– Вы же знаете, что толку от этого не будет?
– Знаем-знаем, – с прежним добродушием подтвердил Аппасориди, хотя оружия так и не опустил.
– Тогда зачем?..
– Чтобы кое-кто сговорчивей был, – хмыкнул Гомса. – Даже самые крутые лейры дважды думают, прежде чем начинать свои фигли-мигли против хорошего бластера. Тем более против четырех. – И прежде чем я успел хоть слово вставить, прибавил: – Убивать при этом никого не обязательно. Пока ты будешь пудрить наши мозги, кто-нибудь да успеет пальнуть по твоей подружке. А вот теперь скажи, стоит ли оно такого риска?
Вежливость заставила сделать вид, будто я всерьез задумался над вопросом.
– Не стану вас разочаровывать.
– Вот и славно, – кивнул портакианец с довольной улыбкой. Улыбался он, впрочем, лишь до той поры, пока смысл моих слов все же не просочился в его сознание. На какой-то миг выражение на сероватом лице с яркими синими полосами стало рассеянным, а затем резко помрачнело. – Нет, погоди. Что ты только сейчас сказал?
Я устало вздохнул.
– Да ничего. – И кивнул в сторону двери. – Войдем уже что ли?
Несколько мгновений оба старикана лишь молча хлопали глазами и переглядывались. Наконец Гомса, казалось, первым взял себя в руки.
– Ладно уж, заваливай, – проворчал он, позволив лакею разблокировать замок. – И смотри мне, без глупостей! У додиков, вроде тебя, вечно самомнения выше крыши. Считаете себя умнее других. Хитрыми, как китхи. Только ваши-то шейки переломать проще китховой, нет?
– Никогда не пробовал.
Аппасориди, стоя чуть позади, громко фыркнул. Гомса опять словил ступор и пару секунд сверлил меня пытливым взглядом, как будто надеялся открыть в себе недюжинные элийрские способности. Я усмехнулся и мягко, но настойчиво подтолкнул его к уже открытому входу.
Мастерская оказалась куда опрятней и чище, чем можно было предположить. Вернее, ее даже нельзя было назвать мастерской в прямом смысле этого слова. Это был дом, жилище, светлое, ничуть не роскошное и не перегруженное комфортом, но по-своему очень и очень уютное. На светло-коричневых стенах висели панно, копировавшие романтичные пейзажи незнакомых мне планет, полы выстланы ткаными коврами, вся мебель, включая шкафы и полки, сверху донизу уставленные бумажными книгами, была выполнена из дерева. Если бы не наличие верстака и деталей роботов, разбросанных тут и там, мне бы и в голову не пришло, что здесь кто-то что-то способен чинить. Массивная лестница в углу, как я без труда понял, вела на второй этаж к личным комнатам, где старики и ночевали. Нас усадили за накрытый вязаной скатертью стол и поставили перед каждым по кружке дымящегося кесса. Футляр с армиллой лежал в самом центре.
– Раз ничего крепче вы не желаете… – пробормотал Аппасориди, с кряхтеньем опускаясь на угловой диванчик. Бластер при этом в кобуру он так и не убрал, а выложил его прямо на стол, видимо, в качестве напоминания, чтобы мы слишком не расслаблялись.
– Что ты с ними сюсюкаешь? – сварливо бросил Гомса, прижав пятую точку к верстаку. – Давай уже к делу!
Поскольку мы с Эйтн продолжали помалкивать, Аппасориди поочередно одарив каждого из нас пристальным взглядом, заговорил:
– Ну что ж… Полагаю, бессмысленно выспрашивать у лейра, зачем он прибыл в Лабиринты Крадосса, еще и в сопровождении столь прославленной особы, как леди Аверре? – Тут он отвесил в сторону Эйтн учтивый поклон, а когда она надменно хмыкнула, продолжил: – Признаться, мы рассчитывали на встречу с кем-то менее заметным, однако если…
Я перебил:
– Вы? Рассчитывали?
В отдающих болотной зеленью усах Аппасориди спряталась лукавая улыбка:
– Мы, парень, мы. Должен сказать, персонам, вроде вас, редко удается пройти таможню и сделаться при этом предметом всеобщего и, что самое главное, пристальнейшего внимания. Двуствор наивен, как ребенок, а вот его прилипала умеет создавать проблемы. И если даже нам стало известно, кто появился в Лабиринтах Крадосса, будьте уверены, узнают и другие.
– Другие? – подала голос Эйтн.
Аппасориди кивнул:
– Все верно, моя госпожа. Или вы думали, исчезновение двух первых лиц Тиропля осталось без внимания? На Параксе ценят своих правителей, какими бы беспутными те ни были, и если кто-то из них ни с того, ни с сего пропадает, это заставляет охрану Томеи шевелиться. Поскольку вы были последними, кого видели в их обществе, самоочевидно, это спровоцировало острый интерес. Но вернемся к насущному.
