Димкины рассказы и приключения

Дорогая покупка.

– Надо завести какое-нибудь животное, – сказала мама.

– Правильно! – обрадовался я. – Купите мне тигра!

– Он тебя слопает, – ответил папа.

– Тигры симпатичные! – заныл я, но меня не послушались.

Две недели мы обсуждали этот вопрос.

– Надо собаку!

– Нет, кошку!

– Какую собаку?

– Какую кошку?

Слушал я, слушал и говорю: – Купите мне ишака!

– Зачем тебе ишак? – удивился папа.

– В школу ездить буду! Как Ходжа Насреддин!

– Нет! – говорит мама. – Вы сами как ишаки! Такие же упрямые! Мне и вас хватает!

– Ладно, – отвечаю, – давайте заведем сразу и кота и собаку, чтобы не спорить.

Я думал, это их обрадует! Так нет же! Снова заспорили! Как будто не мне животное покупают! Чуть не переругались со своими собаками и кошками.

В конце концов, решили купить собаку, и не какую-нибудь, а породистую.

Приехали мы на птичий рынок! У меня глаза разбежались. Настоящий зоопарк!

Один мужик лису продает, другой заморского попугая, между ними бабка лягушками приторговывает, да не зелеными, а какими-то противно белыми.

– Мам, – говорю, – купите мне попугая! И лису, и вон того хомяка с выпученными глазами.

– Подожди! – отвечает мама. – И вовсе это не хомяк, а австралийский лемур! На него бананов не напасешься!

– Красивый! – вздыхаю я, и тут же отвлекаюсь на новое чудо.

– Крокодильчики! Кому крокодильчиков! – орет краснорожий детина в матроске.

– Настоящие? – округлив глаза, шепотом спрашиваю я.

– Смотри! – говорит детина, засовывая свои пальцы-сардельки в оцинкованное корыто.

– Ай, – отшатнулся я, увидев маленьких, как прищепки для белья, крокодильчиков, болтавшихся на его пальцах.

– Голодные! – радостно сообщает он мне. – И злые!

– До свидания! – спешу я распрощаться, и догоняю родителей.

Те прицениваются к породистой собаке. Очень красивой!

– Сколько!? – переспрашивает мама, и глаза ее округляются, словно она тоже увидела крокодила.

– Пап! – тяну я. – Пошли купим крысу! Вон она в клетке умывается!

– Только не крысу! – решительно возражает мама и берет меня за руку.

Мы мчимся между прилавков и покосившихся ящиков. Все вокруг крякает и хрюкает. Я в восторге! Но мама, не останавливаясь, проходит мимо маленького слоненка, минует семейство ежей, банки со змеями и зубастыми пираньями и останавливается перед корзиной с персидскими кошками!

Услышав цену, мы идем дальше. Вот и мой любимый ишак! Но мы проносимся на такой скорости, что я не успеваю затормозить сандалетами.

Может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, у мамы испортилось настроение.

Она приценилась к щенкам колли, затем к очень смешным неуклюжим овчаренкам. Вынула из сумки деньги и, вздохнув, сказала папе: – Разве это деньги!? Только на крысу и хватает!

– Пошли купим! – вновь предложил я.

– Отстань! – сказала мама. – В следующий раз придем и возьмем щенка овчарки. Послезавтра у папы зарплата! Должно хватить!

Вышли мы на улицу расстроенные. Особенно я!

Иду понурый! Под ноги смотрю, спотыкаюсь. Вдруг вижу – у помойки котенок сидит. Весь грязный, взъерошенный, с маленьким дрожащим хвостиком.

Нас увидел, поднялся, захромал на трех лапках. Глазки огромные и грустные. Подошел он ко мне, хрипло мяукнул, о ногу потерся.

Нагнулся я к нему, взял на руки. Осторожно, чтобы лапку пораненную не задеть!

Обернулся к маме и говорю: – Не надо мне собаки……. Давай его возьмем.

Ананас

Нас пригласили в гости, и я очень обрадовался, в гостях всегда интересно и кормят всякими вкусностями!

Пока мы добирались до места, я жутко проголодался, просто ужас! (Почему-то в гости всегда приходится добираться долго)

Вначале мы ехали на метро с тремя пересадками, затем троллейбусом и автобусом, после чего мои мама и папа запутались в адресе и я испугался, что мы так ничего и не поедим.

