В Ленинграде успокоились еще больше, когда стало известно, что секретарь обкома и горкома партии Андрей Жданов, член Военного совета Ленинградского военного округа, секретарь ЦК и правая рука самого Сталина, уезжает в летний отпуск.
19 июня в четверг Жданов поездом выехал в Сочи – любимый курорт на Кавказском побережье Черного моря. Сочи – белые особняки, субтропическая растительность, пляж, довольно каменистый. Здесь отдыхал и Сталин. Жданов часто приезжал к нему в Сочи на 2–3 недели. И уж если Жданов теперь поехал в Сочи, наверняка ничего серьезного не случится; так казалось многим. Пресса это поддерживала. В четверг «Ленинградская правда» напечатала единственное сообщение из Берлина – о подписании германско-турецкого договора о дружбе.
Бычевский ежедневно выезжал в Карелию для контроля за строительством укреплений. Он был там и в пятницу, когда вдруг позвонил генерал-майор Дмитрий Никишев, начальник штаба.
«Немедленно приезжайте, – приказал Никишев. – Немедленно!»
Через три часа Бычевский прибыл в Главный штаб.
– Хорошо, что я вас нашел, – сказал Никишев, – такое дело, друг, ситуация немного осложняется… На Карельском перешейке начинают активизироваться финны. Придется организовать боевую защиту границы. Понятно?
– Не совсем.
– Готовьте саперов к постановке на границе минных полей.
Бычевский возразил, что весь его личный состав на фортификационных работах.
– Отзови!
– А из Москвы есть указания? Я думаю, сейчас нельзя прекратить строительство укреплений.
– Мало ли что ты думаешь! – отрезал Никишев. – Собери все мины, какие есть на складах, и выдай саперам. А мы дадим приказ по армии.
Никишев удалился и заперся в кабинете с разведчиками и руководством оперативной службы, а Бычевский, вытащив из папок планы срочного минирования в непредвиденных случаях, стал составлять приказы для 14, 7 и 23-й армий, развернутых вдоль границы с Финляндией от Баренцева моря до Финского залива. Граница протяженностью в 1400 километров, не так просто ее заминировать.
А тем временем Никишев приказал генерал-лейтенанту П.С. Пшенникову, командующему 23-й армией, прикрывавшей Карельский перешеек севернее Ленинграда, переместить одну дивизию из тыла на передовую позицию у Выборга, на финской границе.
Южные и западные подступы к Ленинградской области не входили в Ленинградский военный округ. Когда в 1940 году Прибалтийские государства были включены в состав СССР, эти районы из Ленинградского округа перешли в новый Прибалтийский особый военный округ, штаб которого находился в Риге. К югу и к западу от Ленинграда у ленинградского командования войск не было, кроме нескольких артиллерийских частей, направленных в лагеря на летнюю учебу.
Но в последние недели Бычевский по распоряжению Главного штаба сосредоточился на строительстве укреплений в районе Пскова – Острова для Прибалтийского особого военного округа. Укрепления располагались примерно в трехстах километрах юго-западнее Ленинграда вдоль реки Великой. Эта зона должна была стать глубокой линией обороны в случае наступления на Ленинград с юго-запада.
Весь день в пятницу Бычевский работал над планами новых минных полей вдоль финской границы.
Он обычно поддерживал связь с генерал-майором В.Ф. Зотовым, командовавшим саперными частями в Прибалтийском особом военном округе, но в субботу был так занят, что не позвонил. Позже Зотов сказал, что в субботу занимался тоже минными полями. Он начал установку мин вдоль участка границы с Восточной Пруссией, мобилизовал часть местных жителей на рытье окопов и траншей. Но работы пришлось прекратить, чтобы не создавать панику: колхозные коровы попадали на минные поля и подрывались.
В субботу до позднего вечера Бычевский просидел в Главном штабе. Едва он добрался домой, как уже через час позвонил дежурный с сообщением, что объявлена тревога. В штабе толпились командиры, все спрашивали, что случилось, никто, видимо, не понимал причин, по которым их вызвали. Никишев ничего не объявлял. Все же Бычевский узнал, что на границе неспокойно, и приказал саперам быть наготове, если срочно придется выехать в пограничные части.
Что же происходило за сценой?
Ситуация сложилась трудная. Командующий Ленинградским военным округом генерал-лейтенант Попов (и почти все высшее военное начальство) находился на маневрах, секретарь ленинградской партийной организации Жданов был в отпуске, советские руководители второго-третьего эшелона не привыкли действовать без точных указаний сверху. А указаний не было.
22 июня в Ленинграде оставался заместитель Жданова, 2-й секретарь горкома и обкома Алексей Кузнецов.
Человек худощавый, с глубоко посаженными синими глазами, умный, энергичный, бдительный. В субботу он понял, что на границе складывается опасное положение. И он знал, что уже в течение нескольких недель немецкие самолеты нарушали границы. Он знал, что с базы Ханко сообщили о высадке немецких войск в Финляндии; знал, что все до последнего немецкие торговые суда ушли из Ленинграда, многие – не дожидаясь погрузки. Управление Балтийского торгового пароходства обращалось к нему в связи с очевидным задержанием советских судов в германских территориальных водах.
Когда после заседания в субботу вечером руководящие партийные работники Ленинграда уходили из Смольного, именно Кузнецов подошел и тихо предложил быть поближе к телефонам на случай крайней необходимости.
Он также пошел к полковнику Лагуткину, начальнику противовоздушной обороны, и спросил, где тот собирается провести воскресенье.
– А что?
– Положение на границе тревожное, – сказал Кузнецов. – Надо быть начеку.