Он потянулся к футляру и откинул его крышку. Армилла внутри заблестела в теплом сиянии потолочного светильника. Вынув сферу из коробочки, Аппасориди повертел ее перед носом, а потом с абсолютно невозмутимым видом разбил об пол.
– На этот мусор мы времени тратить не будем, – хмыкнул он, когда жуткий звон разлетевшегося на тысячи мелких осколков хрусталя стих.
Я посмотрел на Эйтн, чьей реакцией на событие стала лишь чуть приподнятая бровь, потом перевел взгляд на останки армиллы и, позволив себя легкую нахмуренность, заметил:
– Эта вещица была достойна более уважительного обращения.
– Полноте, господин как-тебя-там! – оборвал меня Гомса. – Штучка, может, и антикварная, но вы тут точно не из-за нее. Выкладывай все как есть. И поживее! Нет у меня времени всей этой чепухой заниматься!
– Отчего же? На тот свет так торопитесь?
– Сет! – с легким укором покачала головой Эйтн.
Гомса среагировал в точности так, как и ожидалось, – сорвался с верстака и подлетел ко мне чуть ли не вплотную.
– Ты мне эти детские угрозы брось. Я за свою жизнь столько повидал, сопляку вроде тебя и не снилось!
С трудом подавив желание поморщиться из-за алкогольных миазмов, ударивших в нос, я процедил:
– Прям трепещу.
Пальцы Аппасориди, до этого свободно лежавшие поверх выцветшей скатерки, сжались вокруг бластерной рукояти. Гомса свою стрелялку тоже держал на виду. Эйтн не шевелилась. Как и два лакея, что парили у верстака. Во всем, что творилось сейчас, не было и намека на благодушие. Тем не менее, я не нервничал. Мысленно кутаясь в теплые и мягкие потоки Теней, я лишь тихонько посмеивался и между делом прикидывал, по кому из противников ударить первым. Взяв со стола кружку, я сделал большой и шумный глоток.
Вдруг Эйтн взяла слово.
– Вряд ли ошибусь, предположив, что излишняя горячность никого до добра еще не доводила. – Она потянулась ко мне чрез стол и, опустив ладонь на мою руку, с силой сжала ее. Пристальный взгляд ее при этом перебегал с зеленобородого на портакианца и обратно. – Мы здесь не затем, чтобы нарываться на драку. Вы же, как я понимаю, просто выполняете свою работу, что нельзя не оценить. И все же, никто из нас далеко не продвинется, если так и будет ходить вокруг да около. Если вам уже известно, кто мы, то, полагаю, должны понимать и зачем мы сюда прибыли. У нас есть несколько вопросов к вашей хозяйке. Позвольте нам задать их ей. И, уверяю, получив ответы, надолго мы здесь не задержимся.
Гомса громко фыркнул.
– Ха! Будто это от вас зависит, куколка.
Эйтн даже не моргнула.
– И все же я должна настаивать. Вопросы, которые мне придется задать, имеют первостепенное значение.
– Для кого? Уж не для вашей великой Империи ли часом?
– Если то, в чем были замешаны брат и сестра Томеи, хотя бы наполовину правда – судьба всеобщей цивилизации и впрямь может оказаться под угрозой.
Меня слегка смутил этот высокопарный слог, однако, повинуясь внутреннему порыву и давлению чужих пальцев на своей ладони, рот я раскрывать не спешил. Тени шептали, что стрелять наши оппоненты собирались в последнюю очередь, а значит, все угрозы со стороны стариков и их лакеев были не более чем пустым позерством.
– Ну что ж, в одном вы, несомненно, правы, моя госпожа, – сказал Аппасориди, оставив бластер в покое и потянув себя за бороду, которая тут же свалилась с него вместе с лицом и остатками волос. Тембр голоса его при этом изменился до неузнаваемости. – Тот, кто заварил всю эту кашу, едва ли понимал, в какую дрянь ввязывался.
Я смотрел на старика, и поверить не мог в реальность тех метаморфоз, которые с ним происходили. Под маской, идеально имитирующей человеческое лицо, обнаружилась плоская физиономия из металла и пластика. Вместо рта – щель вокодера, вместо носа – небольшой выступ для того, чтобы накладка не оставалась пустой. Глаза походили на человеческие – белые, лишенные век, шарики с черными зрачками посередине. Эдакий немного гротескный гибрид робота и человека.
– Так вы и есть Кукольница? – спросил я, стараясь занять стремившуюся отвиснуть до самого стола челюсть делом.
Гомса, которому, судя по недовольному виду, такое разоблачение пришлось совсем не под душе, раздраженно проворчал:
