Три ступени до ада

– Женщина-сторож?

– Да, всего лишь пожилая женщина, пенсионерка. И не думаю, что она пырнет меня ножом или пальнет из пистолета. Боря, успокойся уже – просто поговорю с ней, и все.

Конечно, встретиться и поговорить со сторожем Женя могла и вечером, в семь, дождавшись, когда Вера заступит на свой пост. Но разговорить человека ночью, когда они в садике одни, будет, по мнению Жени, куда продуктивнее.

Как рассказала ей Валентина Петровна, Вера, помимо своей основной работы, помогает на кухне, чистит картошку. И за это повар оставляет ей ужин.

Казалось бы, зачем ей, Жене, новой нянечке, эта информация, но завхоз, проникнувшись к ней симпатией, старалась изо всех сил ввести ее во все процессы заведения, перемешивая это ненавязчиво мелкими сплетнями о коллективе.

Что ж, чем больше информации, тем лучше. Особенно в той ситуации, которая сложилась в связи с убийством методиста.

Приехали на место. Территория детского сада хорошо освещалась фонарями.

Окна кухни светились, значит, сторож ужинает. Интересно, что ей оставила повар? Наверняка какие-нибудь щи да творожную запеканку. И компот!

Машина стояла напротив ворот, если сторож захочет увидеть, на каком автомобиле приехала новая нянечка, то пусть смотрит и оценивает. Не самая дешевая. Сейчас и эта деталь ей может пригодиться, чтобы произвести нужное впечатление на сторожа.

Женя вышла из машины. Подошла к воротам и позвонила. И почти сразу же заметила тень в кухонном окне: сторожиха, встревоженная, бросилась проверять, кто это к ней пожаловал в полночь.

Невысокая, полненькая женщина в куртке и брюках вышла на крыльцо и присмотрелась. Может, если бы она увидела за воротами мужчину, то и не подошла бы, побоялась, а так, предположив, что ей нечего опасаться, пошла по дорожке к калитке.

– Вы кто? – спросила она строго, окидывая Женю недоверчивым взглядом.

Хоть и пенсионерка, но выглядела она достаточно молодо, лет на сорок, но никак не на шестьдесят. Круглое лицо без морщин, густые, аккуратно подстриженные волосы.

– Я новая нянечка. Меня зовут Женя.

– Да что ты говоришь? – Сторожиха окинула ее насмешливым взглядом. – И с каких это пор сюда ночью шастают нянечки? Тебе чего надо? Ты с проверкой, что ли? Так и скажи.

– Мне бы поговорить.

Вера молча разглядывала ее, затем приподнялась на цыпочки и посмотрела поверх ее головы на машину за воротами.

– Нянечки на таких машинах не разъезжают. Повторяю: ты кто? Или же я прямо сейчас позвоню в полицию.

– Звоните. И тогда расскажете там все, что вам известно об убитой Алене Карамеловой.

– Чего-чего? – Она недоверчиво посмотрела на нее, но Женя заметила испуг в ее взгляде. – Повторяю: ты кто?

Представиться помощником следователя было опасно, она может подставить и Реброва, и Бориса. Кто знает, как поведет себя эта сторожиха? Она не выглядит как дура. Вполне себе адекватная, умная женщина. Что, если она заявит, что будет давать показания только в том случае, если ее вызовут повесткой?

– Скажу так: я не официальное лицо. Я близко знакома с родителями Алены, а потому глубоко потрясена ее смертью и хочу помочь следствию найти ее убийцу.

– А при чем здесь я?

– Знаю, что вы либо замешаны в этом преступлении, либо знаете достаточно много, чтобы помочь нам найти убийцу.

– Я? Замешана? Ты в своем уме? И кто вам вообще такое сказал? Я просто сторож в детском саду! И что я могу знать?

– Не «что», а «кого». Вы прекрасно знаете, с кем встречалась Алена. Знаете, кто был ее любовником. Возможно, это он и убил ее, но может быть, и его жена. И если вы будете молчать в то время, как все ищут убийцу, то я сама лично сделаю так, что вас просто затаскают как свидетеля, понимаете? Больше того, вас обвинят в сокрытии информации, которая могла бы помочь следствию. Мне нечего терять! Вы бы видели, в каком состоянии сейчас ее родители. А дети! Не уверена, что Герман решился сообщить им правду о матери. Вера, мы долго будем здесь стоять?

