Жизнь Русакова. Часть II. Русаков в СНГ

Другой важной задачей геолога, по крайней мере, в случае Русакова, было следить за тем, как скважина пересекает так называемое «рудное тело». Или, говоря упрощенно, пласт породы с рудой. Обычно проектная глубина буровых скважин так и задается – чтобы перебурить «рудный пласт» и выйти в подстилающую его безрудную породу. Когда скважина достигает проектной глубины, буровики обязаны сразу звать геолога, чтобы тот дал добро на её закрытие. Вот здесь и нужно смотреть внимательно – когда (на какой глубине) в керне кончилась руда и достаточно ли после нее скважина прошла по безрудной (пустой) породе. Т.е., говоря проще, убедиться, что руда в пространстве, пересекаемом скважиной, действительно закончилась и глубже нет еще одного «рудного тела».

В практике Русакова обычно полагалось, чтобы после руды скважина прошла по пустой породе не менее 15-ти метров. Так вот, если по достижении скважиной проектной глубины условия пятнадцати «пустых» метров после (ниже) руды соблюдались – геолог давал добро на закрытие скважины. А если нет… У Русакова был опыт и такого «бесконечного» изнуряющего бурения. Когда каждый раз в интервале 15 метров ниже руды в керне вновь оказывались рудные минералы. И каждый раз приходилось продолжать бурение – так ведь по инструкции положено. В конце концов, Русаков отдал распоряжение остановить бурение волевым решением – отметив в паспорте скважины, что из руды так и не удалось выйти. Ведь запроектированные метры бурения тоже не резиновые!

«Буровые нравы»: кто кого будит,

кто кого разнимает и что они вместе грузят

Забавным было еще и то, что при круглосуточном бурении геолога выдергивали на закрытие скважины по достижении ею проектной глубины в любое время. В том числе и прямо посреди ночи, прерывая его сладкий сон в натопленном буровом вагончике. И как непросто было, например, темной полярной ночью, спросонья определять – есть ли еще в керне зерна рудных минералов? А бывало, что зимой при морозе керн вообще покрыт ледяной коркой – тогда его надо было поливать теплой водой! Такое же правило относилось к проверке геологом правильности постановки буровой на новую точку – если ставили ночью – ты обязан был вставать и проверять все именно ночью!

Единственной отрадой для Русакова, как и для любого геолога поднятого ночью на закрытие скважины, было то, что потом (до переезда буровой установки на новую точку) туда обязан был придти геофизик для выполнения каротажных работ. Геофизик должен был спустить в ствол скважины специальный зонд, который, скользя по стенкам, замерял различные свойства пород (магнитность, радиоактивность, электропроводность), а также отклонения скважины от заданного угла и азимута. Поэтому, закрыв скважину ночью и направляясь на заслуженный «досып», Русаков всегда с особым наслаждением вламывался в вагончик геофизика с криком: «Вася, подъем! Я скважину закрыл, начинай каротаж!».

Стоит сказать и про другие испытания геолога, работающего с буровой вахтой. Во-первых, это сам заезд на участок. В зависимости от расположения месторождения, способа заезда и транспорта – это может занимать достаточно большое время. Русакова и буровиков на Массив Северных Тундр обычно забрасывали на машинах-«вахтовках» – КАМАЗе или ГАЗ-66. Дорога, как правило, была плохая и каких-то 40—50 километров приходилось ехать порой целый день. А если провалишься с машиной в болото или зимой завязнешь в снегу – то и несколько дней! Когда заезжаешь на участок со сторонней буровой конторой, то в кабину геолога сажают редко – едешь в «кунге» с буровиками. А в кунге, там случается всякое. Начать с того, что обычно буровики курят прямо в машине и, мало того, что на плохой дороге укачивает, так еще и едешь в сплошном папиросном чаду. Ладно бы курят, но нередко длительный заезд сопровождается и беспрерывными возлияниями. Знают буровики, что потом две недели придется вкалывать «на сухую» – вот и оттягиваются. Несколько раз после таких пьянок в «вахтовке» вспыхивали драки, которые Русаков даже пытался разнимать. Но, куда там! Самое удивительное, что затем, проспавшись, драчуны обычно снова были как шелковые.

