Неоткрытый подарок

   Незаметно наступил вечер. Где-то внизу послышался шум подъехавшей машины. Ирина поспешила вниз по лестнице. Вбежав в прихожую, она увидела своего возлюбленного и кинулась ему на шею. Он подхватил ее и прижал к себе. Так они простояли некоторое время, потом она опомнилась и сказала:

– Ой, ты, наверное, голоден. Пойдем, я тебя накормлю.

   Они поднялись в столовую, где их ждал ужин. Она зажгла свечи и села рядом, наблюдая, как ее мужчина с удовольствием набросился на еду.

   Позже они перешли в каминный зал, устроились, обнявшись у полыхающего огня, и он тихо спросил:

– Ты согласна?

   Ирина, задохнувшись от счастья, тихо произнесла:

– Да.

   Потекли дни. Ее мужчина каждый день уезжал по делам, а она оставалась в замке – проследить за уборкой, позаботиться об обеде и ужине, проверить, все ли в порядке. Через какое-то время она поняла: в этом не было особой необходимости – все знали свои обязанности и выполняли их безупречно.

   Иногда хозяин замка устраивал приемы и вечеринки, и тогда собирались многочисленные гости. В такие вечера Ирина сильно нервничала: все ли в порядке, справилась ли она с ролью хозяйки, останется ли доволен ее мужчина. Наверное, гости чувствовали ее нервозность – ведь раньше ей не приходилось выполнять подобные обязанности; ей все время казалось, что вот-вот она совершит какую-нибудь оплошность, и они посмеются над ней. Ее возлюбленный в такие вечера постоянно был занят гостями и почти не уделял ей внимание. А ей так хотелось, чтобы он всем показывал, что гордится ею, поддерживал бы ее, говорил комплименты.

   Когда гости разъезжались, она спрашивала его:

– Ну, как, все в порядке?

   Он устало отвечал:

– Да.

   В этом «да» ей слышалось равнодушие, словно и не было никакой ее заслуги в том, что вечеринка прошла хорошо. Да и гости обычно холодно здоровались с ней и весь вечер не замечали ее, словно она здесь была не хозяйка, а прислуга. Ей все время хотелось крикнуть им в лицо: «Я здесь хозяйка, слышите?!». Но странное дело: как раз хозяйкой она себя почему-то не ощущала. Она и сама не понимала, почему.

   Ирина заметила, что последнее время ее охватывали противоречивые чувства: она, без сомнения, счастлива здесь, в этом великолепном замке; а с другой стороны, она испытывала какой-то непонятный дискомфорт. Как будто замок был для нее чужеродным существом, которое не принимало ее; словно она сама здесь – гостья, а не хозяйка.

   Однажды она предложила возлюбленному кое-что поменять в замке, на что он категорически отрезал:

– Здесь ничего менять не нужно – над интерьером замка работал известный итальянский дизайнер. Здесь все идеально подходит друг другу, разве ты этого не видишь? Просто поддерживай уже созданное.

   После этих слов у Ирины возникло стойкое ощущение: это не замок – для нее; скорее, это она – для замка. И ее охватила дрожь, словно она внезапно замерзла. Ее вдруг осенило: это не дом. Это – музей. А в музеях не живут; туда приходят посмотреть на экспонаты. И в этом музее я – смотритель. Это ощущение усиливалось с каждым днем и не давало жить в замке с прежним удовольствием.

   Иногда она подходила к окну и смотрела на стоящий неподалеку дом. В противоположность величественности замка в нем все дышало простотой. Ирина сравнивала его с замком и думала: «Как хорошо, что я живу в замке, а не в этом простецком доме». Но иногда тихо проскальзывала мысль: «Что-то в этом доме все же есть эдакое, неуловимо притягательное. Но что?».

   Как-то, проходя мимо этого дома, она повстречала его хозяйку. Та оказалась приветливой особой. Они мило побеседовали о том, о сем и с тех пор их встречи участились. А однажды новая знакомая пригласила ее в свой дом.

   Убранство дома не отличалось пышностью и богатством. Наоборот, было видно, что хозяйка сама создала его. Но странно: в этом доме было так уютно и приятно, что отсюда не хотелось уходить. И Ирина стала часто приходить сюда, иногда просто наблюдая за жизнью в этом доме, а иногда даже помогая своей знакомой. Время проходило в неспешных беседах, из которых она многое поняла об этой семье. И ей было о чем задуматься.

