Убей соседа… Хроника недавнего времени
Пофантазировав немного, он в течение недели смастерил из легких деревянных планок ( как-никак, закончил училище по специальности «столяр-краснодеревщик» ) собственный образец – компактный, вместительный, эстетически привлекательный. И установил его в прихожей. Для общего пользования. Чтобы Тамаре не наступать всякий раз на ботинки господина Плафонова или прогулочные тапки мадемуазель Лиманской.
Тамара, увидав башню, всплеснула руками:
– Генчик, это же гениальная находка! В Питере, с нашими куцыми квадратными метрами, многие купили бы в дом такую удобную вещь! Сколько она может стоить? Давай составим смету!
Получилось – терпимо.
Геннадий внес несколько усовершенствований, сделал башню разборной. Смастерил еще несколько штук. Тамара показала у себя на работе – оторвали с руками!
Вот тогда и родилась идея наладить свой малый бизнес.
Но не в чулане же выстругивать эти планки! И не кустарным же способом!
Геннадий начал наводить мосты. Тамара тоже.
Потенциальных помощников он нашел быстро. Двое трезвых мужиков, у которых руки росли откуда надо, соглашались месяц-другой работать на голом энтузиазме. Деньги на закупку материалов и хотя бы простейшего оборудования были.
Вопрос уперся в аренду подходящего помещения – с правом производства лакокрасочных работ. Они не думали, что это так дорого.
Но тут им сказочно повезло.
Однажды, в конце минувшего апреля, Геннадий встретил на улице Федора Лапина, бывшего сослуживца. Оказалось, тот теперь не последний человек в районной администрации.
Геннадий в двух словах рассказал приятелю о своих мытарствах.
«Какие проблемы, старина! – похлопал его по плечу Федор. – Сделаем в лучшем виде! Но – летом. И обойдется это тебе по нулям. Ну, поставишь после раскрутки пару конины…»
Федор сдержал обещание. Устроил Геннадию уже оборудованный для лакокраски цех. В одном из профтехучилищ района. Летом, когда начались каникулы. Минувшим летом. Поначалу колесо завертелось бойко. Но затем…
Ладно, чего вспоминать о том, что не сбылось! Федор, конечно, подложил ему свинью. Друг, называется… Ладно!
Геннадий надел тапочки и прошел в гостиную. Остановился посередине, снова оглядевшись.
Вся квартира была перед ним как на ладони.
В гостиной можно было играть если не в футзал, то уж в «парагвай» наверняка. Справа к прихожей примыкал тот самый чуланчик. Слева – туалет и ванная, раздельные, конечно, и тоже нетесные. Причем, перед туалетом имелся небольшой коридорчик, как бы подчеркивающий понятную изоляцию этого деликатного места.
Обстановка гостиной, отделанной панелями под дуб, с высоченными потолками и умопомрачительной ( дешевое стекло) люстрой, состояла из стола, дивана, двух кресел, телефонной тумбочки и самого аппарата. Всё было общее.
Сюда же, в гостиную, выходила дверь комнаты, принадлежащей Лиманской. Коленчатый коридор замыкался на кухню, перед которой имелась еще одна подсобка, так называемая бельевая.
Слева от комнаты Лиманской поднималась винтовая лестница, которая вела на деревянные антресоли с резными перилами, полуовалом нависавшими над гостиной.
На антресоли выходили двери еще трех комнат.
Первую по счету, расположенную непосредственно над жилищем Лиманской, занимал Плафонов. Следующую – супруги Завесовы. Их комната находилась над чуланом и прихожей. Наконец, в дальней угловой комнате, тоже завесовской, обосновались их сыновья-школьники, Сережа и Дима. Детская комната располагалась над сантехническим блоком и частью кухни. За детской антресоли заканчивались небольшой площадкой, откуда вниз, на кухню, вела еще одна лестница, узенькая и тесная, с высокими ступеньками, крайне неудобная даже для ловкого человека. Впрочем, этой лесенкой давно уже не пользовались, а площадку за детской глава семейства заполнил старыми вещами, раскладушками, тюками, коробками и прочим скарбом.
Давно уже не пользовались и «черным» ходом. Маленькая дверца, находящаяся под кухонной лесенкой, была закрыта на мощный запор и кованый крючок, да еще задрапирована ситцевой занавеской, и вообще, про нее, эту дверь, кажется, уже забыли все жильцы.
Тут Геннадий уловил голоса, доносившиеся с кухни. Сделал пару шагов вперед, к осевой линии кухонного коридора. Теперь голоса слышались отчетливо.