Наконец, еще одним испытанием на буровой являлась погрузка керна в бортовые КАМАЗы. По мере отбуривания скважин, загруженный в ящики и забитый крышками керн с участка надо было вывозить. Если скважина была глубиной 200 метров (а в керновый ящик, как помнит читатель, входит 5 метров «каменных цилиндров»), то из нее «получалось» 40 ящиков керна. А в большой КАМАЗ могло войти и в два раза больше – все 80—100 ящиков! Вот и представьте – закидать такую машину (причем быстро, водитель обычно долго не ждал) почти 80-киллограммовыми (зимой – часто обледенелыми и выскальзывающими из рук) ящиками! Геолог вроде бы грузить керн не обязан. Но… Как то неловко было изображать из себя «белую кость». Так что и Русаков и другие геологи «ЗАО» всегда в этих погрузках участвовали, зарабатывая себе на будущее проблемы с позвоночником.

В поле. «Профиля и пикеты»

Ну вот, буровые работы, как уже понял читатель, ведутся при разведке месторождений круглогодично. И, как сказал один партнер Русакова по «ЗАО»: «Наш геолог должен быть готов в любой момент срочно выехать на буровую или сделать научную презентацию». Это в первую очередь относилось к так называемым «совместителям», работающим и в науке (Институт Геологии) и, фактически, на производстве («ЗАО»). Поэтому у ребят из «ЗАО» в рабочем кабинете всегда тубус для документов соседствовал с комплектом полевой одежды. Однако это касалось, так сказать, «камерального» сезона. А ведь летом начинались и главные разведочные полевые работы!

Про работу на стадии геологической съемки (или составления геологической карты) читатель может узнать из первой части книги – «Русаков в СССР». А чем же отличается работа на стадии разведки месторождений? Помимо больших объемов буровых работ, на что мы уже указали выше, это и более детальное картирование и опробование геологического объекта (будущего месторождения) с поверхности. Для такой детализации необходимы подготовительные топографические работы. Они заключаются в создании на объекте собственной «системы координат», путем покрытия поверхности сетью четко ориентированных профилей с пикетами. По крайней мере, так было до начала широкого применения в геологии GPS-навигаторов.

Профили, или «профиля» на топографо-геологическом сленге, обычно задаются «вкрест простирания» (или, по простому, поперёк протяжения) рудных пластов. Обычно все профиля (за редким исключением) имеют одно направление (один азимут). Как правило – перпендикулярно протяжению (простиранию) рудных пластов. При достаточной протяженности рудовмещающей структуры, профиля задаются через 100 метров друг от друга. Длина профилей тоже зависит от размера пересекаемого объекта. В случае Массива Северных Тундр (где работало «ЗАО») длина профилей могла составлять несколько километров (2—3 км и больше). А что же собой представляли эти самые «профиля» на местности?

Если склоны исследуемого массива были покрыты лесом, то профиль представлял собой узкую просеку, не более полуметра шириной. Иногда, чтобы такой «лесной профиль» было лучше видно – через определенные расстояния на деревья навязывали своеобразные бантики из ярко-оранжевой «маркерной ленты». Когда профиль выходил на «безлесный» склон и вершину массива (обычно в рельефе геологические массивы – это горы или сопки), его маркировали специальными «вешками», высотой около 2 метров. Вешки обычно нарубали из прямых стволов молодого сосняка, широко развитого в пределах Массива Северных Тундр. Еще одна важная вещь – иногда профиль могли продолжить и за пределы массива, даже в прилегающие болота. Это было необходимо для проведения в этих прилегающих частях геофизических работ.

Направление профиля (опять-таки, пока еще не было GPS) задавалось с помощью специального прибора, например, буссоли. А дальше выдерживалось «на глаз» с помощью принципа «трех точек» – в створ профиля ставились три «вешки», которые должны были визуально стоять «в одну линию». То есть, если ты от одной вешки глазом «стреляешь» на две других, они не должны быть правее или левее. После установки профилей, маркированных вырубленными просеками, вешками и маркерными лентами, в их пределах устанавливаются так называемые «пикеты». Пикеты представляли собой тонкие рейки, шириной около 2 см и высотой 50—60 см. Один конец у пикета обычно заточен, чтобы удобнее втыкать в землю. Пикеты выставляются по профилю через определенное расстояние – например, через 20 метров. И профиля, и пикеты имеют свои номера. Например, профиль «номер один» и первый (а чаще – «нулевой») пикет будут обозначены на пикете надписью «1/0». Следующий через 20 метров по «первому» профилю пикет будет иметь номер «1/20», следующий – «1/40» и т. д. Начала и концы профилей имеют «подснятые» с помощью приборов координаты, которые (совместно с азимутом) обеспечивают их четкую «привязку» на карте.

