– А ты не очень умен, да, парень? – Затем он что-то сделал. Понятия не имею, что именно. Я не видел, чтобы руки его были чем-то заняты. Однако сразу после его слов меня будто молнией поразило. Мощный электрический разряд прошелся по всему телу, заставив изогнуться в дугу и тут же свалиться на пол к останкам робота и портакианца.
Долго пытка не продлилась и прервалась прежде, чем я успел испачкать штаны.
Распластавшись на пропитанном чужой кровью ковре, я уставился в потолок и судорожно хватал ртом воздух, который, казалось, нарочно ускользал. Глаза слезились, а кожу по всему телу жгло так, словно меня только что вынули из костра. Широкая тень нависла надо мной, заслонив лампу.
– Так будет всякий раз, когда ты потянешься за своей дрянью, лейр.
По тону было ясно, что здоровяк-анаки не шутил, вот только и меня не вчера выпустили из Цитадели. Сквозь шум в ушах я услышал собственный голос:
– Катись ты!..
Естественно, я снова попытался по нему ударить. Тени вокруг кипели, и мои пальцы, погружаясь в их горячий поток, скользнули по ковровому ворсу. В пекло проклятое жжение! Я зарычал, вложив в сгусток всю злость, какую только мог наскрести. Но выплеснуть не успел. Ухмылявшийся во всю ширь Беоссар снова использовал проклятый шокер.
До сих пор не представляю, как мне удалось не завязаться узлом с обратной стороны, но боль была чудовищной и длилась она, казалось, вечно. Когда сознание начало погружаться в черные клубы тумана, до меня донеслось яростное:
– Довольно!
– Вы думаете, госпожа? – глумливо осведомился Беоссар. – А мне кажется, он еще хочет.
– Я сказала, хватит!
Пытка прекратилась. Я перестал извиваться, будто поджариваемый линзой червь, и затих, тихо поскуливая. Никто при этом не смеялся. Хотя, возможно, я просто был не в силах услышать этого. Рука потянулась к груди и попыталась сорвать металлическую дрянь, пиявкой присосавшуюся сквозь рубашку, но кто-то из людей Беоссара ударил по ней ногой. Я не вскрикнул лишь потому, что боль от удара не шла ни в какое сравнение с той, что мне только что удалось перенести.
Голос Беоссара зазвучал с прежней глумливостью:
– Вы, моя госпожа, я вижу, горазды раздавать приказы налево и направо. Да вот беда. Те, кому я подчиняюсь, пропали в неизвестном направлении, но зато с вполне известной компанией. И если до вас еще не дошла вся суть, я ее озвучу. Меня и мой отряд отправили сюда, чтобы отыскать двух отпрысков сиятельного семейства Томеи. Вы, госпожа, и этот… выродок – последние, кто их видел. Я хочу, чтобы здесь и сейчас вы ответили мне, где брат и сестра Томеи?
– Кто вас послал? – быстро спросила Эйтн.
– Значение имеет лишь местоположение близнецов, – отрезал Беоссар, теперь уже растеряв всякий намек на веселье. – Итак, я спрашиваю еще раз: где сейчас брат и сестра Томеи? И прежде чем вы начнете отвечать, подумайте хорошенько, понравятся ли мне ваши слова. Справившись с вашим ручным лейром, я без труда разделаю и вас саму. Вы понимаете это?
Нотки угрозы, так ярко звучавшие в голосе анакийского вояки, заставили меня… нет, не вскочить на ноги, но хотя бы попытаться подняться. Само собой, безрезультатно.
Эйтн между тем ощетинилась:
– Не посмеете! Вы хоть представляете, что с вами за это сделают и что сделают со всей вашей планеткой?!
Послышался удар и тихий выдох, после которого кто-то обрушился на пол неподалеку от меня. Кто-то рассмеялся, но быстро замолк. Я повернул голову и, сквозь мутную пелену на глазах, различил очертания Эйтн, припавшей на одно колено. Ладонью она прикрывала половину лица.
– Думаете, меня это волнует, госпожа? – склонив к ней голову, прошипел Беоссар. – Передо мной поставили задачу, и я ее выполню, чего бы это ни стоило.
Эйтн, глядя на него в ответ с нескрываемым отвращением, почти выплюнула:
– Так уверены в себе?
Мне все же удалось разглядеть, как сытая улыбка медленно возвращается на лицо Беоссара.