Ну, да, традиционная утренняя пикировка Лиманской и Плафонова. – Вы меня, конечно, извините, Павел, но я снова буду вас ругать! – тоном строгой моралистки возвестила Лиманская.
– Вас не привыкать, уважаемая Лидолия Николаевна! – не без язвительности, но вполне благодушно отвечал Плафонов. – Но любопытно было бы узнать, в чем я провинился на сей раз ?
На голоса накладывалось позвякивание посуды.
– Вы опять расхаживали по комнате всю ночь! Думаете, приятно, когда у тебя беспрерывно топают над головой?! Я не могла уснуть. Вы меня совершенно не уважаете! – впрочем, голос тоже звучал вполне мирно.
– Старая песня о главном! – хмыкнул Плафонов. – Вы не должны так говорить! Вы же прекрасно осведомлены, сколько жертв я принес на алтарь этого вашего каприза! Я купил ковролин, я даже перестал надевать тапочки, хожу исключительно в носках! Ну, хотите, буду ходить босиком?!
– Это не поможет! И это вовсе не каприз! У вас полы скрипят!
– Что же мне теперь – летать?! Или ходить по потолку? Извините, не обучен!
– Вообще-то, нормальные люди ночью спят, а не слоняются по комнате.
– Нормальные, вроде вас, может и спят. А я – ненормальный.
– Некрасивые намеки себе позволяете, Павел Алексеевич! – уже нервознее заявила та. – Недостойные коренного петербуржца.
– Вот только давайте без демагогии! – закричал он. – Я – творческая личность! Журналист! Сова по своей природе! Могу работать только по ночам!
– Вот и работайте. Сидя за столом.
– А я не могу – сидя за столом! – начал благородно закипать Плафонов. – Я должен двигаться! Чтобы мысль пульсировала!
– Если не можете не ходить, то почините полы!
– Да как же я их починю?! Я же не плотник! И даже не этот, как его там, столяр!
– Ну так наймите мастера!
– У меня нет времени заниматься бытом! Я творческая личность!
– А пить у вас время есть?!
– Питейный ритуал, уважаемая Лидолия Николаевна, это составная, можно сказать, священная часть творческого процесса!
– А вот я подам в милицию заявление, что вы регулярно нарушаете закон о тишине! Пускай вас для начала оштрафуют! Будете знать! И не воображайте, что ваш приятель капитан Абоймов положит мое заявление под сукно, как в прошлый раз! Я дойду до самого главного милицейского начальника! Минуя вашего Абоймова! Никому не позволено нарушать закон!
«Капитан Абоймов!» – отметил про себя Геннадий.
– Уважаемая Лидолия Николаевна! – повысил голос и Плафонов. – Во-первых, официально вам заявляю, что капитан Абоймов мне не кум, не сват и не собутыльник. Это глубоко порядочный, честный, мужественный офицер милиции, гроза бандитов и хулиганов, герой моего лучшего очерка, а еще страстный поклонник высокой поэзии, что само по себе большая редкость в наше торгашеское время. Убедительно прошу не втягивать его в наши коммунальные разборки! Во-вторых, ставлю вас в известность, что на ваше заявление, паче чаяния оно появится, я немедленно подам встречное, и еще неизвестно, кто окажется более уязвим в глазах неподкупной Фемиды!
– Это любопытно. В чем же вы собираетесь меня обвинить?
– В свои дежурства вы моете места общего пользования, в частности, туалет, с добавлением хлорки, отлично зная, что у меня аллергия на это вещество. Это уже не шутки! Это умышленное причинение вреда здоровью квартиросъемщика.
– А блевать мимо унитаза – это шутки, да?!
– Низкая клевета! Я никогда не блюю! Особенно мимо унитаза!
– А ваш друг? Ну, плюгавенький? Кандыбин?
– Побойтесь бога, Лидолия Николаевна! Кандыбин – он же тишайший из тишайших!
– Тишайший… – Она вдруг взорвалась: – Нет, я не понимаю! Жить в Петербурге, в нашем прекрасном сказочном городе, и убивать время на пьянку! Вот скажите, когда вы в последний раз были в музее, только честно?!
– Если честно? На прошлой неделе.
– Быть такого не может! Ну и что же это за музей?
– А это новый музей. О нем еще не все знают. Музей водки.
– Вам бы только ерничать!
Глухое ворчание. Пауза. Затем – размеренная декламация Плафонова:
Увы, от мудрости нет в нашей жизни прока,
И только круглые глупцы любимцы рока.