– А кто в машине?

– Это неважно. Просто мой хороший знакомый. Он привез меня сюда.

– Получается, что ты нянечкой сюда устроилась специально для того, чтобы разнюхивать здесь все?

– У следователей и без того много работы. Не думаю, что они задержались бы здесь для опроса свидетелей. Вы поймите: убита молодая женщина, мать двоих детей!

– Ладно, проходи.

И она, косясь на машину, открыла калитку. Женя последовала за ней до дверей детского сада.

Впустив Женю в коридор, Вера тщательно закрыла за ними дверь и прямиком направилась на кухню, где она собиралась не только поужинать, но и, судя по всему, выпить. На столе помимо закуски, состоящей из холодных котлет, соленых огурцов и мясной запеканки, стояла початая бутылка каберне. Рядом – прозрачный графинчик с невинным компотом.

– Вот, сижу, поминаю Алену, – уже совсем другим тоном призналась она. – Уж не знаю, кто вам рассказал про меня, могу только догадываться, здесь никто не умеет держать язык за зубами, но теперь-то какая разница, когда ее уже не вернешь? А ведь я предупреждала ее, вернее, не то что предупреждала, но намекала ей, что рано или поздно все это откроется и что жена его, когда узнает, все ее кудрявые волосы повыдергивает! Но разве ж влюбленная женщина кого послушает? А что сейчас? Смерть снимает все грехи, вот так.

– Когда все это у них началось?

– Да у них и не заканчивалось. Если вы посмотрите на их школьную фотографию, то заметите, что они даже там стоят рядом, влюбленные, счастливые. Но потом случилась настоящая драма. Родители Олега…

– Олега?

– Олега Равича, мы же сейчас о нем говорим.

– Да, извините…

– Так вот, его родители как-то очень быстро свели их с Ириной, поженили. Ему и двадцати лет не было. Алена рассказывала, что собиралась себе вскрыть вены с горя, хотя какое же это горе? Так, девичье горе, от которого не умирают и которое лечится временем! Ну вот, и она, поразмыслив, решила, что это глупо, что она молода, что в нее влюблен Гера – хороший, положительный парень, который уже два раза делал ей предложение. Да и успокоилась. Но не сразу вышла за него замуж, помучила беднягу. Встречалась то с одним, то с другим, кружила парням голову, она это умеет. А потом на встрече выпускников снова встретилась с Олегом. Вот тогда-то все чувства и вернулись. Они тогда прямо с вечеринки поехали в аэропорт и купили билеты в Сочи на первый же рейс. И улетели! Уж не знаю, как он объяснил это жене и ее родителям, должно быть, придумал что-то такое, что они ему поверили. Скандала не было. И с тех пор они встречались по-тихому, тайно, и практически не расставались. Он помог ей устроиться сюда, к нам, и иногда, не так часто, конечно, они проводили время здесь, в ее кабинете. Она меня и не просила молчать, я сама все понимала. Мы, женщины, должны поддерживать друг друга. Приезжали голубки вот на такой же шикарной машине, что и ты приехала, ну или почти на такой, я в них не разбираюсь, знаю только, что иномарка дорогая, черная, блестящая. Я спала в прачечной на раскладушке, а они, говорю же, располагались в ее кабинете. Понятное дело, что были шампанское или коньяк, они закусывали не запеканкой или пряниками, как я. Он приносил большие такие, тяжелые пакеты с закусками, фруктами, икрой, дорогими напитками. Конечно, все это не съедалось, и когда они уезжали, все, что оставалось, предназначалось мне как бы за молчание. Понятное дело, что я после этого шиковала. Там мясо не мясо, рыба не рыба, икра, говорю же, конфеты… Олег совал мне всегда и деньги, и я брала, честно скажу. После того как они уезжали, я прибиралась в кабинете, проветривала, собирала постель и бросала в корзину с грязным бельем.