   Из рассказов соседки она узнала, что, действительно, все в доме было сделано ее руками или выбрано ею. Детей у них пока не было, поэтому небольшого по размеру дома им с мужем было достаточно. А когда появятся дети, они купят дом побольше, где будет просторно для большой семьи – так они совместно решили. Хозяйка дома уже все продумала на будущее и уже подобрала несколько подходящих вариантов домов. Чувствовалось, что в отношениях этой пары были сердечность и взаимопонимание.

– Я обожаю наш дом, – с воодушевлением сказала соседка. – Когда мы поженились, муж сказал: «Я построил дом, а каким ему быть – решать тебе». Вот я и вложила в него свою душу.

– И ему нравится то, каким ты создала ваш дом?

– Да, нравится. Приходя домой, он всегда с видимым удовольствием говорит: «Вот я и дома». И в этой фразе я слышу: дом – там, где хорошо. – И она слегка улыбнулась.

   И Ирина поняла, в чем разница между ними: ее соседка, действительно, хозяйка своего дома, а она – управляющая музеем, а не домом для семьи. Вот почему в замке красиво, но царит холодная атмосфера: в нем нет души; он, как холодная красавица, существует сам для себя.

   С этой мыслью Ирина проснулась. «Какой удивительный сон мне приснился!», – потягиваясь, подумала она. «Сон в руку. Бывает же!». И тут почувствовала, что совершенно успокоилась: теперь она знала, как ей поступить.

Служебный роман,

или Этюд в оттенках отчаяния

   Сегодня мы с тобой расстались.

   НАС больше нет. Есть отдельно ты и отдельно я. НЕ МЫ.

   …Медленно догорает закат. Я сижу у окна и беззвучно плачу, устремив взгляд туда, где заходящее солнце говорит мне: «Я захожу. Этот день заканчивается. А завтра будет новый день. И для кого-то жизнь начнется сначала. Или продолжится…»

   Для меня это звучит, как насмешка: для меня – не продолжится. Вот это и невыносимо. Мне нужно – уже в который раз – начинать все сначала. Я все время хожу по кругу: начинаю отношения, надеюсь на создание семьи, а заканчивается все ничем. Что же я за неудачница?

   …Я приехала в этот город, нашла хорошую работу, которая мне нравится. И тут все закрутилось.

   Ты, мой непосредственный начальник, стал оказывать мне знаки внимания, интересоваться мной, моей жизнью. Для меня это было так непривычно: раньше никто не принимал во мне такое участие.

   И я попалась на эту удочку. И это понятно – я одна, в чужом еще для меня городе; новая работа, мало знакомых, нет друзей. Конечно, я оказалась для тебя легкой добычей. Какая же я была дурра! Теперь-то я это понимаю.

   Ты стал обещать заботиться обо мне. Эти слова были так приятны – до этого мне никто не говорил, что хочет обо мне заботиться.

   Слова. Слова.

   Дальше их дело не пошло.

   Мы с тобой стали тайно встречаться в квартире, которую я снимала. Ты рассказывал, как много у тебя проблем, как ты несчастлив в своей семье, со своей женой, которая ничего не умеет делать, даже сходить в магазин за продуктами. А я – такая сильная, всего достигла сама. И это правда, и это тебя восхищало во мне.

   Да, ты умеешь говорить красиво. После таких слов мне казалось, что ты можешь быть счастлив только со мной. Какая я была наивная! Как оказалось, за этими словами ничего нет. Пустота.

   Ты морочил мне голову полгода. Не знаю, возможно, ты действительно несчастлив со своей женой, и, может быть, поэтому ищешь тепла на стороне.

   Дважды я прекращала наши бесперспективные отношения и чувствовала себя прекрасно. Но ты продолжал подходить ко мне и рассказывать, как тебе плохо без меня, сколько у тебя проблем. Выговаривался мне и снова шел к жене… Пока ты не вернулся ко мне в третий раз с обещанием развестись и создать семью сор мной. Вот тут я окончательно попалась в ловушку твоих слов и обещаний.

   Твоя жена – дочь богатых родителей, а ты рос в бедной семье. Наверное, в свое время ты решил, что брак с ней – это твой выигрышный билет. А, может быть, тогда ты любил ее…

   Но теперь ты говорил, что любишь меня, хочешь жить со мной, создать семью со мной. Мы с тобой уже и новогодние праздники спланировали; я отпуск оформила и стала думать о нашей будущей совместной жизни…

   И однажды ты приехал ко мне. Такой радостный, с шампанским, цветами и воскликнул: «Я ушел от жены! Я все рассказал ей!».

