Забытые крылья
– Нет, так не годится. Я поеду встречать. И поселю ее в Сокольниках или в Кратове. Места всем хватит.
– Если Марине будет удобно жить на Плющихе, я с удовольствием. Приезжайте вместе. Лешкина комната пустует, Марина ведь как раз там и жила.
– Спасибо, Вадь. Не хочу тебя беспокоить. Тем более у тебя выставка на носу, а нам с мамой надо о многом поговорить. – Надя уже выехала за МКАД и почувствовала, как город ослабляет хватку на ее горле. – Двадцать лет – не шутка.
– Конечно, Надюша. Я понимаю. Рад, что вы встретитесь по такому поводу и наконец все сможете обсудить.
– Спасибо, да. И за повод спасибо. – Это прозвучало слегка иронично, но Надя не стала извиняться. К Вадиму наконец пришел успех, который понижает чувствительность к мелким уколам. – Вадь, прости, я устала сегодня очень, давай прощаться? Я уже подъезжаю, сейчас буду разгружаться…
– Конечно, конечно!
Хотя с момента ее переезда за город прошло уже достаточно времени, она до сих пор не привыкла к этому новому Вадиму: сговорчивому, мягкому, предупредительному. Общаться с ним стало гораздо удобнее, чем раньше, но в этой перемене было и что-то несимпатичное. Двадцать лет отстраненности, погруженности в себя, длинных приступов мрачной задумчивости и чуть ли не грубости – и вот, пожалуйста. Стоило уйти из дома – и он мил и нежен, чуть ли не игрив.
«Мне бы радоваться, а я злюсь», – упрекнула себя Надя, останавливая машину перед воротами дома.
* * *Надя звонила с дороги, но Света не сняла трубку. Может, включила беззвучный режим? Ложится она поздно, и каждый раз, когда уставшая Надя приезжает из Москвы после рабочего дня в своей страховой и вечернего объезда гипермаркетов и художественных магазинов, подруги вместе перетаскивают покупки в дом. Сейчас, по их меркам, и вовсе не поздно, но Светка не откликается.
Надя сама открыла ворота, загнала машину в гараж и, с удивлением глянув на светящееся окно гостиной, вошла в дом. Дверь была не заперта. Значит, Света еще не ложилась, ведь на ночь дверь всегда закрывали на ключ.
– Свет? Света! – Дети, конечно, уже спят, но даже негромкий зов подруга обычно слышала.
Тишина.
На кухне, окна которой не было видно от входа, тоже горел свет. У шкафчика под раковиной валялась пустая бутылка из-под водки – похоже, недорогой, такой марки Надя даже не знала. Но в остальном был полный порядок. Сунув бутылку в ведро, она заглянула в шкаф над раковиной и увидела в сушилке поблескивающую свежевымытую рюмку. «Да что же происходит, в самом деле?» – Надя быстро поднялась на второй этаж и подошла к спальне Светланы. Оттуда доносился негромкий храп.
«Мужика привела? – предположила Надя, но сразу отмела эту мысль. – Не при детях же».
Преодолевая смущение, смешанное со страхом, Надя просунула голову в неплотно прикрытую дверь и увидела, что полностью одетая Светлана лежит поверх одеяла, широко раскинув руки, и храпит. В комнате сильно пахло перегаром. Надя с отвращением поморщилась:
– Это еще что за номер? Она тут полы водкой мыла, что ли? – Передернув плечами, Надя спустилась вниз, заперла входную дверь и начала готовиться ко сну.
Нет, Светка не могла напиться до отключки, это просто невозможно. Она же не алкоголик. Видимо, просто устала, ну, может, выпила рюмку, чтобы лучше заснуть, и с непривычки ее сморило. Запах, конечно, в комнате ужасный, но, может, она случайно пролила водку, например, на футболку?
