

Глава первая

Шалопай

Недоросль и офицер

Гордиться аристократическим происхождением может только не в меру наивный или не в меру честолюбивый человек. Чем – по большому счёту – дворянские предки отличались от крестьянских? Одни сеяли хлеб, другие отнимали у хлебопашцев мзду. В результате за столетия сформировалась прослойка воинов и политиков, вокруг которых образовывались культура и государственные основы. Чем действительно стоит гордиться – так это победами народа, к которым причастны ваши предки. Истории дворянских семей изучены лучше, чем крестьянские – хотя и тут правда переплетается с невероятными легендами. Предки Румянцева веками служили Отечеству и своим феодалам.

По справке Разрядного приказа, родоначальником фамилии Румянцевых является некий Василий Румянец – муж весьма расторопный и предприимчивый. Он известен как пособник великого князя московского Василия Дмитриевича, сына Дмитрия Донского, при завоевании им Нижнего Новгорода в 1391 году.

Князь Московский в Орде испросил ярлык на нижегородское княжение. Василий Румянец был нижегородским боярином и находился на службе у нижегородского князя Бориса Константиновича. Когда завизжали боевые кони и следовало делать выбор – Василий Румянец вовремя передал и своего князя, и его удел в руки великого князя Василия. Заканчивалась эпоха раздробленности, эпоха вольницы мелких княжеств.

Неблагородно? Нам почему-то хочется верить в сказки о дворянской чести – недостижимой для нас нынешних. Но разве можно закрыть глаза на традиции вероломства и воровства, присущие всем аристократическим родам во всех странах Запада и Востока? Почти все они были нацелены на политическую карьеру, а политик есть политик, царедворец есть царедворец – во все времена. За внешней утончённостью – корыстные и честолюбивые планы. Но именно такие характеры необходимы истории, а значит, и государству, и народу. Как бы ни фантазировали анархисты, нет системы, в большей степени отвечающей интересам большинства, чем государство. И не беда, что система слеплена из лжи и шантажа, из подлогов и двурушничества – там и героизму место нашлось, и высоким устремлениям.

Во времена, когда мужал Александр Иванович Румянцев, отец нашего героя, царь Пётр Алексеевич пытался превратить русскую аристократию в военную касту, главные ценности которой – вера в государство и верность государю. После петровских преобразований в нашей армии крайне редким явлением стало предательство. Юношей Александр Румянцев поступил в потешные войска, затем служил в Преображенском полку, ставшем гвардейским. Участвовал во многих сражениях Северной войны – назовём, прежде всего, победные битвы при Лесной и Полтаве. Царь долго к нему приглядывался. А однажды поговорил по душам и проэкзаменовал заковыристыми вопросами. Румянцев показал себя с лучшей стороны, и Пётр приблизил его. С 1712-го Александр Иванович стал адъютантом (денщиком) государя. То есть помощником на все случаи жизни. Приметив оборотистость и хитрый ум денщика, Пётр поручал ему самые деликатные миссии – главным образом, внешнеполитические и карательные. Он возглавляет слежку за мятежным сыном царя и возвращает его в Россию из Неаполя. Скажете – грязная работа? Да, но при этом вполне рыцарская и мушкетёрская – за такие предприятия Натан Эйдельман назвал Александра Румянцева русским д’Артаньяном. Русский гвардеец в ловкости и отваге не уступал никакому гасконцу. В те дни у сторонников царевича Алексея отнимали имения – и Румянцев получил в награду за чистую работу не только майорский чин, но и деревни, конфискованные у политических противников.

В 1720 году Пётр заставил своего любимца оставить избранную невесту и ввёл его в дом боярина Артамона Матвеева, к тому времени давно покойного.

Матвеевы – не чета Румянцевым, избранные из избранных. Артамон Матвеев – знаменитый сподвижник царя Алексея Михайловича, один из первых русских западников, талантливый дипломат. Политик тонкий и расчётливый; правда, погиб во время одного из стрелецких бунтов… Его сын вырос в не менее видного дипломата, ярко проявился в петровскую эпоху. В окружении Петра Великого он был заметной личностью. В 1720 году в доме Матвеевых всё крутилось вокруг девятнадцатилетней красавицы-внучки боярина. И тут начинается история таинственная… У многих на памяти живучая легенда: Пётр Румянцев был сыном другого Петра – императора. Как и Ломоносов. Обратите внимание: все трое – крупные, вспыльчивые, властные, свободолюбивые и – гениальные. Таким пересудам нет конца.

Мария Андреевна Матвеева с юных лет несла за собой шлейф роковой красавицы, она вскружила голову многим – и в том числе самому императору, для которого стала не просто очередным увлечением. «Она занимала первое место среди любовниц великого императора, он любил Марию Андреевну до конца жизни и даже ревновал ее, что случалось с ним нечасто. Желая, чтобы кто-нибудь держал юную графиню “в ежовых рукавицах”, государь выдал 19-летнюю Матвееву за своего любимого денщика Александра Ивановича Румянцева», – утверждает великий князь Николай Михайлович, историк, проливавший свет на фамильные тайны Романовых. Он опровергает логику и без того маловероятного исторического анекдота: «Сказывают, что молодая графиня Румянцева не уступила домогательствам самого царя. И он, якобы, собственноручно выпоров её, в наказание выдал гордячку за худородного Александра Румянцева». Выходит, что всё-таки уступила.