   Это звучало как: «Я вырвался на свободу!». А я вдруг увидела: ты пришел с… маленьким чемоданчиком. И меня это поразило. В этом чувствовалось что-то временное, ненастоящее.

   Но в этот же вечер – хм, как кстати! – заболела твоя дочка. Жена вызвала тебя, и ты помчался, сломя голову, бросив меня, по первому же звонку. На всю ночь.

   А ты спросил, каково было мне в эту ночь?!

   А что, жена не могла побыть рядом со своей больной дочерью сама?

   Нет. Она ведь знала, что ты очень любишь свою дочь, ради нее ты готов жить и с нелюбимым человеком.

   А на следующий день ты решил, что тебе нужно подумать, как жить дальше. Ты даже от жены ушел. Но – не ко мне. Ты стал жить у друзей: тебе нужна была нейтральная территория.

   В этот момент я решила: бороться за тебя не буду – я ходила к астрологу, и она сказала мне: «Это не ваш человек. Поначалу вам будет хорошо. Но потом вы все равно разойдетесь, потому что это не ваш человек».

   А ведь нам вместе было хорошо. У нас есть общие интересы, общие темы, мы вместе работаем, мы понимаем друг друга; нас многое объединяло. И тогда я снова думала: а, может быть, ты все-таки мой человек?

   И ты думал.

   Ты даже поговорил с адвокатами о разводе. И узнал, что бракоразводный процесс в твоем случае – дело дорогое. И ты остановился: ты слишком много теряешь.

   А потом оказалось, что выходные дни ты проводишь с женой и дочерью.

   А потом оказалось, что вы вместе с женой ходите на семейную терапию, где, как выяснилось, вы ищите пути восстановления вашей семьи. Вашей семьи. Не нашей с тобой.

   А ведь ты мне сказал: подожди, мне нужно все уладить. И я ждала, ждала.

   Зачем?! Зачем ты меня обманывал?! Зачем говорил о НАС, о НАШЕМ будущем?!

   Ты меня совершенно измучил за последнее время. Я смотрю в зеркало и не узнаю себя. На кого я стала похожа! Заплаканные, вечно грустные глаза… И мысли. Только о тебе.

   Все то время, пока ты решал, я, словно тряпичная кукла, висела на ниточках ожидания твоего решения. А ты появлялся на работе и дергал меня за ниточки, проверяя – как ты там, еще жива, еще ждешь меня? А я ждала. Ждала обещанного тобой нашего будущего. И у меня не было никаких сил порвать наши отношения, хотя интуиция подсказывала: брось его, ничего не будет. А я продолжала ждать: ведь ты обещал!

   Теперь я знаю: в это время я потеряла себя, а моя жизнь была в твоей власти.

   А еще все это время я чувствовала: меня как будто возят лицом по грязи: всем в офисе ты рассказал о наших отношениях. Зачем? Теперь все женщины смотрели на меня со злостью и ненавистью: как же – разлучница. И каждая из них ставила себя на место твоей жены и сочувствовала ей. Не мне. Потому что в их глазах я – стерва, разрушающая семью. А каково мне, они подумали?

   … И вдруг сегодня ты пришел ко мне домой такой холодный, отстраненный, и объявляешь: наши отношения закончены и ты возвращаешься к жене.

   Какой это был удар!

   Сначала – мы будем вместе. А теперь – я ухожу от тебя к жене. К жене, которую ты не любишь, с которой тебе так плохо.

   Для меня наступила громкая, оглушающая тишина. Мир холоден и пуст. Я осталась одна…

   … Одна, в той новой, большой для меня одной, квартире, которую я специально сняла для нас двоих. Если бы я знала, что этого будущего не будет…

   А теперь я одна. Нет ни будущей семьи, ни наших детей. Нет ничего.

   Я пока не могу появляться на работе, где на меня злорадно смотрят женщины: вот, сука, у тебя ничего не вышло, тебя бросили, так тебе и надо.