Потом мы сели в лифт. С нами ехала большая собака на поводке с хозяйкой, и когда я дернул ее за ухо (разумеется, не хозяйку) та меня чуть не укусила.

Дверь на девятом этаже была открыта, и мы вошли в прихожую. Мне там сразу понравилось – квартира большая, гостей немного и очень вкусно пахнет; именинник – дедушка лет под сто тридцать всем улыбается, за стол приглашает.

Я сразу руки пошел мыть, чтобы не опоздать.

Помыл я руки, в зеркало покривлялся, по коридору побродил, даже на кухню заглянул. Там какая-то тетенька лет восьмидесяти помидоры в салат резала. Меня увидела, заулыбалась: – Откуда ты такой хорошенький взялся!

– Из дома, – говорю, – к вам в гости приехал!

– Один!? – удивилась она.

– А вы как думаете!?

Ей этот мой ответ очень понравился, она засмеялась, назвала меня умным мальчиком и стала угощать всякими овощами.

– Нет, морковки я не хочу, – вежливо отказался я, – вы мне лучше огурчик малосольный дайте, если можно.

Съел я этих огурцов, наверное, пол банки, это все, оттого что я их очень люблю и не могу вовремя остановиться. Съел и пошел в гостиную, с именинником поздороваться, а то я об этом вначале позабыл как-то.

Захожу в комнату, а там стол просто сказочный – от продуктов ломится. Тут и винегреты и салаты, и всякие там маслины-паслины и торты-морты. Я признаться за всем этим великолепием и именинника не сразу заметил. Сидит он под огромным букетом, словно под деревом, глаза под очками щурит, чему-то радуется – симпатичный такой, но совершенно мне незнакомый.

– Здравствуйте – говорю, – поздравляю вас с этим.. ну юбилеем и желаю ста лет жизни!

– А!? – закричал тот, приставив к уху ладонь, – А!?

– Ему и так сто лет исполнилось! – шепнул мне на ухо, чей то голос, и я растерялся.

– Кто это? – прокричал, глядя на меня, близорукий и глухой столетний дедушка.

– Я – сказал я отступая.

– Дай-ка малыш я пройду, – потеснил меня только что пришедший гость и принялся с дедом обниматься. Мне очень хотелось ему сказать, что я не малыш, а мальчик, но тут он достал из пакета большущий ананас и я позабыл обо всем.

Я видел ананас второй раз в жизни и уж точно половину этой жизни его не ел. Я тут же представил, как по уши вгрызусь в его сочную, янтарную мякоть и как возьму самый большой второй кусок, а если повезет то и третий. Вообще если честно, я мог бы съесть его целиком один, но такого счастья в гостях, увы, не бывает.

И так я смотрел во все глаза на это чудо, а дед, покачав головой, сказал тоненьким буратинным голоском:– СПАААСИБО!– И как бы между делом добавил – Вообще то мне нельзя есть ананасы!

Вначале я очень этому заявлению обрадовался, а потом испугался, потому что тетка, сидевшая рядом с именинником, со словами: – потом поедите,… как ни будь – хотела убрать ананас со стола. Я чуть не заорал на всю квартиру: – Ведь он не ест ананасы! Но дедуля, вяло, махнув рукой, произнес: – Пусть стоит, может, захочет кто?

Настало время обеда, и гости, шурша платьями и пиджаками, стали устраиваться. К этому моменту ананас успел переместиться от центра стола на его окрестности. Усевшись за стол, я приметил его макушку и облизнулся – я просто глаз от него отвести не мог.

Тут началось произнесение тостов и всякие скучные поздравления, все оживленно переговаривались, пили и ели, а ананас стоял себе совершенно нетронутый и пылился. Перед моими глазами проносились картины, как его разрезают и тут же съедают, но наяву все обстояло иначе. Почему-то именинник напрочь забыл об ананасе, хотя он тот нахально стоял прямо перед его носом и этот нос его слегка задевал.

День рождения праздновался уже полчаса! Я это точно знал по своим часам, а на ананас никто не покусился! И тут я испугался, что ананас испортится! Это было настолько возмутительно, что я не выдержал и, привстав, громко сказал: – Какой красивый и вкусный ананас вам подарили!