Чтоб ласковей ко мне был рок, подай сюда
Кувшин мутящего наш ум хмельного сока.*
В другое время Геннадий не стал бы слушать все эти пререкания, известные ему до мелочей. Поднялся бы к себе и завалился бы спать. Но сейчас ему вдруг захотелось новыми глазами взглянуть на соседей, одного из которых надо было «убить», а другую – «упечь в психушку».
Решительной походкой он прошел на кухню и поздоровался.
При его появлении спор прекратился, лица озарились улыбками.
Лиманская, как обычно по утрам, варила себе овсяную кашу с курагой и изюмом. Она
была в своем восточном халате, обтягивающем ее полные плечи и необъятный бюст. Черные и жесткие, с легкой проседью волосы намотаны на бигуди, в колючих глазках-бусинках – неуступчивая решимость бороться за общественное благо всеми доступными средствами. По виду сроду не догадаешься, что дама состоит на учете в психушке.
Павел Плафонов – упитанный румяный тридцатидвухлетний близорукий шатен с аккуратной ниточкой черных усиков, гладко выбритым безвольным подбородком и наметившейся лысинкой на мощном затылке – как всегда по утрам жарил магазинные котлеты – до золотисто-коричневой корочки. Судя по всему, он мучился с похмелья.
– Геночка, может, вы возьмете шефство над этим неумейкой? – взмолилась
Лиманская. – Ведь в ваших комнатах тоже, наверное, слышен этот ужасный скрип, когда он мечется по комнате, будто слон по посудной лавке?!
– Нет, мы ничего не слышим, – объяснил Гена уже, наверное, в сотый раз. – Я уже давно усилил звукоизоляцию.
– Ах, какой вы молодец! И всё-то у вас ладно! Вот Паша – тоже представительный мужчина. Но совсем другого сорта. Он – как сытый кот-лежебока…
– Это я-то кот?! – возмутился Плафонов. – Да еще сытый?! Ну, спасибочки!
– Только не обижайтесь, Паша. Я говорю о впечатлении. Да, кот. А вот Гена – викинг, настоящий северный викинг!
– Полы скрипят… – проворчал Плафонов. – Вот нашли проблему! Хряпнули бы на ночь снотворного и спали бы сном праведника! А хотите, подарю вам затычки для ушей? Беруши!
– Благодарю покорно! От вас, работника культуры, такой пошлятины я не ожидала! – Лиманская поджала губы.
А Плафонов уже обращался к Геннадию:
– Кстати, я там свежие газетки принес. Лежат как обычно в гостиной на столе. Есть и «Звездная пыльца», это специально для вашей Тамары.
– Спасибо… – отвесив соседям общий поклон, Геннадий снова вышел в гостиную.
На столе и вправду лежали несколько экземпляров тоненьких, с крикливыми яркими обложками журнальчиков.
Один из них – «Звездная пыльца» – содержал гороскопы, астрологические прогнозы, всякого рода предсказания, а также инсинуации вокруг феномена человеческой судьбы. Сам Геннадий подобными текстами абсолютно не интересовался. А если и просматривал их по диагонали, то разве лишь для того, чтобы еще раз подивиться людскому легковерию. Не то Тамара. «Звездная пыльца» была единственным из журнальчиков, выпускаемых издательским домом «Балт-магазин», где служил Плафонов, который она читала от корки до корки. Бывало, что и она отпускала шпильки по адресу астрологов и прорицателей, однако Геннадий давно уже приметил, что если гороскоп оказывался благоприятным, то у Тамары улучшалось настроение, если же тот содержал указания на возможные неприятности, то она могла даже изменить принятое ранее
решение.
Второй из лежавших на столе журнальчиков назывался «Петербургские страшилки и заморочки». Именно в его редакции и трудился Плафонов. Это был остренький такой винегрет из криминала, мистики, легкой эротики, псевдозагадок истории и природы, всяческих курьезов. Когда-то Геннадий читал его взахлеб, но выяснив у Плафонова, что большинство материалов сочиняется в редакции, интерес утратил. Но журнальчик все- таки перелистывал.
Вот и сейчас он прихватил его с собой, чтобы полистать пред сном. Глаза уже слипались.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Вечер.
Геннадий зашел в детскую комнату, чтобы уложить мальчишек спать. Это становилось все более хлопотной проблемой. Младшего, Диму, не оторвать от компьютера, старший упорствует в другом – отрабатывает стойку на руках, резко прогибаясь и ударяя пятками в их общую стену, отчего в серванте звенит посуда, а с потолка сыпется штукатурка.