«Пойти ее раздеть?» – прикинула Надя, но весь жизненный опыт сразу воспротивился этой мысли. Она с детства знала, что раздевать и укладывать пьяного – дело тяжелое и небезопасное. Пьяный может ударить, его может стошнить, да и переворачивать невменяемого человека, снимать с него одежду – то еще удовольствие. Дед Юрий Иванович, который тихо и горько пил всегда, сколько помнила Надя, проходил через разные стадии падения на глазах у жены, дочери и внучки. И если у Марины периодически возникали порывы «уложить по-человечески», то Галина Дмитриевна была категорична: напился, значит, пусть валяется. Проснется – разберется сам. В последние годы жизни, которая получилась у него совсем короткой, всего-то шестьдесят два года, Юрия Ивановича не раз приносили домой в состоянии полного анабиоза. Приносили, стыдясь и отводя глаза, соседи или коллеги, перед которыми было особенно трудно держать хорошую мину.
Но, открывая дверь людям, заносившим в квартиру бесчувственного инженера Семенова, домашние напускали на себя строгий и отстраненный вид. Это умела даже Надя, которая пересеклась с дедом в жизни всего на десять лет. Их отстраненная реакция была максимально удобной для всех: не роняла достоинство участников сцены, не требовала ни от кого эмоциональных вложений. Принесли, положили, спасибо, до свидания. Рыдать, извиняться, показывать слабость – кому бы от этого стало легче? Повинуясь воле Галины Дмитриевны и щадя ее чувства опозоренной и нелюбимой жены, Марина и Надя принимали отчаянное пьянство отца и деда с горьким фатализмом.
У правила «проснется – разберется» был еще один плюс: игнорируя дурно пахнущее существо, храпящее на полу в прихожей, они как будто продолжали вести нормальную жизнь. А дед действительно всегда разбирался сам: просыпался, поднимался и кое-как добирался до ванной, откуда примерно через час появлялся вполне выпрямившийся, чисто выбритый (конечно, электрической бритвой, потому что руки у него дрожали почти постоянно) – и с независимым мрачным видом шел на кухню, чтобы пропустить маленькую перед работой. Щедро облив шею и щеки французским одеколоном из большого, похожего на сосульку флакона с притертой пробкой, Юрий Иванович уходил на службу. Несмотря на тяжелую зависимость, он оставался классным специалистом. Марина пару раз заикнулась о лечении, но Юрий Иванович кодирование или другую наркологическую помощь отверг категорически, а насильно вылечить пьющего человека, как известно, нельзя.
Надя тихонько заглянула в детские спальни и убедилась, что все кровати заняты мирно сопящими воспитанниками.
«Не буду я ее трогать, – решила Надя. – И детей разбудим, и ей весь сон собью. Пусть отдохнет. Ничего, утром проснется, приведет себя в порядок, и все будет хорошо».
Перетащив покупки в дом, Надя поняла, что в последние дни уместилось какое-то невероятное количество событий – и это даже хорошо. Иначе от новости о приезде мамы она бы, наверно, не спала неделю. Раньше у нее часто случалась бессонница, а в Кратове нужда в снотворном отпала. Потянувшись к лампе, чтобы выключить свет, она взглянула на массивную, сплошь покрытую причудливой резьбой металлическую шкатулку на столике у кровати.
«Забавно получается. Я снова в доме, который обожала с детства, и рядом мамина шкатулка. Кажется, чтобы по-настоящему повзрослеть, нужно научиться возвращаться в прошлое», – подумала она и соскользнула в сон.
Глава 7
Прохоров с удовольствием потянулся, разминая застывшие от бумажной работы мускулы, и улыбнулся. Все же не зря он ввязался в это дело. Будто чувствовал интересный поворот. Выглянув в коридор и убедившись, что у кабинета номер четырнадцать никто не ожидает приема, он аккуратно прикрыл дверь и набрал номер коллеги из Следственного комитета.