   Не могу и не хочу видеть тебя! Не хочу, чтобы ты видел мои страдания, мои переживания. Я не дам возможности торжествовать ни тебе, ни другим. Я взяла больничный. Начала ходить к психологу. Раньше я не понимала, что дает психолог. Теперь понимаю: мне с каждым разом становится легче. Я начинаю освобождаться от тебя, от этой боли, от воспоминаний, от наших отношений. От нашего прошлого…

   Твоя жена стала часто заходить в наш офис. Она поглядывает на меня, проверяя, каково мне теперь, когда победила она. И сейчас я понимаю: на самом деле я сражалась не за любимого; я сражалась с ней – его женой. И проиграла. И от этого становится еще больнее.

   И еще я боюсь потерять работу. Я знаю, чего это стоит.

   И еще я слышу голос своей матери: «Я хочу видеть тебя счастливой, замужем. А у тебя снова, как всегда, ничего не получилось. Ты неудачница. Ты опять не оправдала моих надежд».

   Никогда больше не свяжусь с женатым! Никогда! Я столько времени – целых полгода – потеряла с тобой. А мне уже 35. У меня никогда не было семьи. А я хочу и семью, и своих детей.

   В душе кипит злость. И я рада, что это – злость. Она дает мне силы жить дальше.

   В отпуск я поеду без тебя. Эта мысль больно кольнула.

   «Ничего, держись!» – подбодрила я сама себя. Теперь я думаю только о себе. А раньше – думала только о тебе. Меня – как будто не было. В этом и была моя ошибка.

   Я отдохну, наберусь сил, залечу рану, нанесенную тобой.

   Пройдет время и я стану другой. Я – сильная. Я стану победительницей. И однажды войду в офис, взгляну на тебя и пойму: ты – в моем прошлом, которое осталось позади. А я иду в будущее. С помощью психолога я создаю его сейчас. И я знаю: моя жизнь – новой меня – будет иной, лучшей.

   Да, возможно, это произойдет не так скоро, как хотелось бы. И, возможно, после отпуска я приду на работу, увижу тебя, и мое сердце сильно забьется. И, возможно, я еще поболею тобой.

   Наверное, иногда нужно такая шоковая терапия, чтобы понять: я достойна лучшего.

   …Вот и раннее утро. Медленно встает солнце. Я распахиваю окно, и в комнату врывается свежий ветер. Он теребит мои волосы, обхватывает меня, как будто хочет унести с собой.

   Наступает новый день моей новой жизни. И этой новой жизнью управляю я. Только я. И никто другой.

   Жизнь-черновик,

   или Как прожить жизнь набело

   Я живу во сне. Или – нет: я живу, спя. Или – как еще можно назвать мою жизнь? Да, еще говорят: жизнь – черновик… Будто когда-то потом можно пережить жизнь уже набело. Да-да, потом…, когда-нибудь потом… Все знают, что этого «когда-нибудь потом» не бывает, и – продолжают жить жизнью-черновиком.

   Вы спросите, почему я так живу? Как сейчас говорят – хороший вопрос. Вот и я задумался: а почему я так живу – как во сне? Наверное, надо рассказать вам о моей истории по порядку, глядишь, и сам пойму?

   Всю мою жизнь меня сопровождало ощущение, что когда-то меня спеленали, а распеленать забыли…

   Помню, когда я только родился, за мной уха-а-живали, корми-и-ли, все пока-а-зывали. Было так прия-а-тно, в такой заботе. Тогда казалось, вот так прожить бы всю жизнь…

   Как там говорят? Бойтесь: желания имеют свойство сбываться… Вот и сбылось. Да не так, как я предполагал.

   Подрос я, уже ходить научился и делать что-то пытался сам. Да каждый раз мне говорили: ай, не трогай; ай, туда не ходи; ай, это нельзя.

   Дальше – больше. Я еще подрос, мне все вокруг стало еще интереснее: и это хочется попробовать, и туда залезть, и узнать, как устроено… А мне продолжают запрещать, да приговаривают: вечно ты лезешь, куда ни попадя, взрослым от тебя одна морока… А где-то на заднем плане их голосов я слышал еще и другие слова, произносимые умилительным голосом: дурачок ты наш, несмышленыш… Я так до сих пор и слышу это, хотя прошло много лет – целая жизнь…

   Я продолжал жить с ощущением, что опутан этими словами, как пеленками. Я – связан. Я – ничего не могу. Я – ничего не решаю. А, может быть, я – не существую? Меня – нет? А если меня – нет, я никому не мешаю? Не мешаю жить, как хочется им? О-хо-хо… Горько мне это…

   И вот уже, меня не спрашивая, решают, в какую школу мне идти – в простую или с уклоном во что-нибудь. А если в простую, то тогда параллельно непременно нужно заниматься, например, музыкой или спортом. А у меня и способностей особых к этому нет. Но меня, конечно, никто не спрашивает – хочу ли я этим заниматься; куда там, дите ведь неразумное, что оно понимает! И не ведомо им, что это дите внутри себя чувствует – не его эта стезя. Да кто ж его послушает: мы, родители, знаем, что для нашего дитятки лучше да полезнее. Так и мучился я несколько лет, пока не заартачился и не бросил это занятие. А там и им пришлось смириться: все равно толком у меня не получалось, да и другие это подтверждали.

