Дом водовозов стоял на склоне, уходящем к реке. От дороги его закрывала высокая живая изгородь из колючих акаций, за которой открывался большой двор, засаженный карагачами и вербами. Дом был большой, с верандами со всех сторон. Прямо во дворе был накрыт дастархан, освещенный стеклянными лампами, постелены ковры, положены вышитые подушки. Бурангул жестом пригласил гостей к умывальнику – чеканному кумгану, к которому прилагалось вышитое льняное полотенце. Вода рядом в огромном чане, охраняемом парой высоких кустов.
Когда гости расселись, вернулись и водовозы. Уже переодетые, в шитых халатах, шелковых колпаках. На вид – богатые купцы, да и только. Наиб повертел в руках кубок – привозное стекло. Да и миски расписные, такие не каждый богач на стол ставит.
Бурангул суетился перед гостями:
– Не ждали гостей, особого угощения не приготовили, не прогневайтесь. Только что для себя стряпали. Бешбармак, бурсаки, катык. Сейчас вино принесут.
– Посуда как на эмирском столе. Денег не жалеете.
– Это все общее. И посуда, и ковры, и парадная одежда. Вся выручка идет в братскую казну. Сообща и лошадей покупаем, и ячмень. Все общее. – На всякий случай Бурангул добавил: – Сборы в казну тоже платим сообща. Весь день в поте лица добываем свой хлеб насущный. Зато вечером или в праздник можем отдохнуть не хуже ханских нукеров. Приходи к нам через два дня, как мы окончание Рамазана отмечать будем. Кто бы мы были каждый в отдельности? Знаешь притчу про веник и прутики?
Наиб кивнул на небо, где уже проблескивали первые звезды:
– Давай, Илгизар, разговляйся. У кого вода свежее, чем у водовозов? Да доставай эмирское угощение, попотчуй хозяина халвой и заморским кушаньем. Если повар не врет, такое в самом Багдаде едят. А мне вино давайте. Ибо по моей вере оно одобрительно. Еще святой Владимир сказал: «Веселие Руси есть питие».
Водовоз услужливо подвинул шакирду блюдо с сушеными финиками и абрикосами.
Дневная жара быстро сменялась вечерней прохладой. Тьма сгустилась в глубине двора под сенью деревьев. Со стороны реки поднималась свежесть и тишина. Свет от дрожащих огоньков ламп тонул во тьме на расстоянии вытянутой руки от сидящих.
– Мы как будто на дне колодца, из которого видно звезды, – расчувствовался Злат.
– На дне чаши, наполненной небом, как вином, в котором искрятся звезды, как пузырьки, – отозвался Илгизар. – Это сказал великий поэт Абу Нувас. Он жил в Багдаде, дружил с самим халифом Гаруном ар-Рашидом.
– Прочти нам его стих, ученейший юноша, – попросил Бурангул, – если помнишь.
– Помню. Только оно на арабском.
Илгизар прочитал.
– Может, почтенный, ты пойдешь к нам в мечеть муллой? Поучишь моих ребят письму и чтению Корана? Хочешь, примем тебя в свое братство или дадим хорошее жалованье?
– Тебе лучше обратиться с этой просьбой к Бадр-ад Дину, – вмешался Злат. – Не баламуть моего помощника.
– А что? Я вижу, он такой же приезжий, как и мы. Почему бы ему не примкнуть к нам? Здесь есть и кусок хлеба, и защита.
Водовоз мечтательно вздохнул.
– Хочу найти сведущего человека и насадить здесь настоящий сад. Как у того Гаруна ар-Рашида. Создать при нашей мечети собрание книг. Все мы совсем недавно ничего не видели, кроме степных колючек и тощих овец. Наши отцы были нищими пастухами у богачей. Черная кость. Теперь мы живем в прекраснейшем городе, где тысячи людей и тысячи чудес. Где есть книги и учителя мудрее книг, где на базарах товары со всего света. Грех не пить, когда вокруг вода.