– Сережа, мама расстраивается, когда ты делаешь так, – привел решающий аргумент глава семьи.
– Пап, но я же не могу заниматься вполсилы! – возразил тот, вскидывая дерзкие глаза.
– Ладно, вход всегда найдется. Давай сообразим, как нам приспособить для этой цели старую подушку…
Какое-то время они обсуждали эту проблему.
Сережа собирался взяться за дело прямо сейчас, но отец был непреклонен:
– Э, нет, тут за пять минут не управиться. Да и без стука не обойтись, а мама уже отдыхает. Как и Лидолия Николаевна. Вы же не хотите оказаться нарушителями закона о тишине? И нечего так улыбаться! Все! По кроватям! Но сначала признавайтесь, кто еще не успел почистить зубы?
Не отступая от тактики кнута и пряника, он проследил, чтобы дети улеглись, пожелал им спокойной ночи, выключил свет и вернулся в свою комнату.
Тамара в своем черно-золотистом халатике сидела на диван, массируя полотенцем влажные после душа волосы.
Наконец-то, можно было расслабиться.
Он подошел к ней сзади, обнял за плечи, поцеловал в затылок. Правой рукой скользнул ниже.
Она остановила его ладонь на своей груди, подержала немного, погладила, затем мягко, но решительно отвела в сторону:
Он: – А кто-то обещал быть ласковой…
Она: – А кто-то обещал всерьез играть в игру «Убей соседа!»
– Значит, сначала игра?
– Конечно! Мы же условились.
– Ах, да, – вздохнул он. – Ладно… Игра так игра. Как там – «Убей соседа»? Соседа-декламатора?
– Пусть так. У тебя есть новости? Поднимался в дом?
– Поднимался, раз обещал…
– И как там? – кивком она показала ему на диван. Садись, мол, и веди себя как серьезный партнер.
Он подчинился, устроившись однако так, что колени их соприкасались.
– Да ничего особенного. Обыкновенная законсервированная стройка. Повсюду битый кирпич, стекло, куски бетона. Сломанная стремянка. Пару дырявых корыт для просеивания песка. Деревяшек почти нет. Особенно на нижних этажах. Наверняка, бомжи спалили.
– Постой! – она отодвинулась вместе с креслом, и теперь между ними появился зазор. – А как ты попал в дом? Это трудно?
– Ерунда! – пожал он плечами. – С тылу территория обнесена дырявым забором. К дыркам со всех сторон ведут чуть заметные тропинки. Но во дворе эти тропинки сливаются в одну, уже хорошо натоптанную, которая ведет к центральному окну первого этажа. Это окно, как и другие, тоже забито металлическими листами, но тут лист отогнут,
Снизу подсыпана куча земли, а на нее уложена сетка от старой кровати. Заходишь по ней внутрь, как по мостику, а с той стороны подставлены пластиковые ящики – лесенка да и только!
– Значит, дом оккупирован бомжами? – нахмурилась она.
Он кивнул:
– Похоже, там постоянно кто-то ошивается. В одной из комнат первого этажа на полу – горки золы, а в углу свалены прелые матрасы. Но это, думаю, летние следы. А вот в подвале…
– Боже! – побледнела она. – Ты спускался в подвал?! Один?!
– Ты же сама просила меня осмотреться внимательней, – напомнил он. – Да не пугайся так! Мне не встретилось ни души. Но там, в подвале, – я просто шел по следам – проходит теплая труба. Похоже, какая-то утечка от теплоцентрали. Так вот, возле этой трубы кто-то ночует до сих пор. Те же ящики, матрасы, всякое рванье, а еще грязная посуда, бутылки из-под недавно употребленного портвейна и целая куча шприцов…
– Так там еще и наркоманы собираются?!
– Похоже на то.
– Нет, Геночка, этим ходом больше пользоваться нельзя! Свидетели нам не нужны. Скажи, а как-то иначе попасть внутрь нельзя?
– Да почему же нельзя?! Если, к примеру, я подгоню свой фургон сбоку, да еще поставлю на крышу ящик, то с него запросто можно дотянуться до коридорного окна второго этажа. Подтянулся на руках, и ты уже там. А дальше все открыто. Дверей внутри нет. Ни одной.
– А вдруг эти бомжи и наркоманы собираются и на верхних этажах?