   Дальше – больше. В какой институт идти после школы тоже решали без моего ведома: хоть школу и закончил, хоть и «большой мальчик», а все ж таки дитятко неразумное, так что пойдет туда, куда скажем. Что ж делать: за ним нужен глаз да глаз, сам-то он ни на что не способен, так что пристроить его нужно. Как котенка. В хорошие руки. О-хо-хо… Тяжко мне…

   Так и жил по чужой указке, спеленутым. Я уже не понимал, чего хочу сам-то? Вроде уже и привык, вроде и удобно: за меня все знают, за меня все решают. Так я даже и разговаривать с ними почти перестал: меня никто ни о чем не спрашивает, нет для вас меня. Есть – они.

   А мне уже и все равно. Они – обдумали, они – решили, они – показали направление, они и ускорение придали. Так и катился по желобу.

   А что – с одной стороны и хорошо: ничего не надо думать, напрягаться, стараться, выбирать, решать. Не получилось у меня – так они и не ждут особых успехов от меня, уже знают: ничего у меня не получится. Тоже привыкли. Поругают немного для острастки – душу отведут, да и смирятся: я ж для них, по-прежнему, дитятко неразумное, что с меня взять. Так и жил. А мне, меж тем, 25 стукнуло.

   А тут говорят: жениться тебе пора. Только я собрался невесту себе подыскивать – все-таки мне семью создавать, хочется рядом близкого человека. А мне уже и невесту выбрали, и о свадьбе договорено. Так-то вот.

   Ну, познакомили нас. Не понравилась она мне: кажется – такая милая, обходительная. С ними. А на меня посмотрела, так я разве что не подпрыгнул – так взглядом резанула, как лезвием полосанула… Только я решил смыться, глядь – я опять спеленутый, пуще прежнего. Мать честная! Даже не заметил, как материнские пеленки на женушкины сменились: вроде как всем показывает, какая она заботливая, хорошая жена, а мне в ее путах еще страшнее: запеленала так туго, что не продохнуть. Дышу через раз. Как бы не задохнуться…

   Прожили мы так несколько лет, дочку родили. Да стал я чувствовать, что невмоготу мне жить с женушкой такой. Уж и через раз дышать не получается. Все, как у деда в сказке «Морозко»: я чуть слово, а она как зыркнет, так и отвечаешь по привычке – «Молчу, молчу»…

   А сколько молчать-то можно? И однажды я взбунтовался: ну не мужик ли я? Ну не пора ли все с головы да на ноги поставить? В общем, как ни тяжело было, вырвался я из пеленок.

   Пожил, пожил, да чувствую: тоже ничего хорошего, одному-то. Но и к жене той возвращаться не резон – даром что ли я от пут ненавистных освобождался…

   А тут и женщина попалась мне. И хорошая, и пригожая, и ласковая, и заботливая. И любо мне с ней было. Поженились.

   Поначалу все было хорошо: жили ладком, детишек нарожали… Но стал я замечать, что на мне снова то ли путы, то ли пеленки… Снова меня перестала женушка спрашивать, советоваться; снова стала без меня все решать, да о своем решении мне докладывать, да, что делать, говорить. Правда, обвязала меня не туго, как будто и нет ничего, а дышать снова тяжело стало. А денешься-то куда: чай не 30 мне, а уже 45 стукнуло. Жизнь прожита, а ощущение – как во сне, что и не жил даже.

   И стал я чувствовать, что, действительно, сплю. Но не наяву, а словно ухожу в какое-то Царство Сонное; похоже оно на стеклянный куб. И стекло в нем матовое: вроде и видно, что творится за ним, а вроде картинка и размыта – не различаешь, что за жизнь там течет. И звуки не проникают – ти-и-хо: никто не кричит, никто не попрекает, ни слова плохого не скажет. Переждешь жизненную непогоду, отлежишься, отдохнешь, сил наберешься и снова вроде жить легче, вроде и можешь что-то.