– Настоящая мудрость водовоза, – засмеялся наиб. – Радует, что из многого вы хотите выбрать лучшее. Теперь послушай меня. Завтра же пошли своих людей разузнать, не видал ли вчера кто где этого франка. Благо, вид у него приметный. Плащ – вообще второго такого в Сарае нет. – Бурангул кивнул. – Сам походи по конеторговцам, гончарам, поспрашивай про лошадь и кувшины. Может, кто признает. Хозяина телеги поищи. Саму телегу с лошадью пока оставь у себя, коль хозяева ее твоим ребятам вроде как сами отдали. Пока обратно не попросят. – Все усмехнулись, а Злат продолжал: – И еще. Сегодня ночью сбежала из дома дочка ханского сокольничего, Райхан. Где-то прячется. Скажи своим, чтобы потихоньку пронюхали – не появлялась ли где вчера молодая девушка с господскими повадками.
Глава VII
Лицо под фатой
Сарай летом просыпается рано. Чуть рассветет, прокричат азанчи с минаретов, и заскрипят калитки, появятся на еще прохладных от ночной росы улицах первые прохожие. Еще немного – зашумят базары, наполнятся суетой и гулом речные пристани, откроются двери лавок.
Члены маленького отряда из Злата, Илгизара и двух стражников были в седлах уже на рассвете. Шакирд сразу после утреннего намаза отправился из родного медресе к ханскому дворцу, где его уже дожидался неутомимый наиб, который еще ночью, когда расставались, предупредил – завтра нужно тронуться пораньше. Чтобы всех застать. Вот и выехали, когда солнце только-только заблестело на золотом полумесяце над ханским дворцом. Прихватили с собой и пару лошадок посмирнее в поводу.
До дома сокольничего добрались рысью – благо прохожих на улицах было немного, а вот потом о всякой поспешности пришлось забыть. Толстый повар и скорость были такими разными вещами, что соединить одно с другим не получалось никак. Сначала повар долго кряхтел и собирался, наотрез отказываясь ехать к своему бывшему хозяину, который за долгие годы на чужбине стал ему другом, без гостинца. Потом придирчиво осматривал приведенную лошадь, явно побаиваясь ее нрава. А когда наконец, кряхтя, взобрался в седло, ехать велел только шагом. Чем тише, тем лучше.
Медлительность старый Маруф с лихвой восполнял словоохотливостью. Благо в стремя к нему пристроился Злат, время от времени подбадривавший рассказчика вопросами.
Повар с удовольствием вспоминал Багдад, роскошные базары, дворцы и пиры. Рассуждал о превратностях судьбы и ее неумолимости.
– Вот ты спросишь, почему мой бывший хозяин стал сказочником на базаре? – По правде говоря, никто его об этом не спрашивал. – Ведь был он человеком ученым и уважаемым. Был в кругу таких же почтенных людей одним из первых. Книгу звезд читал, как собственную ладонь. Хочешь верь – хочешь не верь, а в вашем медресе не найдется никого, кто может сравниться с моим хозяином в учености. Мог бы там есть сласти и самые лучшие лакомства. Ходить в шелковом халате. А он сидит в разваленной хижине за городом, грызет сухую лепешку с просяной похлебкой, укрывается дырявым чапаном.
Сам так захотел. Да ты, наверное, знаешь сказочника Бахрама? – Наиб кивнул. – Никогда никому он не говорил своего настоящего имени. И мне запретил. Знаешь, почему?
