Жаркий Август. Книга Первая

Пришлось себя сурово одернуть, несколько раз тяжело и глубоко вздохнуть, призывая к внутреннему спокойствию и гармонии. Вроде полегчало, и после этого я сделала то, что и должна была. Просто постучала, и, подождав несколько секунд, заглянула внутрь.

Барсик (фу, прямо передергивает каждый раз, когда эта кличка всплывает) сидел на кровати, привалившись спиной к стене и прикрыв глаза. Заметив мое появление, он торопливо поднялся на ноги и теперь стоял передо мной с понуро опущенной головой. Наверное, гадал о том, что же его ждет дальше.

– Иди за мной, – отдала распоряжение сиплым голосом, не дожидаясь ответа, развернулась и последовала на кухню, уверенная, что пойдет за мной.

И пошел, как миленький! Вот только спиной чувствовался его тяжелый мрачный взгляд.

Когда пришли на кухню, я кивком указала ему на стул, а сама направилась к холодильнику:

– Когда ты ел последний раз? – поинтересовалась, не оборачиваясь. Я вообще почему-то стремилась отвести глаза в сторону и не смотреть на него. Он меня реально напрягал своим присутствием, до такой степени, что… Так, спокойно Василиса, глубоко дышим и улыбаемся. Кто здесь главный? Я! И этим все сказано. Так что увереннее!

– Вчера утром, – после секундного колебания ответил он.

Блин, так и есть, проморила его голодом, вместо того чтобы сразу накормить. Ай да молодец, ай да умница. Прав был Ник, относительно того, что мне книгу надо написать, пособие по обретению заклятых врагов.

Раздраженно мотнула головой, пытаясь отогнать тревожные мысли, достала из холодильника две упаковки "быстрого ужина" и закинула их разогреваться.

Сложила руки на груди и стала ждать, с увлечением рассматривая цифры таймера. В общем, несмотря на внутренние медитации, по-прежнему старалась смотреть куда угодно, но только не на него. С силами для разговора еще не собралась, поэтому молчала. А он и подавно рта не раскрывал. Конечно, ему ведь не положено, без моего разрешения. Вот тоска-то!

Наконец раздался сигнал, что все разогрето до нужной температуры, от которого я, затерявшаяся в своих мыслях, невольно вздрогнула.

Достала один из контейнеров, вилку и положила все это перед ним. Сама устроилась напротив.

Парень (Блин, ведь реально парень! А я сначала подумала, что старый хрыч) не шелохнулся, подозрительно поглядывая то на меня, то на еду.

– Не умеешь пользоваться вилкой? – спросила я, пытаясь сдержать раздражение. А что, если действительно не умеет? Что, если рабам и не положено этого уметь? Черпают руками из миски и ладно. Пфф, я с ума сойду, если еще придется его социализировать и учить элементарным вещам.

– Умею, – наконец ответил он сиплым глухим голосом.

Подняла глаза к потолку и воодушевленно произнесла "спасибо!", не сумев сдержать свою иронию. Похоже, он это понял, потому что весь подобрался. Черт, вот что я делаю? Надо с ним спокойно поговорить, а я вместо этого издеваюсь.

– Раз умеешь, то бери вилку и ешь, – постаралась произнести как можно более спокойно и миролюбиво, сама при этом открыла контейнер, поморщившись от синтетического запаха, и принялась меланхолично ковыряться в его содержимом.

– Сколько? – его вопрос вогнал меня в ступор.

– Сколько чего? – глупо переспросила, непонимающе глядя в его сторону.

– Сколько есть?

О боги, дайте мне силы! Силы и терпения! Нет, лучше просто терпения!

– Сколько хочешь, столько и ешь, – пожала плечами, с трудом удержавшись от лишних высказываний.

Снова подозрительный взгляд в мою сторону, из-под лохматой челки. Возникало почти непреодолимое желание его побрить и подстричь, или хвостик на лбу заколоть, как у маленьких собачонок.

– Ешь уже, – цыкнула на него, – а то все остынет.