Когда такая внутренняя «система координат» (в виде профилей и пикетов) на массиве готова – и начинается основная разведочная работа различных специалистов – геофизиков, геологов, буровиков. Действительно, очень удобно! Геофизики проходят по профилям со своими приборами, замеряя различные свойства горных пород. Геологи проходят по профилям и между ними, зарисовывая и опробуя на полезное ископаемое валуны и коренные выходы тех же пород. Наконец, буровикам также удобно выставлять на профиля свои буровые. С геологами вообще случай особый. Нередко, как и в случае с Массивом Северных Тундр, породы содержат в себе магнитные минералы железа. А это значит, что пользоваться для ориентировки компасом – бесполезно. И тогда для «привязки» система профиль/пикет является просто бесценной!

Руби, рули, таскай, кидай – экономия!

Для чего же читателю так подробно и занудно было рассказано о такой системе? Дело в том, что в те годы «ЗАО» приходилось на многом экономить. В частности, его сотрудникам пришлось взять на себя и подготовительные топографические работы. Да, да, те самые «профиля-пикеты»! Тем более что эта работа неплохо оплачивалась инвесторами. Как теперь понятно, прокладка профилей на Массиве Северных Тундр (или просто Массиве) имела двоякую специфику – рубка лесных просек и «провешивание» на «безлесных» склонах. Работа была крайне тяжелой. Иногда, как мы уже говорили, профиль мог начинаться в болоте. А на болотах, как и в залесенных подножиях Массива летом кишмя кишат комары, гнус и мошка. Мало того, что жарко, не раздеться, так еще накусают – мама не горюй! При этом взмыленному и потному геологу нужно не просто рубить просеку, но еще и держать направление, согласно вышеупомянутому принципу «трех точек»! Когда выберешься на продуваемый безлесный склон – то вроде бы красота. Но и там есть своя специфика. Если в лесу твой главный инструмент – топор и маркерная лента, то на каменных склонах ты обязан маркировать профиль вешками. Но ведь деревьев вокруг нет. А значит, ты обязан тащить наверх заранее нарубленные вешки с собой! Русаков навсегда запомнил такую работу, когда маршрут по прокладке профиля начинается с подъема на вершину со связкой двухметровых вешек на плече. Вес у связочки немаленький – все десять-пятнадцать килограмм! А если возьмешь меньше, то вешки быстро закончатся и придется возвращаться за ними снова…

Работы по подготовке профилей выливались в целую эпопею со всякими забавными (и не очень) эпизодами. Когда от начала профиля все-таки шли «на глаз», сверяя его по «линии трех вешек», безусловно, случались и казусы. Обычно на проходку одного профиля ставился один человек. Второй начинал работу на параллельном профиле через 100 метров. Один раз в практике такой работы «ЗАО», метров через 600 идущие параллельно рубщики профилей сошлись в одной точке! Выяснилось, что один из геологов слышал как рядом с его профилем бродит медведь и невольно все дальше отклонялся от нужного направления. Сначала долго смеялись, но потом пришлось переделывать.

Надо сказать, что в «ЗАО» работало не так много сотрудников, а проходка профилей требовала значительных людских ресурсов. Поэтому, особенно на начальных этапах, к рубке профилей привлекали не только геологов и геофизиков, но и… водителей! Причем, бывало и так: в Заполярье некоторые геологические объекты расположены в достаточной близости от городов, в пределах пары часов езды на том же КАМАЗе или ГАЗ-66. Были такие объекты и у «ЗАО». Тогда на работу на эти массивы можно было ездить прямо из города. Так вот, один водитель рассказал Русакову про свой типичный рабочий день во время рубки профилей.

«Вот смотри, я выхожу из дома часов в 6 утра» – говорил водитель. «Затем иду на автобазу и готовлю машину к выезду на Массив. Затем, часов около 8-ми утра заезжаю за всеми геологами и мы отправляемся в поле. К 10-ти утра мы приезжаем на объект и практически сразу идем рубить профиля. Интенсивно работаем на рубке (со всеми вышеописанными „прелестями“ и небольшим перерывом на обед) часов до 7-8-ми вечера. Затем путь домой до 22—00, развоз всех геологов по домам. Затем я отвожу машину на автобазу, затем иду домой – прихожу туда около 12-ти часов ночи и уставший валюсь спать. А в 6 утра снова вставать. И так – практически без выходных». Вот как работали в ЗАО, практически «на износ», и не только геологи!