– И прачка ничего не замечала?

– Замечала. Подкалывала меня, все спрашивала, кого это я привожу, ведь у меня муж есть. Она до сих пор считает, что у меня есть любовник и что я ради него душусь дорогими духами. Уж не знаю, как это получалось, что от постели всегда пахло духами. Была бы наша Сусанна, так зовут нашу прачку, она армянка, такая хорошая, душевная женщина… Так вот, была бы она повнимательнее, то заметила бы, что так же благоухает и сама Алена. Ну и еще кое-что на простынях, наволочках оставалось, помада там, сами понимаете… Однажды, когда я рассказала Алене, что Сусанна меня подозревает, она попросила меня уносить использованные простыни и наволочки к себе домой, постирать. И вообще, эти простыни… Я точно знаю, что в сумке Алены, а сумки все у нее объемные – она же в них и документы носит, и продукты домой покупает… Короче, на самом дне сумки всегда лежит сложенная и уложенная в пакет простыня. Алена сама мне показывала, смеялась, говорила, что она, как пионер, «всегда готова!». Веселая была, жизнь любила и ничего, ничего не боялась!

– Вера, скажите…

– Постой. Давай еще выпьем. Котлеты, конечно, выглядят не очень аппетитно, но они вкусные. Поешь, если голодная. Хотя постой! У меня где-то апельсин был, сейчас принесу…

Женя, заслушавшись, попробовала все, что ей предложили. Детсадовская еда на самом деле оказалась вкусной, даже в холодном виде.

Вернулись к разговору.

– Скажите, а кого вы лично подозреваете? Думаете, что ее смерть как-то связана с романом с этим Олегом Равичем?

– Скажу сразу: он не имеет к убийству никакого отношения. Он любил ее, просто обожал, они были родными людьми! Хотя… Постой, они как-то поссорились и не встречались целый месяц! Алена приходила ко мне, мы с ней винцо попивали, она рассказывала, как страдает. Что Олег приревновал ее к кому-то. Что-то он про нее узнал… И поначалу ее это бесило, она тогда постоянно твердила, типа, да кто он мне такой, чтобы ревновать?

– Так у нее еще кто-то был?

– Да кто ж ее знает? Может, и был. Но целый месяц она страдала, звонила ему…

– А ее муж ничего не знал об этом романе? Он мог бы просмотреть сообщения, звонки Равича…

– У нее же было два телефона, это я точно знаю. И тот, второй, тайный, был записан точно не на нее. Поэтому Герман никогда бы ничего оттуда не узнал.

– А какие отношения у нее были с мужем?

– Прекрасные, ты не поверишь! Да они вообще считались прекрасной парой! Нет-нет, Герман ничего не знал.

– Вера, так кто и за что мог ее убить? Удушить? За что? Вы же тоже думали об этом.

– Первое, что мне пришло в голову, – это Ирина Равич, жена Олега. Такая с виду интеллигентная женщина, интересная внешне, честно скажу. Сначала она преподавала где-то в университете, что ли, потом бросила работать, увлеклась живописью, стала ходить на занятия к известному художнику, потом схлестнулась со студентом, тоже художником. Алена говорила, что у них роман, но Олегу на это наплевать. Получается, что они жили каждый для себя…

– Но если каждый жил своей, как вы говорите, жизнью, то зачем же ей было убивать Алену?..

– Да кто ж их там знает? Знаете, какой была Алена? Дерзкой, за словом в карман не лезла. Может, Ирина эта застала их, увидела вместе. Знаешь, как это бывает? Знать – это одно, а увидеть – совсем другое, бьет по нервам. Может, затаила злобу на любовницу мужа, а потом на эмоциях и напала на нее.

– Но ее удушили! Это же какую силу надо иметь! – воскликнула Женя, хотя что ей самой-то было известно о деталях убийства, кроме того, что Алену задушили подушкой…

– Вы все на Равича намекаете? Что это он мог сделать? Не знаю… Сама знаешь, от любви до ненависти один шаг. Может, и он от ревности силы не рассчитал. А может, у них игры такие были сексуальные и он нечаянно ее придушил. Потом испугался да и отвез ее труп на пустырь. Не знаю.

