2. Пан Голомбек и пан Валента
Стояло засушливое редакционное лето, когда ничего, ну то есть ровно ничего не происходит, когда не делается политика и нет никакой европейской ситуации. Но даже и в такое время читатели газет, лежащие в агонии скуки на берегах каких-нибудь вод или в жидкой тени каких-нибудь деревьев, деморализованные жарой, природой, деревенской тишиной и вообще здоровой и простой жизнью в отпуске, ждут (хотя и терпят каждый день разочарование), что хоть в газетах появится что-нибудь новенькое, освежающее – например, убийство, война или землетрясение, словом – Нечто; когда же ничего этого не оказывается, они потрясают газетой и с ожесточением заявляют, что в газетах ничего, ровно Ничего нет, и вообще их не стоит читать, и они не будут больше на них подписываться.
А тем временем в редакции сиротливо сидят пять или шесть человек, ибо остальные коллеги в отпуску и тоже яростно комкают газетные листы и жалуются, что теперь в газетах нет ничего, ровно Ничего. А из наборной приходит метранпаж и укоризненно говорит:
– Господа, господа, у нас еще нет на завтра передовой…
– Тогда дайте… ну, хотя бы эту статью… об экономическом положении Болгарии, – говорит один из сиротливых людей.
Метранпаж тяжело вздыхает.
– Но кто же ее станет читать, пан редактор? Опять во всем номере не будет ничего «читабельного».
Шестеро осиротевших поднимают взоры к потолку, словно там можно найти нечто «читабельное».
– Хоть бы случилось что-нибудь, – неопределенно произносит один из них.
– Или если бы… какой-нибудь… увлекательный репортаж, – перебивает другой.
– О чем?
– Не знаю.
– Или выдумать… какой-нибудь новый витамин, – бормочет третий.
– Это летом-то? – возражает четвертый. – Витамины, брат, это для образованной публики, такое больше годится осенью…
– Господи, ну и жара!.. – зевает пятый. – Хорошо бы что-нибудь про полярные страны.
– Но что?
– Да так что-нибудь. Вроде этого эскимоса Вельцля. Обмороженные пальцы, вечная мерзлота и тому подобное.
– Сказать легко, – говорит шестой, – но откуда взять?
И в редакции наступает безнадежная тишина.
– Я был в воскресенье в Иевичке, – нерешительно начал метранпаж.
– Ну и что?…
– Туда, говорят, приехал в отпуск некий капитан Вантох. Он, кажется, оттуда родом. Из Иевичка.
– Какой Вантох?
– А такой толстый. Он, говорят, капитан морского судна, этот Вантох. Рассказывают, он где-то добывал жемчуг.
Пан Голомбек посмотрел на пана Валенту.
– А где он его добывал?
– На Суматре… И на Целебесе… Вообще где-то там. И будто прожил он в тех местах тридцать лет.
– Дружище, это идея! – воскликнул пан Валента. – Может получиться репортаж – первый сорт. Поедем, Голомбек?
– Что ж, можно попробовать, – решил Голомбек и слез со стола, на котором сидел.
– Это вон тот господин, – сказал хозяин гостиницы в Иевичке.
В садике за столом, широко расставив ноги, сидел толстый господин в белой фуражке, пил пиво и толстым указательным пальцем задумчиво выводил на столе какие-то каракули. Оба приезжих направились к нему.
– Редактор Валента.
– Редактор Голомбек.
Толстый господин поднял голову.
– What? Что?
– Я – редактор Валента.
– А я – редактор Голомбек.
Толстый господин с достоинством приподнялся.
– Captain ван Тох. Very glad[7 - Очень приятно (англ.)]Присаживайтесь, ребята.
Оба журналиста охотно присели и положили перед собой блокноты.
– А что будете пить, ребята?
– Содовую с малиновым сиропом, – сказал пан Валента.
– Содовую с сиропом? – недоверчиво переспросил капитан. – Это с какой же стати? Хозяин, принесите-ка нам пива. Так вы чего, собственно, хотите? – спросил он, облокотясь на стол.
– Правда ли, пан Вантох, что вы здесь родились?
– Ja[8 - Да (нем.)]. Родился.
– Будьте так добры, скажите, как вы попали на море?
– Через Гамбург.
– А как давно вы состоите в чине капитана?
– Двадцать лет, парень. Документы тут, – сказал капитан, внушительно похлопывая по боковому карману. – Могу показать.
Пану Голомбеку хотелось посмотреть, как выглядят капитанские документы, но он подавил это желание.