Больше он ничего не говорил. Открыл контейнер и принялся за еду. Я видела, как он сдерживается, пытаясь не закидать все сразу себе в рот. Да, бедняга явно проголодался. Эта мысль снова всколыхнула чувство вины, заставляя досадливо жмуриться.

Так и сидели друг напротив друга, каждый, уткнувшись носом в свою порцию. Я отправила в рот пару кусочков, и все. Больше в меня не влезало, как обычно не было аппетита. Барсик же наоборот умял все, ни оставив и крошки. Я исподтишка на него поглядывала, испытывая всю гамму отрицательных чувств. От опасения за свою жизнь до откровенного раздражения, вызванного его присутствием, а поверх всего этого накладывался голос здравого смысла.

Он же не виноват в том, что выбор полоумной Марики пал на него. Если бы кого-то другого звали Барсиком, то она притащила бы того другого. А так, обстоятельства сложились таким образом, что именно мы сидели сейчас на кухне и "совместно ужинали". Во всем виновата эта проклятая кличка.

Кстати о ней…

– Мне не нравится твое имя, – задумчиво произнесла, крутя в руках вилку, – кошачья кличка и это раздражает.

Опустил голову еще ниже, молчит.

– Есть какое-нибудь имя, которое бы тебе нравилось? – интересуюсь у него, особо на ответ и не рассчитывая. Он равнодушно пожал плечами, заставляя скрипеть от досады зубами. Но отступать я не собиралась:

– Давай сделаем так, я буду перечислять имена, а ты дай знать, когда что-то понравится, – предложила я, и уставилась не него в ожидании ответа. Бесполезно. Глубоко вдохнула, медленно выдохнула, призывая себя к спокойствию и начала монотонно перечислять, придерживаясь алфавита:

– Алексей, Андрей, Антон… Вадим, Виктор, Владислав, – и так далее, и тому подобное. Чем дольше я бубнила мужские имена, тем большей идиоткой себя чувствовала. Что я за глупость затеяла? Он так и промолчит, игнорируя все мои предложения. Захотелось бросить, махнуть на все рукой, и оставить его с дурацкой кошачьей кличкой, или взять и назвать каким-нибудь Евлампием, чтоб не повадно было меня нервировать! Но упрямство не позволило остановиться, и я продолжала обреченно бубнить: – Никита, Николай, Олег, Павел, Сергей, Тимур…

На последнем имени я ясно увидела, как дрогнули его плечи. О, ну хоть какая-то реакция! За нее я и ухватилась.

– Тимур, значит, понравился? Ладно, так тому и быть,– торопливо выдохнула, радуясь, что этот глупый аттракцион закончился,– будешь Тимуром. Предупреждаю сразу: менять и придумывать новые имена не собираюсь. Так что один раз и навсегда.

И тут он впервые на меня посмотрел, в глаза, от чего я непроизвольно поежилась. Мимолетный взгляд темных, почти черных глаз и не понятное выражение, застывшее в них, больше всего похожее на изумление, недоверие и… благодарность? После чего снова уткнулся в тарелку, а я все-таки набралась храбрости и заговорила на важную тему:

– Мне жаль, что так все нелепо сложилось. Марика поступила некрасиво, притащив тебя в качестве подарка, но такая уж она… – еле успела проглотить некрасивое слово, – хм, не важно. Как ты уже, наверное, понял, она не очень меня любит, и этим жестом хотела мне досадить. Если честно досадила, еще как. Я крайне негативно отношусь к рабству, в силу личных причин. Поэтому твое появление, мягко говоря, выбило у меня почву из-под ног. Да, и за неудобную ночь извиняюсь, растерялась, – прокашлялась, оттого что в горле внезапно запершило. Уже было хотела сообщить ему о том, что собираюсь отпустить, но в последний момент удержалась. А что, если Ник прав? Вдруг такое признание заставит Барсика… тьфу ты, Тимура (не забыть бы!) наплевать на все и в полную меру развернуть свой характер, отыгрываясь на мне за всех предыдущих хозяев. Нет, надо молчать. Понаблюдать за ним недельку, а потом уже рассказать, при условии, что будет хорошо себя вести.