В наступившей тишине именинник улыбнулся мне и затряс головой: – Да, да, спасибо малыш, – и, указав на горки салатов и печений, пропищал своим буратинным голосом: – кушай милый, кушай, угощайся, хочешь конфетку?

Я хотел вовсе не конфетку и подумал: – Какой хитрый и жадный этот старик, ведь сам же только что говорил, что не ест ананасы, а теперь придуривается.

– Ананасы! – громко сказал я сидящей напротив маме, – Очень быстро портятся и их нельзя долго хранить!

Именинник сделал вид, что плохо слышит, а мама прошептала мне, что я веду себя неприлично.

Но мне так хотелось его попробовать!

Когда мы собирались домой, ананас все еще лежал нетронутым на подносе, и это зрелище совершенно испортило мне настроение, я даже не запомнил чего и сколько я съел и как много конфет нашло приют в моем желудке.

Напоследок я обглодал глазами этот восхитительный ананас и проглотил слюнки! Уходя я прикоснулся кончиками пальцев к его шершавому боку, еще раз оглянулся и ушел.

А ананас!? – Я до сих пор не знаю, что с ним было дальше.

Самостоятельный

Я вышел в школу пораньше. Так мне захотелось! Шагаю и думаю, какой я сегодня самостоятельный: завтрак себе приготовил, галстук утюгом прогладил…. Утюгом?!… Да….. А я его выключил?

Иду и голову ломаю, выключил или не выключил. Хоть ты тресни! Не помню!

Настроение, понятное дело, испортилось! Прохожу мимо помойки, а она дымит, кто-то окурок в нее бросил.

Ну нет, так дело не пойдет! Придется возвращаться, и лучше побыстрей. Мне пожара не надо!

Давно я так не мчался! Взлетел на свой этаж метеором! Дверь дрожащей рукой открыл. Вроде ничего! Дымом не пахнет. И вообще, в квартире тишина, лишь вода из крана капает: – Кап, кап.

Захожу в комнату. Слава богу! Утюг стоит выключенным, оказывается, я его даже под стол убрал. Правда, не помню, когда я это сделать умудрился.

Забежал я на кухню, чайник с плиты снял, горячего чайку глотнул, чуть не обжегся! И бегом в школу.

До середины пути добежал. И вдруг меня как по голове ударило, чего я перед уходом пил?…. Правильно…. Чай горячий! А почему он горячий?!… Может быть, я газ забыл выключить?

Что ты будешь делать! Посмотрел я на часы, рукой школе помахал и обратно вприпрыжку. Вновь поднимаюсь на четвертый этаж, прохожу в кухню. Все горелки затушены, ничего не горит, только кран противно капает – КАП, КАП (чтоб ему пусто было!)

На всякий случай, я чайник с плиты снял, каждую конфорку обнюхал. Два раза от двери возвращался, все комнаты заново проверил, чтобы никаких сомнений больше не возникало.

Сбежал я вниз и тут вспомнил, что перед выходом в зеркало не посмотрелся! Плохая примета!

Плюнул я с досады. Вернулся уже злой. Дверь пинком распахнул. В зеркало глянул и в школу помчался.

Метров двести до нее оставалось, когда я вспомнил, что входную дверь на ключ, кажется, не закрыл.

Повернулся я и назад поплелся. Вскарабкался по ступенькам до своей квартиры. Подергал за ручку. Вроде закрыта! А может быть, воры все вынесли и закрыли.

Пришлось отпирать. Пока я с ключами возился, тетя Глаша с первого этажа на меня поглазеть притащилась.

–Ты что это, – спрашивает, – мечешься? Уже четвертый раз мимо меня пробегаешь!

– Ничего, – говорю я ей вежливо, – это не ваше дело!

Зашел в квартиру, все на месте, ничего не пропало, чайник не кипит, конфорки не горят, утюг из розетки выключен, кран, сволочь, капает.

Кое-как его закрутил, в зеркало посмотрел, дверь захлопнул, на два замка закрыл, и в школу!

Захожу в коридор, а там тишина, все ученики по классам разошлись. Уроки уже начались.

Подхожу к нашему кабинету, робко в дверь постучал: – Можно войти?

– Входи, Гольцов, – говорит учительница, – ты чего это опаздываешь?