– А что здесь? У нее были враги?

– Не то чтобы враги… Заведующая ее терпеть не могла, это факт. И в то же самое время побаивалась, говорят, ее. Вроде бы наша Драконовна взятки крупные брала – по двести тыщ (!), – чтобы ребенка сюда устроить. И что родителей, то бишь клиентов, поставляла ей как раз Алена.

– А она сама взяток не брала?

– Вроде бы нет. Но это с ее слов. У нас проверка была, кто-то пожаловался, но быстро все уладили. Все сделали чисто, не подкопаешься. Конечно, они с завхозом нашим кое-что проворачивали, подворовывали… Я сама видела, как Алена поздно вечером приезжала и выносила тяжелые сумки. Потом прыг в такси – и нет ее.

Тут вдруг Вера умолкла. Лицо ее сделалось красным. Поняла, что сказала лишнего.

– Ты это… того… Забудь, что я сказала. Это наши, внутренние дела. И за это уж точно не убивают.

– Заведующая, значит…

– Она трусиха, нервная. Нет, про нее забудь, она никогда не сделала бы такого. Кишка тонка. Она, может, и берет взятки, но точно с кем-то там, наверху, делится. Она же и сама всем взятки дает, подарки покупает. Повязана крепко. Одних сервизов сколько покупала и отвозила кому надо… Но, говорю, это точно не имеет отношения к Алене.

– Значит, кроме заведующей, она ни с кем не конфликтовала?

– Нет… Но у нее подруга есть, Галя. Они сто лет дружат, Галя часто у них бывает. Алена мне как-то со смехом сказала, что Галя влюблена в Германа. И что это очень заметно.

– Они были любовниками?

– Я свечку, как говорится, не держала, но всякое может быть. Но Герман… Он не такой. Хотя разве в таких делах можно что-то знать точно? Мужики, что с них взять?

– Какая она, Галя?

– Ну, во-первых, она не замужем. Во-вторых, симпатичная. Одевается ярко, помада у нее всегда красная. Эффектная такая женщина. Фигурка хорошая, грудь шикарная. Кто знает, может, и было у нее с Германом что-то. Может, поехали на дачу все вместе, выпили да и согрешили, пока Алена спала? Но чтобы убивать ее…

– Из ревности и убивают, – осторожно заметила Женя, провоцируя сторожиху на новую откровенность.

– Я знаю, что Алена относилась к ней, несмотря на любовь Галки к Гере, с теплым чувством, помогала ей деньгами, в долг часто давала. Иначе как бы Галка могла на зарплату воспитательницы покупать себе дорогие туфли, к примеру, сережки с изумрудами… Копила, типа. Да ты попробуй накопи, когда у тебя зарплата тридцать… Хотя постой. Галка, она квалифицированный специалист, у нее полтинник выходит. Может, правда накопила? А что? Детей у нее нет, питается в саду. Вполне может и накопить. Не знаю я, короче! Я вообще не люблю считать чужие деньги. Но что бы Галка наша могла убить Алену, чтобы прибрать к рукам Германа, – ни за что не поверю! Это какие же чувства надо иметь, сойти с ума от любви разве что!

Женя взглянула на телефон – время! Как же долго она здесь находится! Борис ее там уже заждался! И снова это неприятный холодок, этот страх, что, вернувшись, она окажется под прицелом его упреков.

– Вера, спасибо, что уделили мне время.

– Если что – я тебе ничего не рассказывала, ты поняла меня? – снова засуетилась, занервничала женщина. – Все рассказала, чтобы ты поняла: в садике у нас убийц нет. А Равич… Вот его пусть и проверяют! У них семейка та еще! Вроде интеллигенты, а кто знает, что у них внутри? Ты обещаешь мне, что меня не станут вызывать в полицию или куда там?

– Обещать не могу, но все, что узнала, расскажу следователю, попрошу, чтобы вас не тревожили понапрасну. Тем более, вы же и сами сказали, что в садике никого не подозреваете. Ну а что касается Равича… Думаю, он и сам все расскажет, когда ему начнут задавать вопросы. А вы можете мне пообещать, что никому не расскажете, зачем я устроилась нянечкой в ваш садик?