Кстати, один раз такой случай с использованием другого водителя «ЗАО» в качестве рабочей силы случился и у самого Русакова. Их двоих послали на КАМАЗе в соседний город – забрать вывезенный с участка керн по двум скважинам (а это, как мы помним – порядка 80 тяжеленных ящиков). Ну, на базе бурившей скважины партии (где и находился керн) им в помощь выделили двух рабочих. Так ведь керновый ящик можно грузить только вдвоем! И вот – Русаков с водителем в кузове КАМАЗа, двое рабочих внизу – начали процесс загрузки. Когда они её закончили и надо было срочно ехать обратно (ибо там керн уже ждали геологи «ЗАО» – для документации и опробования), водитель растерянно сказал Русакову: «Как же я поеду-то, у меня руки дрожат…».

Таков был тяжелый труд и нелегкий хлеб людей работающих в «ЗАО». Кроме поездок на буровые и прокладки профилей, это и традиционная работа геолога – маршруты, отбор проб (порой и в снег, и в дождь), таскание тяжелых рюкзаков с образцами, когда от веса в 25 килограмм подгибаются ноги, и многое, многое другое. Но, дабы не утомлять больше читателя перечислением трудностей геологического бытия, расскажем одну из многочисленных баек про работников «ЗАО».

Спрятанная водка и «Нордик-трофи»

Как уже было сказано, специфика работы «ЗАО» на стадии активных разведочных работ подразумевает практически круглогодичное нахождение кого-то из сотрудников (геолога, водителя, буровиков) на участке работ. Причем, не только во время, например, бурения. Но и в качестве банальных сторожей – караулить сохранность всяческой техники. Описываемая далее история состоялась в канун, кажется, ноябрьских праздников, когда двое сотрудников «ЗАО» несли довольно унылую караульную вахту в опустевшем буровом лагере. В те годы еще не было никаких ноутбуков с фильмами, позволяющими коротать время в темноте поздней заполярной осени. Единственными развлечениями «сторожей» являлась охота, сон, чтение книжек и каждодневные выходы на связь с «большой землей» по рации (спутниковыми телефонами «ЗАО» обзавелось значительно позже). По рации в строго определенные часы сотрудники докладывали о положении дел на вверенном им объекте, а также получали различные указания и весточки от родных. Надо сказать, что Главный геолог «ЗАО», выходивший со «сторожами» на связь, прекрасно понимал всю тоску и убогость их вынужденного безделья вдали от дома. А тут еще и праздники на носу. Очень хотелось Главному хоть как-то своих сотрудников приободрить, поднять им настроение.

И был в этом «ЗАО» один геолог, как про него говаривали, известный «балагур и балалаечник». Он тоже прекрасно понимал положение «лагерных сидельцев» и, что важно, очень хорошо прочувствовал желание Главного их обрадовать. В общем, был этот Балагур, безусловно, весьма неплохим психологом. И вот, как раз перед тем моментом, когда Главный собирался идти в радиорубку на связь, Балагур (как бы невзначай) обмолвился другому геологу (и так, чтобы Главный обязательно это услышал!) – вот мол, я когда летом жил в том вагончике, где сейчас несут вахту «сторожа», то спрятал под ним пять (!) бутылок водки, чтобы буровики не нашли. А потом, дескать, и забыл про них. Скосив хитрый глаз на Главного, Балагур понял – его слова попали тому в уши. Главный сразу заторопился – Балагур знал, что тот обязательно захочет обрадовать тоскующих в осенней темноте «сторожей».

Дальше все пошло по задуманному коварным Балагуром сценарию. Главный, заканчивая связь, выложил все карты на стол – ребята, а у меня для вас сюрприз! Как раз перед праздником. Под вашим вагончиком Балагуром спрятаны пять (!) бутылок водки! Так что – с наступающими, не скучайте там! Да какой там скучать! Едва закончилась связь, наши «сторожа», схватив фонарики, кинулись обследовать пространство под вагончиком. Вагончик этот был передвижной (его прицепляли к трактору) и стоял на больших железных полозьях так, что под ним еще было добрых сантиметров тридцать пустого места. Ну что ж, спровоцированная Балагуром эпопея началась!

Итак, начали не спеша. Сначала, как водится, выгребли все находящиеся под вагончиком бутылки. В основном пустые, хотя пару раз сердце екнуло – бутылки были из под водки! Но пустые, черт побери, пустые! И вот, вот. Вот она, первая! Есть! Потянул один из сторожей бутылочку, полную! Но, когда вытащили на свет – в сердцах плюнули – то ли с маслом каким-то, то ли еще какой гадостью. Первый пыл поисковиков немного прошел. Ладно, решили они, видать, основательно Балагур прятал.