Смотрит на меня строго, дождалась, пока я за парту сел, и спрашивает:

– А где, Гольцов, твой портфель, неужели дома оставил?

Секретное оружие

Я шел из школы. Настроение было отличное! Две пятерки! Одна по литературе, другая по истории. Да еще к тому же Васька Клеточкин подарил мне замечательный гаечный ключ! Отличный такой! Блестящий! Никелированный и здоровый!

Нести в руке его было неудобно, поэтому я положил подарок в портфель.

Я шагал и насвистывал разные мелодии. Под ногами весело хрустел ослепительно белый снег. На голубом небе сияло солнце. Звенели голоса игравших в снежки первоклашек!

– Тра-ля-ля! – пропел я, открывая дверь своего подъезда, – Тра….., – не закончил я песню, столкнувшись в темном тамбуре с двумя пренеприятными личностями.

– Эй, мужик, – прохрипела одна из них ломающимся подростковым голосом.

– Я не мужик, а мальчик, – вежливо уточнил я.

– Еще слово скажешь, получишь в лоб! – пообещала вторая личность и нагло потребовала: – Деньги давай!

– Нету, – чистосердечно признался я, подразумевая, что для них денег у меня никогда не будет!

– А по морде? – дружелюбно предложила все та же личность.

По морде я не хотел и поэтому полез в карман, чтобы отдалить сей неприятный момент.

– Быстрее! – прошипел первый субъект с написанным (синими чернилами) на пальцах именем Вася.

– Сейчас, сейчас, что-то никак не найду, – лихорадочно шарил я по карманам.

И тут меня осенило!

– Ах, да! Вспомнил! – хлопнул я себя по лбу и склонился над портфелем: – Сейчас, ребята. Одну секундочку. Только защелку отстегну, и вы все получите.

– Ну! – нетерпеливо нагнулся ко мне второй тип по имени Сережа.

– Нашел! – сказал я и треснул его по голове гаечным ключом.

Сережа, со съехавшей от удара на нос шапкой, слепо зашатался. А я, догнав удиравшего Васю, наподдал ему коленкой чуть ниже поясницы.

– Ой, – произнес Вася и с испугу врезался лбом в дверь. Дверь со скрипом распахнулась, и тот радостно дал деру.

Сережа тихо подвывал под почтовыми ящиками, которые при падении случайно сорвал: – За что? – прогундосил он в расплющенную шапку. – Теперь точно шишка будет!………. Мы же пошутили!

Я пожал плечами и ответил:…… – Я тоже.

Прекрасный рост

Придя в школу, я увидел мальчика, он задевал головой потолок. Я смотрел на него в восхищении – снизу вверх! Надо же так вымахать, ну как дядя Степа!

Мне хотелось взобраться к нему на плечо и посмотреть округу. Везет же некоторым! Такой рост! Не представляю, что бы я сделал, если бы так вырос!

Зазвенел звонок, и мальчик, согнувшись пополам, вошел в класс. Это было просто замечательно! Я представил себе, как он сидит за партой, и его ноги торчат у подбородка, как он восхитительно выделяется среди других. Ведь это так удобно, когда без всяких приспособлений можно поменять перегоревшую лампочку на фонарном столбе! А в кино! В кино ему никто не помешает своей вихрастой макушкой, не заслонит ушами экран.

Если бы я так вырос, я мог бы заглядывать в окна на втором этаже, подсматривать в тетрадки во время диктанта, переходить глубокую реку вброд, заглядывать в птичьи гнезда, снимать напуганных котов с макушек деревьев, воровать яблоки, не перелезая через забор, и делать массу других полезных и интересных дел!

– Он просто невероятно удачливый счастливчик! – с завистью подумал я.

Но стоявшая в коридоре учительница почему-то думала иначе!

– Бедный ребенок! Он так стесняется своего роста! – вздохнув, сказала она.

Стрижка

Вообще-то я очень люблю стричься.

Приходишь в парикмахерскую. Садишься на стул с подставочкой, ногами болтаешь, в зеркало смотришь, рожи строишь, а тетенька парикмахерша накидку на тебя одевает красивую, и начинает стричь. Так нежно и приятно, словно по голове гладит, волосы расческой причесывает, ножницами щелкает, машинкой жужжит. Правда, это приятно, когда сзади обстригают, а вот спереди, когда челку делают, мне не нравится, потому что в глаза волосы попадают.