– Ну, что ты! – даже рассмеялся он. – Это же малоподвижная публика1 Да и что им делать наверху? Там холодно, пыльно, неуютно… Притом, похоже, дом они обшарили давно и унесли все, что можно. Нет, дальше теплой трубы они теперь не полезут.
– Какой ты молодец, милый! – кивнула Тамара. – Но на будущее очень прошу тебя, не рискуй так. Мне совсем не нравится, что ты спускался один в этот ужасный подвал.
– Эх, напрасно я тебе сказал! – вздохнул он.
– Милый, – она подалась к нему, и на минуту их колени снова соприкоснулись. – Мы с тобой – две половинки целого и должны все рассказывать друг другу. Притом, что я тебе никогда ничего не запрещала. А беспокойство мое понятное. Я очень дорожу тобой и не хочу, чтобы ты подвергался даже малейшей опасности. Особенно, когда речь идет о таком невинном занятии, как наша игра.
– Ладно, проехали…
– А что там на пятом этаже? – спросила она после паузы, снова отстранившись. – Как я поняла, проход к эркерам свободен?
– Абсолютно! Хоть на велосипеде туда въезжай! Вообще-то, два этих эркера и балкончик между ними находятся в разных комнатах, но внутренние стенки тонкие, из сухой штукатурки, и частично проломлены, так что из эркеров на балкон и обратно можно попасть, не выходя даже в коридор.
– А ты был в эркерах? Какой из них вид?
– Весь парк как на ладони. Виден кусок проспекта. И поворот с проспекта в улочку. А из другого эркера видна школа наших пацанов и даже край «нашей деревни». Дом наш, конечно, не увидишь, потому как стена перекрывает обзор. А балкон, между прочим, весь в трещинах, но держится прочно на двух вмурованных рельсах.
– Ну вот видишь, – удовлетворенно кивнула она. – Теперь мы знаем точно, что развивать игру можно. Следующий шаг – придумать, как изготовить эту самую ледяную бомбу?
– Да что же тут думать?!
– Ты уже знаешь?! – радостно изумилась она.
– Нет ничего проще! На шестом этаже, как раз над эркерами, частично разобран потолок. Крыша тоже вся дырявая. На чердаке валяется несколько толстенных досок, мокрых насквозь. Таких мокрых, что на них даже бомжи не польстились. Такие, во-первых, не утащишь, во-вторых, не разожжешь. А почему они мокрые? – он хитровато сощурился и тут же ответил: – А потому что на них постоянно льется вода. Дожди мочат верхние этажи насквозь, понимаешь?
– Нет, – призналась она. – Пока не очень.
– Словом, так. Надо взять несколько полиэтиленовых мешков, вложить их друг в дружку, и, когда польет сильный дождь, наполнить водой в нужном объеме. Завязать покрепче и приткнуть в уголок. Когда же начнутся холода, вода замерзнет, вот тебе и ледяная бомба. Перетащить ее этажом ниже – сущие пустяки. Как и ободрать полиэтилен.
– Генчик, ты – гений! – она вскочила, подбежала к нему и осыпала поцелуями.
– Да что тут такого? – пользуясь моментом, он придержал ее за руку и попытался усадить рядом.
Тамара высвободилась.
– Нет, милый, ну потерпи немного. На сегодня игру мы еще не закончили, – она вернулась в кресло.
– Я вот еще что подумал, – сказал он, поощренный ее похвалой и порывистой лаской. – Для верности лучше сделать две ледышки. Одна ведь может просто оглушить его. Типа скользнуть по касательной. Всего лишь сбить с ног. Зато уж второй можно целить точно в лоб. Ну, чтобы исключить случайность.
– Да! – энергично воскликнула она. – Именно так! Две бомбы! Ах, какой ты у меня умничка! А сколько нужно мешков?
– Главное, чтобы вода не протекала. Два – уже надежно. Но лучше три.
– На одну закладку?
– Конечно.
– Значит, на две – шесть?
– Да, шесть мешков.
– Генчик… Нужно отнести эти шесть мешков туда и спрятать где-нибудь наверху.
– Зачем?! – изумился он. – Мы же играем просто так.
– Да, но игра должна быть максимально достоверной. Ты же мне сам рассказывал про военные учения. Там ведь тоже не убивают, но все происходит как бы взаправду, да?
– Хорошо! – кивнул он. – Я понял. Через неделю мешки будут там.
– Только не пользуйся тропинкой бомжей.
– Это само собой.
– И держись подальше от подвала.