Он чувствовал: большего сделать нельзя, иначе обвинят в распространении паники, но все же где-то около полуночи пригласил к себе в Смольный несколько наиболее ответственных руководителей. Он весьма сожалел, что Жданов был в отпуске.
Неизвестно, когда именно в Ленинградский военный округ пришла телеграмма наркома обороны Тимошенко и генерала Жукова о введении боевой готовности. Обычные советские источники утверждают, что не раньше 12 часов 30 минут ночи наркомат обороны в Москве отправил телеграммы в Ленинградский, Прибалтийский особый, Западный, Киевский и Одесский военные округа. Вполне вероятно, что в штаб Ленинградского военного округа телеграмма пришла около двух часов ночи[23 - Доставка телеграммы о введении боевой готовности потребовала от одного до двух часов. По-видимому, в армию телеграмма шла дольше. Так предупреждение прибыло в Кобрин, в штаб 4-й армии, лишь примерно в половине шестого утра. В одном из источников утверждается, что телеграммы были отправлены в 11 часов 45 минут вечера, а дальнейшая задержка связана с тем, что они были зашифрованы.].
И около двух ночи в Ленинграде штабных командиров опять начали вызывать в здание Главного штаба; а генерал Никишев с несколькими помощниками отправился в Смольный, где секретарь партийной организации созвал заседание ленинградского руководства.
Один за другим прибывали партийные руководители, быстро поднимались по лестнице на третий этаж, где находился кабинет Кузнецова. Кабинет был ярко освещен, шторы предусмотрительно задернуты. Здесь были секретари обкома и горкома, председатель исполкома Ленсовета П.С. Попков, генерал Никишев с помощниками.
Каждого, кто прибывал, приглашали занять место у длинного стола, покрытого красной скатертью. Кузнецов сидел во главе стола, молча курил. Он молчал, пока все не прибыли, наконец, взглянув на часы, показывавшие 3 часа ночи, произнес: «Давайте начинать, товарищи».
Никишев прочел собравшимся переданную из Москвы телеграмму, предупреждавшую о возможности внезапного нападения 22 или 23 июня на некоторые пограничные области, включая Ленинградскую. В телеграмме подчеркивалось, что нападение может быть спровоцировано какими-либо действиями, и строго предписывалось воздерживаться от подобных действий, но быть в полной готовности отразить удар.
В отличие от краткого предупреждения, которое дано было флоту, наземные и военно-воздушные силы получили подробные приказы, выполнить которые надлежало до рассвета. Что касается Ленинграда, то, конечно, рассвет пришел сюда раньше приказов.
Приказами предусматривалось:
A. В течение ночи 22.6.41 тайно занять огневые позиции в укрепленных пограничных районах.
Б. До рассвета 22.6.41 рассредоточить по военным аэродромам все самолеты, в том числе военные, тщательно их замаскировав.
B. Все воинские части привести в боевую готовность; войска рассредоточить и замаскировать.
Г. Противовоздушной обороне объявить боевую тревогу без увеличения личного состава. Принять все меры для затемнения наших городов и объектов.
Не принимать никаких других мер без особого разрешения.
Чтение кончилось, наступила тишина. Наконец кто-то спросил: «Как понимать телеграмму? Что это? Война?»
«Возможно, что война», – осторожно ответил Кузнецов.
Очевидно было, что ленинградское военное командование не могло выполнить приказы в течение 100–130 минут, остававшихся до немецкого нападения. А указания насчет секретности, маскировки нелепы в условиях ленинградских белых ночей.
Заседание в кабинете Кузнецова все еще продолжалось, когда раздался телефонный звонок из Москвы. Было около 5 часов утра.
Кузнецову сообщили, что немецкие самолеты бомбили Киев, Минск, Севастополь, Мурманск. Он объявил об этом собравшимся с обычной невозмутимостью.
Пока в Смольном совещались, военные в Главном штабе ждали и волновались. Переговариваясь между собой, они ожидали приказов начальства. То же происходило в других советских военных штабах: люди, поднятые ночью по команде «тревога», собрались, но не знали, что происходит и что они должны делать.
На подступах к Ленинграду отражать наступление немцев из Восточной Пруссии должен был Прибалтийский особый военный округ под командованием генерал-полковника Ф.И. Кузнецова. Войска генерала Кузнецова были разбросаны по территории, раскинувшейся на сотни километров. Многие части отбыли на учения в летние лагеря, другие в это время перемещались на новые позиции. Генерал Кузнецов – очень старый офицер с большими теоретическими знаниями, но малым практическим опытом по командованию войсками. Раньше он преподавал в Академии имени Фрунзе, впоследствии станет командующим Центральным фронтом, затем 25-й особой армией, участвовавшей в обороне Крыма. Деятельность его на всех постах оценивалась весьма невысоко. По мнению окружающих, человек нерешительный, плохой организатор, он отличался таким апломбом, что неспособен был воспринимать чужое мнение и быстро действовать в критических ситуациях. Трудно было найти более неподходящего человека для столь ответственного руководства в условиях того хаоса и неустойчивости, которые сложились к этому времени.
Недостатки генерала Кузнецова повлияли на ситуацию, в которой оказался Прибалтийский особый военный округ.
Один из офицеров, генерал-майор М.М. Иванов, командир 16-го стрелкового корпуса, спокойно приказал своему корпусу занять оборонительные позиции вдоль границы и доставить на передовую снаряды. Но Кузнецов приказал вернуть боеприпасы на склад. Иванов приказа не выполнил, в результате, когда немцы атаковали его корпус, нападение было отбито.
Нерасторопность Кузнецова проявилась и в том, что лишь 15 июня он обратился в Москву с просьбой ускорить доставку затребованных ранее 100 тысяч противотанковых мин, 40 тысяч тонн взрывчатки, 45 тысяч тонн колючей проволоки.