   Возвращаешься обратно, сделаешь что-нибудь для дома, для семьи, да опять снова-здорово: крики, недовольство, брань… Снова в пеленках оказываешься. И снова в Царство Сонное хочется: забыть…, не слышать… Не жить.

   Вот и получается – жизнь пунктиром, штрихом. Жизнь – сон. Жизнь – небытие.

   Но однажды я словно проснулся. Понял: все, не хо-чу. Не хочу ни домой, где я – никто, ни в Царство Сонное. Надоело мне все: и жизнь – не жизнь, в пеленках, как в плену; и никем быть – тоже не с руки более.

   И призадумался я: это – не хочу, то – тоже не хочу. А чего хочу-то?

   Попытался было разорвать путы свои, да не выходит – слишком долго жил в них, попривык так, что не могу ни руками пошевелить, ни ногами…

   Терпел, терпел, да и не вытерпел: негоже мне, молодцу, да в пеленках пребывать. А делать-то что? Шутка ли сказать – до 45 лет так прожил: сначала мамка не пущала, сызмальства в отчем доме говорили: «Не трогай; экий ты недотепа, опять у тебя ничего не получается». Потом первая жена по стенке размазывала: «Ты у меня такой-сякой, безрукий; что ни поручи, ничего путного не выходит». Затем вторая жена эстафету переняла: «Ни денег заработать не можешь, ни по хозяйству помочь – все из рук валится». Так я и смирился. Да пусть их! А мне и легче: я же, по их мнению, ничего не могу, так с меня и спрос маленький; пусть сами и делают, а я в сторонке – на диване полежу или в Царство Сонное укачу. Нет меня и все тут.

   Да не тут-то было. Почувствовал я в себе что-то: словно проснулась во мне силушка недюжинная. А дальше было, как в сказке: распрямила она меня изнутри, налила меня своими соками, да и говорит:

– Негоже тебе – богатырю – на палатях лежать да «соску немочи» сосать. Вставай, подними голову, распрями плечи свои да и разорви путы бессилия!

   Как услышал я слово заветное – «богатырь» – так и вздрогнул. А и впрямь – не богатырь ли я? И умом вышел: знаю, просто им не показывал – не нужно было никому; и силой не обделен; и умею я многое, да невдомек им – надоело мне, что тюкают все время. А не развернуться ли мне? А не стукнуть ли мне кулаком – не сидеть же мне веки вечные опутанным! Чай, вырос давно.

   И тут услышал я грохот. Обернулся и увидел, как раскалывается и рассыпается на мелкие кусочки мое убежище – стеклянный куб. И понял я: все, назад пути нет. И захотелось мне переписать свою жизнь набело – прожить ее так, как хочу я.

   Понять-то понял, да призадумался: чем бы мне интересным заняться? И решил: найду себе, наконец, работу по сердцу, а не ту, постылую, женой подброшенную. Делом любимым займусь, на свои ноги встану.

   Вспомнил, что в детстве и юности любил с машинами возиться; даже права в 18 лет получил с легкостью, да позже – когда в семье машина появилась – с радостью за руль садился.

   Так и вышло, как задумал.

   Огляделся я. А тут – опять, как в сказке – работу дальнобойщиком предложили. А я и рад.

   Попробовал. И, знаете, получилось у меня!

   И работа оказалась по душе, и зарабатывать я стал хорошо. И чувствовать себя стал иначе: сила во мне внутренняя укрепилась: теперь я просто знал – я стал другим. Мне не нужно никому ничего доказывать, не нужно унизительно объяснять или оправдываться. Разорвал я путы плена своего, с глаз пелена спала, перестал чувствовать себя ребенком, за которого все решают. И все сразу изменилось.

   Теперь я почти все время в дороге. Жену сварливую вижу редко, голос ее скрипучий только по телефону слышу. Чуть позвонит да начнет свои претензии предъявлять, а у меня тут же связь «прерывается». Почувствовал я свободу духа; сам себе хозяином стал.

   Поначалу дома все недовольны были – непривычно им, что я все по-другому повернул, самостоятельным стал. Да ничего, пусть терпят – я дольше терпел. А коли не нравится, так всем не угодишь. А я угождать больше не намерен – хватит, пора и честь знать. А коль слушать меня не захотят, да считаться со мной не соизволят, так и не конец это.