Поиграем?

В одной из коробок нашлась фотография улыбающейся девочки рядом с новогодней елкой. Голубое платье с рюшами по низу подола, рукава-фонарики. Она прижимала к себе тряпичную куклу – совсем как ту, что подарила мама на пятый день рождения – и беззвучно смеялась.

На глаза навернулись слезы. Сара опустилась на пол, прижала фотографию в перекошенной рамке к себе и заплакала. Она узнала маму. Она любила ее, несмотря ни на что.

Это же мама!

Она, наверное, задремала. Проснулась утром на кровати в одной из комнат второго этажа. Она не помнила, как поднималась сюда. Мелькнула мысль, что, может быть, это отец нашел ее и отнес наверх, но девушка быстро отогнала непрошенные фантазии. В ее жизни не было место сказкам никогда и неоткуда взяться теперь.

Тоненькая куртка почти не защищала от ветра, и Сара съежилась, втянула голову в плечи и мелко дрожала. Она хотела найти отца, рассказать все и… Дальше была пустота. Не хотелось тешить себя напрасными надеждами на счастливое воссоединение. Но и откровенно дрянного исхода событий девушка не ждала. Она всю жизнь жила без него. Обойдется без него и дальше.

Оглядевшись, Сара свернула направо и пошла вдоль пустых домов. Страшно. Даже понимание того, что тут никого нет и быть не может, не помогало бороться с захватившим все мысли ужасом. Ребенком, приходилось часто оставаться одной, но это другое. Здесь все чужое, незнакомое. Здесь за каждой дверью, за каждым поворотом мерещились незнакомцы, так и норовящие наброситься и разорвать на куски. В памяти всплывали фильмы ужасов про мутантов, живущих в таких вот заброшенных местах, и становилось еще страшнее.

Вот он. Его дом. Синий пикап стоит припаркованный под навесом, спрятанный от любопытных глаз в тени. Сара поднялась на крыльцо и постучалась. Ни звука, ни шороха, ни движения. Легонько толкнула дверь кончиками пальцев, проверяя, открыто или нет.

Заперто. Куда он мог пойти?

Решив обойти другие дома, девушка сбежала обратно на вымощенную камнем улицу и пошла к дому напротив. Пусто. И следующий – тоже.

Дверь дома под номером семнадцать оказалась приоткрыта. Не ожидая ничего плохого, Сара вошла внутрь, осмотрелась. Выглянула из прихожей в пустую гостиную, дернула дверь подвала. Лестница на второй этаж поскрипывала под ногами, от волнения дышать стало тяжело. Остановившись на половине пути, девушка прислушалась – в одной из комнат кто-то был!

Это отец. Кто еще?

Перебирая в уме фразы, которые решат ее судьбу, Сара поднялась на второй этаж, заглянула в открытую дверь и замерла на месте.

У окна стояла простая железная кровать с пружинистой сеткой снизу и металлическим витым изголовьем. На старом матрасе, пропитанном чем-то темно-алым, липким, словно живым, лежало обнаженное тело мужчины. Шею стягивала веревка. Под ней виднелись синяки и кровоподтеки. Глаза открыты, чуть вытаращены. Стеклянный взгляд устремлен прямо перед собой, и кажется, человек смотрит на что-то удивительно прекрасное. Руки привязаны к изголовью кабельными стяжками так, чтобы не дать ему пошевелиться или защищаться.

Рядом с кроватью стояла молодая женщина. Темные волосы, перепуганные серые глаза, шрам над бровью.

Сара не помнила, как закричала, как бросилась вниз по лестнице. Внизу, у самого выхода, зацепилась за оставленный прежними хозяевами пыльный половик, упала, больно ударилась головой о косяк входной двери. Суетливо поднялась, кубарем свалилась с лестницы – прямо в объятия мужчины в спортивном костюме и кроссовках с белыми полосами.

– Там, там…

Голос дрожал. Он пытался ее держать, хмурился, а она вырывалась из его рук, пытаясь сбежать.

– Ты кто? Что случилось? – прорычал мужчина. Ее отец.

От страха мысли перепутались. Она всю дорогу репетировала, что скажет, но теперь, когда, наконец-то, они встретились лицом к лицу, выпалила:

– Я твоя дочь. Дочь Рейчел. Сара.

Иголки, опадавшие с елей, замерли. Бурный поток реки остановился. Ветер утих, словно наткнулся на невидимую преграду. Звуки потонули в вакууме, движения давались с трудом. Даже сердце перестало биться.

Чудилось, что мимо пролетают дни, месяцы, годы, отматывая жизнь назад, до момента ее рождения. И вот она снова в утробе матери, сжимается, становится меньше, превращается в набор клеток.

Из дома вышла молодая девушка с темными волосами и серыми глазами и встала как вкопанная. Испуганный взгляд метался от Сары к мужчине в спортивном костюме. Она что-то говорила, говорила, говорила… Пыталась оправдаться или признаться – кто ее разберет?