Я как-то по глупости глаза не прищурил, так мне волосы в них попали, ужас как неприятно.

Но теперь я приноровился. Если мне слева челку обрезают, я левый глаз зажмуриваю, если справа – то наоборот. Но одним глазом обязательно за стрижкой наблюдаю, все над этим смеются и удивляются, а я им иногда объясняю. Раньше я оба глаза зажмуривал, но после одного случая перестал.

А дело было так.

В один прекрасный солнечный майский день мне мама говорит: – Сегодня едем в гости к бабушке.

Я от радости на одной ноге запрыгал, по комнате кругами ношусь и тонким голоском напеваю: – Ты меня сегодня обещала подстричь, а то я совсем лохматый сделался.

– Ничего, – отвечает мама, – до завтра потерпишь, не маленький.

Когда она так говорит, с ней бесполезно спорить. Подставил я ей свою голову, что бы причесала, так она ее еще сильнее взъерошила, ей почему-то повышенная взъерошенность больше нравится. Всегда мне на мальчиков указывает, у которых волосы на голове либо в колечки завиваются, как у пуделя, либо торчат в разные стороны, словно у одуванчика. Странные вкусы!

В общем, приехали мы к бабушке. Оказалось, слишком рано.

Мясо в кастрюле тушится, картошка варится, всякие вкусности еще не готовы, а есть хочется. Маялся я, маялся. Кусок колбасы со стола стянул, стою пережевываю. Тут дед с работы пришел, важный, в пиджаке с медалями! Меня увидел, по плечу похлопал: – Ты чего, – спрашивает, – лохматый такой?

Я ему объяснять принялся. Он послушал и говорит: – Пошли, пока стол накрывают, стричься. Придешь с новой прической, всех удивишь.

Я сразу согласился! Во-первых, с дедом интереснее, да и парикмахерская другая. Кроме того, скучно мне стало по квартире шататься, под ногами у взрослых путаться.

Вышли мы на большую оживленную улицу. Светло, машины весело гудят, мчатся. Людей полно, как на празднике. Прошли мимо сада Эрмитажа, свернули в тихую улочку, миновали заставленную помойками подворотню.

Заходим в парикмахерскую, народу в полутемном помещении почти никого, но все взрослые.

– Дед, – говорю, – мы, наверное, не туда пришли. Тут детей не обслуживают. Видишь, дяденька лысый в кресле сидит, и еще один у окошка очереди дожидается. Здесь, наверное, парикмахерская для лысых! …Пойдем лучше в другую.

Ну, он посмеялся надо мной, и даже лысые дяди криво усмехнулись, и отвечает: – В этой парикмахерской и взрослых и детей стригут, так что ты не волнуйся.

Подошел я к двери (в салон). Стал подглядывать, чего тетеньки там делают. Сколько ни глядел, ничего плохого не заметил. Успокоился. Вскоре и дядек лысых подстригли: три волоса завили, а один сам вывалился – вот и вся стрижка. Даже смешно!

Одним словом, пока я все это высматривал, да похихикивал, моя очередь подошла.

Захожу вместе с дедом в салон и мимо теток к креслу – бегом. Тут они все и переполошились. Оказывается, у них скамеечек для маленьких нет. Дед им что-то доказывает, а я его за рукав тяну.

– Пошли, – говорю, – отсюда. Сказал же тебе, здесь маленьких не стригут.

В это время, какая-то толстая тетенька здоровенную доску притащила, положила ее на ручки кресла и меня на нее усадила.

–Ты только не ерзай, – предупредила, – а то занозу засадишь.

Сижу я ни жив и не мертв и думаю, чего из инструмента у них еще (кроме доски) имеется.

На всякий случай спрашиваю:– А у вас ножницы для маленьких есть, а салфетка, а машинка жужжащая, для стрижки?

– Есть, – отвечают они, – а для послушных мальчиков у нас торт приготовлен.

После этого я снова успокоился, (совсем перестал нервничать, даже заулыбался).

Дождался, пока на меня накидку наденут, и глаза зажмурил. А тетенька с дедом о чем-то разговаривает.

– Как стричь будем? – спрашивает.