– Сергей? Привет, Прохоров беспокоит. Можешь сейчас говорить?
Им потребовалось всего несколько минут, чтобы обсудить ситуацию и определиться с ходом расследования. Месяц назад, когда заплаканная девушка принесла в полицию заявление об исчезновении Максима Воронцова, ее никто не принял всерьез. Гражданка Набокова оказалась достаточно напористой, чтобы заявление у нее приняли: не поленилась выяснить, что по закону инициировать розыск могут не только родственники, но любые люди, которые обеспокоены пропажей. Однако искать Воронцова всерьез никто не собирался.
Ну подумаешь, мужик сбежал. Передумал жениться, не захотел разборок и слился по-тихому, никому не причинив вреда. По статистике, в одной Москве так исчезает порядка десяти тысяч человек в год – просто испаряются, не оставив родным и близким ни адреса, ни телефона. Не звонят и не пишут, и не находят их потом ни среди живых, ни среди мертвых. Есть ли в этом криминал или нет – навскидку не скажешь. Ведь желание обнулить собственную жизнь время от времени возникает у каждого. Поэтому к таким случаям в полиции относились спокойно.
Но сейчас в деле появился новый интригующий аспект: имя пропавшего совпадало с именем выгодоприобретателя по крупному страховому случаю. Причем компания, в которой Воронцов рассчитывал получить страховую выплату, была местом работы и покинутой невесты Натальи Набоковой, и Надежды Невельской, с которой предприимчивый бизнесмен пытался познакомиться раньше.
– А в чем там страховой случай, Паш? – поинтересовался коллега из Следственного комитета.
– Воронцов в начале года застраховал в тверском областном филиале компании строительство коттеджного поселка, а во второй половине мая вся стройка внезапно сгорела. Причем, судя по фотографиям, остались одни головешки. Страховщики сейчас по своим каналам будут выяснять, как заключался договор и что там на самом деле случилось, а пока приостановили выплату.
– Кто приостановил, регионалы?
– Нет, в центральном офисе, в Москве. К ним этот кейс поступил из Тверской области на контроль, но как полностью готовый к компенсации.
– Интересно, – протянул Сергей. – Слушай, а может быть, нам присмотреться к гражданке Набоковой?
Прохоров прищурился и сказал:
– Хорошая мысль! Но как это оформить? У нас же только предположения, с таким набором санкцию не получить…
– Да не волнуйся, все сделаем, – усмехнулся Сергей.
– Ну отлично тогда! Давай понаблюдаем пару дней, а потом я ее приглашу побеседовать.
* * *Вольготно развалившись на диванчике в тихом кафе на углу Тверской и Большой Садовой, Катя Перепелица осмотрела нарядный интерьер со множеством зеркал на колоннах и осталась довольна: заведение нерядовое, культурное. Недаром по соседству с залом Чайковского. Все-таки умеет Наташка выбирать места для встреч.
– Тебе не кажется, что это немного шизофренично – покупать свадебное платье, когда жених куда-то делся? – Наташа надеялась, что знает, каким будет ответ школьной подруги.
– Мне – не кажется. И никому не покажется, особенно если ты никому не будешь рассказывать, что твой Воронцов куда-то слился. Ты что, думаешь отменить? – Катя требовательно уставилась на подругу, которая в нерешительности пожала острыми плечами. – Даже не думай! Едем, пьем там халявное шампанское, выносим мозг обслуге и вообще по полной программе наслаждаемся процессом!
– Ну окей, хорошо, – покладисто вздохнула Наташа. – Кать, я понимаю, как я тебе осточертела с этим вопросом, но куда он делся, а? Как ты думаешь?
– Я вообще без понятия. Но мне что-то подсказывает, что он жив и здоров.
– Ой, да. – Наташа посмотрела на подругу встревоженно. – Ну конечно, жив. Иначе мы бы уже узнали, правда?