– Конечно. Но вот что еще… Утром на кухне я случайно услыхал разговор наших соседей. Мелькнула фамилия Абоймова, нашего участкового. Тебе не кажется, что если уж играть всерьез, ну, даже мешки заносить, то уж этого капитана надо обязательно учесть? В том смысле, что вдруг в несчастный случай он не поверит и тут же начнет копать. Ведь у них с Пашкой особые отношения.
На чистом лбу Тамары у переносицы пролегли вертикальные складки.
– Гена, я помню про Абоймова. Но дело не только в нем. Нам вообще надо составить список людей, входящих в пашкино окружение. Людей, которым он близок, и которые обязательно начнут строить разные догадки, если с ним что-нибудь случится. Каждого из них мы должны разобрать по косточкам. Но сначала надо собрать воедино информацию на самого Плафонова. И вообще, надо внести в нашу игру определенный порядок, – она вскочила, подбежала к серванту и достала из ящика кипу разноформатной бумаги. Бросила ее на стол: – Вот что, по-моему, необходимо… – отделила от стопки самый большой лист: – сначала нужно вычертить игровое поле, Вот здесь – в центре- нарисуй план расселенного дома. Обозначь все подходы. Эркеры, балкончик… Парк, улочку, краешек «нашей деревни»… А здесь – часть проспекта… Затем, – она разыскала в кипе бумаг лист плотного картона, – надо сделать фишки. Фишки участников игры. Просто вырезать кругляшки или квадратики и подписать их. А главную фишку – Пашу Плафонова – покрасить красным. Затем – информариум. Лучше сделать его в виде карт. Сколько и каких понадобится карт, будет проясняться по ходу игры. Но уже сейчас понятно, что по отдельной карте нужно завести на каждую фишку. – Она скомплектовала одинаковые четвертушки бумаги: – Вот! Записывать будем лаконично, самые выжимки, но не упуская из виду ничего существенного. Вот тогда, увидишь, игра у нас пойдет по-настоящему! А когда игра закончится, мы все бумаги сожжем!
Геннадий взъерошил обеими руками свою пышную шевелюру:
– Так-так-так… В принципе, я не против. Давай будем записывать. Это правильно, потому что многое забывается… Но всё же, я думаю, что – пускай игра, – но эти бумаги надо держать подальше от детей. Под замком. Будет не очень здорово, если однажды вся эта детективщина попадет на глаза нашим пацанам, согласна?
– Вот тут, Генчик, ты прав на все сто!
Оба тут же начали озираться по сторонам в поисках подходящего тайника.
– Постой-ка! – Геннадий подскочил к шкафу и выдернул из-под груды коробок, пирамидой высящихся наверху, запыленный «дипломат». Между прочим, подарок Федора на день рождения. Подарок, которым Геннадий ни разу так и не воспользовался. Нет, не из-за обиды. Просто эта вещица при его работе была непрактичной. Геннадий предпочитал свою старую кожаную наплечную сумку. Потертую, зато безразмерную. Ему ведь приходилось носить с собой сменную одежду, обед, инструмент и много чего другого. Но вот и подарочек пригодился.
Они тут же договорились, что каждый вечер после завершения игры, будут снова ставить запертый «дипломат» под коробки на шкаф. Единственный ключик от «дипломата» Геннадий тут же нанизал на связку своих ключей. Всё, теперь за сохранность информариума можно было не беспокоиться.
Тут же, не мешкая, он весьма картинно – цветными фломастерами – изобразил игровое поле. Вообще, рука у него была твердой. Всякие эскизы и рисунки с натуры получались неплохо. К примеру, эскиз башни-вешалки он сначала тоже нарисовал.
Пока он раскрашивал игровое поле, Тамара нарезала из картона фишек, но подписала пока только одну: Плафонов.
Геннадий решил было, что на сегодня игра закончена и пора получать обещанную награду, но Тамара всё же настояла на том, чтобы заполнить карточку на Плафонова.
Карточка получилась составной, из трех листочков, исписанных его мелким почерком. Что поделаешь, информации набралось много, а Тамара ведь не хотела упустить ни одной мелочи.
Вот что содержалось в карточках.
« ПАША ПЛАФОНОВ И ЕГО ПРИВЫЧКИ»
Плафонов Павел Алексеевич, 32 года. Видный мужчина. Культурный. Начитанный. Хорошо знает поэзию. Охотно пользуется мужской парфюмерией. При первом впечатлении может показаться богатырем, который так и пышет здоровьем. Но мышцы у него ватные, настоящей силы в них нет.