В общем, стали меня стричь, и только я к удовольствию приготовился, как бац, с меня салфетку снимают, уши обтряхивают.

– Все, – говорят, – малыш

Смотрят на меня, улыбаются, по голове гладят: – Какой хорошенький мальчик, просто красавец.

Да, думаю, наверное, хорошо подстригли, раз так радуются. Настроение сразу поднялось: – Спасибо, – говорю,– огромное, а торт можете себе оставить, потому что я его не очень люблю (позавчера объелся), а деду в таком возрасте вредно.

Вышли мы с дедом в коридор, я сквозь щель оставшуюся от выпавшего зуба насвистываю, уже на улицу собрался, когда он меня к зеркалу потянул:– Посмотри, как тебя остригли.

– Чего смотреть, – говорю, – главное, что хорошо и тебе нравится.

– -Нет, ты посмотри, – настаивает дед.

– Ладно, раз тебе так хочется, – соглашаюсь я.

И глянул. Посмотрел на себя в зеркало – и чуть не свалился. Вместо моей любимой молодежной прически меня под бокс подстригли.

Стою я несчастный и лысый, с маленьким чубчиком на голове, а из глаз сами собой слезы катятся.

– Дед, – говорю, – зачем ты меня изуродовал!? Как я теперь жить буду?

А ему, дураку старому, неясно!

– Чем, – спрашивает, – тебе прическа не нравится? Замечательная молодежная стрижка.

Я его чуть не убил за такие слова! Прическа! Ничего себе причесочка! Засмеют! Ой, точно засмеют! Притом сразу!

Еще позавчера над лысым смеялся. Всем детским садом смеялись. А теперь я сам таким же сделался, даже еще хуже. И зачем я только сюда заявился? Сидел бы лучше дома! Просто кошмар, да и только. На улице показаться стыдно!

– Дед, – говорю, – ты, как хочешь, а без шапки я отсюда никуда не пойду! Ты хоть тресни, не пойду! Орать, кусаться буду, а отсюда ни ногой, пока волосы не отрастут.

После таких слов он растерялся маленько. Стал передо мной заискивать. Обещал мороженого купить, конфет всяких. Раньше бы я с радостью, а здесь какой аппетит. Сразу все желание отшибло, как отрезало!

– Ты бы лучше подстриг меня по-нормальному, а мороженое сам ешь! – захныкал я с горечью.

– Что ж ты мне сразу не сказал, какая тебе стрижка нравится? – стал оправдываться дед. – Сделали бы тебе твою любимую прическу.

– УУУУУ…да разве ж я знал, что есть другая!? – шмыгая носом, залился я слезами.

Ну, тут тетеньки вокруг меня забегали, сюсюкают, утешают. А я ну ни в какую – вцепился обеими руками в стул и реву: – Не пойду без шапки! Хоть убейте, не пойду.уу..уууу!

Дед совсем растерялся, хлопает себя по карманам, в пиджаке шарит. Кроме носового платка, ничего не нашел. Стал на мне примерять, а тот даже до ушей не доходит, совсем маленький оказался. Наконец, тетка-парикмахерша свой принесла, побольше.

Повязали на меня платочек, и стал я совсем страшненький. Пускай, думаю, главное стрижки не видно.

В таком виде и пошел. Иду, на деда с ненавистью поглядываю, надулся, молчу. Пришел к бабушке чернее тучи. Ни с кем не разговариваю. И в платочке за стол сажусь.

– Не смейте, – говорю, – его снимать.

Все с пониманием к этому отнеслись, головами закивали (дед перед этим с ними пошушукался)

Посидел я эдак минут десять, стал оттаивать, аппетит появился. Взял ложку и вилку и за любимой колбасой потянулся. Вдруг в комнату входит дядя Эдик. Увидел меня, рассмеялся.

– Говорят; ты в парикмахерскую ходил стричься, а чего ж в платке дурацком сидишь? Ну-ка покажись, архаровец!

И бац, сдергивает с меня платок! Я даже уцепиться за него не успел, поскольку руки были заняты. За столом тишина……! А я перед всем честным народом в таком непотребном виде предстал.

Тут я жутко обозлился, косынку у дяди Эдика вырвал, обозвал его всеми знаемыми нехорошими словами и под стол нырь. Как кот от досады шиплю, дальше ругаюсь.