Бросила на него быстрый взгляд. Сидит, весь подобрался, слушает. Ну, слушай, слушай, лохматый мой:

– В общем, раз уж ты у меня оказался, то думаю, надо обговорить некоторые правила. Первое, что ты будешь делать – это готовить.

Не удержался, опять поднял на меня удивленный взгляд, правда, сразу опустил, по видимому испугавшись, рабам ведь нельзя смотреть хозяину в глаза.

Я почему-то в этот момент почувствовала себя идиоткой, которая к 24 годам так и не смогла научиться готовить ничего сложнее яичницы. Хотя и она раз от раза тоже получалась в виде сушеного коржика.

– И не смотри на меня так, – проворчала, пытаясь скрыть смущение,– поверь мне, если я буду готовить, то нас ожидает смерть либо от голода, либо от заворота кишок, а питаться все время полуфабрикатам мне нельзя. Так что теперь, это твоя обязанность. Сам-то умеешь готовить?

– Так себе,– пожал он плечами.

– Так себе это лучше, чем отвратительно, – удовлетворенно кивнула головой, – с тебя завтрак, обед и ужин, с завтрашнего дня.

Покорно кивнул.

– Во сколько завтрак?

– Ну, я раньше десяти вряд ли выберусь из своей комнаты, так что примерно к этому времени.

Я наблюдала, как он хмурится, пытаясь что-то понять, но поскольку кроме молчания опять ничего не дождалась, то продолжила:

– Поехали дальше. Если ты успел заметить, я маленько не в форме, – руку на отсечение даю, что этот гаденыш еле сдержался, чтоб не ухмыльнуться, – да-да, можешь не усмехаться, сама прекрасно знаю.

При этих словах он весь сжался:

– Простите, я не собирался…

Черт, похоже, испугался, что наказывать буду. Ой, как тяжело-то, шаг в сторону и все, он уходит в глубокий окоп, наполненный тошнотворной покорностью.

– В общем, убираешься в доме и поддерживаешь порядок теперь тоже ты, – сердито буркнула, ожидая, что теперь он точно взбунтуется и пошлет меня подальше. И, конечно же, не дождалась. Опять тишина. Очень некстати всплыла фраза Ника про передник и щетку для пыли, отчего я чуть не засмеялась. Еле удалось сдержать нервный смех, а то точно подумал бы, что я маленько того, на голову больная.

– Все ясно? – уточняю на всякий случай.

– Да, – легкий кивок.

– Чудесно. А чтоб тебе не было скучно с таким набором дел, будешь еще крышу на гараже перекрывать. Сообразишь как, или лучше сразу мастера вызывать?

– Чего там соображать, все просто.

Ого, целую фразу выдал. Прямо, разболтался не на шутку!

– Вот и отлично. А в машинах что-нибудь понимаешь?

Кивнул.

– Что понимаешь? Что у нее четыре колеса, спереди баранка и где-то внутри мотор? – мне хотелось, чтобы он начал разговаривать, потому что покорное молчание выводило из себя.

– Я работал на станции техобслуживания, – пояснил он, тряхнув головой. Что, патлы мешают? Ну, вот пообвыкнешься, все равно побрею, как бы ни сопротивлялся.

– Отлично. Машина старая, но дорога мне как память, если сумеешь ее завести и заставишь ехать, то буду безумно благодарна.

– Сделаю.

– Вот, в общем-то, и все, что мне от тебя надо, – подвела я итог, радуясь, что тяжелый разговор подходит к концу, – теперь давай по поводу браслетов поговорим.