Когда сорок лет назад толпа безбожников, прикинувшихся мусульманами, бросилась громить его дом, я вывел хозяина через заднюю калитку. Велел бежать за город, пока ворота не закрыли. Сам вернулся. Схватил мешок дорожный, думаю, чего бы с собой прихватить. Деньги взял лишь те, что у меня на припасы были. Одежду взял только свою, попроще. Беглецам ведь от шелковых халатов только лишнее внимание. Думаю, хозяин ведь мой – мудрый человек, у него книг – целая комната до потолка. Нужно хоть одну прихватить. Да вот беда, человек я неученый, как выбрать самую нужную? Тут меня и осенило. Забегу в спальню и возьму книгу, которую он при себе держал. Уж, наверное, это и будет самая ценная. Забегаю – а там несколько книг лежит. Чтобы не ошибиться, схватил самую толстую. Тяжеленная такая, здоровая, еле в мешок втиснул.
В общем, унес ноги. Догнал хозяина. Первые дни не до мешка было, лишь бы уцелеть. А уж как на корабль попали, похвалился я, что одну книгу все-таки спас. Обрадовался хозяин, полез в мешок, да как рассмеется! Воистину, говорит, это знак свыше. У меня в спальне лежали бесценные рукописи по математике и астрономии, редчайший труд по философии, а ты взял сборник сказок. Видит, что я расстроился, и утешает – эта книга тоже очень дорогая, старинная.
Сборник персидских сказок. «Тысяча ночей» называется. Всю жизнь я, говорит, гнался за высшей мудростью, пытался постичь движение звезд и глубинную суть вещей, хватался за стремя великих. А сказки считал никчемной забавой, развлечением от скуки. Попрал мою гордыню Всевышний. Послал мне знак. Считал я себя избранным, тянулся за доступным лишь немногим и презирал простецов. Служил знанию ради знания. Кому и какая польза была от моей учености? Твоей рукой, Маруф, водили сами ангелы, говорит. И стал сказочником на базаре. Даже имя сменил. Назвался Бахрамом.
– Вот поди же, – покачал головой Злат, – Бахрама я давно знаю. Сколько раз его сказки слушал и восхищался. И в мыслях не было, что он бывший вельможа.
– Вельможей его вряд ли можно назвать, скорее придворным звездочетом. В Персии у хана при дворе их много было, со всех краев съезжались. Он им специальный дом мудрости построил, с разными хитростями, чтобы за звездами следить. Много там людей было. Всяких вер.
– А про веры ты откуда знаешь? Они что, тебе исповедовались?
– Э-э, дорогой! Так я же повар. Повара про своих хозяев и их гостей больше лекаря и ключника знают. От ключника можно утаиться, от лекаря, а от повара никак. Взять тогдашнего визиря. Он себя называл мусульманином. А молва твердила, что он тайный иудей. Правду твердила. Потому как, когда он к нам приходил, хозяин всегда велел угощение по иудейским правилам готовить. Кошерно по-ихнему. Чтобы, значит, молочное с мясным ни-ни, не смешивать. Другие запреты у них тоже есть, и свинину они, как и мусульмане, не едят.
– Для иных гостей свинину заказывал?
– Было дело. Всякий народ к нему приходил. Иных гостей он велел и свининой уважить, хотя сам ее не ел.
– Скажи, а в Сарае свинину мясники продают?
– Нет. Ты же сам из христиан, часто свинину ешь?
– Когда в гостинец привезут с севера. Обычно окорок.
– У нас свинину можно купить только зимой и только у черкесов. На заказ. Привозят мороженую из предгорных лесов. Дорого только. Бывает, на кораблях привозят морем, живых свиней. Но тоже на заказ. Потихоньку на корабле и режут.
– Покупал?
– Приходилось. Убитой госпожи отец иногда заказывал.
– Так он что, не мусульманин был?
– Мусульманин. Только гости к нему иногда приходили разные. Чужеземцы. Их и угощал. Отдельно. Он с ними всегда уединялся и трапезничал тайно.
– Важные, видно, птицы были, коль так старался?
– Это правда. Потом, когда уже хозяин за морем пропал, приходил один из них к хозяйке. Все выспрашивал, что да как. Страху на нее нагнал.
– А откуда знаешь, что это одни и те же люди?
