Звездный волк. Истории о космосе

Богатый, попросту чудесный источник воды Катарин видел всего несколько часов назад. Когда горное озеро начнет оттаивать, воду можно будет направить в нужную сторону. Но кто скажет, какая из сторон нужная? Поставить небольшую плотину, чуть углубить будущее русло – и вода бессмысленно хлынет в ущелье, по которому утром пробирался Катарин. А можно поставить запруду с противоположной стороны и расчистить другое русло. Тогда с обрыва, у которого они сидят, заструится водопад, и долина внизу обратится в цветущий сад. Но к этому времени долину займут соплеменники Машка, а своим не достанется ничего. Значит, снова, как три поколения назад, разразится война. С обрыва на длинных веревках заскользят люди из народа Катарина – воины, которые сейчас еще играют в камушки, а то и вовсе покуда не родились. Внизу их будут ждать собратья Машка, и вряд ли многие достигнут дна живыми.

Сегодня судьбу не родившихся поколений решают два разведчика, мирно сидящие у костерка. Пока между ними мир, подкрепленный памятью древних, рядом с гробницами которых нельзя сражаться. Но когда речь пойдет о существовании народа, обугленные традиции будут забыты.

Машковцы попробуют штурмовать обрыв или начнут искать обходные тропы, чтобы подняться наверх, но у них тоже ничего не получится: сбивать ползущих на скалу всегда проще, для этого достаточно камней. Так два народа, презревшие заветы предков, и останутся впустую стоять: одни – погибая от голода, другие – от безводья.

Очевидно, и Машок думал о том же, потому что вдруг спросил:

– Как бы поступил на нашем месте древний пилот?

– Все люди, сколько ни есть, его потомки. Потому и запрещено воевать возле гробниц.

– Наверняка эта гробница поставлена здесь неспроста. Если и впрямь они могли летать по небу, то по земле тем более умели двигаться, вот старый пилот и прилетел перед смертью сюда, чтобы дать нам знак.

– Забавно получается, – проговорил Катарин, – выходит, гробницы делались не для смерти, а для жизни, ведь эта гробница не улетела к звездам, когда пилот умер. Выходит, это не могила, а что-то вроде вездехода. Хороший вездеход в случае гибели хозяина никуда не уйдет, а будет ждать, пока не погибнет сам.

– Как бы то ни было, – вернулся к прежней мысли Машок, – это знак нам, что здесь нельзя воевать.

«Что бы ты сказал, – подумал Катарин, – если бы знал, что вода, без которой долина теряет привлекательность, находится за моей спиной… Тогда ваших скалолазов будет не остановить, они полезут на штурм, но им уже никто не станет спускать веревки, чтобы помочь подняться».

Машок подкинул в костер пару источенных временем веток и сказал:

– Открой гробницу еще на минуту.

– Темно…

– Мне только первую дверь. Я и светец палить не стану, возьму только горшок, что антиподы оставили. Тот, что с зерном, – он ценный, пусть пока стоит, а я возьму другой.

– Зачем?

– Антиподы в своих могилах оставляют умершим еду. Про зерно я прежде не слыхал, а про еду старики говорят. И если она накрепко замерзла, то портиться не будет, и ее можно есть. Кто еду антиподов пробовал, тому удача на всю жизнь.

– И ты рискнешь?

– Почему бы нет? Не яд же они там положили… Тут спит наш общий предок, антиподов в том числе.

Катарин кивнул, соглашаясь. Разведчики поднялись и принесли к костру необычно низкий горшок, вылепленный в давние времена людьми, идущими вслед за Соло.

Горшок пристроили на угли, долили из фляг немного воды. На крепком холоде ничто не портится, но высыхает быстро, если нет плотной крышки. Крышечка на горшке была, но не слишком плотная.

Через несколько минут содержимое стоящего на углях горшка сытно запыхтело.

– Каша, – сказал Катарин, принюхавшись.

Машок зацепил немного кончиком ножа и осторожно попробовал.

– Каша, – подтвердил он. – Вкусная.

Катарин тоже достал нож, придвинулся к горшку.

Есть кашу с ножа не слишком ловко, да еще в компании с человеком, на которого этот нож запасен. Тут уже не думаешь, что сварена каша прорву поколений назад людьми, жившими по ту сторону мира. Вовек бы такому не бывать, если бы не чернела поблизости приземистая гробница пилота-прародителя, которая, может быть, вовсе не могила, а умерший вездеход.

Последние остаточки каши Катарин собрал со дна рукой и тихонько посвистал вездеходу. Тот сразу подошел, осторожно соскреб угощение с ладони. Зубы у вездехода вдесятеро против человеческих, ему ничего не стоит отсадить кисть руки, но еще не было случая, чтобы умное животное укусило хозяина.

Катарин похлопал ладонью по щебню, вездеход послушно улегся.

– Устраивайся на ночевку, – предложил Катарин.

Лег, прижавшись к вездехожьему боку. Машку оставил ту сторону, где дополнительно пригревал не совсем еще остывший костерок. С полминуты прошло в тишине, потом Катарин спросил:

– Ты внизу воду нашел?

– Нет, – послышалось из темноты. – Долина преогромнейшая, но сухая. На окрестных вершинах ни одного сколько-нибудь приличного ледника. И возвратные ветры тоже дождей не принесут, негде им водой напитываться. Последняя надежда была на этот обрыв, где мы встретились.

– Здесь есть вода, – сообщил Катарин то, о чем хотел промолчать. – А по ущельям, которыми я поднимался, уже сейчас текут реки. У нас возвратные ветра несут теплые дожди с благодатных земель… с бывших благодатных земель. Мы еще живем там, но это не надолго. Становится слишком жарко, урожаев почти нет. Слышал, наверное: сначала урожаи бывают огромные, а потом хлеб выгорает, не успев выколоситься. А по ущельям на север от наших поселений пахотных земель не будет. Единственная наша надежда – равнина под обрывом, где мы встретились. Тут за моей спиной огромнейшее озеро, промерзшее до дна. Когда оно начнет оттаивать, воду можно будет сбрасывать в наши ущелья или на равнину, с обрыва. Представляешь, какой тут появится водопад?