В тот же миг, начавший было только расслабляться Тим, весь сжался. Не знаю от чего страха, злобы, бессилия. Все причины ужасны, и мне в этот миг стало безумно неудобно перед ним, стыдно и как-то мерзко за все происходящее:

– Я не буду заставлять тебя надевать его, – поспешила произнести вслух, чтобы успокоить, – и сама носить не собираюсь. Я уберу их в сейф, запру и обещаю не доставать. Но ты должен понимать, что доверия между нами пока нет, и я была бы полной дуррой, если бы их отключила. К тому же твой фиолетовый уровень к таким вольностям не располагает. Они будут убраны, но активированы. Если надумаешь что-то выкинуть, будь готов к тому, что я отдам непосредственный приказ, – ненавидела себя в этот момент, чувствовала последней гадиной, но проговорить эти моменты было необходимо, – все понял?

– Да, – последовал сдержанный ответ.

– Благодаря активированным браслетам, ты не сможешь уйти. Радиус действия, по-моему, метров триста, так что сможешь перемещаться по дому, чинить гараж. Отойти дальше сможешь только рядом со мной. Ясно?

– Ясно, – повторил словно эхо.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнула, однако, не ощущая ничего хорошего, – надеюсь, наше с тобой совместное существование не омрачится каким-либо досадным инцидентом.

Поскольку убогий ужин подошел к концу, я поднялась на ноги, намереваясь уползти в гостиную к телевизору. Тимур тоже поднялся, и я поняла, что он хочет что-то сказать, но не решается:

– Тим, – устало проговорила, с удивлением заметив, как он опять вздрогнул. Да что с ним такое? Какие-то ассоциации с этим именем? – если хочешь что-то сказать, то не тяни. А вообще, если бы разговаривал со мной, то это очень упростило бы дело.

– Что мне делать сейчас?

Неожиданный вопрос, я замерла, задумчиво почесывая затылок, потом беспомощно развела руками:

– Ну, не знаю, иди, поспи, почитай, – снова поймала уже привычный удивленный взгляд. Я что-то не то говорю? Ну, извините, не знаю, как правильно общаться с рабом! Поэтому раздраженно спросила:

– А чего ты ждал? Ты говори, я исправлюсь! Может, мне надо было тебя сразу послать землю пахать, или может выпороть?

– Нет, – он тотчас пошел на попятный, а мне опять стало стыдно и неудобно.

– Ну, вот раз нет, то иди и спи, и не трепли мне нервы, – недовольно буркнула, грубостью прикрывая стыд.

Он без вопросов развернулся и направился к выходу, и через пару секунд я услышала, как прикрылась дверь в его комнату.

Фуууух, сто потов сошло, пока этот разговор прошел. Вернее не разговор, а мой сумбурный монолог с его унылыми односложными ответами. Просто мечта, а не собеседник!

Махнув рукой, поковыляла к телеку. Все, хватит с меня на сегодня геройств, отдохнуть хочу.

***

Тимур сидел на кровати, уперевшись локтями на колени и размышлял.

В том, что ему достался этот редкий экземпляр "хозяина поневоле", он не сомневался.

То как он сейчас с ним разговаривала, как вела. Все неправильно, не по-хозяйски. Обычно теплый прием начинается с размечивания территории, демонстрации силы, раздачи наказаний, так сказать авансом.

А у этой все не так, даже извинилась за ночь. А уж когда имя вернула, свое родное, он был готов ползать перед ней на коленях. Нет, она не была первой, кому не нравилась кличка Барсик, но обычно хозяева сами выбирали имя, и, не дай Бог, было забыть, как тебя зовут в этот раз. Иногда спрашивали, какое имя он бы хотел. Но что толку, если ментальный блок не позволял и слова на эту тему сказать. А тут стала перебирать разные имена, а он сидел и гадал, назовет его настоящее имя или нет. И когда назвала, от удивления вздрогнул. Чучундра оказалась внимательной и заметила. Вуаля, и он снова Тимур. Впервые за этих три скотских года!

Когда заговорила про работу, чуть не заржал. Готовить? Хм, в прежней жизни все говорили, что у него талант, и самому нравилось, что можно отвлечься от любых мыслей, если погрузиться в готовку.

Подумать только, завтрак к десяти! Да его обычно за шкирку в пять утра поднимали, и на работу выкидывали, а тут к десяти! О*ренеть можно!