– Ну естественно. Его же ищут. Если что, уже нашли бы. А насчет мотивов… Ну выяснишь, когда он вернется.
– Думаешь, вернется? – Надежда в Наташиных глазах вспыхнула мгновенно.
– Да запросто. Мужику, прежде чем он женится, просто необходимо побыть в одиночестве, вне зоны контроля. – Катя подмигнула. – Мне, кстати, здорово полегчало, когда я это поняла. Ушел – не гонись, замер – палочкой не тыкай. Будет готов, сам придет. И твой Максим еще тыщу раз успеет вернуться, до свадьбы времени – вагон. Ты, кстати, на его страницу во «ВКонтакт» давно заходила?
– Пять минут назад, – призналась Наташа. – Последний раз был онлайн в тот день, когда пропал.
Охватившее ее на пару минут острое ощущение счастья снова сменилось унынием.
– Ну или просто у тебя будет шикарное платье, которое наденешь в следующий раз, – оптимистично заметила Катя, слизывая взбитые сливки с длинной ложечки, которой размешала кофе. – Если не разжиреешь, конечно. А ты не разжиреешь, потому что ты широко известная ведьма.
– Да, блин, хоть с этим повезло. – Наташа с удовольствием посмотрела на свои худые запястья, и на душе у нее стало полегче.
– Может, у тебя глисты, а? – с надеждой спросила Катя и сложила брови домиком. – Мне вот достаточно посмотреть на тортик, сразу толстею. А ты жрешь, как конь, и все равно тощая.
– Да ну ты что придумываешь! – возмутилась Наташа. – Ты вот сейчас на нас посмотри: я пью черный кофе и воду, а ты и кофе со взбитыми сливками, и торт, и еще мороженое. А потом начинается – глисты, ведьма…
– Ой, слушай, а я тут прочитала, что тощие люди просто совершают много мелких незаметных движений, представь? – Катя плотоядно осматривала кусок шоколадного торта, который, с Наташиной точки зрения, совершенно не представлял гастрономического интереса.
– Это как?
– Ну вот так. Я, предположим, сижу спокойно. А ты качаешь ногой или барабанишь пальцами – и так сжигаешь кучу калорий, просто незаметно. – Катя положила в рот кусочек и с тихим стоном закатила глаза. – Все, что с шоколадом, я готова есть круглосуточно.
– Да наверняка, Кать. – Наташе даже на фоне свалившихся на нее неприятностей было смешно слушать подругу. – Ты только представь, сколько нужно ногой качать, чтобы сжечь те пару тысяч калорий, которые ты сейчас слопала. Причем это даже не обед, а так, перекус после завтрака.
Катя окинула оценивающим взглядом свое пиршество, сравнила с заказом Наташи, вздохнула и призналась:
– Ну, если совсем честно, мне пофиг. Я слишком люблю поесть.
– Ну и правильно. И между прочим, ты и так отлично выглядишь. И с личной жизнью полный порядок. Тебе вообще совершенно незачем худеть, раз все хорошо, – Наташа говорила вполне искренне, но было видно, что ее мысли уже потихоньку убегают в другом направлении, и Катя привычно переключилась: они с давних пор говорили в основном о Набоковой, а сейчас у нее и правда была экстренная ситуация.
– Так, ну давай не раскисай. Реально, ничего страшного пока не случилось. Давай поищем плюсы, а? Как мы обычно делаем?
Наташа посмотрела на подругу с нежностью. Вот человек! Всегда знает, как поддержать. Катька и выслушает одно и то же сто раз, и все детали обсудит. При этом ей совсем ничего от Наташи не надо, она не завидует и не злорадствует. Да, Катька Перепелица (которая в замужестве зачем-то стала Новиковой, но среди школьных подруг все равно называлась как раньше) – реально самый лучший на свете друг.