Весь мир раскололся на тысячи осколков и замер.

– Девочка, ты не в себе? Я тебя не знаю. И не знаю никакую Рейчел!

***

Спать пришлось в палатке. Спустившись ближе к поселку, Андрэ с удивлением обнаружил, что тот незнакомец на черном внедорожнике приехал не один. Он насчитал пять или шесть машин, спрятанных под навесом. Так, чтобы никто не увидел с дороги.

Рисковать не стал. Еще успеет насладиться домашним уютом, тем более что здесь он его все равно не дождется. Можно запустить генератор, но слишком странным было, что никто из прибывших этого не сделал. Не умеет или скрывается?

В голове роились мысли о сбежавших преступниках или наркогруппировке, которые могли облюбовать это место. Вряд ли, конечно, но чем черт не шутит?

Палатка легко уместилась у самого склона. Как раз там, где он спустился сюда, чуть не переломав себе ноги. Следом за ним сошел толстый слой почвы, окончательно отрезав этот путь на случай, если он вдруг рискнул бы выбраться к дороге через горы, как пришел. Тут не поможет ни веревка, ни лестница, ни навыки скалолаза.

Ночь выдалась беспокойная, и потому спалось отвратительно. Провертевшись до утра, Андрэ заснул только когда светало, а проснулся от истошного женского крика.

Проснулся, замер в спальном мешке, вращая глазами. Откуда звук? Расстегнул тугую молнию, вылез наружу, запнулся за рюкзак, чуть не ударился головой о некстати растущее дерево и снова замер, прислушиваясь. Кричала женщина – в этом не было сомнений. Даже, скорее, ребенок. Но откуда бы ему тут взяться? Свернув палатку и прикрепив на рюкзак, Андрэ перекинул его через плечи и медленно, останавливаясь и прислушиваясь каждые несколько метров, пошел вперед. Он не собирался изображать из себя спасателя или влезать в чужие дела – наслышан был о том, чем заканчивали случайные свидетели, хотя, стоило признать, все его знания ограничивались боевиками – редкое и довольно сомнительное удовольствие, коим не гнушались друзья.

Решено было обойти поселок вдоль отвесной скалы, потом аккуратно, стараясь не броситься в глаза, добраться по краю ущелья до моста.

Через несколько минут он уже прятался в кустах и наблюдал за тем, как по улице, чуть сбавляя скорость на спуске, несется машина. За рулем сидела женщина. Это она кричала? Но от кого она бежит?

– Не твое дело, – пробормотал Андрэ, силясь заглушить в себе непонятно откуда взявшийся альтруизм. – Сейчас она проедет, а потом…

Но что-то пошло не так. Не успев доехать и до середины моста, машина застряла в проломившихся досках. Вместо того чтобы выйти и позвать на помощь или перебраться на противоположный спасительный берег, женщина – красивая, насколько он мог видеть с довольно дальнего расстояния – начала газовать. Машину занесло в сторону, ограждения начали рушиться и…

Сердце замерло и неистово заколотило в грудную клетку, распирая ребра. Сам не понимая, что делает, Андрэ скинул рюкзак в кусты, уже не заботясь, что его кто-то заметит, и бросился вперед, к мосту. Он не знал, хочет ли успеть перебраться на другой берег или стремится помочь попавшей в беду незнакомке.

Он не думал. Не анализировал. Времени не было ни на что – лишь бы успеть…

Но мост обрушился, когда до него оставалось еще метров десять. Машина полетела вниз.

Пробежав на инерции до самого края ущелья, Андрэ едва успел остановиться и тут же услышал крик:

– Помогите! Кто-нибудь!

За деревянные опоры моста цеплялись окровавленные пальцы. Они скользили, кожу раздирали острые края, оставляя в ранах занозы. Еще мгновение – и незнакомка полетит вниз.

– Пожалуйста!

От этого крика кровь стыла в жилах, начинала кипеть, сворачиваться темными сгустками. Он наклонился, схватил незнакомку за запястья и с силой дернул на себя.

Подошвы шипованных кроссовок заскользили на размокшей глине, затягивая его вниз, к бурной грязно-оранжевой реке. В последний момент Анрдрэ переставил ноги в упор к деревянной опоре и сумел устоять.

Еще рывок… У него получилось! Незнакомка, перепачканная глиной и сильно напуганная, лежала рядом, опустив лицо на руки. Ее трясло. Так сильно, что со стороны казалось, что тело сотрясается в рыданиях.

Он положил руки ей на плечи. Осторожно, ненавязчиво. Хотел поддержать – “не бойся, я рядом”. Она затихла, резко развернулась и села, уставилась на ободранные ноги, по которым текла кровь и смешивалась с грязью. Разодранные ладони скользили по ногам, то ли пытаясь очиститься, то ли успокоиться. Как гладят ребенка по голове, если он вдруг устроил истерику или оцарапал коленку.

