– Мы сейчас отправим тело в миссию к монахам. У вас есть опись похищенного? При убитом ничего не было обнаружено.
– Где его убили? – наконец разомкнул уста франк.
– Всему свое время. Думаю, высокий дом Гизольфи будет больше интересовать, кто это сделал и где похищенные деньги? Этот несчастный ведь тоже генуэзец? Уверяю тебя, почтенный Бонифаций, что я, наиб самого? сарайского эмира, немедленно лично займусь этим делом. Список похищенного у тебя с собой?
– Я торопился, не думал, что в этом есть такая необходимость. Нужно было не дать уйти вору.
– Как видишь, уйти ему не дали. Поэтому попрошу тебя никого не впускать пока в комнату убитого и приготовить список украденного. Там и поговорим поподробнее. А пока, похоже, нам нечем больше занимать внимание высокого Дивана.
Поклонившись, генуэзец вышел. Наиб последовал за ним и стоял рядом, пока тот садился на лошадь. Будто спросить чего хотел. Бонифаций несколько раз нервно оглядывался на него, но Злат молчал, только внимательно и довольно невежливо рассматривал франка в упор. Уже доехав до края площади, тот резко обернулся – наиб не сводил с него взгляд.
– Ну что, пойдем заберем пенал, – наконец сказал Злат, обращаясь к новоявленному помощнику, который почтительно ожидал рядом. И бросил вослед уехавшим: – Не нравится мне этот павлин.
Не успели дойти до дворцовых ворот, как появился тот самый стражник, что уехал с женой Сулеймана. К седлу его был приторочен холщовый мешок.
– Видать, не соврал жирный ишак? Ого! Да тут не нога, а чуть не полкабана!
Из мешка был извлечен великолепный свиной окорок, соленый и крепко завяленный. Злат осторожно колупнул его пальцем. Понюхал.
– Хорошая штука. С какими-то травами солили. И вялили не день-два. Да и весом… – он приподнял мешок, – полпуда, не меньше. Ладно, оставим пока у меня. До окончания разбирательства. – Злат снова с наслаждением понюхал окорок: – Хорошо посолили. Не испортится.
Взвалив мешок на плечо, Злат пошел с молодым шакирдом в небольшое здание сбоку от дворца, где была резиденция эмира. Бережно подвесив к потолочной балке в своей небольшой каморке добычу, скомандовал:
– Ну, брат Илгизар, бери чернильницу и пиши. Начнем собирать камни, как говорится. Первым камнем во главе нашего угла и будет эта нога. Хотя правильнее было бы назвать ее задницей. Но мы напишем – нога.
Юноша проворно занял место за столиком и пододвинул лист бумаги из стопки на краю.
– 12-й день убывающей луны пятого месяца года Петуха. 27-й день месяца Рамадан 733 года. – Злат на миг задумался. – А у нашего генуэзца сегодня 11 июня 1333 года. Видишь, как бывает. Три раза записали по-разному, а все одно и то же.
Только продолжить им не пришлось. Грозный окрик во дворе: «Наиба Злата к эмиру!» вмиг оставил юношу одного. В каморке было тесно и уютно. Столик для письма, сундучок для бумаг, две скамейки и затертый коврик на полу. Запах свиной ноги, казалось занявшей полкомнаты, заставил Илгизара сглотнуть слюну. Хорошо хоть сегодня не спал всю ночь с товарищами, поэтому поел перед рассветом.
Наиб что есть духу прибежал обратно, и сразу стало понятно, что с писаниной придется повременить.
– Вот такие дела, брат Илгизар, – объявил он, едва ворвавшись в каморку, – придется тайне появления этого свиного зада в Богохранимом Сарае подождать своего часа. Словно стая шайтанов прошлась ночью по нашему городу. Убита жена ханского сокольничего, дочь пропала.
Глава IV
Убийство в доме сокольничего
Злат сел на скамью и стал проворно разуваться.
– Обувь надо поберечь. Негоже сафьян по закоулкам трепать.
Скинул он и свой добротный коричневый халат с шелковым поясом. В один миг мягкий, как рисовальная кисточка, наиб обратился в обычного базарного завсегдатая, что слоняются вдоль торговых рядов в поисках заработка или поживы. На нем осталась некрашеная холщовая рубаха, подпоясанная крепким кожаным ремешком, а обулся он в старые сапоги.
– Ты, брат Илгизар, тоже собирайся. Вон в ту сумку бумаги сложи с пеналом. Поедем с тобой глядеть, как большие вельможи живут. В кои-то веки за такой высокий забор пустят. Да ты не думай, Бадр-ад Дин там тоже будет. Еще и похвалит тебя, что приехал. Эту сумку мне по особому заказу шили, – прибавил с гордостью наиб. – Видишь, как крепко прошиты края – бумага не мнется. Она, может, и не понадобится, но на всякий случай прихватим. Дощечки с писалом не забудь.