– А вы еще не сообразили, госпожа? – Он стянул перчатку и продемонстрировал ей нечто – снизу трудно было разглядеть, – изображенное на тыльной стороне ладони. – Моя работа – не допускать ошибок, и все, кто пытался помешать мне ее исполнить, давно покоятся в могилах. А потому, ради вашего же блага, предупреждаю: не делайте глупостей, если жить хочется. Сейчас я еще раз спрошу, а вы ответите. Итак, где леди и лорд Томеи?
Эйтн молчала недолго – ровно столько, сколько хватило бы разумнику, чтобы успеть взвесить все «за» и «против», – после чего коснулась серебристого медальона, похоже, после удара и падения выскочившего из-под сорочки, и беззастенчиво соврала:
– Не знаю. И он тоже не знает.
– Вы лжете!
– Говорю вам, это правда! На нас напали пираты. Поджидали у места назначения. – Звучало ничуть не убедительней, так что я даже не стал винить Беоссара, когда он скептически хмыкнул:
– Пираты знали, куда вы направлялись? Смеетесь надо мной?
– Но именно так все и было!
Было видно, что терпение Беоссара истончается. И быстро. Снова подавшись вперед, он тихо зарычал.
– Тогда какого черта вы забыли в этой дыре, и почему с вами нет Томеи?
Эйтн встретила полыхавший от ярости взгляд параксанского вояки с вновь обретенной невозмутимостью. Кулон она больше не теребила.
– Все дело в том, капитан, – проговорила она холодно, – что вас это никоим образом не касается.
Беоссар отпрянул и вновь занес руку, с явным намереньем ударить Эйтн по лицу, однако прежде чем он успел как следует размахнуться, кое-что произошло. Признаться, сам я ожидал, что механическая тварь, притворявшаяся безобидным амулетом, сорвется с цепочки и тонкими лапками сорвет с наглой анакийской морды кожу, но ничего подобного не случилось. Штуковина вообще не шелохнулась, лишь выпустила пучок из пяти тонких световых линий. Они не ударили в никуда, но будто заранее приметили цель, поочередно, и очень быстро коснулись нагрудных пластин каждого солдата, что находился в комнате вместе с нами, и исчезли. Секунду-другую все как будто замерло, а затем безопасники один за другим стали заваливаться назад и с грохотом падать на пол. Беоссар рухнул последним, да и то, казалось, что, похоже, лишь благодаря личному упрямству, не желавшему признавать ранение. Глаза его закатились, веки смежились и больше не открывались.
– Ты их убила? – первое, что спросил я, когда обрел достаточно силы, чтобы подняться.
Эйтн не ответила. Даже не взглянув в мою сторону или в сторону тел, она подхватила голову Кукольницы и стремительно зашагала к выходу.
– Шевелись, – бросила она мне у самых дверей.
Кто ж знал, что будто в ответ на ее приказ в этот самый момент труп портакианца и впрямь оживет?
Нам бы отвернуться, да взгляды точно присохли к потемневшему лицу решившего вдруг приподняться старика. Нам бы бежать, да ноги отказывались подчиняться и будто вросли в каменные плиты. Коленки все еще тряслись после укусов механической шок-пиявки, которую я инстинктивно содрал с себя вместе с добрым лоскутком собственной кожи. Все тело будто в кипятке обваривали, однако то, что творилось сейчас перед глазами, затмевало своей невозможностью всякое воспоминание о боли.
– Не приближайся к нему, – предупредил я на всякий случай Эйтн.
Она, как ни странно, не возразила, лишь осторожно пятилась в сторону выхода. Голова погибшей роботессы все еще оставалась при ней.
– Надо убираться отсюда.
Я тоже не собирался с ней спорить, но вид начавшего странно гримасничать портакианца заставил меня помедлить. Я осторожно позвал:
– Гомса?
Старик не ответил. По-прежнему сидя на заднице, он схватился за объемистый живот и, неуклюже подавшись вперед, попытался вдавить его в себя.
– Эй! Ты что делаешь?
Но Гомса будто и не заметил моего оклика, упорно продолжая попытки избавиться от живота. При этом из его приоткрытого рта вылетало громкое урчание вперемешку со вполне обыкновенной отрыжкой и капельками чего-то красноватого, оседавшего на губах.
– Сет, нам надо уходить, – напомнила Эйтн. – Эти идиоты вот-вот придут в себя. Будет гораздо лучше, если к этому моменту нас здесь уже не будет.