– Спасибо, – пробормотала незнакомка и пригладила разлохмаченные волосы, оставляя на них комья свежей глины.

“Психованная какая-то”, – промелькнула мысль, и Андрэ поднялся, развернулся к ней спиной и уставился в зияющую пропасть, где только что тянулся мост. Его единственный шанс убраться отсюда.

– Меня зовут Энди.

Незнакомка стояла позади него, утирала локтем перепачканное лицо и теперь превратилась в нашкодившего ребенка, который сам перепугался последствий маленькой невинной шалости. В глазах стояли слезы. Губы дрожали. Она еле сдерживала себя, и этим тоже напоминала маленькую девочку, решившую, что уже взрослая, значит, плакать нельзя.

– Андрэ, – улыбнулся он и усилием воли подавил рвущуюся наружу ярость. Она не виновата в том, что случилось. Дурацкий мост давно нужно было снести или отремонтировать…

– Спасибо, – повторила она охрипшим голосом.

Он ничего не ответил – все внимание переключилось на троих незнакомцев, торопившихся к ним по склону со стороны домов. Двое мужчин и совсем молодая девушка. Лет пятнадцать или шестнадцать… Она едва поспевала за ними, и было заметно, что очень боялась и оставаться одной, и идти дальше.

Кто они? Как попали сюда?

И как, черт побери, им теперь выбираться отсюда?!

***

Еще вчера он чувствовал себя свободным. Все получилось. Переживать больше не о чем. С прошлым покончено навсегда! Бумаги, которые он искал, лежали там, где и положено, – в архиве полицейского участка, в железных шкафах с выдвижными ящиками. Там было еще много всего. Много грязи и гадости. То, за что некоторые из упомянутых людей – как и он сам – готовы были продать что угодно, даже самого себя, лишь бы навсегда стереть эти события. Пусть не из памяти, хотя бы из так красиво горящих бумаг… Он уже хотел их достать и сжечь в лесу, но подумал, что неплохо бы еще раз перечитать давно забытые моменты. Хотя разве такое забудешь?!

Бумаги забрал с собой. Хотел прихватить и еще несколько личных дел, но решил, что вернется за ними позже. Может быть, и из тех давно минувших дней получится урвать лакомый кусочек.

На ночь Дениэл Фрай устроился в доме, где когда-то жил. Он стоял ближе всех к лесу и примерно на таком же расстоянии от здания полицейского участка – идеальное место. Заводить генератор не стал – он, не будь дураком, заметил следующую за ним красную с белыми полосами машину той журналисточки, которая пасла его у дома. Ничего особенного, очередная сука, решившая нажиться на грязном белье кандидата в губернаторы. Они все, словно стервятники, слетались целой стаей, стоило только чуть-чуть дать слабину. Чувствовали чужое горе, сволочи, устраивали пир на выпотрошенном сплетнями человеке. Он поговорит с ней завтра, если только девчонка не уберется к тому времени. Пока пусть думает, что он заехал сюда случайно, поэтому не в курсе, что в сарае за домом установлен генератор.

В доме воздух прогрелся на удивление хорошо – деревянные стены впитали воспоминания о лете и солнечных лучах, а сохранившиеся в целости стекла не пропускали усилившийся к вечеру ветер. Он уснул сразу, как только голова коснулась свернутой в несколько раз куртки. А утром, когда еще не рассвело, пошел прогуляться в лес, на то место, где они с друзьями когда-то играли… Папку с документами предусмотрительно спрятал в машину, решив, что отправится в обратный путь сразу, как вернется, а посмотреть на бумаги можно и в дороге. Наверное, так будет даже лучше. Он представил себе небольшое придорожное кафе – видел одно, когда проезжал через очередную деревню. Если повезет, там подадут горячий крепкий кофе в большой кружке и кусок дымящегося свежего пирога с клубникой и взбитыми сливками. Но самое главное – в этой глуши его вряд ли узнают, значит, можно будет спокойно насладиться едой и воспоминаниями.

Лес одурманивал запахом хвои и свежей, стекающей по шершавым стволам смолы. Дениэл вспомнил, как мальчишкой прятался за деревьями и постоянно вляпывался в липкую субстанцию, которую матери приходилось выстирывать вручную. Дорожка вела вверх по склону и дальше вдоль почти отвесной скалы. Оказалось сложно вспомнить, где именно находилось то место, где они любили строить шалаши из густых еловых лап, носиться между черных стволов, валяться на мягком ковре из опавших иголок и смотреть вверх, как качаются темно-зеленые треугольные верхушки. Иногда, если удавалось улизнуть из дома, можно было убежать сюда и застать влюбленные парочки. Мальчишки и девчонки постарше не гнушались использовать детские шалаши для своих взрослых игр и даже не подозревали, что за ними следят несколько светящихся любопытством глаз.