Бумага была дорогая, и ее берегли. Черновые записи делали на покрытых воском дощечках. Или того проще: коптили сажей и натирали бараньим жиром. Когда водишь писалом, получаются черные буквы. Совсем как на бумаге.
Во дворе уже царили многолюдство и суматоха. Ворота были открыты настежь, чтобы выпустить целый отряд конных стражников. У выхода ждал эмирский скакун.
– Наделают теперь переполоха, – не одобрил Злат, – и разговоров ненужных.
К ним уже спешил конюх, ведя в поводу пару старых, но еще крепких меринов. Вослед им тоскливо глядели печальные водовозы, сидевшие на земле в дальнем углу двора под надзором двух караульщиков.
Усадьба Урук-Тимура была на самой окраине Сарая. Как и говорил Злат, за высоченным забором. После крепких ворот с калиткой начинался мощенный кирпичом двор. За домом и сбоку от него виднелась целая куча разных построек. Был тут и сад, уходящий под склон, в котором виднелись печальные ивы. Кивнув на них, наиб заметил:
– Там, видно, пруд или арык.
Он еще по дороге расписывал юноше, какой большой человек этот ханский сокольничий. На пиру сидит не то третьим, не то четвертым от самого Узбека.
Вроде как и сам золотого Чингизова рода, только не от Джучи, а какого-то другого сына. Потому, хоть и прав на престол в нашем улусе не имеет, но почет ему немалый. Кроме начальника ханской охоты, имеет звание эмира и темника, а на шапке носит три пера.
Еще, старый хрыч, взял недавно молодую жену, и она, слышно, переругалась со старыми. И самим мужем вертела, как хотела. Неудивительно, если ее и убили. Одно непонятно. Урук-Тимур сейчас со всей семьей, чадами и домочадцами прохлаждается в кубанской степи. Почему жена и дочь здесь?
Молодой шакирд в роскошном дворе совсем оробел: полно всадников, ярких дорогих халатов, на порог ступить страшно – лежит ковер в табун лошадей ценой. Однако, как выяснилось, в дом никто не входил – ждали Злата. Приказ самого эмира.
Даже когда тот со своим спутником молча вошел в дом, никто не тронулся с места.
Бедный Илгизар только порадовался, что ничего не ел. Зрелище было не для развлечения. Молодая женщина лежала в луже крови с перерезанным горлом, вокруг валялись разбросанные вещи.
– Умелые люди работали – сразу в горло ударили, чтобы не закричала. Потому никто ничего и не слышал.
Седобородый старик, бывший у убитой в ключниках, бесстрастным голосом рассказывал:
– Госпожа вчера поужинала рано, пост она не держала. Спать легла до захода солнца. Утром мы ее не беспокоим, ждем, когда проснется – она часто долго спит. Потом уже странным это стало казаться, вчера вроде рано легла. А когда уже переполох начался, выяснилось, что и молодая госпожа пропала.
– Ценности у хозяйки были?
– Муж ее любил очень, дарил украшения. Она их хранила вон в той шкатулке. Все деньги тоже держала при себе, мне выдавала на расходы.
– Много денег?
– Мне про то не ведомо. Выданным я веду строгий учет и в книгу записываю. А сколько там в хозяйском сундуке…. Это знает только управляющий. А он сейчас с хозяином.
Илгизар боязливо озирался. Чувствовалось, что убитая денег не считала. Шелк свисал сверху занавесками, покрывал скамьи и стены коврами. Какие-то роскошные шитые золотом одеяния лежали на лавке у стены. Сверху красовалась шапочка с перьями и самоцветом на лбу. Наиб наклонился к ней.
– Про драгоценности тоже ничего не знаешь?
– Полный список, конечно, составить не смогу, но можно опросить служанок. Женщины в таких делах бывают очень наблюдательными.
Наиб еще раз прошелся по комнате. Неведомый злодей действовал очень уверенно. Не наследил, не наделал лишнего беспорядка. Просто и деловито зарезал спящую женщину, забрал содержимое шкатулки и ушел. Все это в полной темноте, на небе только звезды. Ничего не искал, на мелочь не разменивался – не тронул дорогие одежды. Даже не заметил шапочку ценой, поди, в тысячи даньг.
Злат поднес шапочку к свету. Камень во лбу засверкал на солнце, как огромная звезда. Похоже, рубин – огнем так и брызжет. С лесной орех. Такая вещь – и не под замком. Перед слугами, что ли, хозяйка красовалась?
– Когда в последний раз видели дочь хозяина?
– Перед ужином. Ей нездоровилось, и она не вышла к ужину. Служанка ходила к ней спросить, не принести ли еды в комнату, но она уже спала.
