– Послушай-ка, чувак, откуда у меня ощущение, что я тебя знаю?
– Меня многие знают, – ответил Олег, – но ты не уклоняйся.
– Вообще-то я разговаривал с девушкой, а не с вами со всеми и подслушивать нехорошо.
– То есть, нам надо было отойти или заткнуть уши?
– Должен же я сохранить хоть какую-то тайну. А вдруг это не просто детские фантазии?
– Ничего не говори им, – сказала Даша.
– Вся ясно. Учись кадрить девчонок у стариков, Витян! – Захохотал Олег.
– Кажется, тебя вывели на чистую воду, Саня! – Подтвердил Ромик, – Несколько старомодно, но эффективно.
– История про загадочного шпиона всегда в цене.
Пустовалов засмеялся вместе с остальными, и под всеобщий смех наклонился и прошептал Даше в самое ухо, так что услышала только она:
– Вы обознались, моих родителей нет в живых.
Даша повторила фразу про себя, пытаясь запомнить.
– Эй! Вы слышали? – Подал голос испуганный Ромик.
– Что?
– Кто-то заорал сейчас.
– Где это? – Испугалась Катя.
– На той стороне.
– Я слышал. – Сказал Пустовалов. – Но оборвалось, как будто в воду упал.
– Знакомый голос такой, – сказала Даша, – Виктор ты тут?
– Ага!
– Что будем делать?
– Надо выбираться отсюда.
Пустовалов выдохнул, и Даша подумала, что, наверное, зря рассказала свою печальную историю. Подобная откровенность никогда не была ей свойственна. Впрочем, этому мужчине наверняка она не кажется такой сентиментальной. Его дыхание снова становилось глубже, он снова уходил в сон.
Глава 21
Борис Виндман не любил и боялся начальства. Его отец тридцать четыре года прослужил в автохозяйстве учебного центра, и тоже не любил и боялся начальства, также как и его дед – бывший заведующий спортивным залом училища внутренних войск. Из всех своих предков и родственников по мужской линии, занимавших различные малозначительные должности в правоохранительных органах, Борис поднялся выше всех – он стал следователем по особо важным делам. И хотя его отец считал, что передал сыну не страхи, а воспитал в нем исполнительность и уважение к начальству, подняться на подобную вершину Борису помогли отнюдь не начальствобоязнь и чинопочитание.
Впрочем, нельзя сказать, что эти качества сильно и мешали. Борис был на хорошем счету, исполнительным, дисциплинированным, но главное – семейный девиз «не выделяйся» позволял ему скрывать то, что отличало Бориса от его немногочисленных родственников, коллег по отделу, да и, пожалуй, большинства оперативников в России.
Дело в том, что внутри Бориса жил зверь. Борис точно знал, что внутри его отца и деда и всех остальных родственников никаких зверей не было. Не было «зверей» по-видимому, и в его сыновьях. Как это водится, он был уникальным, белой вороной в семье, о чем никто не догадывался. Зверь жил в нем всегда. Борис знал это и ненавидел зверя. И конечно боялся – потому, как зверь он на то и зверь, что иногда проявляет свою звериную сущность, вырываясь наружу. Пускай даже редко, очень-очень редко, а именно всего лишь один раз, но все же он показал, что может выходить из-под контроля.
И ведь ладно бы этим зверем был тигр или волк, но нет – это была мелкая, злобная, мерзкая собачонка. Вроде терьера.
Сложившаяся ситуация Бориса совсем не радовала, хотя он впервые проехался как настоящий министр с кортежем по перекрытым московским улицам – он понимал, что этот аттракцион не предвещает ничего хорошего, если ты обычный «не выделяющийся» капитан из межрайонного отдела следственного комитета.
Но Борис был сообразительным следователем. Он быстро понял, что попал в орбиту влияния могущественной спецслужбы и за полчаса успел перебрать все варианты. В конце концов, он остановился на двух. Первое дело, связанное с убийством контрабандистов вряд ли волнует высокие чины ФСБ. Максимум региональный отдел где-нибудь в Оренбурге, да и то маловероятно. Второе дело было связано со «зверем». Тотчас всплыла вызвавшая неприятные ассоциации фамилия Шумилов. Борис подавил неприятную мысль, но сразу всплыла другая: отрицание есть метод психической защиты, проявляемый как отказ признавать существование чего-то нежелательного.
Впрочем, может быть дело было совсем в другом.
Их привезли за считанные минуты, доставив по перекрытому Горьковскому шоссе до третьего кольца, оттуда по пустынному Лефортовскому туннелю и Русаковской эстакаде, свернули, кажется на Краснопрудную улицу, но до Комсомольской площади не доехали. Развернулись на пустом перекрестке, и въехали через арку в какие-то дворы, сплошь уставленные военными БТР и полицейскими «тиграми». Неприметное двухэтажное здание, огороженное высоким забором из тонированного непросвечиваемого поликарбоната.
Борис понял, что это штаб. Видимо, напрямую связанный с недавним терактом. «Киа» с семьей оставили во дворе, а его самого препроводили на второй этаж. Борис успел заметить светлый прямоугольник на стене у входа – еще недавно здесь висела табличка.
Кабинет с охраной перед дверью. Борис набрал в легкие воздуха и не зря. Он боялся начальства и генерала живьем видел только на торжественных собраниях по случаю дня полиции. Там впрочем, были только генерал-майоры. А здесь на крепком мужчине за столом, он сразу увидел по три звезды на погонах камуфлированной куртки. Генерал-полковник. Рядом с ним сидел и сверлил его темным взглядом человек в гражданском со шрамом над губой.
Генерал-полковник только мельком взглянул на Бориса и сразу же уставился куда-то в стол. Поскольку где-то там же раздавалось довольно странное разноголосое мяуканье, Борис сначала было подумал, что генерал смотрит видеоролик про котов на ютубе.
Только когда второй мужчина глазами указал ему на стул перед столом, Борис подошел ближе и заметил, что никакого компьютера на столе не было. А были там только микрофон, динамик, телефоны селектора и огромная радиостанция.
Генерал – крепкий, суровый и статный – каким и должен быть генерал-полковник, сосредоточенно слушал мяуканье, которое исходило попеременно и совершенно точно из разных кошачьих глоток. Только что мяукал фальцет молодой кошечки, а теперь протяжно завывал крупный деревенский кот. Каждое мяуканье предварял щелчок селекторного переключателя. После очередного такого щелчка, вместо мяуканья раздался отрывистый лай. Генерал-полковник нахмурился и громогласно гаркнул в микрофон:
– Болотный кот, ёб твою мать!
Лай тотчас сменился попискиванием кошки, заприметившей за окном воробья.
Борис посмотрел на склоненную голову генерала. Волосы у него были густые и черные, но с проседью. Гладко выбритое лицо выглядело сосредоточенным. Черноглазый человек в гражданском наконец оторвал взгляд от Бориса, и склонившись к генералу что-то ему прошептал.
– Вы не вышли сегодня на работу, – сказал генерал-полковник, поднимая на Бориса пронизывающий взгляд.
Очевидно в первую очередь, это был вопрос, хотя вопросительной интонации Борис не уловил.
– Мне предоставили недельный отпуск, – выдавил Борис, продолжая лихорадочно соображать.
Генерал никак не отреагировал на заявление Бориса, светлые глаза просто изучали его.
Сидевший рядом мужчина со шрамом снова сказал что-то на ухо генералу.
– Сколько у вас дел?
– Девять на данный момент.
– Вам дают специальные дела?
– Специальные?
– Убийства и насилие в отношении несовершеннолетних? Специфичность.