– Перепелица, я тебя, конечно, люблю. Но какие тут могут быть плюсы… Вот представь, я просыпаюсь одна. Шарю рукой: где любимый? А его нет. Ну ок, думаю, наверно, в душ пошел. Листаю фоточки со свадебными платьями… А Макса все нет. При том, что он мне каждый день кофе в постель носил, если только не убегал на работу на рассвете. А тут суббота. И никакого кофе. И я встаю, чтобы его найти, и иду, и ищу… А его нет нигде. – Наташины губы задрожали, пальцы вцепились в остывающую чашку.
– Ну-ну-ну! Дорогая! Давай по порядку. Проснулась где? В хорошей квартире, которую твой Воронцов оплатил на полгода вперед, так?
– Так, – кивнула Наташа.
– Отлично! Самый центр, тебе пешком до работы пять минут, круто же! Это первый плюс. – Катя изо всех сил излучала позитив и старалась передать Наташе свою уверенность в лучшем, хотя и считала, что положение у подруги незавидное. – Второе: телефон у тебя какой?
– Ну какой? Какой мечтала, – Наташа улыбнулась. – Да, «Айфон» последний он мне купил.
– Ну вот видишь! Дальше что у нас? Кольцо.
– Кольцо – вот оно, – с готовностью вытянула руку покинутая невеста, и приличного размера камешек успокаивающе сверкнул мелкими голубоватыми бликами.
– Ну класс! Спасибо тем, кто придумал этот обычай с помолвочными кольцами, – воскликнула Катя. – Вот у меня, например, помолвочного вообще не было!
– У тебя зато есть обручальное! И твой Сереженька никуда не делся, и свадьба у вас была, как у людей, и живете вы душа в душу уже который год. И по сравнению с этим все мои айфоны, кольца и съемная квартира – полная фигня, – голос Наташи опять задрожал, она отодвинула чашку с кофе и глотнула воды из высокого стакана.
– Зайка, может, все-таки тортика, а? Попробуй, вкусный! – Катя посмотрела на отчаявшуюся подругу с таким теплом, что сердиться на нее за неуместное замечание о кольце было никак невозможно.
– Да иди ты лесом, Перепелица, родная моя. – Наташа отмахнулась узкой кистью и продолжила с каким-то ожесточением: – Ты, слава богу, живешь в законном браке. А я до своего Макса ни дозвониться, ни дописаться не могу. Кать, он меня в «Вотсапе» заблокировал! Ну ты представь? Будущую жену!
Катя молчала, делая вид, что смакует мороженое. С ее точки зрения, все было ясно – никакая ему Наташка не будущая жена. У Макса этого явно поехала крыша, и он слился куда-то, замел следы, и если и появится, то уже сильно позже назначенной даты свадьбы. А может, и совсем не появится. Но сейчас говорить об этом невозможно: у Наташки точно начнется истерика.
– Слушай, ну как минимум мы знаем, что он не женат. Правда же?
– Это правда. У женатых заявление о браке не принимают. – Наташа было повеселела, но тут же озабоченно добавила: – Хотя мы же через «Госуслуги» подавали заявление… Может, там какой-то сбой?
– Никакого сбоя, Наташк, ты чего? Это же большой брат, у него все как в аптеке! Всяко надежнее, чем просто в загс отнести документы – там-то как раз могут и не знать. Мало ли, вдруг он паспорт потерял и с новым пришел жениться.
– Это как это? Многоженец, что ли? – Если бы Наташе было побольше лет, она схватилась бы за сердце, но в свои двадцать восемь она только еще сильнее побледнела, приблизившись к цвету белоснежных салфеток.
– Никакой не многоженец! – Катя от возмущения даже повысила голос. – Набокова, уймись. Воронцов твой не женат и никогда не был, ты сама рассказывала.
Наташа помолчала и спросила дрогнувшим голосом:
– Кать, как ты думаешь, он вернется? Только честно?