– Могила! – И сторожиха натренированным жестом, соединив большой и указательный пальцы правой руки, провела ими по своим губам. – Ты иди, я потом за тобой калитку запру.

Конечно, Женя не могла точно знать, потревожат ли Веру как свидетельницу или нет. Но откуда им вообще о ней знать? Свидетель Вера – это исключительно результат ее разведывательных действий в детском саду. А потому – вряд ли. Да и роман чиновника Олега Равича и Алены Карамеловой пока что никак не указывает на связь с убийством. Мало ли супругов ходят налево, не убивать же всех. Но проверить этого Равича, продавшегося влиятельной семье вместо того, чтобы жениться на любимой девушке, конечно же, стоит.

Женя возвращалась к машине с чувством человека, который переоценил свои возможности и потревожил людей надуманными предположениями, как если бы она хотела не столько помочь следствию, сколько произвести впечатление на близких, а заодно продемонстрировать свой талант сыщика.

И что в результате? Что такого важного она узнала от сторожихи? И стоило ли это того, чтобы она лишила сна и без того утомленного и занятого действительно важным делом Бориса?

Вот как она сейчас посмотрит ему в глаза? Он же спросит: как дела? Удалось ли ей узнать что-то важное, что поможет следствию?

И что она ему ответит? Да, узнала, что у жертвы был любовник, продажный чиновник.

Конечно, можно и эту информацию представить как исключительно важную, мол, раз он в свое время спокойно предал Алену, женившись на дочери крупного чиновника, то что ему стоит теперь избавиться от любовницы? Предположим, его брак пошатнулся из-за Карамеловой и ему пришлось выбирать между ней и женой. Как там Вера о ней отозвалась? Мол, за словом в карман не полезет. А что, если она встретилась с женой Равича и рассказала об их романе или… Или только собиралась сделать это (сюжет дешевой мелодрамы с криминальным уклоном!), и вот, чтобы спасти свой брак, Равич убивает дерзкую Алену!

Получается, что, может, и не зря она встретилась со сторожихой?

Женя позвонила Реброву:

– Прости, что разбудила…

– Нисколько не удивлен… – сонным голосом отозвался Валера. – Надеюсь, ничего не случилось?

– Его зовут Олег Равич! – выпалила она и в двух словах рассказала ему обо всем, что ей только что удалось узнать от Веры. – Постарайся утром выяснить все про этих Равичей, хорошо? Еще раз извини, что разбудила…

– Ты молодец. Спасибо.

– Спокойной ночи, Валера.

– Спокойной ночи.

Женя вышла за ворота и была удивлена, напугана, когда увидела, что Бориса в машине нет. Это еще что за номер? Он что, решил ее проучить, наказать и бросить здесь одну? А сам что же, взял такси и вернулся домой?

Машина была открыта. Женя села и заплакала.

Слезы ее мгновенно высохли, когда она увидела приближающуюся тень. Борис! Она и не поняла, откуда он взялся. Как будто бы из кустов, тянувшихся вдоль высокого забора детского сада. Что он там делал? Захотел в туалет?

– Привет! – неожиданно для Жени весело воскликнул Борис, усаживаясь за руль. – Ну что, сыщица моя, поехали домой? Или еще какие дела есть в Москве?

Отчего он так веселился? Или у него это истерика такая? Мужская?

– А ты где сейчас был? – осторожно спросила она мужа. – Что делал в кустах?

– Да не в кустах я был! Вошел и вышел через калитку. Все время, что ты находилась на кухне и разговаривала с этой хитрющей бабой, я был под окном и почти все слышал.

Точно! Окно-то было приоткрыто!

– Что мне еще оставалось делать? Не мог же я все это время сидеть в машине и слушать музыку, не зная, что с тобой, не грозит ли тебе опасность.

– Значит, ты подслушивал?

– Ну да, говорю же.

– И что?

– Да то, что ты права, днем эта Вера уж точно ничего бы тебе не рассказала. И ты правильно сделала, что приехала сюда ночью, застала ее врасплох…

– Так ты не злишься на меня?