Андрей Артамонович Матвеев не желал отдавать дочь за Румянцева – не было у царского денщика состояния. А то, что ходил в царских любимцах – так их немало было, немало и кануло. Но Пётр – уж если взял на себя роль с дальним прицелом – уступать не собирался. Достаточно было одного гневливого взгляда – и сорокалетнего Румянцева Матвеевы приняли как будущего зятя. Злые языки не сомневались: Пётр так торопился, потому что знал, что Мария на сносях, и хотел покрыть грех законом. Впрочем, в первый год после замужества Мария Андреевна не рожала. На свадьбе присутствовал Пётр, рядом с ним – императрица. Чуть позже Пётр ещё не раз удостоит молодых высочайшими посещениями, не раз разделит с ними трапезу. Румянцев к тому времени уже бригадир, и деревнями его император одаривал щедро. Поселились Румянцевы в доме на Красном канале, что у Марсова поля. Первая дочь, Екатерина, родилась у Румянцевых в ноябре 1721-го, вторая, Дарья, – ещё через два года. А в 1724—1725 годах Александр Иванович служил Империи то в Константинополе, но на Персидской границе. Получил чин генерал-майора. Жена с ним не путешествовала, жила по преимуществу в Петербурге да в Москве, где бывал и император. Правда, в апреле 1724-го и Александр Румянцев наведывался в Москву, к жене. А 5 января 1725 года у Марии Румянцевой родился сын Пётр. Если император доверил Александру Румянцеву поимку одного сына, отчего не доверить ему судьбу второго? Крестным отцом младенца стал сам царь, крестной матерью – царица. Будущий фельдмаршал стал последним из крестников императора, жить которому оставалось всего-навсего три недели.

Александр Румянцев

Александр Иванович Румянцев проявил себя на тех направлениях российской внутренней и внешней политики, на которых прославится его сын: в Малороссии и Турции.

Вот таких кровей был будущий фельдмаршал: по материнской линии – несколько поколений царедворцев и дипломатов высшей марки, изысканный ближний круг царей Московских. По отцовской – воины, дворяне, политики масштабом помельче. Если не сам государь.

Так что же – нашего фельдмаршала следует считать бастардом императора? Оставим эту версию на примете, но, не имея точных доказательств, станем относиться к Петру Александровичу как к сыну Александра Ивановича, а к Марии Андреевне – как к фаворитке Петра и жене генерала Румянцева. Все эти факты вполне совместимы. А что до подозрений в незаконном рождении – так иногда это почётно. Например, если предположительным отцом называют Петра Великого.

Детство прошло в столицах и в имениях – в том числе малороссийских. Первыми основами воспитания он обязан матери, которая не только в совершенстве знала французский, но и считать умела, и на разные темы поговорить могла бойко и заинтересованно. Отца он не видал подолгу – по семейной легенде, впервые увидел его будучи пятилетним. В это трудно поверить, учитывая, что за это время родилась младшая (и любимая на всю жизнь) сестра Петра Румянцева Прасковья, бывшая моложе брата на четыре года.

В шестилетнем возрасте Петра записали в Преображенский полк – родной для его отца. Пётр рано начал проявлять своенравие, чувствуя себя эдаким главой семьи в женском окружении. Годам к двенадцати выглядел юношей: рослый, плечистый. Интересы и амбиции соответствовали внушительной наружности.

Старший Румянцев боролся с самостийностью, а заодно врастал в украинский быт. Факт, говорящий о многом: неугомонный Пётр Румянцев с детства знал украинский и польский языки. Был у него любимый учитель – бывавший в «европах» полиглот Тимофей Сенютович, выпускник Черниговского коллегиума (того самого, которое основал архиепископ Иоанн Максимович). У Румянцевых и до возвышения Петра Александровича были имения в Малороссии.

Александр Румянцев видел сына дипломатом, блистательным сановником – и для начала устроил ему учебную службишку в Пруссии. Старшему Румянцеву не всегда удавалось услужить императрице Анне. Его то ввергали в опалу, то возвращали. И всё-таки он нашёл к ней подход.

Мария Румянцева

Летом 1739 года русский посланник в Берлине барон Бракель получил указ императрицы Анны Иоанновны: «…снисходя к просьбе генерала Румянцева, сын его отправляется дворянином посольства к Вам, дабы Вы его при себе содержали и как в своей канцелярии для письма употребляли, так и в прочем ему случаи показывали, что бы он в языках и других потребных науках от добрых мастеров поставлен был и искусства достигнуть мог, дабы впредь в нашу службу с пользою употреблен был».

Пётр не хотел бросать родные осины – и решил вести себя в Берлине так, чтобы его вскорости выдворили на родину. И всё же он, совсем как взрослый, оформил документы в Коллегии иностранных дел и удостоился жалованья в 400 рублей годовых – совсем не пустяшного. Очень скоро Брекель проклянёт тот день, когда ему навязали такого сотрудника, а Румянцев обнаружит, что 400 рублей можно промотать за считанные дни. Вести о разнузданных забавах сына Александр Румянцев получал без промедлений. Бракель просто воем выл от проделок недоросля. Однажды молодой Румянцев пропал. Искали его по всему Берлину. Оказалось, со скуки и с перепою он записался волонтёром в один из прусских полков. Вызволяли его оттуда всем дипломатическим миром. Бракель готов был из личных средств оплатить долги Петра Александровича, только бы избавиться от шалуна. Румянцева решили пугануть специальным указом, который подписали кабинет-министры: «накрепко о том напоминаем, чтоб ты во всем так поступать тщание имел». Бракель утверждал, что после указа юноша поутих. Но вскоре заболел – и его отправили в Петербург. В столице Пётр быстро выздоровел и, видимо, успел наговорить отцу дерзостей.