– Честно, Набокова? Я не знаю. И мне пофиг. – От гнева на мужчину, который обидел ее подругу, Катя раскраснелась и теперь говорила пылко и с напором, навалившись пышной грудью на каменный столик. – Мне важно, чтобы ты была счастлива. Здесь и сейчас. И по возможности в будущем. А сумеет ли этот веник тебя сделать счастливой, еще пока ясности нет! Так, давай допивай свою воду и поехали мерить платье!
– Да почему веник-то? – Наташа была на грани отчаяния, но сдержать смех не могла все равно. – Нормальный мужик, за что ты его так?
– Да фиг знает, просто подходит ему. Все, идем! – Катя решительно схватила подругу за тощую руку и потащила к выходу из кафе.
* * *– Я все время знаешь о чем думаю? – брюзгливо, как-то по-старушечьи говорила Наташа. – Почему он никакой записки не оставил? Не позвонил, не написал…
– Набокова, любовь моя, хватит уже, а? Денег оставил? Целых пять штук евро! Платье оплачено? Вот и радуйся. Вернется – все обсудите. Короче, сменили тему! Совсем не обязательно, чтобы в салоне слышали твои причитания.
Крепкой рукой Катя рванула стеклянную дверь и первой вошла в помещение, которое было призвано символизировать сбывшуюся девичью грезу: сплошные драпировки, множество украшений из хрусталя, стразов и гипса, тихая музыка и разлитый в воздухе тонкий цветочный аромат – впрочем, дорогой и неназойливый. На расположенных вдоль стен длинных кронштейнах топорщились в кондитерском изобилии белые, молочные и цвета шампанского подвенечные наряды в прозрачных чехлах.
– У нас примерка на двенадцать назначена. Наталья Набокова! – решительно проговорила Катя, давая подруге несколько секунд, чтобы опомниться и принять соответствующий случаю вид.
– Конечно, конечно, проходите, пожалуйста, мы вас ждем, – промурлыкала хорошенькая брюнетка на ресепшен. – Желаете шампанского?
– Обязательно! – Катя с размаху плюхнулась на круглый, обитый темно-розовым атласом диванчик перед невысоким подиумом.
– Момент, я вернусь к вам с напитками, платьем и Эрнестом! – лучезарно улыбнувшись, девушка упорхнула куда-то за кулисы.
Катя обернулась к подруге:
– Что еще за Эрнест?
– Это же их главный стилист, ты что, не видела по телеку? Он часто выступает в шоу на СТС. Макс оплатил личную примерку с ним и разработку образа для свадьбы, – вполголоса объяснила Наташа, к которой начало возвращаться хорошее настроение. В конце концов, действительно пока ничего непоправимого не случилось. Она живет в их с Максом квартире, готовится к свадьбе, а все недоразумения они как-нибудь урегулируют.
– Получаем максимальное удовольствие от процесса, – подмигнула ей с диванчика верная Катя.
Вернувшаяся из-за занавесок брюнетка поставила на низкий столик перед подругами серебряный поднос с двумя высокими бокалами и ведерком, из которого торчало горлышко бутылки, и ловко разлила вино. На лице ее было легкое замешательство:
– Я очень прошу нас извинить, но, кажется, произошла путаница с размером…
– Какая путаница? – нахмурилась Катя, а Наташа тихо покачнулась, будто вот-вот упадет в обморок.
– Ой, вы не волнуйтесь, пожалуйста! Просто мы посмотрели платье, на котором квитанция на имя Натальи Набоковой, и оно вам, очевидно, не подходит по размеру… – девушка покраснела и посмотрела на Катю так, будто от той зависела ее дальнейшая судьба. – Но вы не волнуйтесь!
– А я и не волнуюсь, – со смаком расхохоталась Катя. – Невеста у нас – она! Я уже пятый год замужем, я подруга. Ее размер подойдет?