– Ты зачем Реброва разбудила? – ответил он вопросом на вопрос.

– Слышал, значит… А чего не подошел?

– Боялся, что ты испугаешься. Ты же думала, что я в машине…

– Ну да… Знаешь, может, я и напрасно его разбудила, но мне так не терпелось сообщить ему имя любовника Алены! Борис… Ты чего молчишь?

– В смысле?

– Я спросила тебя: ты не злишься на меня?

– За что?

– Ну, что я поехала сюда ночью… что тебе спать не дала.

Машина уже мчалась по пустынной в этот час Большой Полянке в сторону Ордынки.

– Женя, скажи, ты что, действительно считаешь, что я не понимаю тебя? Твоего стремления быть полезной и заниматься любимым делом? Просто поначалу ты и сама как бы не могла определиться, чем хотела бы заниматься. Я был уверен, что твое призвание – это сады, растения… Ну, может, еще занятия живописью…

– Но все это может идти параллельно… – встрепенулась Женя, радуясь тому, что Борис в курсе ее увлечений, что он неравнодушен к ней и даже как будто бы понимает.

– Но теперь я понимаю тебя еще больше. Но в таком случае тебе на самом деле нужно учиться, и я помогу тебе, как я уже до этого говорил. Ты справишься! Признаюсь, конечно, мне, как и всякому мужику-эгоисту, было бы спокойнее, если бы моя жена сидела дома и воспитывала ребенка, чтобы занималась хозяйством. Но кто знает, быть может, я потерял бы тогда к тебе интерес? Ты превратилась бы в огромную такую толстую бабищу…

И тут Женя, забыв в эту минуту, что Борис – серьезный человек, адвокат и строгий муж, которого она почему-то побаивалась и постоянно от него что-то скрывала, с размаху заехала ему по уху:

– Я тебе покажу толстую бабищу!

Он хохотал! Да так заразительно и был таким веселым, спокойным и, быть может, даже счастливым, что и она расхохоталась.

Внезапно машина сделала вираж, остановилась на обочине, и Борис притянул Женю к себе, обнял ее и поцеловал. Затем еще и еще.

– Ты пойми, Женька, я так боюсь за тебя, так всякий раз переживаю, когда ты исчезаешь и мчишься куда-то с Тоней, чтобы кого-то там спасти или найти… Когда ты встречаешься с незнакомыми людьми, от которых можно ожидать чего угодно! В отличие от тебя, мне по работе приходится иногда сталкиваться с самым настоящим злом! С очень опасными людьми и настоящими преступниками и убийцами, которых мне приходится защищать, хотя некоторые из их выглядят, поверь, как обычные люди и у них на лбу не написано, что они убийцы или насильники. А у тебя-то такого опыта нет! Ты внедряешься в среду, входишь в доверие, чтобы собрать информацию, и не подозреваешь, что тебя в любую минуту могут убить, понимаешь ты? Просто потому, что человек понимает: он сказал что-то лишнее, ты стала опасной для него.

Она слушала его, кивала, хотя на самом деле ей хотелось, чтобы он уже замолчал и продолжил целовать ее.

…Когда он отпустил ее и машина снова тронулась с места, Борис вдруг сказал:

– Я наведу справки об этом Равиче. Кто знает, может, он на самом деле таким вот «убийственным» образом решил сохранить свой брак, свое положение в обществе… Мало кто способен отказаться от сытой и комфортной жизни, от власти, наконец, и разрушить все то, что создали для него родители его жены, я имею в виду конкретно этого человека, Равича. Или же, как у вас там прозвучало, Алену убила его жена… И такое случается, к сожалению.

– Я должна познакомиться с ней, с этой Ириной, – выпалила Женя, решив поделиться своим планом. – Не думаю, что это будет опасно. Если это она приговорила Карамелову, то вряд ли сделала своими руками. Наняла кого-то…

– Не скажи, – вздохнул Борис, и машина нырнула в Добрынинский тоннель. – Иногда безопаснее сделать все самой, чтобы не оставлять свидетелей… Вот так-то, моя дорогая.