– Ох, конечно, конечно! – Сотрудница салона взмахивала руками, как крыльями, одновременно смеясь и изображая смущение. – Простите, пожалуйста, я перепутала! Сейчас, буквально минуточку! Вы пока угощайтесь, пожалуйста!
Подруги чокнулись и сделали по хорошему глотку шампанского.
– Ох, Набокова, все-таки такая подготовка к свадьбе – это очень круто! Умеешь ты красиво все устраивать!
Наташа горделиво прищурилась, но попыталась включить скромность:
– Ну это все Макс, конечно.
– Все равно, Наташк. Вот мой Сережка как меня балует? Приготовит что-нибудь. Тортик привезет из кондитерской. Ну, цепочку золотую купит, если попрошу. В парк поехать можем. Ну, на море, конечно, – в олинклюзив, но пока дальше Турции не забирались. – Шампанское в Катином бокале быстро убывало. – Свадьба тоже была приличная. Но ничего такого, как у тебя… Нет у нас настоящего шика. Хотя и денег он нормально зарабатывает. Но знаешь, наверно, правду говорят, что бабы бывают разные. Я как Анка-пулеметчица – всегда готова патроны подавать. Мне и достается в жизни что попроще. А ты другая… С тобой мужикам хочется все вот это делать – и шампанское, и бриллианты, и наряды покупать, и в какую-нибудь Ниццу кататься…
– Ой, ладно тебе, Кать. – Наташа порозовела от шампанского и уже была готова иронизировать над своей ситуацией. – Пока ни о какой Ницце речи нет… И вообще, неизвестно, что лучше. Может, тех, кто патроны подносить готов, потому и берут замуж, что с ними хлопот меньше? Хотя кто сказал, что я их подносить не готова?
– Приветствую красавицу-невесту и ее дражайшую подругу в салоне «Бархатный ангел», – раздался мягкий голос, и девушки, обернувшись, увидели тонкую фигуру в тесном ярко-синем костюме-тройке и с темно-розовым, в тон обивке диванчика, платочком в нагрудном кармане. – Давайте же поможем чуду свершиться!
Волосы Эрнеста были аккуратно зачесаны назад и ненатурально блестели, очень ровный тон кожи намекал на искусное использование косметики. Благоухание его парфюма затмевало ароматы салона, а улыбка, казалось, сияла собственным светом.
– Эрнест, – выдохнула Наташа и, поднявшись с диванчика, протянула звездному стилисту тонкую руку.
Примерка началась.
Глава 8
Прохоров ответил на вызов мобильного и по привычке встал из-за стола, чтобы во время телефонного разговора подойти к окну.
– Сереж, здоров! Спасибо, что перезвонил. Я тут поджидаю гражданку Набокову, вот-вот придет. Есть по ней новости?
– Пока ничего, – отозвался коллега из Следственного комитета. – Набокова регулярно появляется в соцсетях, несколько раз в день звонит Воронцову по известному ей номеру. Его телефон отключен, в аккаунтах никакой активности. В общем, все довольно стандартно. Вот только выяснилось, что Наталья Сергеевна ездила в свадебный салон на примерку платья.
– Да ладно… Серьезно?
– Ага. Со школьной подругой Екатериной Новиковой, в девичестве Перепелицей. Сначала были в кафе на Маяковке, потом отправились в салон под названием «Бархатный ангел». Примерку проводил лично ведущий стилист… – Прохоров услышал шелест перевернутой страницы. – Эрнест Воробьев. Звезда экрана.
– Это что же означает? Она уверена, что свадьба состоится? – хмыкнул Прохоров.
– Похоже на то. Продолжаем наблюдать.
– Хорошо, Сереж, принято. На связи.
И Прохоров, бегло взглянув на часы, уставился в окно. Он был почти уверен, что Набокова совершенно чиста, но логика ее действий от него ускользала. Подать заявление на розыск, обрывать телефон исчезнувшего жениха – и при этом отправиться в салон примерять платье? Неужели все-таки сговор?..